— Авельбаева Зифа, мне нужно с вами, как с членом бюро, конкретно поговорить.
И направился к двери.
Зифа недовольно повела плечами, но безропотно последовала за ним. Девушки проводили их любопытными взглядами.
Выйдя на крыльцо, Кабир сказал шепотом:
— В сельском Совете идет заседание. Еще несколько богатеев раскулачим. Ясави предупредил меня, чтоб комсомольцы были начеку. Кулаки могут пустить «красного петуха». Предупреди Хайдара и других, чтоб были под рукой. Конкретно: ты отвечаешь за верхнюю улицу, а Хайдар — за нижнюю. Будете дежурить до полуночи, а потом мы сменим вас.
— Ладно, — тоже шепотом ответила Зифа.
— То-то, — громко заговорил Кабир. — Распелись тут, словно молодые петухи! — И, снова перейдя на шепот, добавил: — Не разгуливай, допоздна, посиди с кем-нибудь возле своего дома. А Хайдар пусть себе играет. Понятно?
Когда Зифа вернулась, со всех сторон посыпались шутки:
— Свидание назначил? Или опять лекцию читал?
— Он парень ничего, только вот немного хромает, — отшутилась Зифа.
Как будто забыв о разговоре с Кабиром, Зифа села рядом с Камилей и присоединилась к поющим. Немного погодя Зифа взглянула на окно и, подойдя к Хайдару, что-то шепнула ему на ухо.
— Чего мы тут сидим? Смотрите, луна взошла. Айда на улицу!
— На улицу так на улицу, — поддержал ее Хайдар. — Пошли!
В ночной тишине звонко поет гармонь. Пальцы Хайдара бегают по клавишам, и девушки подхватывают веселую мелодию. Зоркие глаза Хайдара успевают заметить, у кого в избе горит огонь, у кого настежь открыты ворота.
Хорошо пройтись с дружным девичьим хором по улицам аула, нарушить тишину ночи и заставить ворчать в своих постелях страдающих бессонницей старух, позабывших молодость.
Вдруг Хайдар чутким ухом уловил, что Зифа перестала петь. Ему всегда становится грустно, когда Зифа уходит домой.
Зифа отстала не одна, она увлекла за собой Камилю.
— Что-нибудь случилось? — спросила подруга.
— Нет, ничего. Просто посидим возле избы. Я могу понадобиться Кабиру. Понимаешь? — объяснила Зифа.
Гармонь Хайдара играла уже где-то за мостом. Камиля вдруг остановилась.
— Хамит пристал к певцам, — заметила Зифа, прислушиваясь.
— У него красивый голос, — отозвалась Камиля.
— И все равно он мне совсем не нравится. Ни капли ему я не верю. И если хочешь знать, Кабир тоже его не любит. «Пустой подпевала», — говорит он. И дядю Хамита не люблю. Гнилой товар продает, наживается, а к колхозникам подлизывается, чтобы не раскулачили. Слыхала, обещается передать свою лавку в кооператив? Кабир говорит — с такими ухо держи востро!..
Камиля нетерпеливо перебила подругу:
— Так это же дядя, а не Хамит. Он не отвечает за своего дядю!
Зифа не могла объяснить, почему ей так неприятен Хамит, но она не сдавалась.
— Он грубый и…
— Ты его совсем не знаешь. Это он на людях такой, — запальчиво защищала Хамита Камиля. — А на самом деле у него мягкое сердце. Он послушен, как котенок.
Зифа не поверила своим ушам.
— Хамит — котенок? И чем он тебя приворожил?
— Ничем не приворожил. Просто я не люблю, когда на людей зря наговаривают…
Из-за угла вышли парни. Зифа узнала Кабира. Проходя мимо, он крикнул:
— Иди спать, Зифа!
Глядя вслед парням, Камиля сказала:
— Боюсь, что Хамит напьется. Он не на шутку обиделся на нас…
— Ты что-то скрываешь от меня, — перебила ее Зифа.
Камиля взглянула ей в глаза.
— Он давно, как только уехал Буран, приставал ко мне… Все, с кем Буран ушел на службу, вернулись осенью, а Буран перестал даже писать. Не могу же я всю жизнь ждать его.
— Ты разлюбила Бурана?
— Перестала ждать… Да разве ты поймешь!
Порывисто обняв подругу, Зифа поцеловала ее.
— Не надо, Камиля. Откажись от Хамита. Сможешь отказаться?
— Конечно, — улыбнулась Камиля и заторопилась домой.
Зифа вошла в сени, сняла сапожки, чтобы не разбудить мать. Айхылу, деревенская портниха, не запирала дверь до возвращения дочери. В полутемной избе задорно стрекотали сверчки. Недошитое белое платье лежало на машинке. Видимо, мать устала и не успела убрать работу. Нащупав на столе кружку с молоком, Зифа залпом выпила его и, стараясь не шуметь, юркнула под стеганое одеяло.
Зифу и ее мать разбудил рев толпы, ворвавшийся в избу. Накинув на плечи шали, они опрометью кинулись к двери.
В темноте трудно было разобрать, что делалось на улице. Озверелая толпа глухо мычала, топала, выла. Испуганные женщины услышали стон и отчаянный крик:
— Братцы, дайте сказать слово! Не виноват я…
Зифа увидела Ясави Хакимова, бегущего к толпе. За ним спешил Кабир, громко оправдываясь:
— Прозевал! Отлучился на самую малость домой — и вот…
Ясави не слушал его. Подняв над головой «летучую мышь», он закричал:
— Что вы делаете? Прекратите, дьяволы!
Никто не обратил на него внимания. Толпа медленно колыхалась, продолжая бить, топтать, сопровождая каждый удар хриплыми выкриками. Все старались протолкаться поближе к центру страшного живого клубка.
Ясави передал фонарь Кабиру и стал прокладывать дорогу в толпе. Он отшвырнул одного, другого. Наконец оказался в середине толпы. Зифа невольно подалась вперед: его самого могут свалить под ноги, затоптать!
Почувствовав чью-то руку на плече, оглянулась.
— Он остановит их, — шептала Камиля, полуодетая, с непокрытой головой, дрожа не то от холода, не то от страха. — Только Ясави может это сделать.
Вдруг из середины клубка взметнулась рука с наганом. Гулко и раскатисто прокатился выстрел. Толпа разом отпрянула от Ясави, и все услышали его голос:
— Кабир, ко мне!
Между ними выросла фигура торговца кожей, человека с темным прошлым, о ком ходило немало недобрых слухов.
— Погоди, Ясави, командовать, — прохрипел он. — Тут тебе не правление колхоза… Ты что, против народа идешь?
— Не допустим!
— Не позволим! — подхватила толпа.
Кабир стоял, высоко подняв над головой «летучую мышь». При неверном свете фонаря Зифа со страхом смотрела на лица своих односельчан.
— Уйди, Ясави, не доводи до греха! — хрипел торговец кожей. — Я этого шайтана сам поймал. Он обливал мой дом керосином.
— Собаке собачья смерть! — закричал кузнец Галлям из-за спины торговца.
Толпа снова сомкнулась. Зифа уже не видела председателя колхоза. Ясави окружили люди, ослепленные яростью. В прежнее время они не раз устраивали страшные самосуды над конокрадами… От них можно всего ожидать.
Быстрым движением торговец кожей поднял что-то с земли.
— Камень! — вскрикнула Камиля, вцепившись в руку подруги.
Толпа затихла. Камиля отвернулась, Зифа вскрикнула.
Ясави успел выхватить наган и снова выстрелил в воздух. Торговец медленно опустил руку и выронил камень.
Все напряженно следили за тем, как Ясави осторожно поворачивал избитого человека лицом кверху. Зифа не видела его, но заметила, как попятились люди, устрашившись того, что они сделали.
Ясави, выпрямившись, скомандовал:
— Хайдар, запрягай коней. Надо везти его в больницу. Всем остальным не расходиться! Натворили, будете отвечать по всей строгости закона… А ты куда хочешь улизнуть? — направил Ясави наган на торговца кожей.
К человеку, лежащему на земле, с трудом возвращалось сознание. Люди расступились, и при свете фонаря Зифа увидела, как он открыл глаза и неожиданно внятно сказал, взглянув на торговца кожей:
— Он! С ним был еще короткий, толстый. Стащили меня с воза… Я ехал на элеватор, колхоз послал за семенами… Да вот не доехал…
Торговец плюнул.
— Он сошел с ума, черт знает что болтает!
— Врешь! — вцепился в него Шаймурат, однако торговец без усилий отбросил старика.
— Взять! — скомандовал Ясави.
Когда избитого подняли на носилки, его блуждающий взгляд, на мгновение задержался на Хамите. Зифа заметила, как Хамит спрятался за спину Шаймурата. Это не ускользнуло и от Ясави, он отстранил старика.
— Этот тоже помогал, — сказал избитый человек.
— Били всем аулом, всем и отвечать. Нечего сваливать вину на черного козла! — зло крикнул Хамит.
— Там разберемся, взять его! — приказал Ясави.
Зифа почувствовала, как задрожала Камиля. Наверно, она упала бы, если бы Зифа не поддержала ее.
«Любит она его, — поняла Зифа. — Не все тогда сказала — главное утаила от меня».
Уводя под руку Камилю, Зифа слышала, как распоряжался Ясави:
— Хайдар, немедля вези в больницу. А арестованных запереть в амбар. Закир, где ты?
— Я тут.
— Беги в сельский Совет, вызывай милицию. А вы все расходитесь по домам.
Проводив Камилю, молчаливую, сникшую, Зифа вернулась домой. Поднявшись на крыльцо, она оглянулась. В окнах погасли огни, угомонились собаки. Залитый щедрым лунным светом, безмолвный и обманчиво мирный лежал Карасяй.
Апрельские дороги
Мокрый снег противно чавкал под ногами арестованных. На черных буграх, выступивших среди снежной равнины, не обращая никакого внимания на людей, чинно галдели грачи.
Рядом с торговцем кожей семенил, то и дело с опаской оглядываясь на конвой, коротконогий полный человек. Третий арестованный — Хамит шагал с независимым видом, и это очень злило милиционеров.
Они поднялись на безлесный холм, откуда можно было бросить прощальный взгляд на Карасяй. Кроме Хамита, никто не оглянулся. Остановившись, он прищуренными глазами смотрел на родное село. Из многих труб поднимался дым.
— Слушай, ты! — крикнул старший. — Не задерживайся, догоняй команду.
Хамит презрительным взглядом смерил старшего, однако послушался его. В душе Хамита росла неприязнь к торговцу кожей, к его компаньону, к милиционеру и к самому себе. Угораздило же спьяну попасть в такое грязное дело!
Хамит сплюнул и выругался.
«А все из-за Камили, — размышлял он. — Не смеялась бы над ним в клубе, перед всем аулом, не пошел бы пить к дяде. И тот тоже хорош гусь! Все наливал да приговаривал: «Пей, наше время пьяное. Те, у кого есть деньги, пьяны от водки, а голодранцы — от речей уполномоченных. У меня, слава аллаху, есть водка! Пей!»