ал пойманного зверя, который мечется по узкой клетке. От быстрых движений его плащ развевался за спиной, казалось, это не бархат, а черные крылья в спешке задевают то одну, то другую колонну и вновь взметаются ввысь.
-- Они все еще считают меня мальчишкой, новичком в магических искусствах, который не может узнать, что творится в его собственном замке. Эти злодейки готовы шпионить за мной на протяжении веков. Они захотели отнять у меня самое дорогое. Все еще ищут беспутного королевского сына, который поехал охотиться в заповедный лес и попал в ловушку.
Внезапно Эдвин осекся. Понял, что сказал слишком много и пожалел об этом. Принцесса смотрела на него широко открытыми глазами. Она уже привыкла к временным вспышкам гнева, привыкла к тому, что ее необычный друг почти каждый вечер улетает из замка, чтобы вершить свою месть. На этот раз она испуганно теребила пальцами оборки на платье и не знала, что сказать.
Эдвин остановился и прижал руки к разгоряченному лбу.
-- Как она посмела подослать их сюда? - с чувством спросил он, будто надеялся, что мраморные колонны дадут ему ответ на вопрос.
Ответа не последовало. Лишь шторы на окне всколыхнулись от ветра и зашелестели, словно платья таинственных прях.
- Я слишком легко впадаю в ярость, - подумал Эдвин. Он едва переводил дыхание, кровь стучала в висках, сердце бешено колотилось в груди. Самым худшим было то, что он снова почувствовал себя осиротевшим мальчиком, попавшим в ученики к чародею. Ему вспомнились маленькое помещение под землей, грубо сколоченный стол, книги в драгоценных окладах, звон кандалов на стене и пламя одной-единственной свечи. Он даже слышал тяжелые, размеренные шаги за решеткой, видел кого-то в черной мантии и короне. Только не мог вспомнить имя этого существа, хотя затвердил наизусть имена всех и каждого из его свиты. Юный никс Камиль приносил каждый вечер еду и вино. Его глаза опасно сверкали в полутьме. Этот самый никс часто играл печальные мелодии на арфе. Он садился на мраморную скамью под воротами темницы и сочинял свою грустную музыку. Он умел превращаться в великолепного, черного коня и вводить в заблуждение смертных. Но стот лишь накинуть на него сбрую, и он никогда не сможет принять свой прежний облик. Этот конь простоял в конюшне Эдвина семь лет, а потом одна глупая фея случайно выпустила его. Пытаться привести его назад было так же бесполезно, как ловить ветер. Шесть прекрасных дам появлялись из предрассветного тумана и, шурша шелками, проходили мимо темницы. Три из них - Кларича, Арабелла и Шантель часто снисходили до общения с узниками, смеялись и рассказывали о последних новостях. Их подруги, Мадлен, Нирисса и Пантея, слишком гордились своим высоким происхождением, чтобы опуститься до общения с заключенными.
Эдвин помнил крики и жалобы одного стрелка, за дерзость похищенного эльфами. Позже он узнал от Арабеллы, что этот злополучный арбалетчик, захотевший пристрелить одну из волшебных птиц на самом деле королевский сын, обреченный всю оставшуюся жизнь провести в заточении. Прелестная, рыжеволосая Кларича с восторгом рассказывала ему о том, что происходит в мире смертных, перемежая свой рассказ раскатами серебристого смеха. А он метался по темнице, как раненый зверь и требовал, чтобы его отпустили, хотя бы за выкуп. В ответ Кларича еще звонче смеялась. Вскоре звуки его угроз и жалоб и ее смеха стали напоминать Эдвину своеобразный комический дуэт. Жизнь в подземелье казалась кошмарным, магическим сном. А когда появлялся некто в роскошной мантии с тяжелым посохом, украшенным алым карбункулом и с драгоценным венцом на голове, все сборище волшебных существ оставляло свои проказы в ожидании новых повелений. Только Шантель, очарованная самым прекрасным из узников, украдкой бросала печальные взгляды на тяжелые замки и кованую решетку.
Эдвин хотел отогнать от себя неприятные воспоминания. Если бы он мог забыть прошлое, изгнать из памяти чудесные нечеловеческие голоса, поющие в подземной крипте.
-- Что с тобой происходит, господин эльфов? - кто-то тронул его за рукав камзола, чья-то нежная рука коснулась его головы. Прошло несколько мгновений, прежде чем он понял, что это Роза. Она осторожно провела рукой по его золотистым локонам, коснулась холодного, белого лба и испуганно отстранилась. Должно быть, вспомнила, как легко он может превратиться из красивого юноши в поджигателя деревень и городов, и забоялась, что гладкая кожа в любой миг может стать сверкающей чешуей. Желание поговорить с таинственным чародеем почти всегда пересиливало в этой девушке страх. Империя дракона раскрыла свои объятия перед принцессой.
Эдвин слышал, как эльфы, никсы и другие гости покидают мозаичный зал, чтобы вернуться к своим занятиям. Сейчас они пойдут назад в свои дворцы, норы, подземелья или на облюбованные поляны, в березовые рощицы, но по первому зову они вернутся сюда и готовы будут исполнить любое поручение.
-- Я не успокоюсь до тех пор, пока эти колдуньи не покинут мою страну, - признался Эдвин.
-- Они боятся тебя так же, как крестьянки и пахари, посевы которых ты сжигал, - неосторожно заметила Роза.
-- Если бы я тогда мог поступать только по собственному желанию, - в глазах Эдвина вспыхнул мятежный огонь. - Если бы перстень с аметистом не звал меня к себе, то сколько девушек осталось бы в живых. Благодаря какой-то стекляшке я выполнял чужие желания, пока не сумел разорвать невидимые оковы.
-- Если бы я понимала в магических науках столько же, сколько ты, - огорченно вздохнула Роза.
-- Со временем ты всему научишься, но запомни такие знания никому не даются легко, - тихо напутствовал Эдвин, будто боялся, что незваные гостьи, приблизившись к границе могут услышать его голос. В этот миг они покидали страну. Если поставить на стражу границ сильнейшие заклинания, то колдуньи не смогут найти обратный путь.
Разве можно было придумать худший способ мести для врагов, чем тот, который избрал Эдвин. Он ни с кем не делился приобретенными знаниями, а теперь нашел достойную ученицу. Ему хотелось обучить принцессу колдовству, создать себе друга и союзника, на которого можно положиться. Кто сможет заподозрить в хрупкой красавице исток магических сил?
В грациозных движениях Розы неизменно присутствовала лебединая плавность. Эдвину вспомнилась раненая птица. Он опустил голову, словно стряхивая с себя страшное воспоминание. Выбившиеся из-под черной ленты локоны рассыпались по воротнику кружевным узором.
-- Хватит ли у тебя смелости? - спросил Эдвин вслух.
-- Смелости? Для чего? - Роза слегка склонила голову на бок, рассматривая затейливое шитье на одежде собеседника. Ее кукольное личико никогда еще не казалось Эдвину таким красивым.
-- Ты много раз задавала мне один и тот же вопрос. Тебе всегда хотелось знать, кто я на самом деле? Кем был тот, у кого хватило сил удержать в повиновении этих могущественных, свободолюбивых и неизменно коварных созданий?
Конечно, ей хотелось это знать. Хотелось, чтобы кто-то дал ей ключ к тайне, которую она считала роковой. Тот, кто стоял перед ней, не был просто драконом и волшебником. В детстве Роза слышала много страшных и загадочных историй о потустороннем, сумеречном мире, но все они казались ничтожными перед поражающей воображение действительностью.
Эдвин как-то сказал, что для смертных и изгнанников пересечь запретные границы так же сложно, как попасть в зазеркалье. Человеческий облик Эдвина так же казался ей прекрасным призраком, застывшим по ту сторону зеркала, которое заслоняют от взгляда крылья дракона.
В конце одного из коридоров находилась винтовая лестница, ведущая в шахматную башню. Сюда Эдвин и привел свою гостью. Помещение скорее напоминало маленькую гостиную, чем комнату мрачного замка. За каминным экраном мирно потрескивал огонь. Современный паркет был покрыт старинным, пушистым ковром. На столе стояла шахматная доска. Изящные фигурки из слоновой кости тут же приковывали к себе взгляд. На мольберте стояла незаконченная картина, покрытая куском парчи. Эдвин заказал одному из своих художников - эльфов написать портрет Розы. Перед уходом тот спрятал баночки с красками, кисти и палитру, поспешно накинул парчу на лучшую из своих работ, но даже сквозь ткань Эдвин видел, как таинственное волшебство медленно превращало эскиз в шедевр. Теперь, под тканью, он видел изображение своей изящной и хрупкой принцессы среди театральных лож и алого бархата. Водопад ее черных локонов и мерцание изумрудных глаз - все передано с удивительной точностью. Как правильно сделал эльф, изобразив ее в театре. Только зачем он нарисовал летучую мышь, парящую над ее головой.
Летучая мышь в правом углу портрета показалась Эдвину эмблемой зла. Странная догадка спутала все мысли. В ящике комода лежал лист бумаги. Эдвин достал его и пробежал взглядом несколько строчек. Он все еще не мог понять, зачем Мара сохранила копию договора. Он перечитал написанное еще несколько раз и перевернул листок обратной стороной. Там было написано короткое заклинание. Как же он сразу его не заметил, а, может, буквы проступили только сейчас. Эдвин сразу же узнал почерк своего тюремщика. Этот почерк он бы безошибочно узнал среди сотен других.
Если Мара знала наизусть это заклинание, то могла проскользнуть куда угодно и остаться незамеченной. Если бы сейчас Эдвин увидел черную летучую мышь, то, не задумываясь, свернул бы ей шею.
Эдвин плотно прикрыл дверь, нашел в том же ящике кусочек мела и начертил рядом с косяком несколько знаков.
-- Теперь никто нас не услышит, - объяснил он Розе.
-- А твои подданные? - спросила она.
-- Они не знают ни кто я, ни откуда взялся. Только помнят, что когда-то в канун одного праздника с двенадцатым ударом часов я вошел в залу резиденции фей в сопровождение их бывшего господина, которого они давно хотели свергнуть. Я знаю, они все заметили в моих глазах черную, крылатую тень и испуганно попятились, поняв, кто стоит перед ними. Хотя я был одет как человек и сжимал рукой эфес шпаги, они тут же угадали во мне дракона, а за моей спиной смеялся господин в черной мантии. С того момента никто из них не помышлял о восстании.