— Господь Бог способствовал сему, ваше величество, дабы предзнаменования ваши воплотить. — Беллинсгаузен показал ему оригинальные зарисовки Павла Михайлова.
— А где же диковинки заморские? — спросил император.
— Все приготовлено, ваше величество, на «Мирном».
Лазарев впервые столкнулся лицом к лицу с императором.
Александр про себя сразу отметил образцовый порядок всюду — в снаряжении, каютах, на палубах «Мирного».
В каюте командира он с неподдельным восторгом осматривал чучела птиц, пингвинов, зверушек, лодки и украшения туземцев. Цесаревич Николай Павлович взял в руки копье туземца-полинезийца, потряс им, с удовлетворением хмыкнул.
— Стало быть, капитан, и туземцы тоже утверждают силой свое превосходство?
— С диким остервенением, ваше высочество, — серьезно ответил Лазарев, и все почему-то бездумно захохотали…
На следующий день посыпались награды.
Беллинсгаузена произвели в капитан-командоры, а Лазарева удостоили редкого поощрения — производства через чин — в капитаны 2-го ранга. Всех офицеров наградили орденами, матросов — двойным окладом до конца службы, а срок службы сократили на три года.
Радушно встретили моряков после долгой разлуки друзья, родные и просто жители Кронштадта. Весть о возвращении кораблей мгновенно облетела Кронштадт и быстро достигла Петербурга. Началось паломничество, любопытные разных званий и сословий хотели воочию увидеть и услышать отважных соотечественников, побывать на ставших легендой кораблях.
Тепло прощался Лазарев с Симоновым и Галкиным, уезжавшими в Казань, обнимая Симонова, сказал:
— Так вы не забудьте, Иван Михайлович, в сентябре мы вас ждем.
Симонов кивнул головой. Намечалось собрание в Адмиралтейском департаменте по итогам экспедиции.
На берегу Михаила Петровича обнял брат Андрей.
— Не повезло нам нынче у Новой Земли. Зима была суровая, льды кругом сплошные, не подступись. Пробивались, поди, месяц.
Михаил успокоил:
— Не горюй, Андрюша, мы с тобой еще отправимся в вояжи… Как-то нынче Алексею приходится в Великом океане?
Жить он стал, как и прежде, вместе с братом, на Галкиной улице.
15 августа «Восток» и «Мирный» втянулись в гавань, ошвартовались у стенки. Начались послепоходные будни.
В третье воскресенье августа Андрей побывал по делам в Петербурге.
— Погляди, о вас все газеты пишут, а «Отечественные записки» особо расхваливают.
Лазарев развернул журнал.
«Со времени первого предприятия соотечественников наших вокруг света мы почти ежегодно встречаем их — совершающими сей подвиг с необыкновенной скоростью, успехом и отличною честью для Российского флага; но ни одно из сих путешествий не замечательно столько в отношении мореплавания и не было увенчано столь важными открытиями, как экспедиция, отправленная в 1819 году к Южному полюсу под начальством Беллинсгаузена из шлюпов «Восток» и «Мирный» под командой лейтенанта Лазарева…»
— Шалишь, нынче флота капитана второго ранга, — Андрей прервал брата, а тот продолжал:
— «…на картах… означены с величайшей верностью пути обоих кораблей и знаменитого Кука… Английский мореплаватель вернулся назад, кой час усмотрел большие льды, наши же мореходы более 1000 верст пробивались с отчаянным мужеством между ледяных гор, бывши беспрестанно в очевидной опасности быть раздавленными…»
Михаил Петрович положил журнал.
— Где они успели сие выведать?
— Пишущая братия везде просочится. А вот погляди, опять вспомнили твою страсть к моделькам судов, кои привез…
— Ладно, будет. — Михаил распахнул окно.
Из Военной гавани донеслись перезвоны корабельных колоколов.
— Помнишь, как метко Гаврила Романович обрисовал: «Глагол времен! — металла звон!..»
По заведенному обычаю, в эти мгновения склянки отбивали время в одночасье на всех кораблях Российского флота. В Кронштадте ли, Севастополе или на Великом океане. Число ударов колокола, конечно, разнилось и зависело от меридиана нахождения корабля.
Само это действо не бездушно и символично. Звон колокола каждые полчаса возвещает о существовании корабля, сопровождает его от момента схода со стапеля до спуска флага в последней кампании или, не приведи Бог, погибели в морской пучине. Таков вековой обычай, непреложный закон флотской жизни.
Вокруг света на «Крейсере»
Рассуждая о морской службе, нельзя не вспомнить проникновенные слова Ивана Александровича Гончарова, сумевшего заглянуть в морскую душу: «Искренний моряк — а моряки почти все таковы — всегда откровенно сознается, что он не бывает вполне равнодушен к трудным или опасным случаям, переживаемым на море. Бывает, у моряка и тяжело и страшно на душе, и он нередко, под влиянием таких минут, решается про себя — не ходить больше в море, лишь только доберется до берега. А поживши неделю, другую, месяц на берегу, — его неудержимо тянет опять на любимую стихию, к известным ему испытаниям».
…Очередной шквал вихрем хлестнул в Средние ворота, срывая гребешки волн. Каскад холодных брызг окатил многочисленную толпу на стенке. Напротив, на Малом Кронштадтском рейде, нехотя разворачиваясь против ветра, выбирали якорные канаты шлюп «Аполлон» и бриг «Аякс». Они уходили к берегам Русской Америки.
…Накануне Михаил Лазарев с братом гостили на «Аполлоне» у начальника отряда, своего бывшего командира, капитана 1-го ранга И. С. Тулубьева. За обедом в кают-компании вспомнили Отечественную войну, последние кампании.
Андрей сидел рядом с лейтенантом Михаилом Кюхельбекером. Вместе с ним в прошлом году вернулись из плавания к Новой Земле.
— Стало быть, Михаил Карлович, упросили начальство зачислить вас в вояж?
Скромный до застенчивости, Кюхельбекер слегка покраснел.
— Без вашей протекции, Андрей Петрович, навряд бы сие сбылось.
Андрей лукаво подмигнул.
— Что заслужили, то и получили. — За год службы он убедился в глубоких знаниях дельного, пытливого офицера. Не прельстившись службой в гвардейском экипаже, любознательный Кюхельбекер добился отправки в кругосветное путешествие.
Разговор зашел о предстоящем плавании в Русскую Америку.
…Почти два десятилетия назад Соединенные Штаты, обретя Луизиану, довольно резво устремились на запад, к побережью Тихого океана. Вскоре они взяли под свою эгиду бассейн рек Миссури и Колумбии с побережьем океана. Деньги, обогащение давно стали стержнем политики правителей и стимулом становления Нового Света. Пушной промысел давал солидную прибыль, и потому американцы довольно бесцеремонно действовали в пределах Русской Америки. Их контрабандная торговля наносила большие убытки Российско-Американской компании. С целью защиты интересов компании царь недавно подписал указ о новых привилегиях, которые наконец-то определили границы русских владений. Но это были лишь «бумажные» решения.
Однако американцы не прекратили браконьерства, предпринимали попытки нападать на русские поселения. Почти тысячемильная прибрежная полоса оставалась без какого-либо прикрытия. Для охраны поселений и промыслов, по просьбе Российско-Американской компании, и отправлялись завтра два корабля под начальством Тулубьева.
— Нелегкую ношу предстоит нести вам, Иринарх Степанович, — задумчиво проговорил Лазарев, глядя на Тулубьева. Это было вчера…
Борта уходивших кораблей окутались клубами дыма, донеслись раскаты прощального салюта. Завеса мелкой мороси опустилась над рейдом.
— Пошли, Мишель. — Андрей тронул за плечо брата.
— И то верно, надобно в портовую контору, пора заканчивать расчет с «Мирным».
Спустя три дня Михаил Петрович выбрал наконец-то время ответить на письмо друга из Смоленской губернии.
«..Любезный друг, Алексей Антипович, — писал он Шестакову, — крайне для меня приятно, что ты нас, «чудаков», не забываешь».
Лазарев усмехнулся и подчеркнул слово «чудаков».
«…ты вдруг много требуешь, однако ж, чтобы не оставить тебя совсем в неизвестности, скажу кое-что вкратце. В 1819 году… угодно было отправить две экспедиции, одну к Северному, а другую к Южному полюсам…»
Письмо получилось объемистое, на полторы дюжины страниц.
Воспоминания о недавнем наплывали чередой событий, и каждый случай казался столь значительным, будто от него зависела вся судьба вояжа, и о нем надо было непременно сообщить другу.
Далеко за полночь дописал он последнюю страницу.
«Прощай, будь здоров по-прежнему и щастлив. Кланяются тебе все… Иринарх Степанович на сих днях отправился на «Аполлоне» в Ситху для охранения тамошней торговли. От брата Алексея получил я письмо от октября прошедшего года из Ситхи: пишет, что все здоровы, Авинов свистит по-прежнему.
Ты спрашиваешь тоже о делах моих с Американскою компаниею, — то все брошено, и они же остались с носом и выговором от высшего начальства. Заврался, брат, я, пора и перестать.
Наутро за завтраком Андрей делился городскими новостями:
— В Кронштадте, Мишель, нынче недовольных службой моряков все более, корабли на приколе гниют, муштра одолевает. Стишки в письмах по рукам пошли:
В наше время — стыд и горе!
Ныне русский адмирал,
Каждый год бывая в море,
За Готландом не бывал.
Михаил, смеясь, продолжал:
Прежде все служили грудью.
Нынче все наоборот:
Так, что нынче много в люди
Вышли задом наперед…
Удивленный Андрей хохотал вместе с братом — и когда он успел все разузнать? Михаил грустно усмехнулся:
— Нынче на гнилых палубах матросов донимают, о парусных экзерцициях позабыли, эдак дух романтический из службы вовсе улетучится.
— То любо маркизу, — согласился Андрей и, вздохнув, добавил: — Как опять не вспомянешь Гаврилу Романовича:
То, что в мир приносит флейта,