Кеннеди нахмурился, задумавшись сильнее, чем ему, по моему мнению, было бы полезно.
— Я не обиделся и никого не хотел обидеть, мэм.
Он не мог заставить себя обратиться ко мне «сотрудник» или «маршал», что меня вполне устраивало. Федеральный статус был для меня настолько нов, что я, услышав слово «маршал», оборачивалась, чтобы посмотреть, к кому обращаются. И только потом вспоминала, что ко мне.
Когда крупный полисмен ушел к своей машине, Зебровски подозвал детектива из Региональной Группы Расследования Противоестественных Событий — РГРПС. На прозвище РГРПСМ — Региональная Группа «Почий С Миром» — эти ребята реагируют неадекватно. Хотите посмотреть — обзовите их сами.
— Попробуй-ка сплавить отсюда побольше тех, кто нам не нужен.
— Будет сделано, сарж, — ответил подчиненный и пошел разговаривать со всеми бравыми полисменами разных отделов и подчинений.
— Сарж, — повторила я. — Я знала, что Дольфа наконец-то сделали лейтенантом, а про тебя не слыхала.
Он пожал плечами, пригладил растрепанные кудри. Кэти вскоре заставит его постричься.
— Когда Дольфа двинули вверх, нам понадобился второй погоняла, и дернули меня.
— Уже обмыли?
Он поправил очки в металлической оправе, хотя они и так хорошо сидели.
— Ага.
Будь я мужчиной, я бы сменила тему, но девушке можно простить любопытство.
— Обмывать лейтенантство Дольфа меня позвали, а твое повышение — нет?
— Анита, мне Мика нравится, а Дольф... он не ожидал, что ты приведешь Мику. И вряд ли ему бы понравилось, когда он увидел бы его у меня.
— Он никак не может смириться с фактом, что из мужчин я предпочитаю оборотней.
Зебровски пожал плечами.
— Кэти мне строго приказала при первой же встрече пригласить тебя и Мику на обед. Что я и делаю. Когда ты сможешь?
В какой-то момент следует перестать напирать. Я не стала спрашивать, действительно ли Кэти сказала это Зебровски — наверное, да, — но как бы там ни было, он предлагал трубку мира, а я готова была ее принять.
— Я спрошу Мику, какие у нас планы на ближайшее будущее.
Его глаза бросили взгляд на Джейсона, и лицо расплылось в ухмылке. Она была так похожа на Джейсонову, что я невольно задумалась, каким был Зебровски в колледже, когда познакомился с Кэти.
— Если, конечно, ты снова мужика не сменила?
— Нет, — ответила я. — Джейсон просто мой друг.
— Как сильно ранит это слово «друг»! — произнес Джейсон, свободной рукой хватаясь за сердце, а другой все еще поддерживая меня. — Как глубоко!
— Ага. Я сам много лет пытаюсь залезть ей под юбку. До нее просто не доходит.
— Вы мне будете рассказывать! — закатил глаза Джейсон.
— Заткнитесь оба немедленно, — попросила я.
Они оба заржали, и так похоже, что даже как-то не по себе стало.
— Я знаю, что у тебя есть право сделать его помощником, но я также знаю, кто такой мистер Шулайер и где его основное место жительства. — Зебровски наклонился к нам, чтобы больше никто не услышал. — Дольф меня убьет, если я допущу его к осмотру места преступления.
— Ты меня подхвати, если я буду терять сознание, и тогда я могу его оставить здесь.
— Терять сознание, — повторил Зебровски. — Ты шутишь?
— Хотела бы я, чтобы это была шутка.
Я уже держалась за руку Джейсона двумя руками, стараясь не шататься на своих каблуках.
— Дольф говорил, будто ты ему сказала, что больна. Он знает, насколько больна?
— Похоже, ему наплевать. Просто велел мне тащить свой труп сюда.
Зебровски помрачнел:
— Если он знал, что тебя так шатает, он бы не настаивал.
— Приятно так думать.
Я чувствовала, как кровь отливает у меня от лица. Мне надо было сесть, и побыстрее, — хотя бы на пару минут.
— Я бы спросил, не простуда ли у тебя, но вижу повязку на шее. Чья работа?
— Вампира, — ответила я.
— Хочешь заявить о преступлении?
— Вопрос улажен.
— Ты его прикончила?
Я глянула на него через темные стекла очков:
— Зебровски, мне действительно надо на несколько минут присесть, и ты знаешь, что я бы не просила, не будь это необходимо.
Он предложил мне руку.
— Я тебя проведу, но Шулайеру нельзя. — Он глянул на Джейсона. — Извини, друг.
Джейсон пожал плечами:
— Ничего страшного, я вполне могу себя занять.
— Веди себя прилично, — сказала я.
Он осклабился:
— Разве я не всегда себя веду прилично?
Я бы осталась и добилась от него обещания вести себя очень прилично, но у меня сил хватало только дойти до дома и сесть, пока ноги еще хоть как-то держали. И я оставила полицейских и работников «скорой» на милость Джейсона. Ничего плохого он не сделает, но достать может всех.
Я споткнулась на ступенях, ведущих на крылечко. Не подхвати меня Зебровски, я бы упала.
— Анита, черт побери, тебе надо было остаться в постели!
— Вот это я и говорила Дольфу.
Он провел меня в дверь и нашел в коридоре стульчик с прямой спинкой.
— Я скажу Дольфу, насколько тебе плохо, и пусть этот мальчик отвезет тебя домой.
— Нет, — ответила я, припадая лбом к коленям, пока мир вокруг переставал вертеться.
— Блин, Анита, ты еще упрямее, чем он. Дольф не принимает «нет» как ответ, и потому ты вытаскиваешь свои кости из койки и валишь сюда. Я тебя отпускаю, за что мне как следует влетит от Дольфа, но ты — не-е-ет, ты должна показать Дольфу, что ты еще упрямее его и круче бараньего лба. Хочешь хлопнуться в обморок у него на руках? Вот тогда он узнает!
— Зебровски, заткнись.
— Ладно, ты посиди здесь еще пару минут. Я вернусь, посмотрю, как ты, и отведу тебя на осмотр места преступления. Но все равно ты дура.
Я ответила, не поднимая лица от колен:
— Если бы Дольф был болен, он бы все равно был здесь.
— Это не доказывает, что ты права. Доказывает только, что вы оба дураки.
С этими словами он ушел в глубь дома. И хорошо, что ушел, потому что оспорить его утверждение мне было бы очень трудно.
Глава 18
Как только Зебровски ввел меня в комнату, я подумала: «На фоне стены летает человек». Он будто парил в воздухе. Я знала, что так не может быть, но на миг мой разум, мои глаза попытались увидеть именно это. Потом я заметила темные полосы засохшей крови. Как будто в него стреляли, и не раз, и потом шла кровь, но ведь не пули его пригвоздили к стене.
Странно, но голова не кружилась, не тошнило — вообще ничего. Была только легкость и отстраненность и какая-то твердость, которой несколько часов уже не было. Я продолжала идти к человеку на стене. Рука Зебровски соскользнула с моей, и я ровным шагом на высоких каблуках пошла по ковру.
Я уже оказалась почти под телом, когда глаза смогли разобраться в картине, и даже тогда мне бы надо было спросить у кого-нибудь, разбирающегося в строительных инструментах, права ли я.
Было так, будто кто-то взял дюбельный пистолет — промышленных размеров пистолет — и прибил этого человека к стене. Его плечи были примерно на высоте восьми футов от пола, так что либо убийцы взяли лестницу, либо были где-то семи футов ростом.
Темные пятна имелись на обеих ладонях, запястьях, сразу над локтями, на плечах, на ключицах, на икрах под коленями и над лодыжками, и на каждой ступне. Ноги расставлены, не сколоты вместе. Это не была попытка изобразить распятие. Если уж затратить столько трудов, почти что странно было бы не повторить столь давнюю трагедию. И сам этот факт показался мне странным.
Голова человека свесилась вперед. Бледнела невредимая шея. Темное пятно крови на почти белых волосах за ухом. Если гвозди были такого размера, как я думала, если эта кровь была пущена гвоздем, то его острие должно было бы вылезти из лица, но его не было. Я встала на цыпочки — мне надо было видеть лицо.
Белые волосы и лицо, обмякшее в смерти, сказали мне, что этот человек был старше, чем можно судить по остальному телу. Оно было ухожено — упражнения, возможно, поднятие тяжестей, бег трусцой, — и только лицо и седые волосы указывали на возраст за пятьдесят. Столько работы для поддержания здоровья и бодрости, и тут приходит какой-то псих и прибивает тебя к стене. Несправедливо.
Я слишком сильно наклонилась вперед и вынуждена была вытянуть руку, чтобы найти опору. Мои пальцы коснулись высохшей крови не стене, и только тут я сообразила, что не взяла с собой хирургических перчаток. Твою мать.
Зебровски оказался рядом и поддержал меня под локоть, не спрашивая, нужно мне это или нет.
— Как ты меня сюда пустил без перчаток? — спросила я.
— Я же не думал, что ты будешь трогать вещдоки, — ответил он и вытащил из кармана бутылочку с жидкостью для дезинфекции рук. — Кэти меня заставляет это носить с собой.
Он налил мне немного на пальцы, и я их оттерла. Не то чтобы я боялась что-нибудь подцепить от такого легкого прикосновения, но по привычке. С места преступления домой ничего не уносят, если можно этого избежать.
Гель испарился с кожи, оставив ощущение влажности, хотя я знала, что руки у меня сухие. Я оглядела место преступления, изучая обстановку.
На белых стенах рисунки цветным мелом. Пентаграммы разных размеров по обе стороны тела. Розовые, синие, красные, зеленые, почти как декорация. Любой дурак, решивший изобразить ритуальное убийство, знает, что надо рисовать пентаграммы. Но еще и скандинавские руны между этих леденцового цвета пентаграмм. Про их использование в магии знает уже не каждый псих.
Я слушала семестровый курс сравнительного религиоведения у преподавателя, который был влюблен в древнескандинавскую культуру. От него у меня осталось лучшее знание рун, чем у среднего христианина. Годы с тех пор прошли, но я все еще достаточно помнила, чтобы сейчас недоуменно наморщить лоб.
— В этом нет смысла, — сказала я.
— В чем? — спросил Зебровски.
Я показала на стену:
— Уже много времени прошло с тех пор, как я изучала руны в колледже, но здесь исполнители убийства их нарисовали просто в алфавитном порядке. Когда по-настоящему выполняется ритуал, есть определенная цель, и никто не будет использовать все скандинавские руны, потому что среди них есть друг другу противоречащие. Никто не станет использовать руну хаоса и руну порядка одновременно. Я не могу придумать настоящего ритуала, в котором будут использоваться все руны. Даже если ты выполняешь работу, в которой нужно вызвать противоположности — исцеление, порчу, х