Андрей прошел мимо Карин, кивнул на следующую дверь; Карин последовала за ним в большую комнату с разложенным столом для игры в шахматы и нарды.
Занавески на всех окнах задернуты.
Карин слышала только шорох полицейской формы и стук ботинок по пластиковому полу: они с Андреем шли между низкими столами.
Дверь в туалет в глубине комнаты была закрыта.
Полицейские остановились.
Из-за двери доносилось не то бульканье, не то журчание.
Карин с Андреем обменялись взглядами, и Андрей тут же отошел в сторону. Возле туалетной двери Карин вспомнила странное предупреждение – соблюдать осторожность – и дрожащими пальцами потянула ручку вниз.
Глава 42
Карин рванула дверь, отступила назад и прицелилась в темноту, но дверь захлопнулась, прежде чем Карин успела что-нибудь рассмотреть.
Она потянулась и снова открыла дверь.
В туалете никого не было.
Из незакрытого крана струйкой текла вода, с журчанием исчезая в сливном отверстии.
– Да где же все, – прошептал Андрей за спиной у Карин.
Они перешли в столовую с тремя круглыми столами. На одном стоял стакан с какао и лежал на салфетке недоеденный бутерброд.
Между столов и стульев, прямо у приоткрытой двери на кухню, Карин заметила чью-то тапку.
Андрей подошел к окну, отвел занавеску и выглянул на улицу. Оперативной группы еще не было, зато на окраине квартала виднелся белый фургон.
– Ниже по улице фургон, – тихо сказал Андрей.
Карин коротко глянула на пистолет, отодвинула стул и пошла к Андрею.
Взглянув в сторону кухни, она остановилась.
Между столов виднелась голая ступня.
– Андрей, – напряженно позвала Карин и, чувствуя, как подскочил пульс, быстро пересекла столовую.
В дверях кухни неподвижно лежала на животе крупная женщина. Через полузакрытые маятниковые двери просматривалась только нижняя половина тела.
Женщина была босой.
Розовые пятки. Почти белые морщинистые подошвы.
Выцветшие джинсы с потертыми задними карманами на больших ягодицах. На спине натянулась полосатая футболка из “Маримекко”.
Карин вытянула руку с пистолетом в сторону кухни, а другой рукой медленно отвела дверь в сторону.
И едва не задохнулась, увидев вместо волос и затылка лицо.
Женщине свернули голову.
Шею сломали с такой силой, что связки разорвались, и обнажился диск между первым и вторым позвонками.
– Что за… что тут произошло? – прошептал Андрей.
– Проверь соседнюю комнату, – слишком громко сказала Карин.
Лицо женщины было белым, губы крепко сжаты, глаза вылезли из орбит, под носом запеклась кровь.
Карин, продолжая целиться в сторону кухни, присела на корточки и коснулась запястья женщины.
Труп успел остыть – видимо, женщина была мертва уже несколько часов.
Мысли проносились одна за другой. Тревожный вызов поступил слишком поздно, перекрывать дороги нет смысла, и поддержка оперативной группы уже не нужна.
Карин встала, чтобы проверить тесную кухню, и тут услышала, что ее зовет Андрей. Проходя мимо убитой, она задела стул, и он спинкой ударился о стол.
Андрей стоял в полутемном зале, где занимались йогой и танцами. Занавески были задернуты не до конца, и круглая розовая лампа бросала отсветы на гитару, висящую на стене.
С потолка свисал, крутясь, дискотечный шар, блики плыли по стенам.
Карин проследила за взглядом Андрея, направленным в дальний угол.
Какой-то мужчина с черной бородой и мощными бровями сидел на коврике для йоги, привалившись к шведской стенке. В голове у него зияла глубокая косая рана. Лобная кость вдавилась сантиметров на пять, темная кровь заливала лицо и грудь.
Андрей пробормотал, что они опоздали, и вышел.
Карин осталась, слушая, как грохочет в ушах пульс.
Она понимала, что человек с бородой мертв, но все же коснулась его шеи.
Вытерла руку о штаны и пошла к гардеробу.
Когда она вышла на крыльцо досугового клуба, Андрей сидел на лавке перед темным деревянным столом.
Вдали завыла сирена. Какой-то мужчина с татуировкой вытащил из припаркованного поодаль фургона толстый шланг.
– Он убил персонал и похитил девочку, – сказал Андрей, не глядя на Карин.
– Похоже на то. Ты уже доложил?
– Сейчас.
Пока Андрей докладывал начальству, Карин сходила к машине и принесла рулон ленты-ограждения. Привязала конец к пожарной лестнице, обогнула чулан и деревья, протянула ленту вокруг здания, после чего стала заполнять документы, отчитываясь о принятых мерах.
Желтый свет уличного фонаря падал на листья на асфальте. В это время года фонари горят чуть не круглые сутки.
Прибывшая первой “скорая” по тротуару объехала полицейскую машину и остановилась у заграждения.
Карин подошла к бригаде “скорой”, объяснила ситуацию. Медики прошли за ней в клуб, осмотрели первое тело. Потом все вместе перешли в полутемный зал для йоги.
Карин стояла посреди комнаты, наблюдая, как врач присел на корточки перед убитым. Мелкие отблески с дискотечного шара текли по окровавленному лицу и бороде.
– Носилки, – тяжело сказал врач.
Карин подошла к окну и отвела занавеску, чтобы впустить в комнату свет уличного фонаря.
Когда она отдернула вторую занавеску, ее вдруг накрыл такой страх, что адреналин волной ударил в голову, а пульс загрохотал в барабанных перепонках.
За занавеской, прижав руку ко рту и зажмурив глаза за толстыми стеклами очков, замерла какая-то девочка.
– Дружочек, – только и смогла выговорить Карин.
Девочка, видимо, пряталась за занавеской не один час. Когда Карин осторожно погладила ее по плечу, девочка открыла глаза и покачнулась.
– Не бойся, он уже ушел, – сказала Карин.
Губы у девочки побелели, ее шатало от усталости. Ноги вдруг подогнулись, и девочка опустилась на пол. Карин встала на колени и обняла ее, чувствуя, как дрожит напряженное тельце.
– Давай я тебя понесу?
Она осторожно взяла девочку на руки и понесла ее прочь из зала, стараясь, чтобы девочка не увидела ни мертвеца у шведской стенки, ни женщину в дверях кухни.
– Кто сюда приходил? – спросила Карин, идя между столами.
Девочка не ответила. Карин, чувствуя у себя на плече ее горячее влажное дыхание, прошептала, что бояться не нужно.
Они с Андреем решили, что он останется ждать техников и полицейских из Бюро расследований, а Карин поедет с девочкой в больницу. В машине “скорой” она села рядом с малышкой, взяла ее за руку и снова спросила, от кого та пряталась, но девочка, не отвечая, лишь крепко вцепилась ей в руку. Глаза ее были полузакрыты, она уже засыпала.
Глава 43
Ларс-Эрик Бауэр очнулся с ощущением катастрофы во всем теле. Что-то было очень не так, но вялый мозг не мог переварить неожиданно обрушившиеся на него впечатления.
Было холодно, Ларс-Эрик лежал на земле, и земля, кажется, тряслась под ним.
За секунду до того, как открыть глаза, он подумал о телефонном разговоре с Кристиной.
У нее был странный голос.
Что-то случилось.
Ларс-Эрик еще никогда не слышал, чтобы в человеческом голосе было столько одиночества. Кристина раз десять попросила прощения, объясняя, что сел аккумулятор в машине.
Она подвозила сына в летный клуб в Баркарбю, к югу от Ервафельтет. На обратном пути, посреди лесной дороги, автомобиль заглох.
Кристина обзвонила несколько фирм, которые занимались эвакуацией автомобилей, но ответа не получила и осталась сидеть в машине с закрытыми дверцами, не решаясь идти через лес.
Если он выедет со стартерным кабелем прямо сейчас, то успеет вернуться домой и приготовить ужин к приходу Пеллерины.
Хотя первую встречу они с Кристиной планировали на следующей неделе; Ларс-Эрик даже забронировал столик в рыбном ресторане “Ведхольмс”.
Ларс-Эрик застонал – что-то сильно ударило его в спину.
Он открыл глаза и увидел полную луну, которая светила сквозь мелькающие над головой кроны деревьев.
Все словно во сне.
От удара по затылку свело челюсти.
Ларс-Эрик не понимал, что происходит. Он лежал на брезенте, и его тащили по тропинке через еловый лес. В затылок и спину то и дело больно били камни и корни.
Ларс-Эрик не мог пошевелить ни рукой, ни ногой; он понял, что его накачали наркотиками. Во рту пересохло, и он понятия не имел, сколько времени проспал.
Глаза слипались сами собой.
Какой-то ингалятор для наркоза, вроде употреблявшегося раньше “Галотана” с опиоидами? Сверхдоза расслабляющих мускулатуру средств, инъекция в позвоночный канал?
Мгновенная анестезия и долгий паралич.
Кажется, он угодил в ловушку.
Кристина одурачила его. Разожгла в нем интерес и заманила в лес.
Последнее, что он помнил, – это как он остановился на темной дороге.
Фары осветили машину Кристины. Лиственные деревья и кустарник на обочине казались серыми театральными кулисами.
Пеллерина как раз прислала фото своего рисунка из художественной школы, и Ларс-Эрик ответил дочери, что собака просто замечательная.
На картинке было нечто, походившее на бурый комок с четырьмя ножками.
Пеллерина объяснила, что это не собака, а лошадь по имени Сильвер. Примерно тогда же Ларс-Эрик заметил в боковом зеркале, как кто-то подходит к машине сзади.
Человек в черном дождевике странно быстро приблизился к машине, сделался кроваво-красным в свете задних фар.
Ларс-Эрик открыл дверцу, а что произошло потом, он не помнил.
Помнил только, как согнулась высокая трава, когда дверца открылась.
Как сквозняк подхватил квитанцию с парковки.
Как тихо звякнуло стекло о стекло.
Он снова уснул и очнулся, лишь когда человек, тащивший его через лес, остановился и бросил брезент.
Голова Ларса-Эрика тяжело опустилась на землю.
Он смотрел вверх, на луну, на черные верхушки елей, окружавших поляну.
Было холодно и тихо.
Ларс-Эрик открыл рот и хотел что-нибудь сказать, но голос не шел, и Ларс-Эрик мог только лежать на спине, втягивая в тебя запах мха и сырой земли.