Лебеди Леонардо — страница 52 из 58

Один за другим города миланского герцогства, жители которых устали от тяжелых поборов, открывали свои ворота французам. Изабелла слышала, что Людовик поражен приемом, который оказали ему на севере Италии. Король относил его за счет своего личного обаяния, происхождения из семьи Висконти и того, что Лодовико успел исчерпать терпение подданных, оплачивая из их карманов свои грандиозные проекты. Лодовико продолжал слать отчаянные письма, его посланцы загоняли коней. Франческо, устав притворяться, отправился в Виджевано, где Беатриче и Лодовико некогда принимали его с королевской щедростью, и открыто присоединился к французам. Там он встретился с отцом Изабеллы, который преспокойно дожидался окончательной победы французов, растапливая камин письмами Лодовико.

Теперь судьба герцога была решена. Ему оставалось только бежать из Милана. Изабелла не представляла себе Лодовико с мечом в руке, в одиночку защищающего замок. В последний раз он жаловался Изабелле на подагру, из-за которой с трудом садился в седло.

Что случится с ее миланскими друзьями? Портрет Цецилии все еще стоял в кабинете Изабеллы, молчаливо вопрошая о том же. Как обойдутся французы с бывшими сторонниками Лодовико? Проявят милосердие или поступят по примеру всех захватчиков — присвоят чужую собственность, станут насиловать женщин, уничтожать символы прежней власти и разорять страну?

Изабелла ничего не могла сделать для Лодовико, не ставя под удар Мантую и свою семью. Однако она могла помочь друзьям. Не спросившись Франческо, маркиза направила в Милан гонцов. Посланцы Изабеллы несли весть о том, что маркиза мантуанская готова предоставить убежище всем, кто был верен герцогу и покойной герцогине. Изабелла советовала друзьям оставить город до вступления в него французов. Лошади несли седоков, почти не касаясь копытами земли. Изабелла удостоверилась, что ее посланники побывали в Корте-Веккьо, где проживала не только несчастная Изабелла Арагонская, но и Леонардо. Маркиза обещала предоставить им и их домочадцам кров, несмотря на то, а возможно именно потому, что маркиз так неожиданно стал союзником французского короля. Изабелла молилась, чтобы ее посланники достигли Милана, пока герцог еще не покинул город. Ей хотелось, чтобы Лодовико знал, что она пыталась помочь. Изабелла написала в Рим брату Лодовико Асканио, выражая готовность самой защищать Милан от французов. Асканио с сарказмом отвечал, что в Милане предпочли бы увидеть ее мужа вместе с армией.

Франческо прослышал о том, что Изабелла предложила миланцам убежище, и прислал жене гневное письмо: «Я сражаюсь на стороне Людовика Двенадцатого, короля Франции, а ты даешь убежище тем, кого он намеревался бросить в темницу? Ты утратила разум, женщина?» В ответ Изабелла отправила мужу короткую записку: «Ваша милость, я не вмешиваюсь в ваши дела с французским королем, предоставьте мне самой обсудить с ним мои. Раз уж теперь вы так близки с ним, можете сказать ему об этом сами. Если он не страшится слабой женщины, то может посетить меня в Мантуе. Я не боюсь Людовика, только французского языка, но если придется, справлюсь и с ним».

Вряд ли этот король Людовик отличается от прочих мужчин. Неужели его не впечатлит, что поэты и придворные по всей Италии называют Изабеллу lа prima donna del mondo?[11] Она знала, как вести себя с королем. Когда Людовик нагрянет в Милан, там его будет ждать подношение Изабеллы. Все то, что когда-то маркиза отправляла миланскому герцогу: свежую гарду и карпа, артишоки и цветы, и вдобавок парочку превосходных соколов и лучших охотничьих собак маркиза. Подношение будет дожидаться короля в бывшем дворце Лодовико вместе с запиской.

Мы хотели бы передать Вашей милости приглашение посетить Мантую. Нам известно, что злые языки называют нас сторонниками Сфорца. Если Ваша милость изволит приехать, то сможет убедиться сам, что мы — истинные французы. Не желая прослыть обманщиками, мы признаем, что некогда были близки с герцогом Лодовико, как по причине нашего родства, так и по причине того, что герцог всегда оказывал нам подобающие знаки внимания. Однако после того как нам стало известно, что герцог стал дурно обходиться со своей супругой, наши отношения расстроились, и ныне стремления наши не отличаются от стремлений Его величества, наихристианнейшего короля Людовика. Видя то уважение, которое он питает к нашему супругу, мы почтем за честь именоваться отныне благоразумной француженкой. Если Ваша милость примет наше приглашение, мы встретим его, украсив себя лилиями. Покорная Вашей воле

Изабелла д'Эсте Гонзага, маркиза мантуанская

Какая ложь! Впрочем, разве теперь это имеет значение? Важно только то, что может спасти Мантую и обеспечить безопасность ее миланским друзьям.

И в самых мрачных тучах случается просвет, поэтому в тяжелые минуты Изабелла гадала, не станет ли Леонардо уступчивее, если она предоставит ему убежище? Стоит ли тешить себя напрасными надеждами? Впрочем, почему нет? Как сказал отец, нужно жить ради живых, а Изабелла умирать не собиралась.

Изабелла поймала себя на мысли, что ей все труднее смотреть на портрет Цецилии. Художник изобразил возлюбленную Лодовико юной и прекрасной, когда единственной заботой Цецилии было доставлять удовольствие герцогу. Ни следа будущих тревог не запечатлелось на безмятежном челе. Безусловно, Цецилия страдала, когда Беатриче появилась при дворе и похитила сердце человека, с которым она делила кров целых десять лет. Чем она занята сейчас? Отправляясь на поиски нового гостеприимного дома, собирает вещи, пытаясь спасти хоть что-нибудь? Когда все ныне живущие оставят этот мир и дела многих навсегда изгладятся из памяти потомков, портрет останется воплощением ее красоты, ума и безмятежности. Никто и не догадается, что женщина, изображенная на портрете, тоже страдала и испытывала боль. Только ее красота и счастливая судьба останутся в веках, запечатленные рукой гения. А страдания и боль умрут вместе с Цецилией.

Всем печалям когда-нибудь приходит конец.

«Изабелла, ты должна кое-что понять. Ты видишь собственное бессмертие на кончике кисти Леонардо. Мое бессмертие заключено в пенисе мужа».

Изабелла вспоминала, как поразили ее слова Беатриче. Время показало, что Беатриче ошибалась. Ее сыновья изгнаны из отчего дома в промозглую Германию, далеко от праха матери и итальянского солнца. Вернутся ли они когда-нибудь в Милан? Что останется от Беатриче в истории: ее потомки или ее изображения? А если французы разобьют прекрасный бюст Беатриче работы Кристофоро Романо и мраморную гробницу, которую герцог заказал для себя и жены? Кто знает, возможно, новые поколения сочтут фреску Леонардо на стене трапезной устаревшей и бесполезной и покроют ее известкой? Кто может поручиться, что французы, чтобы уничтожить все знаки правления Лодовико, вообще не снесут трапезную с лица земли и не замучают монахов до смерти?

Всем им суждено превратиться в пыль на итальянских дорогах, смешавшись с теми, кто покинул эту землю раньше их. Если судьба окажется благосклонна, она позволит им умереть на родной земле. У каждого своя Фортуна: у Изабеллы, которая когда-то завидовала судьбе Беатриче; у Беатриче, схватившей свою удачу за хвост и изумлявшей всех своим везением. И вот везению пришел конец. Милан, слава которого гремела, когда Леонардо взялся за кисть, чтобы нарисовать семнадцатилетнюю любовницу Il Moro, переживал упадок. Те, кому город обязан славой современных Афин, ныне были озабочены спасением собственных жизней. Люди больше не хотели оплачивать грандиозные проекты Лодовико из собственных карманов. Как некогда граждане Афин устали от честолюбия Перикла и обвинили его в воровстве, так и Лодовико ныне приходилось платить за мечту о великом городе.

Внезапно Изабелла ощутила страшную усталость. На нее словно давила тяжесть не только сегодняшних забот, но и всей человеческой истории. Меняются действующие лица, но пьеса остается прежней, словно драматург, который пишет Господу драмы человеческих жизней, не слишком озабочен поиском новых сюжетов. Изабелла сдернула тяжелую черную ткань, закрывавшую окна со дня смерти Беатриче. Сестра унесла с собой в могилу все — тепло, свет, саму жизнь. Затем Изабелла набросила ткань на портрет Цецилии — материя скрыла прекрасное лицо и с тяжелым стуком упала на пол, погребая безмятежное прошлое.

Изабелле д'Эсте, маркизе мантуанской от Жоржа д'Амбруаза, посла короля Франции

Мадам, покорнейше прошу простить, что раньше сомневались в Вашей верности. Теперь мы видим, что Вы — истинная француженка, а мы — Ваши покорные слуги.

Вскоре перед Изабеллой предстало озабоченное и располневшее лицо самой Цецилии. Вместе с другими сторонниками Лодовико она ускользнула из Милана под самым носом у короля Людовика. Цецилия обняла Изабеллу.

— Простите, я вся в грязи и дорожной пыли, — извинилась Цецилия. — Храни вас Господь, ваша милость! Мы с мужем были на грани отчаяния, когда получили ваше послание. Я привезла с собой сыновей. Граф укрылся в надежном убежище. Мы все продумали: если бы на дороге нам встретились солдаты, они наверняка не стали бы трогать мать с малолетними детьми.

Изабелла отослала Цецилию умыться и перевести дух. Беженцы из Милана все прибывали, и Изабелла распорядилась приготовить для них несколько загородных палаццо. Вскоре Цецилия уже сидела перед Изабеллой с чашкой горячего бульона в руке.

— Что случилось с мужем моей сестры? — спросила Изабелла, страшась услышать ответ.

Людовик всегда ненавидел Il Moro. Вряд ли он станет церемониться с поверженным врагом.

— Он бежал. Как только Лодовико услышал, что жители его любимой Павии открыли ворота французам, он понял, что миланцы поступят так же.

— Герцог считал Павию своим личным сокровищем. После того как он так облагородил облик города, неужели люди отвернулись от него?

— Недовольство вызревало давно. Ученым не платили больше года, и многие оставили университет. Налоги росли, но ничего не делалось для горожан. Здания и монументы, которые возводились по приказу Лодовико, не могли накормить голодных.