Йона проверял опушку рощи. На земле лежал ковш погрузчика. Йона задержался на нем взглядом: ковш – хорошее укрытие для снайпера.
– Ты меня слушаешь?
– Да.
Йона отложил бинокль, закрыл окошко, повернулся и взглянул Люми в глаза, блестевшие в темноте. Когда русые волосы падали дочери на лоб, она становилась копией Суммы.
– Иногда я злилась, что у меня нет папы. Сейчас все по-другому, но в то время матери-одиночки встречались не так часто… и у нас не было ни одной твоей фотографии – как я могла это объяснить?
– Все это было необходимо.
– По-твоему, необходимо, – вставила Люми.
– Верно.
– Ты хоть попытайся представить себе, что я чувствую. Ты звонишь, требуешь, чтобы я все бросила и… черт, зря я так говорю. Но мы здесь только потому, что ты вбил себе в голову, что Юрек жив. Может, ты и на этот раз прав – мы пока не знаем, – но обстоятельства изменились, я взрослая и сама принимаю решения.
– Верно, – тихо заметил Йона.
Люми отошла от монитора и встала перед отцом, обхватив себя за плечи.
– Жизнь ведь состоит не только из попыток выжить, но и из самой жизни. Я знаю, что наговорила всякого, потому что злилась, знаю, что ты боишься за меня, что все это ради меня же. Конечно, я не такая уж неблагодарная, хотя я не так уверена, что Юрек восстал из мертвых.
– Он восстал.
– Окей, но все-таки… надо же когда-нибудь принять решение. Как мне жить с этими страхами?
– А если ты погибнешь? Если он доберется до тебя?
– Значит, так тому и быть, – ответила Люми, глядя Йоне в глаза.
– Я никогда не такое не соглашусь.
Люми вздохнула и вернулась к монитору.
Ринус сидел неподвижно, наблюдая в бинокль за свой зоной. Он не понимал по-шведски, но все же решил держаться в сторонке.
Йона открыл окошко зоны номер два и оглядел поля в направлении Эйнховена. Теплица была так далеко, что казалась блестящей точкой. Йона взял прицел ночного видения и в него рассмотрел теплицу. Излучающий свет слиток золота. Несмотря на максимальное фокусное расстояние, разглядеть темные образования за стеклом было невозможно: то ли просто растения, то ли там кто-то стоит.
Йона понимал, что не может удерживать здесь Люми против ее воли. Можно попробовать убедить ее, но решение будет принимать она.
Что бы он ни говорил, она скоро засобирается в Париж. И до этого дня он, Йона, должен остановить Юрека Вальтера.
Когда-то в детстве Йона был в Окскангаре, на финском побережье. Стоял вечер, блестела светлая вода в заливе.
Он бродил по берегу, искал письмо в бутылке.
Метрах в двадцати от берега качалась на волнах морская птица, кряква, коричневая самка, за которой плыл суетливый выводок из пяти птенцов.
Сам не зная почему, Йона не мог забыть эту картину.
Один из птенцов отстал, и на него напала чайка. Мать вернулась к отставшему птенцу и прогнала хищницу. Но тут другая чайка напала на оставшихся птенцов.
Йона закричал, пытаясь напугать чаек.
Мать, тревожно крякая, вернулась к четырем птенцам, но первая чайка снова накинулась на отставшего утенка.
Кряква поплыла назад, и чайка выпустила птенца. У того из шейки лилась кровь, птенец пищал.
Йона пытался швырять в чаек камни, но не мог добросить.
Утка-мать, видимо, не знала, что делать. Вторая чайка снова напала на четверых птенцов, она клевала их, одного хотела утащить. И утка сдалась. Она оставила отставшего птенца, чтобы спасти четырех. Первая чайка взмыла в воздух, упала на раненого птенца, схватила его за крыло и утащила с собой.
Именно так действовал Юрек.
Йона перешел к другому стулу, открыл окошко зоны номер один, осмотреть старый жилой дом и узкую подъездную дорогу. Не успел он взять бинокль, как заметил прыгающий свет.
– Машина, – объявил он.
Ринус стал проверять другие зоны, а Люми, не говоря ни слова, вставила пять патронов в снайперскую винтовку и передала ее Йоне.
Он быстро прикрутил прицел, выставил дуло в окно и стал наблюдать за машиной, приближавшейся по узкой дороге. Фары прыгали – машина попадала в выбоины на асфальте. За лобовым стеклом виднелось не меньше двух человек.
– Двое, – сказал Йона. – Остановились перед шлагбаумом.
Фары освещали дорогу до самого дома. Дверца открылась, и из машины вылезла женщина. Она огляделась, перешагнула канаву и отошла на выгон. Там она расстегнула джинсы, спустила их вместе с трусами и присела, широко расставив ноги.
– Просто остановились пописать, – констатировал Йона.
Он опустил ружье и снял прицел, однако не спускал глаз с приезжих.
Второй человек оставался в машине. Свет с приборной панели падал на кончик носа и брови.
Женщина поднялась и, застегивая джинсы, направилась к машине. На земле остался клочок туалетной бумаги.
Люми что-то буркнула и пошла на кухню. Йона не спускал глаз с машины, которая пятилась задним ходом.
Когда свет фар исчез из виду, он вынул из винтовки патроны и отложил ее в сторону.
Пройдя через комнату, он отодвинул занавеску, миновал лестницу и вошел на кухню. Люми стояла перед шумящей микроволновой печью. Печь пискнула и замолчала. Люми открыла дверцу, достала кружку с дымящейся лапшой и поставила на стол.
– Ты права, – сказал Йона. – Я боюсь Юрека. Боюсь потерять тебя, и именно этим он пользуется…Я считал, что единственный способ защитить тебя – это исчезнуть, затаиться… сама понимаешь.
– Папа, я только хотела сказать, что все это не может продолжаться вечно. – Люми села за стол.
– Знаю. Понимаю. Но если ты согласна побыть здесь еще немного, я вернусь в Швецию и встречусь с Юреком лицом к лицу.
– Почему ты так говоришь? – Люми пыталась не расплакаться.
– Я готов признать, что все пошло наперекосяк. Я думал, что Сага и Натан сумеют быстро выследить Юрека… Он сейчас активен, у полиции все материалы, доступ к ресурсам, но… понятия не имею, почему все не так, как я надеялся.
– Что ты собираешься делать?
– Не знаю. Знаю только, что этого мне не избежать. Остановить Юрека – мое дело.
– Нет.
Йона посмотрел на дочь: печальный рот, глаза опущены, рука обхватила кружку с дымящейся лапшой, палочки для еды на столе.
– Все будет хорошо, – тихо пообещал он и вернулся на наблюдательный пункт за занавеской.
Ринус передвинул свой стул к зоне номер три. Опустив бинокль, он выслушал новый план Йоны и по-ринусовски хмуро заметил:
– После моей выучки ты не пропадешь.
– Если после всего ты еще ждешь меня в гости, я с удовольствием навещу вас с Патриком весной.
– Только тебе придется смириться с тем, что он станет дразнить тебя Tom of Finland[25], – предупредил Ринус, и в первый раз за несколько дней у него на лице мелькнул проблеск улыбки.
Уже в сумерках Люми проводила Йону до машины. Узкая асфальтовая дорога за шлагбаумом серебряной нитью протянулась через мокрое поле.
Оба поглядывали в сторону шоссе.
Над полями висел легкий парус тумана.
Йона намеревался вернуться на юг Франции, сесть на первый же самолет до Швеции и вернуться в Стокгольм как можно скорее, чтобы не раскрыть убежища.
Оба знали, что Йоне пора отправляться в дорогу. Люми стояла бледная, кончик носа покраснел.
– Папа, прости, что я так ужасно себя вела.
– Ничего ужасного, – улыбнулся Йона.
– Нет, ужасно.
– Ты была права и верно сделала, что не сдалась.
– Я же не хотела сказать, что тебе надо ехать прямо сейчас. Мы вполне можем скрываться здесь еще какое-то время. – Люми проглотила комок.
Йона вытер ей щеки.
– Не горюй, все будет хорошо.
– Нет, не будет.
– Люми.
– Давай останемся, папочка, мы… – Голос Люми дрогнул, и прорвались слезы.
Йона обнял дочь, и она крепко обхватила его.
– Я больше не могу!
– Люми, – прошептал Йона ей в волосы, – я люблю тебя больше всего на свете, я горжусь тобой. Все, чего мне хочется, – это быть частью твоей жизни. Но сейчас я должен уехать.
Он держал дочь в объятиях, пока она не перестала плакать и не задышала спокойнее.
– Я люблю тебя, папа, – всхлипывая, проговорила Люми.
Когда они наконец расцепили руки, вернулась неизбежная реальность – узкая дорога и ждущая у шлагбаума машина.
Люми высморкалась и сунула носовой платок в карман. Улыбнулась, пытаясь собраться. От дыхания в воздухе висели облачка пара.
– Если что-то пойдет не так – помни, ты ни в чем не виновата, вообще ни в чем, – сказал Йона. – Ты не можешь нести ответственность за мой выбор. Я уезжаю потому, что считаю, что это единственный выход.
Люми кивнула. Йона открыл дверцу машины.
– Возвращайся ко мне, – тихо сказала Люми.
Йона взглянул ей в глаза и сел в машину.
Заурчал мотор, и задние фары окрасили асфальт под ногами Люми красным.
Люми стояла, прижав руку ко рту, и смотрела отцу вслед.
Машина исчезла вдали.
Когда она скрылась из виду, Люми закрыла шлагбаум, вставила ржавый гвоздь на место и зашагала назад, к сараю.
Глава 67
Сабрина Шёвалль знала свое дело и была в курсе ситуации, но все равно не до конца понимала, почему отдел защиты свидетелей счел угрозу маленькой Пеллерине Бауэр столь серьезной, что других мер безопасности, по мнению отдела, оказалось недостаточно.
Особый – и самый важный – пункт программы защиты свидетелей гласит: адрес квартиры-убежища должен оставаться строго засекреченным.
Место, где жила сейчас девочка, не упоминалось ни в каких базах данных, ни в каких отчетах. Адрес был известен лишь полицейским, принимавшим участие в операции.
Квартира на девятом этаже состояла из пяти комнат и кухни. Конечно, для одного ребенка она была излишне большой, но иногда здесь укрывались целые семьи.
Входная дверь ничем не отличалась от других дверей на этой лестничной площадке, но на деле могла выдержать выстрел из гранатомета.
Жилище было устроено по возможности удобно. Простая, но уютная обстановка с коричневыми кожаными диванами и пледами, деревянный пол, мягкие ковры.