«В начале 12-го часа ночи в лагере 21-го саперного батальона неожиданно раздалось несколько выстрелов. Заслыша их, остальные батальоны лагерного расположения – 5-й, 6-й, 7-й и 14-й – немедленно стали в ружье и приняли меры к подавлению беспорядков. Было дано несколько предварительных сигналов, а затем уже залп одной из рот 5-го саперного батальона в наступавшую толпу нижних чинов 21-го саперного батальона, после чего последняя бежала… Во время попытки к бунту чинами 21-го саперного батальона была произведена беспорядочная стрельба, во время которой оказались ранеными четыре нижних чина 14-го саперного батальона. В это же время пулей в живот навылет был убит командующий 3-й ротой 21-го саперного батальона шт. – кап. Акулов. Одновременно был избит прикладами до полубезсознательного состояния фельдфебель той же роты Иван Овсянников, скончавшийся вчера к вечеру».
Чуть более подробные сведения о пострадавших содержатся в газете «Киевлянин» (1907. 6 июня. № 155):
«Во время попытки к бунту чинами 21-го саперного батальона была произведена беспорядочная стрельба, во время которой оказались ранеными, при выходе рот на линейку, четыре нижних чина 14-го саперного батальона. Василий Кузьмин – тяжело в левую голень, с раздроблением ее костей, Савва Сисюта – также тяжело в правое колено, с повреждением костей коленного сустава, Федор Баранов – в голень левой ноги и Никифор Щеглов – раненый легко в висок».
Сообщение о гибели фельдфебеля Овсянникова оказалось ложным. В «Киевлянине» (1907. 8 июня. № 157) было помещено опровержение: «К счастью, фельдфебель Иван Овсянников, хотя и был доставлен в госпиталь в 6 часов утра в полубезсознательном состоянии, но при осмотре его оказалось, что ему нанесены незначительные повреждения головы и груди в виде ссадин и кровоподтеков. В настоящее время здоровье Овсянникова вполне удовлетворительное».
Также в «Киевлянине», (1907. 16 июня. № 164) содержится информация о выплате пособий пострадавшим: «По поручению Житомирского отдела союза Русского народа прибывший в Киев председатель сего отдела генерал-майором А.М. Красильниковым переданы были 14 июня из сумм отдела следующие вспомоществования пострадавшим во время вооруженного бунта в 21-м саперном батальоне: вдове убитого штабс-капитана О.К. Акуловой – 100 рублей, фельдфебелю Ивану Овсянникову – 40 руб., 14-го саперного батальона рядовым: Федору Баранову – 80 руб., Савве Сисюте – 80 руб. и Василию Кузьмину – 80 руб. и для него же по совету врача три бутылки рома для подкрепления».
Эти события не могли обойти стороной 14-летнего Лазаря. Он напитывался бунтовской энергией. А в свободное от работы время занимался просвещением рабочих. В частности, разъяснял обитателям ночлежки классовое содержание рассказа Максима Горького «Челкаш». Потому что не все они понимали, как с позиций пролетарской морали следует оценивать двух главных героев. «Босяцкие элементы озлобленно говорили о Гавриле, находя в нем общие, по их мнению, для крестьян черты, – от жадного, говорили они, можно всего ожидать, в том числе и предательского убийства, как это хотел Гаврила сделать с облагодетельствовавшим его Челкашом; в противоположность им по преимуществу крестьяне-безработные, не защищая Гаврилу, а даже порицая его, критиковали и Челкаша, который ворует и все пропивает – ни себе, ни людям. Они особенно и правильно настаивали на том, что не верно, не все крестьяне жадные, как говорили некоторые босяки, есть, конечно, и такие жадные, готовые ради денег на все, но в большинстве нам, крестьянам-беднякам, „не до жиру – быть бы живу“; вот мы от разорения и от нужды приехали в город и погибаем вместе с вами, того и гляди, еще и босяками заделаемся. Лично я сказал в заключение, что в деревне, как и в городах, есть и жадные, корыстные люди, но беднота и средние крестьяне – люди честные и не похожи на Гаврилу. Горький сам подчеркнул и остро осудил жадность и двоедушие Гаврилы, чтобы предотвратить падение других, склонных к этому, но никак не распространяет черты жадности Гаврилы на все крестьянство, в особенности на бедноту».
Каганович получал удовольствие от своей просветительской деятельности. К тому же еврейская молодежь, пораженная в правах, являлась отличной средой для распространения революционных идей. Постепенно сложились группы единомышленников, среди которых Лазарь был самым молодым и в определенном отношении самым просвещенным. Он рассказывал о Французской революции, декабристах, крестьянской реформе. Знакомил с содержанием брошюры Вильгельма Либкнехта «Пауки и мухи» – про то, как пауки-капиталисты высасывают всю кровь из мух-пролетариев. Эти «литературные чтения» могли плохо закончиться – достаточно было доноса в полицию.
В какой-то момент Каганович решил показать «пауку»-хозяину, что рабочие – не «мухи». И подбил других кузнецов на проявление недовольства. Дело было в том, что никакой спецодежды им не давали. Выкручивайся кто как может. Лазарь, например, нашел большой толстый мешок, сделал прорези для головы и рук и через голову надел его на себя – получилось нечто вроде робы. Остальные сделали то же самое. Но как быть с рукавицами? Наступала зима, и тут мешковина не поможет. Старые, у кого были, порвались, а без рукавиц зимой к металлу не подойдешь. Вначале хозяин отделался фразой: «А где я их возьму? Доставайте сами». Кузнецы заявили, что работают по двенадцать часов в день, искать рукавицы им некогда, а без рукавиц они на работу не выйдут. Это была угроза забастовки. И хозяин спасовал – снабдил кузнецов рукавицами. Но Каганович был наказан за подстрекательство: хозяин поставил его на более тяжелую работу, связанную с крупногабаритным металлоломом. «Я не сдавался, бодро работал, во всяком случае изо всех сил старался не показывать виду, что мне тяжело, и работал, сгоняя семь потов. Но, естественно, физически мой молодой организм с трудом выдерживал, да к тому еще и „роба“ не грела, а под ней теплой одежды не было и тем более теплого белья, свитера не было – в результате я простудился и заболел воспалением легких».
Попасть в больницу обитателю ночлежки – об этом нечего было и думать. Михаил устроил брата к знакомому большевику. Навещал больного старый врач, дочь которого тоже была связана с большевиками, а потом и сама стала большевичкой.
Молодой организм победил: Лазарь начал выздоравливать. Прощаясь, врач сказал: «Благодари родителей, что наделили тебя крепким организмом – будешь долго жить [предсказание сбылось, Каганович прожил 97 лет. – В. В.], но сейчас тебе нужен хороший уход и хорошее питание. Поезжай в деревню, там родители окончательно поставят тебя на ноги». Выздоравливающий заартачился, заявив, что останется в Киеве, но авторитетное слово Михаила возымело действие.
В деревне Лазаря встретили с радостью. Мать и отец были удручены его неважным видом, но были рады, что приехал живым, втайне надеясь, что он останется в деревне надолго. С наступлением весны Каганович почувствовал себя вполне окрепшим и заявил родителям, что ему пора обратно в Киев. Они пытались было возражать, но куда там.
На пути к отъезду вновь встала все та же преграда – деньги. Ни у Лазаря, ни у его родителей денег не было. Их следовало заработать. Как? Решили, что Лазарь будет опять давать уроки. И он стал преподавать общеобразовательные предметы небольшой группе учеников, в частности, сыновьям своего дяди Арона. Заработав за три месяца 12 рублей, он получил возможность вновь выехать в Киев.
Прибыв в Киев, Каганович попал в вихрь событий, охвативших не только этот город, но и всю Украину. В 1906 году правительство объявило украинские губернии на военном положении, а с 1907 по 1910-й – на положении чрезвычайной охраны. Полиция закрывала профсоюзы. В Екатеринославе из 80 профсоюзных организаций осталось четыре. В начале 1907 года в Киеве было 13 профсоюзов, а в 1909-м уцелело только два. В 1910 году были разгромлены все профсоюзы Одессы.
С наибольшим ожесточением власти преследовали большевиков. Руководителей большевистских организаций арестовывали и высылали. Известный деятель революционного движения на Украине Г.И. Петровский был вынужден покинуть Екатеринослав. Не раз подвергались арестам руководители большевистских организаций В.В. Боровский, С.В. Косиор, В.Я. Чубарь. К весне 1908 года социал-демократические организации Украины почти всюду были разгромлены.
Правительство всячески боролось против проникновения революционных идей в учебные заведения. Глава киевских черносотенцев Юзефович предлагал с этой целью организовать специальную полицию. Ряд выдающихся ученых в знак протеста против полицейского режима оставили работу в высшей школе. Например, из Киевского политехнического института в 1907 году ушли в отставку деканы факультетов профессора В.Г. Бажаев, А.А. Радциг, В.Г. Шапошников. Спустя некоторое время в отставку подали еще семь профессоров, несколько преподавателей и лаборантов этого же института. Известный профессор-физик Н.Д. Пильчиков не выдержал тяжелой атмосферы в Харьковском и Одесском университетах и покончил с собой. Ушел в отставку из Одесского университета известный ученый И.И. Мечников.
«Как и в первый раз, в Киев я прибыл в годы продолжавшегося промышленного застоя, безработицы и столыпинской реакции», – описывает Каганович обстановку, в которой ему предстояло снова искать себе работу. Обстановка эта и впрямь повергала в уныние. Сокращалось производство и росла безработица.
Поиски работы не увенчались успехом. Обратно на склад металлолома Кагановича не взяли. Хозяин сказал, что работы нет, не преминув язвительно добавить: «Вот привез бы из деревни свои рукавицы, тогда мы бы подумали». Официальной биржи труда на Подоле не было. Имелись только отдельные пункты, известные как места сбора безработных и их найма. Одним из таких пунктов было здание Контрактовой ярмарки у толкучего рынка. Вот туда и направился Каганович вместе с группой молодых парней. «Как и все собиравшиеся здесь безработные, мы чувствовали себя подавленными прежде всего голодом, жалким положением ожидающего, как милостыню, счастливого случая получить работу; мы были оборванные, ибо все лучшее из одежды было уже продано на толкучем рынке. Попадавшаяся время от времени работа была тяжелой и неприглядной. Больше всего это была работа по переносу тяжестей: мебели, мешков, ящиков с продовольствием и товарами. Вокруг Контрактовой ярмарки было расположено мн