бнее и многограннее, чем сам футбол.
— Я понимаю. В Артаре, видимо, все примерно так же.
— Да. Но в Артаре своя специфика. Мы там сейчас, по сути, формируем рынок с нуля. Понимаешь?
— Честно говоря, не совсем. К примеру, вы разозлились, что Эдж продала адамантит Легиону. Но вы ведь сами недавно подыгрывали Легиону, чтобы усилить его.
— Не так уж и недавно.
— Ну… пару недель назад.
— Реального времени. В Артаре уже четыре месяца прошло, и картина успела здорово поменяться.
— То есть теперь вы им не подыгрываете?
— Да я вообще никому не подыгрываю! Это я тебе и пытаюсь объяснить. Я — что-то вроде антимонопольного комитета Артара. С точки зрения букмекерского бизнеса нам выгодно, чтобы там действовали десятки различных гильдий, которые к тому же постоянно бы грызлись между собой, не получая при этом слишком уж большого преимущества. Нам нужен хаос, Мангуст. И, если его недостаточно, мы готовы сеять его сами.
— Ну, думаю, и без вас все перегрызутся. Такова уж человеческая натура.
— Увы, нет. В похожих играх предыдущих поколений разработчики обычно сразу разделяли игроков на враждующие фракции, а затем подогревали эту вражду. В Артаре же все игроки на одной стороне. И стартует большинство из одного города. А против них — целый дикий и враждебный континент. Это сплачивает людей. Конкуренция между гильдиями, конечно, была с самого начала, но не настолько сильная, как нам бы хотелось. Наоборот, наметилась тенденция к слиянию мелких гильдий в более крупные.
Да, наверное, он прав. Я как-то не задумывался над этим в таком ключе. И особенно упускал из внимания разницу в скорости течения времени. Когда проводишь время в Артаре большими игровыми сессиями, часов по двенадцать-пятнадцать, то не особо ее замечаешь. Каждому отдельно взятому игроку кажется, что он просто живет на два мира — день там, день здесь. Но, когда он покидает Артар, время там продолжает нестись со скоростью, в восемь раз большей, чем в реале. И в масштабах развития и взаимодействия гильдий эта разница становится очень заметной. Игре вроде бы всего полтора месяца. Но внутреннего игрового времени прошел уже год. Уже вполне солидный срок.
— Значит, вы специально стравливаете людей между собой, чтобы потом стричь за счет этого бабло? Оригинальный бизнес.
— Скажешь тоже, — снисходительно усмехнулся Молчун. — Наоборот, старый, как мир.
— Ну, а я-то вам чем могу в этом помочь?
— Не скромничай. Однажды ты уже сыграл ключевую роль в конфликте между Дервишами и Корсарами.
— Ага. Сам того не подозревая. И мне не очень понравилось.
— Я знаю. У меня в команде люди самого разного склада. Потому что задачи очень разные. Для каких-то идеально подходят головорезы без фантазии — вроде Чингиза. Для других нужен иной подход.
— И какое задание вы приготовили для меня?
Тут все-таки Молчун не удержался от своей фирменной драматической паузы. Хотя, возможно, в этот раз он действительно задумался.
— Мне очень не нравятся эти истории с Дракенбольтом и с Хануманом, Стас. Мои консультанты говорят, что неписи не должны себя так вести.
— Откуда они могут знать? Артар — первый проект в своем роде. К нему глупо применять старые мерки. Эйдетические технологии же, все дела…
— Может быть. Но, как ни крути, неписи — это всего лишь функции. Это, конечно, хорошо, что они не тупые компьютерные болванчики. Но меня настораживает, что некоторые из них ведут себя совсем уж… как разумные. Причем вот что странно. В густонаселенных локациях типа Золотой гавани такого не наблюдается. А вот стоит забраться поглубже — как появляются такие вундеркинды, как наши ванары или Дракенбольт.
— Думаете, это как-то связано с тем, общаются неписи с игроками или нет?
— Возможно.
— Но тогда умнее были бы как раз те неписи, которые чаще общаются с нами. Это же логичнее, разве нет? Они же самообучаются.
— Угу. Но что, если они поумнели до такой степени, что…
Он подался вперед и закончил фразу вкрадчиво, вполголоса:
— … научились притворяться?
— Ну, не знаю… По мне, так это уже паранойя.
— Тем не менее, я должен четко знать, с чем имею дело. Я такие бабки сейчас вваливаю в это новое направление, что поневоле параноиком сделаешься. И начнут отбиваться эти вложения не раньше, чем через несколько месяцев.
— Понимаю.
— Так что я хочу, чтобы ты попробовал целенаправленно искать всякие странности в поведении неписей. И, разумеется, докладывал обо всем мне. Это и будет твоим главным и бессрочным заданием. По-моему, у тебя это должно получиться. А там уж подумаем, как использовать все эти сведения.
— А мои условия?
— Меня устраивают. Но подчиняться ты теперь будешь напрямую мне. Я буду подбрасывать тебе задания время от времени. Терехов и Чингиз — тоже. Но в случае с ними можешь сам решать, соглашаться или нет. Мои приказы, естественно, не обсуждаются. Годится?
— Вполне! И что же, я могу хоть сейчас свалить отсюда?
— Завтра. У вас ведь осталось незавершенное дело. Думаю, следующую игровую сессию придется провести пораньше. Отдохните еще пару-тройку часов, или сколько там требуется по медицинским нормам — и снова в Артар.
— Да, Нгала и остальные шаманы нас там, наверное, заждались. Это всё?
— Пока да. Я сбросил тебе свой прямой номер. Будем на связи. Это, конечно, не значит, что стоит названивать мне по пустякам. Но, если выяснишь что-то важное — связывайся сразу, не дожидаясь, пока я сам позвоню.
— Понял.
— Отлично. Отдыхай. Ну, и — удачи тебе в этом твоем состязании, Мангуст!
Глава 23. Небеса и глубины
Каждый раз, когда я вижу в кино сцену, где какая-нибудь дуреха-героиня карабкается по скале или фасаду здания, а ей кричат — «Только не смотри вниз!» — я разбиваю лицо фейспалмом. Потому что дальше одно и то же. Девица таки смотрит вниз и, конечно же, от этого теряет остатки самообладания и падает. Ну, или герой в последний момент хватает ее и вытягивает из пропасти.
Я вот люблю смотреть вниз. Иначе зачем вообще карабкаться на очередную высоту?
Когда заберешься выше этажа этак двадцатого, восприятие вообще начинает выбрасывать интересные штуки. Люди все-таки наземные создания, привыкшие смотреть себе под ноги. А когда видишь мир с высоты птичьего полета — в голове будто что-то переключается.
Ветки ближе к верхушке стали куда тоньше, так что цепляться за них Жалом и подтягиваться на нем вверх стало невозможно. Приходилось карабкаться самому — ручками, ножками. Ствол был уже не толще телеграфного столба и ощутимо покачивался от ветра.
Я сделал небольшую передышку и огляделся. Поднебесное древо оправдывало свое название. Кроны остальных деревьев колыхались уже далеко внизу, похожие на зеленое море с редкими островками. До верхушки было еще метров пятнадцать, не меньше. Но именно там, и только там, можно добыть заветные семена.
Уф, ну, последний рывок!
Псы стояли лагерем неподалеку от древа, на берегу ближайшей реки. К самой святыне не совались, чтобы избежать лишнего кровопролития. Ванары Поднебесного древа в свое время вынуждены были уступить Нгале и позволили выстроить рядом с древом алтарь, но не покорились окончательно, так что на последующие вторжения на свою территорию реагировали с несвойственной им агрессивностью. Пока Псы отвлекли основную часть защитников древа, я под шумок прошмыгнул мимо них и начал свой подъем. Кажется, меня даже заметили в последний момент, но перестали преследовать, едва я коснулся коры древа. Однако во время подъема я еще долго ловил на себе внимательные взгляды с ветвей. Ванары следили за мной.
Верхушка дерева заканчивалась этаким зонтиком, похожим на соцветия укропа, только метров трех-четырех в диаметре. Продраться через сплетения гибких тонких ветвей было непросто, но я, наконец, добрался до верхней кромки гигантского соцветия.
Качало здесь изрядно, к тому же тонкие ветви прогибались и пружинили под моим весом. Я цеплялся за них обеими руками, и разжать пальцы одной из них, чтобы дотянуться до семян, стоило больших волевых усилий. Высоты-то я не боюсь. А вот упасть — очень даже.
Понятно, почему эти семена никто не охраняет — нужна недюжинная смелость и сноровка даже просто для того, чтобы добраться до них. Представляю, как тяжело это испытание дастся тем, кто не имеет такого опыта верхолазанья, как у меня.
Семена были похожи на воланы для бадминтона, только с заостренными сердечниками, которыми они крепились в мясистой зеленой мякоти соцветия. Я на всякий случай, набрал несколько штук и с облегчением начал обратный путь. Он, вопреки всем правилам, оказался легче — я просто засаживал Жало в ствол дерева и, потихоньку подтравливая веревку, спускался ниже, даже толком не цепляясь за ветки.
Желуди с Шепчущего дуба уже тоже покоились у меня в инвентаре — добыть их, имея в союзниках верховных шаманов племени, не составило труда. Так что для призыва Ханумана на состязание мне оставался последний ингредиент. Свет Того, кто останавливает течение рек.
— Чего так долго-то? — проворчал Чингиз, когда я вернулся к Псам.
— Ну, знаете ли, скоростного лифта там нет, — парировал я. — Или вы соскучились?
Всю дорогу я не мог отказать себе в удовольствии слегка потроллить Чингиза. Тот, хоть и оставался командиром Псов, в сегодняшней миссии обязан был оказывать мне всяческое содействие. Да и над отрядом Терехова он был уже не властен — тот получил статус особого автономного подразделения. Так что теперь Чингиз мог сколько угодно раздувать ноздри и грозно сдвигать брови — никто из наших его уже не боялся. Против приказов Молчуна он не пойдет. Да и какие-то мелкие пакости чинить не будет — не его масштаб.
Мне вообще показалось, что после того разговора с Молчуном Терехов с Чингизом примирились. Не то, чтобы их конфликт был совсем исчерпан. Но напряжение заметно спало. Они, как два пса, сцепившихся за территорию — потрепали друг друга, поогрызались и разошлись, признавая силу противника. До следующего раза.