— Эти русские… — сплюнул комиссар. — Так что же делать? Задерживать нельзя, не задерживать тоже нельзя? И так скандал, и эдак скандал. Хватит нам истории с Де Ниро…
Конфуз с Де Ниро действительно имел место, но лет тридцать назад. Актера, гениально сыгравшего сверхбандита дона Корлеоне в «Крестном отце-2», скрутили на пляже двое молоденьких патрульных. Признали, что перед ними физиономия знакомого преступника, но что это актер из фильма — не докумекали. Сломали ему что-то — кажется, палец на руке. Плавки порвали. Вся «желтая» пресса потом битый месяц потешалась над артистом. Блистала заголовками типа «Два сопляка стянули трусы с Крестного отца». Полиции пришлось выплатить кучу денег за моральный ущерб.
«Вряд ли комиссар помнит эту историю, — подумал Анри. — Тоже референты приготовили».
Здесь он ошибался. Историю комиссар помнил. Хотя бы потому, что он и был одним из тех незадачливых сопляков. С тех пор не было на всем юге Франции полицейского, более умеренного, аккуратного и осторожного. Так что у комиссара имелась своя причина переваливать ответственность на агента.
— Так что же делать, Анри? У вас есть идеи?
— Да, у меня есть идея. Надо пригласить русских полицейских.
— Зачем? — не понял комиссар.
— Пусть сами его арестуют. Дальше — дело суда.
— И мы остаемся в стороне… — задумчиво произнес комиссар. — Что ж, это хорошая идея.
Он настороженно глянул в строну кухни. Мошкарин что-то беспечно насвистывал. Заразился на берегу мотивом «на речке, на речке, на том бережочке».
— Да, месье комиссар, — сказал Перес. А про себя: «Старый трус. Все-таки сделал все так, чтобы при случае свалить на меня».
— Сколько вы работаете, Анри? — доброжелательно спросил комиссар.
— Третий год.
— А вы неплохо соображаете. Далеко пойдете… Срочно отправьте им приглашение. Все расходы берем на себя.
Последнюю фразу комиссар произнес с вернувшимся к нему самодовольством. Решение по расходам — самое важное в любом деле — он принять мог. Многолетняя осторожность сделала свое дело: казной комиссар распоряжался.
Ждать кофе он не стал. Когда Мошкарин вышел из кухни с подносом, Анри, срывая злость, ударил по подносу кулаком снизу.
Не рассчитал: весь кофе вылился на кремовый пиджак агента Переса.
— Постирать? — вежливо предложил Мошкарин.
Весна в этом году в Петербург пришла поздняя. Еще в апреле лежали сугробы, то подтаивало, то снова замерзало, и хитом сезона в убойном отделе стала история о сосульке-убийце. Известного предпринимателя нашли мертвым в проходном дворе. Смерть наступила в результате удара тупым предметом по голове. Поскольку бизнесмен оказался тесно связан со Смольным, шухер поднялся нешуточный. Два дня — вернее даже, двое суток — весь отдел стоял на ушах. Пока не выяснилось, что предпринимателя убила сосулька, которая к моменту обнаружения тела успела благополучно растаять.
А через неделю подполковник Егоров, слышавший звон краем уха, влетел в кабинет оперов с требованием срочно представить все материалы об убийце по кличке Сосулька…
…Потеплело только к майским, зато мгновенно и сильно — слякоть высохла буквально в три дня, зацвела черемуха, обезумели птицы, и окна кабинета Сан Саныча были распахнуты настежь. Тем более что в кабинете было изрядно накурено: обсуждать французскую историю собрались все.
— В общем, короче, еще раз, если чего еще не понятно: просят прислать людей для совместного задержания, — Сан Саныч отложил распечатку электронного письма, составленного по-русски, но с большим количеством ошибок.
«Агент» назывался «эгент», «яхта» — «йактой», «суд» — «сут». Особо посмеялись над последним словом.
— Сами, значит, не могут? — резюмировал Шишкин.
— Могут. Но не хотят. Потому как Троицкий у них гость фестиваля. Шибко официальный.
— Задницу свою прикрывают, макаронники, — съехидничал Любимов.
— Лягушатники, — поправил его Шишкин.
— Один черт…
— Чужими руками, — поддакнул Егоров, — каштаны хотят из огня таскать.
— А при чем тут каштаны?.. — свел брови Сан Саныч.
— Это пословица такая французская, — пояснил Егоров.
— Больно грамотные все стали… — поморщился генерал. — А ехать все равно придется. Они обещают всяческое содействие. Расходы тоже оплатят.
— Толку-то. Ну задержим, — сказал Шишкин. — Думаете, французы его выдадут?
— Португальцы уже отказали, — Сан Саныч пожал плечами. — По политическим мотивам.
Отказывать России в выдаче преступников «по политическим мотивам» стало в последние годы любимым развлечением европейских стран. В «политические» страдальцы ухитрялись записаться обыкновенные казнокрады, отъявленные головорезы и даже хакеры (которых, впрочем, не выдавали из понятных практических соображений). С одной стороны: несправедливо и обидно. С другой стороны, сами виноваты: не надо сажать в тюрьму политических противников и давать столько поводов для политических обвинений. С третьей стороны, спецслужбы-то друг друга должны понимать: оперативный работник в любом государстве соображает, чем диссидент отличается от бандита. С четвертой стороны, решения такие принимают не спецслужбы, а как раз политики…
Короче, сторон много, а крайним всегда оказывается младший и средний офицерский состав.
— А где все эти Интерполы крутые? — спросил Любимов. — Это же их кусок хлеба.
— Интерпол, Жора, только бумажки пересылает, — напомнил Плахов. — Туда — сюда. Мы, помню, с ним по Америке столкнулись…
— Пусть тогда министерские едут! — не унимался Любимов. — Тоже — те еще сачки…
— В министерстве сказали: «Уголовное дело — ваше, вы и решайте», — пояснил Сан Саныч.
— Тоже подставляться не хотят…
— Ладно, дискуссия окончена. Придется, как всегда, нам. Жора, ты как? Представь: море, пальмы, набережная Круазет… И все — в белых штанах!
— Они-то в белых… — засмеялся Шишкин.
— Мне сейчас не до пальм, — отказался Любимов. — Родня из Сибири нагрянула. Десять лет не виделись. Я им вечерами город показываю. Завтра аж на «Лебединое озеро» идем — прикиньте, до чего дожил…
— Сочувствую, — морально поддержал генерал. — Меня жена зимой на «Снегурочку» таскала, так я сам чуть не растаял за три часа… Ты, Жора, имей в виду, что в буфетах там цены нереальные. Возьми с собой в карман из магазина.
— Спасибо за совет, товарищ генерал!
— Не за что. А Максим где? Тоже на «Лебедином»?
— Он еще на больничном, — сказал Шишкин. — Гипс до сих пор не сняли.
— Товарищ генерал, меня пошлите! — вдруг встрял громогласный Егоров. — Я там все, что надо, сделаю!
Кабинет прямо-таки озарился улыбками.
— Чего лыбитесь? — обиделся Егоров. Не на генерала, конечно, а на всех других. На начальство Егоров никогда не обижался. Это было его жизненным кредо. Поэтому он и сумел дослужиться до больших звезд и немаленькой должности.
— Ну и что ты там сделаешь? — заинтересовался Сан Саныч.
Егоров сжал кулаки.
— Я этого Троицкого… — Егоров положил один сжатый кулак на другой, грозно повертел. — Хрясь-хрясь… Это ж моя розовая мечта!
— Троицкого хрясь-хрясь — ваша розовая мечта?.. — не поверил Любимов.
— Канны… — зачарованно выдохнул замначштаба.
Вообще-то Сергея Аркадьевича Егорова нельзя было назвать отъявленным путешественником. В походы в детстве и юности он не ходил. Выехав однажды на пикник в честь юбилея Шишкина (всего-то на залив чуть дальше Комарова!), тут же нашел в рощице единственное на всю округу болото и провалился туда по колено. Потом всю дорогу нудил, мешал празднику, так что Виригин вызвался оторваться от шашлыка и отвезти штабиста домой. Дачи Егоров не имел, комаров боялся, в городе жил на высоком этаже, куда подлые кровососы долетать ленились.
Да и в городе Егоров не сказать что гулял. На троллейбусе до метро, а то и до главка от метро иногда на троллейбусе, хотя пешком ходу — десять минут. На Дворцовой площади или там на Стрелке Васильевского острова Сергей Аркадьевич не бывал годами. Впрочем, это не мешало ему долгими одинокими вечерами листать дома за чаем альбомы с видами Петербурга и читать краеведческие сочинения. Он любил при случае блеснуть каким-нибудь анекдотом из книг Синдаловского («Петр Первый дважды привозил мощи Александра Невского в Петербург, а они не хотели лежать в городе Антихриста и сами возвращались во Владимир! В третий раз Петр запер мощи на ключ, а ключ бросил в Неву…»), но сходить погулять в ту же самую Александро-Невскую лавру ему в голову не приходило. Всегда успеется. Чего, близко — от работы пятнадцать минут пешком…
У него была даже специальная теория, что все неприятности приключаются, когда человек выходит на улицу. Сиди дома — ничего не случится. А на улице можно попасть под тот же самый троллейбус (под «пятерку», допустим, да это и неважно под какой, хоть под «семнадцатый»!), или стать жертвой карманника, или самому что-нибудь натворить — толкнуть, скажем, неловко старушку, которая возвращается из мини-маркета с полной кошелкой яиц. Да мало ли что! Вот у певца Высоцкого мачеху или тещу убило кирпичом по голове — исторический факт. Весной, опять же, сосульки…
Егоров уважал поэта Иосифа Бродского, уроженца Санкт-Петербурга, а впоследствии лауреата Нобелевской премии, за то, что тот написал стихотворение «Не выходи из комнаты, не совершай ошибку». Само стихотворение Юрий Аркадьевич не читал — видел только цитату в «газете» (он вообще стихов не читал; странное это, прямо скажем, дело — стихи; нормальные люди выражаются прозой, недаром многие поэты в психушке дни свои заканчивают или просто дома вешаются), но с мнением мастера был, безусловно, согласен.
А вот в Канны… Или в Париж… Или в Рим-Венецию… Или хотя бы в Амстердам, несмотря на то что там прямо в булочных непонятным образом разрешено продавать марихуану… Или в Мадрид… Во всех этих городах Сергей Аркадьевич очень-очень хотел оказаться. Тогда можно было бы сказать, что жизнь прожита не зря.
Соответствующие альбомы у Егорова были, документальные фильмы о лучших местах и «Клуб путешествий» по телевизору он старался не пропускать.