Семена
Глава 59Разжатая ладошка
Сван проснулась. Во сне она бежала через поле человеческих тел, которые колыхались, как пшеница на ветру, а за ней, косой срезая у них головы, руки, ноги, гналось чудовище с алым глазом, искавшее ее. Голова у Сван была слишком тяжелая, ноги увязали в желтой грязи, и она не могла бежать быстро. Тварь все приближалась, ее коса свистела в воздухе, как пронзительный крик. Вдруг Сван споткнулась о детский труп и упала, глядя на бледные мертвые ручонки: одна вцепилась в землю скрюченными пальцами, как когтями, а другая сжалась в кулак…
Она лежала на полу в хижине Глории Бауэн. Последние угольки за решеткой печи слабо светились и давали немного тепла. Сван медленно села и прислонилась к стене: образ детских рук запечатлелся у нее в сознании. Рядом на полу свернулся Джош, он крепко спал и тяжело дышал во сне. Ближе к печке сопел под тонким одеялом Расти, его голова лежала на лоскутной подушке. Глория проделала чудесную работу, вычистив и зашив раны, но сказала, что следующие два дня будут для него тяжелыми. С ее стороны было очень великодушно позволить им провести ночь под ее кровом и разделить с ней воду и немного тушеного мяса.
Аарон засыпал Сван вопросами о ее болезни и о том, на что похожа земля за пределами Мериз-Реста и что Сван видела. Глория велела сыну не докучать гостье, но девушке он не мешал: у мальчика был пытливый ум — редкий случай, заслуживающий внимания.
Глория рассказала им, что ее муж был баптистским священником в Винне, штат Арканзас. Радиация, идущая от Литл-Рока, убила в Винне множество людей, и Глория с мужем и маленьким сыном присоединились к каравану странников, искавших безопасное место. Но таких мест нигде не было. Четыре года спустя они осели в Мериз-Ресте, в то время процветающем поселении, построенном вокруг пруда. Здесь не было ни священника, ни церкви, и муж Глории начал своими руками возводить храм.
Но потом, сказала Глория, разразилась эпидемия тифа. Люди умирали десятками, и дикие животные выходили из леса пожирать трупы. Когда в общине закончились последние припасы, люди начали есть крыс, варили кору, корешки, кожу, даже суп из грязи. Однажды ночью церковь сгорела, и муж Глории погиб, стараясь ее спасти. Почерневшие руины еще стояли, потому что ни у кого не было ни энергии, ни желания отстраивать храм заново. Она и сын сумели выжить, потому что Глория была хорошей швеей и люди платили ей за починку одежды продуктами, кофе и домашней утварью.
— Такова история моей жизни, — сказала Глория, — вот как я стала старухой, когда мне едва исполнилось тридцать пять.
Сван вслушивалась в шум ветра. Принесет ли он ответ на загадку магического зеркала, спрашивала она себя, или унесет его дальше?
И совершенно неожиданно, когда ветер изменил направление, девушка услышала резкий собачий лай. Сердце замерло у нее в груди. Лай стал тише и пропал, потом зазвучал громче, где-то очень близко.
Этот лай Сван узнала бы где угодно.
Она хотела разбудить Джоша, чтобы сказать ему, что Киллер нашел дорогу, но великан храпел и бормотал во сне. Тогда она встала и с помощью лозы пошла к двери. Когда ветер подул в другую сторону, лай ослабел. Но ей было понятно, что он означал: «Скорее! Иди посмотри, что я тебе покажу!»
Она надела пальто, застегнула его на все пуговицы и выскользнула из хижины в беспокойную темноту.
Терьера не было видно. Джош распряг Мула, чтобы дать коню возможность позаботиться о себе, и тот ушел куда-то в поисках убежища.
Ветер снова вернулся, и лай вместе с ним. Откуда он долетал? Слева, подумала Сван. Нет, справа! Она сошла по ступенькам. Киллера рядом не было, и лай тоже пропал. Но она была уверена, что он доносился справа, может быть, из переулка, из того самого, которым Аарон водил ее показывать пруд.
Она колебалась. На улице было холодно и темно, только где-то в отдалении горел костер. Сван спросила себя, слышала ли она лай на самом деле или нет. Пса не было, только ветер выл в проулках и вокруг хижин.
Ей снова явился призрак ребенка с окоченевшими руками. Что же такое было в этих руках, что преследовало ее? Дело не только в том, что ладошки принадлежали мертвому ребенку, но и в чем-то намного большем.
Сван не знала точно, когда она приняла решение или сделала первый шаг. Но вдруг оказалось, что она идет по проулку, проверяя дорогу перед собой с помощью Плаксы, и приближается к полю.
Ее зрение затуманилось, зрячий глаз щипало от боли. Она шла вслепую, но не чувствовала паники, просто выжидала, надеясь, что сейчас не то время, когда видение растает и не вернется. Оно вернулось, и Сван пошла дальше.
Один раз она упала, споткнувшись о чей-то труп, и услышала поблизости чье-то рычание, но не обратила на него внимания. А потом перед ней раскинулось поле, едва освещенное отблеском отдаленного костра. Она пошла по нему, запах загубленного пруда раздражал ее обоняние, но она надеялась, что помнит дорогу.
Лай снова возник, с левой стороны. Сван повернула, чтобы последовать за ним, и закричала:
— Киллер! Ты где?
Но ветер унес ее слова.
Шаг за шагом Сван пересекала поле. Кое-где глубина снега составляла четыре или пять дюймов, но местами ветер уносил его, оставляя голую землю. Лай то усиливался, то слабел, иногда возвращаясь немного с другой стороны. Сван изменила курс на несколько градусов, но нигде на поле не видела терьера.
Лай прекратился.
Остановилась и девушка.
— Где ты? — позвала она.
Ветер налетал на нее, почти сбивая с ног. Она оглянулась на Мериз-Рест, увидела костер и несколько освещенных окон. Они казались такими далекими… Но она сделала еще шаг к пруду — и тогда дотронулась Плаксой до чего-то твердого на земле, почти у самых своих ног, и различила очертания детского тела.
Снова ветер сменил направление. И снова донесся лай, но теперь лишь как шепот, непонятно с какой стороны. Он звучал все тише, и как раз перед тем, как совсем затих, у Сван возникло странное ощущение, что это уже не лай старой, усталой собаки. В нем слышались молодость и сила всех дорог, которые еще предстоит пройти.
Звук пропал, и Сван оказалась наедине с детским трупом.
Она наклонилась и посмотрела на ручки: одна вцепилась в землю, другая сжата в кулак. Что же в этом такого знакомого? А потом она поняла: именно так она сама в детстве сажала семена. Одной рукой выкапывала лунку, а другой…
Сван схватила костлявый кулачок и постаралась разжать его. Он не поддавался, но она терпеливо разгибала пальцы и думала о том, что открывает лепестки цветка. Ладонь медленно выпустила то, что было в ней скрыто.
Шесть морщинистых зернышек кукурузы.
Одна рука копала лунку, а другая укладывала семена.
Семена.
Ребенок умер, не откапывая корешки. Ребенок умер, стараясь посадить иссохшие семена!
Она держала у себя в ладони зернышки. Была ли в них скрыта жизнь, или они оставались только холодными пустыми крошками?
«Здесь раньше было большое кукурузное поле, — сказал ей Аарон. — Но все умерло».
Она подумала о яблоне, расцветавшей для новой жизни. О зеленых ростках, повторивших контур ее тела. О цветах, которые давным-давно сажала в сухую, пыльную землю.
Здесь раньше было большое кукурузное поле.
Сван снова посмотрела на тело. Ребенок умер в странной позе. Почему он лежал ничком на холодной земле, вместо того чтобы свернуться и сохранить остатки тепла? Она мягко взяла его за плечо и постаралась перевернуть: послышался слабый треск отдираемой от земли примерзшей одежды, но само тело было легким, как шелуха початка.
Под телом лежал небольшой кожаный мешочек.
Сван дрожащей рукой подняла его, открыла и залезла двумя пальцами внутрь, уже зная, что там найдет. В мешочке были сухие зерна кукурузы. Ребенок защищал их теплом своего тела. Она поняла, что сделала бы то же самое и что у них, должно быть, было много общего.
Вот они, семена. Ей нужно теперь закончить работу, которую начал замерзший ребенок.
Сван отгребла снег и поскребла пальцами землю. Почва была глинистой и твердой, с льдинками и острыми камнями. Сван взяла целую горсть этой земли и стала отогревать ее; потом положила в нее одно зернышко и сделала то, что делала раньше, сажая семена в канзасскую пыль, — набрала полный рот слюны и выпустила ее прямо в ладони. Сваляла из земли шарик и катала его до тех пор, пока не почувствовала, как по ее косточкам поднимается покалывающее тепло, проходит по рукам и пальцам. Тогда она вернула комок на место, вжала в лунку, откуда его зачерпнула.
Это было первое семечко, посаженное Сван, но она не знала, выживет оно в измученной земле или нет.
Она взяла Плаксу, отползла на несколько футов от тела ребенка и зачерпнула еще пригоршню земли. То ли острый камень, то ли льдинка порезала ей палец, но она почти не замечала боли, вся сосредоточившись на работе. Покалывание усилилось, волнами проходя по телу, как ток по гудящим проводам.
Девушка переползла дальше и посадила третье зернышко. Холод забирался под одежду, пронизывая до костей, но через каждые два-три фута она упрямо набирала в ладони землю и сажала по зернышку. Кое-где грунт промерз насквозь и не поддавался, как гранит, и Сван приходилось выбирать другое место; она обнаружила, что земля, лежащая под снегом, мягче, чем там, где снег унесло ветром. Тем не менее вскоре девушка ободрала руки, из порезов стала сочиться кровь. Капли крови попадали на семена и на почву и смешивались с ними. Сван медленно и методично, без пауз, продолжала работать.
Ей не хотелось сажать семена у пруда, и вместо этого она повернула обратно к Мериз-Ресту и принялась за другой ряд. Далеко в лесу завыло какое-то животное — высоким, пронзительным голосом. Сван не отвлекалась от работы, окровавленные руки шарили в снегу в поисках оттаявшей грязи. Холод наконец пробрал ее, пришлось остановиться и съежиться. Ледяная корка, образовавшаяся на носу, мешала дышать, еле видевший глаз почти закрылся от мороза. Сван прилегла и задрожала. Ей пришло в голову, что она наберется сил, если немного поспит. Просто немного отдохнет. Всего несколько минут, а потом снова вернется к работе.
Что-то толкнуло ее в бок. Она чувствовала себя слабой и разбитой и не стала поднимать голову, чтобы посмотреть, что это. Ее опять что-то толкнуло, на этот раз гораздо сильнее. Сван приподняла голову, обернулась и взглянула вверх.
Ее лица коснулось теплое дыхание. Над ней стоял Мул, неподвижный, будто высеченный из темного пестрого камня. Сван снова захотелось лечь, но Мул толкнул ее носом в плечо. Он тихо, гортанно заржал, и из его ноздрей, как пар из чайника, вырвалось теплое дыхание.
Он не даст ей уснуть. Теплый воздух, который выдыхал конь, напоминал о том, как близко она подошла к тому, чтобы сдаться. Если она еще полежит здесь, то замерзнет. Нужно снова двигаться, восстановить кровообращение.
Мул толкнул ее настойчивее, Сван села и сказала:
— Ладно-ладно.
Девушка подняла к его морде перемазанную и окровавленную руку, и конь облизал ее раны.
Она снова стала сажать семена из мешочка, а Мул шел в нескольких шагах позади нее, настороженно подняв уши и вздрагивая при каждом зверином крике в лесу.
Сван принуждала себя продолжать работу, но с каждым часом холодало сильнее, и все становилось зыбким и смутным, как будто она работала под водой. Дыхание Мула чуть согревало ее, и тогда она чувствовала в темноте вокруг какое-то крадущееся движение, все ближе и ближе. Она услышала рядом звериный крик, и Мул ответил хриплым, предупреждающим ржанием. Сван по-прежнему подгоняла себя, очищая землю от снега и набирая в ладони грязь, а потом опуская ее обратно в лунки вместе с семенами. Каждое движение пальцев давалось с огромным трудом, и она знала, что запах ее крови привлекал из леса животных.
Но необходимо было закончить работу. В кожаном мешочке оставалось еще около тридцати-сорока семян, и Сван решила посадить их все. Покалывающие токи проходили по ее костям, становились все сильнее, почти до боли, и в темноте ей казалось, что она видит случайные крошечные вспышки — огоньки, слетающие с ее окровавленных пальцев. Она почувствовала слабый запах гари, как бывает при перегревании электрической розетки и коротком замыкании. Лицо Сван под маской наростов горело от боли. Когда зрение вдруг изменило ей, она несколько минут работала в полной слепоте, пока способность видеть не вернулась к ней. Она заставляла себя пройти три-четыре фута и высаживала по одному семечку.
Какое-то животное — Сван подумала, что рысь, — завыло где-то слева, в опасной близости. Девушка напряглась, ожидая нападения, услышала ржание Мула и почувствовала, как простучали по земле его копыта, когда он проскакал мимо нее. Затем рысь взвизгнула, послышались какие-то тревожные звуки, шум борьбы в снегу — и примерно через минуту ее лицо снова было согрето дыханием Мула. В ответ завыло другое животное, на этот раз справа, и Мул пронесся туда. Сван услышала визг боли и короткое ржание Мула, когда он лягнул кого-то, затем копыта простучали по земле. Он вернулся к ней, и она посадила еще одно зернышко.
Сван не знала, сколько еще произошло таких нападений. Она вся отдалась работе, и вскоре у нее осталось только пять семян.
Едва на востоке забрезжил свет, Джош проснулся в хижине Глории Бауэн и понял, что Сван нет. Он позвал женщину и ее сына, и они вместе стали прочесывать переулки Мериз-Реста. Именно Аарон выбежал посмотреть в поле и вернулся, крича, чтобы Джош и мама шли быстрее.
Они увидели лежавшую на земле скрюченную фигуру. К ней жался Мул. Когда к ним подбежал Джош, конь поднял голову и тихо заржал. Джош чуть не налетел на тушу убитой рыси — из ее бока росла лишняя лапа — и увидел рядом еще одну тварь, которая тоже, наверное, была рысью, но сказать наверняка не представлялось возможным, настолько она была искромсана.
Бока и ноги Мула были покрыты рваными ранами, а возле Сван лежали еще три затоптанных хищника, все со смертельными переломами.
— Сван! — закричал Джош, когда подбежал к ней и упал на колени.
Она не шелохнулась, и он обнял ее хрупкое тело.
— Проснись, милая! — сказал он, встряхивая ее. — Ну же, проснись!
Воздух был обжигающе холодным, но Джош чувствовал тепло, исходившее от Мула. Он встряхнул девушку еще сильнее:
— Сван! Проснись!
— Боже мой! — прошептала Глория, стоя сзади Джоша. — Ее руки!
Джош тоже увидел их и поморщился. Они распухли, покрылись грязью и запекшейся черной кровью, ободранные пальцы походили на когти. В правой ладони был зажат кожаный мешочек, а в левой лежало единственное засохшее зернышко, перемазанное почвой и кровью.
— О боже… Сван…
— Мама, она умерла? — спросил Аарон, но Глория не ответила. Аарон сделал шаг вперед. — Она не умерла, мистер! Ущипните ее, и она проснется!
Джош дотронулся до запястья Сван. Прощупывался слабый пульс. Из уголка его глаза на ее лицо упала слеза.
Девушка глубоко вдохнула и медленно, со стоном выдохнула. Задрожав всем телом, она начала подниматься с земли, возвращаясь из такого места, где очень темно и холодно.
— Сван! Ты меня слышишь?
Голос, приглушенный и очень далекий, обращался к ней. Ей показалось, она узнает его. Руки у нее болели… так болели!
— Джош? — прозвучал почти шепот, но сердце у Хатчинса екнуло.
— Да, дорогая. Это Джош. Не беспокойся, мы сейчас отнесем тебя в тепло.
Он поднялся с девушкой на руках и повернулся к израненной, измученной лошади:
— Тебе я тоже найду теплое местечко. Пойдем, Мул.
Конь с трудом встал на ноги и пошел следом.
Аарон увидел на снегу магическую лозу Сван и поднял ее. Он с любопытством потыкал ею в мертвую рысь со второй шеей и головой, росшей прямо из живота, а потом побежал вслед за Джошем и мамой.
Удерживая голову, Сван старалась открыть глаз. Веко полностью затекло. Вязкая жидкость сочилась из уголка, и глаз горел так сильно, что ей пришлось закусить губу, чтобы не кричать. Другой глаз, давно закрывшийся, пульсировал и бился. Она подняла руку, чтобы дотронуться до лица, но пальцы ее не слушались.
Джош услышал, как она что-то шепчет, и сказал:
— Мы уже почти дошли, деточка. Еще несколько минут. Продержись немного.
Он знал, насколько Сван была близка к смерти. Девушка снова заговорила, и на этот раз он ее понял, но перепросил:
— Что?
— Мой глаз, — повторила Сван. Она старалась говорить спокойно, но голос у нее дрожал. — Джош… Я ослепла.
Глава 60Сван и здоровяк
Лежа на постели из листьев, Сестра ощутила около себя движение. Она очнулась от сна и стальной хваткой стиснула чье-то запястье.
Рядом с ней на коленях стоял Робин Оукс. В длинных каштановых волосах парня торчали перья и кости, а глаза переполнял свет. На его лице с заострившимися чертами играли пестрые отблески: он открыл кожаный футляр и попытался вытащить оттуда кольцо. Несколько секунд они пристально смотрели друг на друга.
— Нет, — сказала Сестра.
Другой рукой она взялась за кольцо, и Робин отпустил его.
— Не кипятись, — коротко сказал он, — я его не сломал.
— Слава богу! Кто позволил тебе копаться в моих вещах?
— А я и не копался. Я смотрел. Немного.
Захрустев суставами, Сестра села. В пещеру заглядывал мрачный день. Большинство юных разбойников еще спали, но двое мальчишек свежевали пару не то кроликов, не то белок, а еще один разводил костер, чтобы приготовить завтрак. У дальней стены пещеры рядом со своим пациентом прикорнул Хью, а Пол спал на тюфяке из листьев.
— Это важная для меня вещь, — сказала она Робину. — Ты даже не представляешь насколько. Оставь ее в покое, ладно?
— Заверни его. — Робин встал. — Я как раз клал эту странную штуку обратно и собирался рассказать тебе о Сван и о том здоровяке. Но теперь забудь — проехали.
Он направился посмотреть, как дела у Баки.
Всего несколько секунд ушло на то, чтобы Сестра сообразила: «Сван. Сван и здоровяк».
Она никому не рассказывала о своих прогулках во сне. Ничего не говорила о слове «Сван» и об отпечатке ладони, словно выжженном на стволе цветущего дерева. Откуда же Робин Оукс мог знать об этом, если только он тоже не прогуливался во сне?
— Подожди! — крикнула она.
Ее голос прогудел в пещере, как звук колокола. И Пол, и Хью стряхнули с себя дрему. Мальчишки тоже проснулись и потянулись за копьями и ружьями. Робин остановился на полпути.
Она заговорила, с трудом подыскивая слова. Встав, она приблизилась к нему, подняв стеклянное кольцо повыше:
— Что ты в нем видел?
Робин взглянул на мальчишек, снова на Сестру и пожал плечами.
— Ты ведь что-то видел? — Сердце у нее колотилось. Пестрые вспышки в кольце пульсировали все быстрее. — Видел же! Ты ходил во сне?
— Что во сне?
— Сван, — сказала Сестра. — Ты видел слово, написанное на стволе? На дереве, покрытом цветами. И ты видел след руки, отпечатанный на нем огнем? — Она держала стекло у него перед лицом. — Ну ведь видел же, скажи?
— Э-э, — он покачал головой, — ничего такого.
Она замерла, потому что он явно говорил правду.
— Пожалуйста, — попросила она, — расскажи мне, что ты видел.
— Я… вытащил его из твоей сумки примерно час назад, когда проснулся, — сказал Робин тихим почтительным голосом. — Просто хотел подержать его, просто посмотреть. Я раньше не видел ничего похожего, а после того, что случилось с Баки, понял, что оно особенное.
Он помолчал несколько секунд, как будто снова загипнотизированный, и продолжил:
— Я не знаю, что это такое, но хочется держать его и смотреть, как переливаются все эти цвета и краски. Я взял его, отошел и сел здесь. — Робин указал на свою постель из листьев в дальнем углу пещеры. — Я не собирался держать его долго, но… цвета стали меняться. Сложилась картинка — не знаю, наверно, это звучит немного безумно, правда?
— Продолжай.
И Пол, и Хью смотрели на него. Мальчики тоже прислушивались.
— Я просто следил за изображением вроде мозаики, что была на стенах церкви в приюте: если смотреть на нее долго, то можно поклясться, что картинки оживают и начинают двигаться, вот на что это было похоже. Но только вдруг оно перестало быть картинкой. Все стало реальным, я стоял на поле, покрытом снегом. Дул ветер, и все было таким смутным — но, черт побери, какой там был холод! Я увидел что-то на земле и сначала подумал, что это куча тряпок, но потом понял: это человек. Рядом с ним в снегу лежала лошадь. — Он смущенно посмотрел на Сестру. — Странно, да?
— Что еще ты видел?
— По полю бежал огромный мужик. На нем была черная маска, он прошел в шести-семи футах прямо передо мной. Я испугался до чертиков и хотел отпрыгнуть, но он пробежал дальше. Клянусь, я даже видел его следы на снегу. И я слышал, как он кричит: «Сван!» Я слышал это так же хорошо, как сейчас слышу собственный голос. Здоровяк казался испуганным, встревоженным. Потом он встал на колени около этой фигуры и, похоже, старался ее разбудить.
— Ее? Что ты имеешь в виду — ее?
— Девушку. Я думаю, он звал ее по имени — Сван.
«Девушка!» — подумала Сестра. Девушка по имени Сван — вот к кому вело их стеклянное кольцо!
Голова у нее шла кругом. Она почувствовала слабость и вынуждена была на минуту закрыть глаза, чтобы удержать равновесие. Когда она снова их открыла, стеклянное кольцо неистово пульсировало.
Пол встал. Хотя он и перестал верить в силу кольца — еще до того, как Хью спас мальчика, — он буквально дрожал от волнения. Больше не имело значения то, что он ничего не видит в стекле, — может быть, причина крылась в том, что он был слепцом и не мог хорошенько вглядеться. Может, в том, что он отказался верить во что-либо вне себя или его мозг был закрыт для сложного. Но если этот парень видел в стекле реальные картины, если он тоже «ходил во сне», как Сестра, тогда, может, они ищут кого-то, кто действительно где-то существует?
— Что еще? — спросил он Робина. — Ты еще что-нибудь видел?
— Когда я собирался отпрыгнуть от этого громилы в черной маске, я что-то заметил на земле, прямо перед собой. Какое-то животное, все искореженное и в крови. Я не знаю, что это было, но отделали его здорово.
— Мужчина в маске, — озабоченно сказала Сестра. — Ты не видел, откуда он пришел?
— Нет. Как я уже сказал, все было смутно, как в тумане. Дым, похоже. Я ощущал в воздухе сильный запах дыма, а еще стоял очень крепкий, скверный запах. Мне кажется, там были еще двое, но не уверен. Изображение стало меркнуть. Мне не понравился этот противный запах, и я захотел снова вернуться сюда. А потом я уже сидел здесь с этой штукой в руках. Вот и все.
— Сван, — прошептала Сестра и взглянула на Пола. Он смотрел широко открытыми от удивления глазами. — Мы ищем девушку по имени Сван.
— Но где нам ее искать? — вопросил Пол. — Бог ты мой, это поле может находиться где угодно — в миле отсюда или в сотне миль!
— Ты что-нибудь видел еще? — спросила Сестра парня. — Что-нибудь приметное: сарай, дом? Хоть что-то?
— Просто поле. В некоторых местах покрытое снегом, а в других снег уже сдуло. Я говорил, видение было таким реальным, что я чувствовал холод… и это казалось жутким. Наверное, потому-то я и дал тебе поймать меня, когда засовывал эту штуку обратно в твою сумку. Наверное, мне хотелось кому-то рассказать об этом.
— Как же мы можем найти поле без всяких примет? — спросил Пол. — Нет никакой возможности.
— Прошу прощения, — вмешался Хью, поднимаясь с помощью костыля.
Все посмотрели на него.
— На самом деле мне это все неведомо, — сказал он, когда встал устойчиво. — Но я знаю: то, что вы видите в стекле, вы считаете реально существующим местом. Думаю, я меньше всех на земле понимаю такие вещи. Но мне кажется, что если вы ищете какое-то конкретное место, то могли бы начать с Мериз-Реста.
— Почему именно оттуда? — спросил его Пол.
— Потому что там, в Моберли, у меня была возможность встречаться с путешественниками, — ответил он. — Так же, как я встретил тебя и Сестру. Я считал, что путники должны пожалеть одноногого нищего… К сожалению, обычно я ошибался. Но помню человека, который проходил через Мериз-Рест. Он сказал мне, что там высох пруд. И еще он говорил, что в Мериз-Ресте пахнет нечистотами. — Хью посмотрел на Робина. — Ты сказал, что чувствовал скверный запах и еще дым. Правильно?
— Да, в воздухе чувствовался дым.
— Дым. Дымоходы, — кивнул Хью. — Костры тех, кто пытается согреться. Я думаю, что поле, которое вы ищете, если оно существует, должно находиться около Мериз-Реста.
— Далеко отсюда до него? — спросила Сестра у Робина.
— Наверное, миль семь-восемь. Может быть, больше. Я там никогда не был, но мы, конечно, грабили людей, едущих туда и оттуда. Хотя это было раньше. Сейчас не так уж много народа туда едет.
— Джипу не хватит горючего, чтобы преодолеть это расстояние, — напомнил Пол Сестре. — Сомневаюсь, что мы хоть милю проедем.
— Я не имел в виду семь-восемь миль по дороге, — поправил Робин. — Семь-восемь — это напрямую. На юго-запад, через лес, но это тяжелое путешествие. Шестеро моих ребят ходили туда примерно год назад разведать дорогу… Двое вернулись и сказали, что там, в этом Мериз-Ресте, нет ничего стоящего и жители, если бы могли, сами бы нас ограбили.
— Если нельзя проехать, придется пойти пешком, — решила Сестра, взяла сумку и сунула туда стеклянное кольцо. Руки у нее дрожали.
— Сестра, — сказал, хмыкнув, Робин, — не в обиду будь сказано, но ты сумасшедшая. Семь миль пешком — это не шутка. Знаешь, мы, возможно, спасли вам жизнь, остановив ваш джип. Если бы мы этого не сделали, вы сейчас уже наверняка замерзли бы до смерти.
— Нам — или хотя бы мне — нужно добраться до Мериз-Реста. Пол и Хью решают за себя. Я прошла не семь, а черт знает сколько миль, чтобы добраться сюда, и небольшой мороз меня не остановит.
— Дело не просто в расстоянии или в холоде. Дело в том, что прячется там, в лесу.
— Что? — тревожно спросил Хью, покачнувшись на костыле.
— Весьма любопытные создания. Выглядят так, будто их вывели в питомнике безумного врача. Голодные. Вы же не хотите, чтобы один из них схватил вас ночью в лесу?
— Пожалуй, нет, — согласился Хью.
— Мне необходимо попасть в Мериз-Рест, — твердо сказала Сестра, и по выражению ее лица Робин понял, что она решилась. — Все, что мне нужно, — это немного еды, теплая одежда и мой дробовик. Я вполне справлюсь.
— Сестра, ты не пройдешь и мили, как заблудишься или тебя съедят.
Она посмотрела на Пола Торсона и спросила:
— Пол, ты все еще со мной?
Ее спутник нерешительно поглядел сперва на тусклый свет у входа в пещеру, а потом на костер. Мальчишки добывали огонь трением.
«Черт побери! — подумал он. — У меня никогда так не получалось, когда я был юным скаутом».
Но может, еще не поздно научиться. Тем не менее они зашли слишком далеко и, возможно, уже близки к ответу. Он следил за тем, как вспыхивает и разгорается костер, но про себя уже решил:
— Я с тобой.
— Хью? — спросила она.
— Я хочу пойти с тобой, — сказал он. — Правда хочу. Но у меня пациент. — Он взглянул на спящего мальчика. — Мне интересно узнать, что и кого вы найдете, когда доберетесь до Мериз-Реста, но, думаю, я нужен здесь. Сестра, прошло много времени с тех пор, как я чувствовал себя полезным. Ты понимаешь?
— Да. Я понимаю.
Она и сама уже решила отговорить Хью от того, чтобы идти. Он никак не смог бы преодолеть такое расстояние на одной ноге и только задерживал бы их. Она посмотрела на Робина.
— Мы хотим уйти, как только соберем вещи. Мне нужен мой дробовик и патроны, если вы не возражаете.
— Одного дробовика будет мало.
— Тогда вы наверняка отдадите нам ружье Пола и патроны к нему. А мы можем взять любую еду и одежду, какую вам не жалко.
Робин засмеялся, но глаза у него оставались суровыми.
— Нас ведь считают разбойниками, Сестра!
— Верните нам то, что отняли у нас, вот и все. И будем считать, что мы квиты.
— Кто-нибудь говорил тебе, что ты сумасшедшая? — спросил Робин.
— Да. И гораздо грубее, чем ты.
Слабая улыбка медленно появилась на его лице, и взгляд смягчился.
— Ладно, — сказал он. — Вы получите свое барахло обратно. Пожалуй, вам оно нужнее, чем нам. — Потом задумался и добавил: — Подожди-ка!
Он подошел к своему ложу из листьев, наклонился и стал что-то перебирать в коробке, полной жестянок, ножей, часов, обувных шнурков и прочего. Нашел то, что искал, и вернулся к Сестре.
— Вот, — сказал он, вкладывая что-то ей в руку. — Это вам тоже понадобится.
Это был маленький металлический компас, который выглядел так, будто только что появился из сундучка мастера.
— Он работает, — заверил Робин. — По крайней мере, работал, когда я пару недель назад снял его с мертвеца.
— Спасибо. Я надеюсь, что мне он принесет больше счастья, чем своему прежнему хозяину.
— Да. Что ж… Это вы тоже можете взять, если хотите.
Робин расстегнул коричневую куртку у горла. На бледной коже выделялось маленькое тусклое распятие на серебряной цепочке. Он стал снимать его, но Сестра коснулась его руки, чтобы остановить паренька.
— Это и у меня есть. — Она сдвинула в сторону шерстяной шарф у шеи, чтобы показать шрам в форме распятия, который выжгли ей давным-давно, в кинотеатре на Сорок второй улице. — У меня есть свое.
— Да, — кивнул Робин, — что есть, то есть.
Полу и Сестре вернули их куртки, свитеры и перчатки вместе с оружием и патронами для «магнума» Пола и дробовика Сестры. В походную сумку, которую отдали Сестре вместе с ножом и ярко-оранжевой шерстяной шапкой, положили банку печеных бобов и немного сушеного беличьего мяса. Робин дал им обоим наручные часы, а пошарив еще в одной коробке с добычей, нашел три кухонные спички.
Пол слил остаток бензина из бака джипа в пластиковую бутылку из-под молока. Дно оказалось едва прикрыто, но бутылку надежно запечатали лентой и упаковали в большой баул, чтобы было чем подбодрить огонь.
Было уже светло, как в середине дня. Над ними висело тусклое небо, и нельзя было сказать даже то, в какой стороне солнце. Часы Сестры показывали десять двадцать две, а часы Пола — три тринадцать. Пора было идти.
— Готов? — спросила Сестра.
Пол мгновение с тоской смотрел на костер, потом решительно сказал:
— Да.
— Желаю удачи! — крикнул Хью, ковыляя ко входу в пещеру.
На морозе Сестра подняла руку в перчатке и поправила у горла воротник и шарф. Потом она проверила компас, и Пол пошел следом за ней в лес.
Глава 61Скромное желание
— Вот он! — Глория указала на остов какого-то сарая из серых досок, наполовину скрытого деревьями. Две другие постройки разрушились, из одной торчала осыпавшаяся красная кирпичная труба.
— Аарон недавно нашел это место, — сказала она, когда Джош подошел с ней к сараю. Мул брел следом. — Но никто здесь не живет.
Она двинулась к хорошо протоптанной дорожке, которая уходила в лес мимо разрушенных строений.
— Яма уже довольно близко.
Яма, как понял Джош, служила общине местом для захоронений — траншея, в которую за прошедшие годы опустили сотни тел.
— Джексон обычно произносил над мертвым несколько слов, — сказала Глория. — Теперь, когда его не стало, их просто сбрасывают вниз и забывают. — Она взглянула на него. — Вчера ночью Сван была недалека от того, чтобы присоединиться к ним. Как по-твоему, что она делала на поле?
— Не знаю.
Когда они принесли ее в хижину, Сван впала в бессознательное состояние. Глория и Джош вымыли ей руки и перевязали полосками ткани. Сван вся горела. Они оставили Аарона и Расти следить за ней, а Джош отправился выполнять свое обещание найти убежище для Мула. Великан места себе не находил от беспокойства. Без лекарств, без полноценной пищи, даже просто без нормальной питьевой воды — какая у нее могла быть надежда? Ее здоровье было настолько подорвано истощением, что лихорадка могла ее убить. Он вспомнил последние слова, которые она ему сказала: «Джош, я ослепла». Его пальцы сжались в кулаки.
«Сберегите дитя, — подумал он. — Конечно. Ты справился на славу».
Джош не знал, почему Сван прошлой ночью тихонько ушла из хижины, но было очевидно: она копалась в твердой земле. Благодарение Господу, Мул понял, что она в опасности, иначе сегодня им пришлось бы нести тело Сван в… Нет, он отказывался думать об этом. Ей станет лучше. Он верил, что станет.
Они прошли мимо ржавых останков какого-то автомобиля — без дверей, колес, мотора и капота, и Глория распахнула дверь сарая. Внутри было темно и зябко, зато не гулял ветер. Вскоре глаза Джоша привыкли к сумраку. В сарае было два стойла, немного соломы на полу и кормушка, в которой Джош мог растопить снега для Мула. На стенах висели веревки и упряжь, но не было окон, через которые могли бы забраться какие-нибудь звери. Место казалось достаточно безопасным, чтобы можно было оставить коня и укрыть от непогоды.
У другой стены сарая Джош увидел кучу хлама и подошел осмотреть ее. Он обнаружил несколько сломанных стульев, светильник без ламп и проводов, небольшую газонокосилку и моток колючей проволоки. Поверх другой кучи лежало голубое одеяло, изъеденное мышами. Джош поднял его посмотреть, что под ним.
— Глория, — позвал он тихо, — подойди. Взгляни.
Она подошла, и Джош провел пальцами по треснувшему экрану телевизора.
— Я давненько не смотрел, — сказал он задумчиво. — Думаю, рейтинги передач сейчас довольно низкие? — Он нажал на кнопку и стал переключать каналы, но тумблер сломался у него в руках.
— Никакого от него проку, — махнула рукой Глория, — как и от всего остального.
Телевизор стоял на чем-то вроде вращающегося столика. Джош поднял его, перевернул, снял крышку, чтобы добраться до ламп и перепутанных проводов. Он почувствовал себя пещерным человеком, забравшимся в волшебный ящик, который был когда-то привычной роскошью — нет, необходимостью — для миллионов американских домов. Без электричества телевизор был бесполезен, как камень, — может быть, даже хуже, потому что камнем можно было воспользоваться для охоты на грызунов.
Джош отодвинул телевизор к другому добру и подумал, что нужен кто-то более развитый, чем он, чтобы пустить по проводам ток и оживить прибор. Он нагнулся и нашел на полу коробку, полную чего-то, похожего на старые деревянные подсвечники. В другом ящике стояли пыльные бутылки. Он заметил несколько клочков бумаги, разбросанных по полу, и поднял один. Это было объявление: «Аукцион антиквариата! Блошиный рынок Джефферсон-Сити, 5 июня! Приходите пораньше, оставайтесь подольше!» Он разжал руку и дал объявлению со звуком, похожим на вздох, опуститься обратно на пол, к другим обрывкам древних новостей.
— Джош! Что это?
Глория коснулась вращающегося столика, нашла небольшую ручку и повернула ее: раздалось дребезжание цепи, которая двигалась в ржавом механизме. Валики вращались с трудом, болезненно, как поворачивается во сне старый человек. От ручки пришли в движение рычаги на резиновых прокладках: они опустились, быстро нажали на валики, а затем вернулись в первоначальное положение. Джош увидел небольшой металлический поднос, прикрепленный к другой стороне столика. Он поднял несколько объявлений и положил их на поднос.
— Крутани ручку еще раз, — сказал он, и они увидели, как валики и рычаги захватывают по одному листу бумаги, затаскивают их через щель в глубину машины и выносят на другой поднос с противоположной стороны. Джош нашел выдвижную панель, отодвинул ее и заглянул внутрь устройства: валики, металлические подносы и высохшие пористые поверхности, которые, как догадался Джош, были когда-то чернильными подушечками.
— Это печатный станок, — заключил он. — Ну и что теперь с ним делать? Должно быть, старая погремушка, но в хорошей форме. — Он коснулся дубового корпуса. — Кто-то делал его с любовью. Стыдно бросать его ржаветь здесь.
— Ржаветь можно и здесь, так же как и в любом другом месте, — проворчала она. — Проклятая вещь.
— Что?
— Джексон при жизни хотел печатать газету — просто небольшой листок. Он сказал, что, если у нас будет что-то вроде городской газеты, это заставит людей ощутить свою общность. Знаешь, люди проявляют интерес к другим, не замыкаются. Он даже не знал, что здесь есть эта штуковина. Конечно, это была всего лишь мечта. — Глория провела рукой по дубовой поверхности. — У него была не одна мечта, и все они погибли.
Ее рука коснулась Джоша и быстро отдернулась.
На мгновение воцарилось неловкое молчание. Джош все еще чувствовал тепло ее ладони на своей руке.
— Он, должно быть, был чудесным человеком, — предположил он.
— Да. У него были доброе сердце и крепкая спина, и он не боялся испачкать руки. До того как я встретила Джексона, я вела довольно скверную жизнь. Водилась с плохой компанией и здорово пила. Жила самостоятельно с тринадцати лет. — Она слегка улыбнулась. — Девочки быстро растут. Однако он не побоялся замарать о меня руки, потому что я, конечно, погибла бы, если бы он не вытащил меня. А ты? У тебя есть жена?
— Да. Бывшая жена. И два сына.
Глория повернула ручку и стала смотреть, как работают валики.
— Что с ними стало?
— Они были в Южной Алабаме. Я имею в виду, когда упали бомбы. — Джош глубоко вдохнул и медленно выдохнул. — В Мобиле. Там есть военно-морская база. Подводные лодки и все виды кораблей. По крайней мере, тогда там была база. — Он следил, как Мул устраивается на соломе. — Может быть, они еще живы. Может, нет. Я… Наверное, мне не надо бы так думать, но… Я отчасти надеюсь, что они погибли семнадцатого июля. Надеюсь, что умерли, когда смотрели телевизор, или ели мороженое, или загорали на пляже. — Его глаза нашли глаза Глории. — Я просто думаю, так было бы лучше. Разве плохо желать этого?
— Нет, это вполне нормальное желание, — откликнулась Глория. На этот раз ее ладонь коснулась руки Джоша и не отдернулась. Другая ее рука поднялась и осторожно провела по черной маске. — Как ты выглядишь под этой штукой?
— Я был безобразен. А теперь я убийственно отвратителен.
— Болит? — Она коснулась грубой серой кожи, которая затянула правую глазницу.
— Иногда жжет. Иногда так зудит, что я едва терплю. А иногда… — Он замолк.
— Иногда что?
Он не мог решиться, сказать ли ей то, чего никогда не говорил ни Сван, ни Расти.
— Иногда, — тихо признался он, — у меня такое чувство, будто лицо меняется, как бы смещаются кости. Чертовски больно.
— Может, заживет?
Ему удалось слабо улыбнуться.
— Как раз то, что мне нужно, — проблеск оптимизма. Спасибо, но я думаю, что это неизлечимо. Эти наросты твердые, как бетон.
— У Сван худший случай из всех, что я видела. Похоже, она едва дышит. Теперь, с этой лихорадкой, она… — Глория умолкла, потому что Джош направился к двери. — Вы с ней через многое прошли вместе?
Джош остановился.
— Да. Если она умрет, я не знаю, что я… — Он осекся, опустил голову, снова поднял. — Сван не умрет, — твердо сказал он. — Не умрет. Пойдем, нам лучше вернуться.
— Джош! Подожди, ладно?
— Что такое?
Глория дотронулась до ручки станка, погладила пальцами гладкую дубовую поверхность.
— Ты прав насчет этого. Нельзя, чтобы он здесь стоял и ржавел.
— Ты же сказала, что здесь ему так же хорошо, как и в любом другом месте.
— В моей хижине будет лучше.
— В твоей хижине? Для чего тебе нужна эта штуковина? Она бесполезна!
— Сейчас — да. Но может, так будет не всегда. Джексон был прав, для Мериз-Реста было бы чудом иметь что-то вроде газеты. Не ту пакость, которую людям раньше совали в почтовые ящики, а, возможно, просто листок бумаги, чтобы рассказать народу, кто родился, кто умер, у кого есть ненужная одежда, а кому не в чем ходить. Сейчас люди, живущие через дорогу, — чужие друг другу, но такой листок может всех объединить.
— Я думаю, что большинство жителей в Мериз-Ресте больше интересует пропитание на завтра, а ты?
— Да — сейчас. Но Джексон был умным человеком, Джош. Если бы он знал, что эта штука пылится здесь среди хлама, он бы перетащил ее домой на собственном горбу. Я не хочу сказать, что знаю, как писать, и все такое — черт подери, я едва умею говорить правильно, — но это может стать первым шагом к тому, чтобы снова сделать Мериз-Рест настоящим городом.
— А бумага? — спросил Джош. — А чернила?
— Вот бумага. — Глория подняла пачку объявлений. — И я умею делать краску из грязи и сапожного крема. Я смогу разобраться, как сделать чернила.
Джош опять хотел возразить, но понял, что Глория вдруг изменилась, глаза ее возбужденно блестели, и от этого она выглядела лет на пять моложе.
«Она приняла вызов, — подумал он, — и постарается сделать мечту Джексона явью».
— Помоги мне, — убеждала она. — Пожалуйста.
Хатчинс понял, что она настроена решительно.
— Хорошо, — ответил Джош. — Бери за другой конец. Эта штука может оказаться тяжелой.
Две мухи поднялись с верхушки печатного пресса и закружились вокруг головы Джоша. Третья неподвижно сидела на телевизоре, а четвертая лениво жужжала под самой крышей сарая.
Станок оказался легче, чем они думали, и вытащить его из сарая удалось без труда. Они поставили его снаружи, и Джош вернулся, чтобы заняться Мулом. Конь нервно ржал, делая круги по стойлу. Джош почесал ему морду, чтобы успокоить, как много раз делала Сван, и укрыл синим одеялом.
На руку Джоша села муха. Ее прикосновение обожгло его, как будто это была оса.
— Черт побери! — сказал Джош и прихлопнул ее. Осталась подергивающаяся серо-зеленая масса, но руку еще саднило от боли. Он вытер ее о брюки.
— Тебе здесь будет хорошо, — сказал Джош взволнованному коню, почесывая ему шею. — Я навещу тебя попозже, ладно?
Закрывая дверь сарая, он надеялся, что не ошибся, оставив коня одного. Похоже, сарай защитит Мула — по крайней мере, от холода и рысей. От мух Мулу придется защищаться самому.
Глория и Джош потащили станок по дороге.
Глава 62Принц дикарей
Под вечеревшим небом через мертвый сосновый лес, где ветер устраивал заносы высотой до пяти футов, пробирались двое.
Сестра внимательно наблюдала за стрелкой компаса и постоянно держала курс на юго-запад. В нескольких шагах позади шел Пол с походной сумкой, переброшенной через плечо. Он следил за тем, что делается у них за спиной и по сторонам, чтобы не попасться в когти зверей. Он знал, хищники идут по их следам от самой пещеры. Он видел только быстрые мелькания и не мог сказать, сколько преследователей и какие они, но по запаху чувствовал их присутствие. В руке, одетой в перчатку, он сжимал револьвер девятимиллиметрового калибра, держа большой палец на курке.
Сестра определила, что до темноты остается еще час. Они провели в пути почти пять часов, если верить наручным часам, которые дал им Робин. Сестра не знала, сколько миль они прошли, но прогулка была мучительной, и ноги ее словно налились свинцом.
При переходе через скалы и снежные заносы она вспотела от усилий, и треск ледяной корки, образовавшейся на одежде, навеял мысли о рисовых хлопьях — похрустывание и хлопки! Она вспомнила, как ее дочь любила такие хлопья: «Мама, они словно разговаривают!»
Усилием воли Сестра прогнала призраки прошлого. Путники не видели никаких признаков жизни, кроме голодных тварей, рыскающих вокруг и следящих за двумя людьми в сгущавшихся сумерках. Когда станет темно, звери осмелеют…
«Один шаг, — говорила она себе. — Шаг, потом другой — только так ты сможешь дойти туда, куда нужно».
Сестра снова и снова повторяла это про себя, а ноги несли ее вперед. Она крепко держала свою походную сумку, судорожно сжимая ее левой рукой, и ощущала сквозь материал очертания стеклянного кольца. Она черпала в этом силы, как будто кольцо было ее вторым сердцем.
«Сван, — подумала она. — Кто ты? Откуда ты? И почему меня привело к тебе?»
Если прогулки во сне действительно вели ее к девушке по имени Сван, то Сестра не имела представления о том, что скажет ей при встрече.
«Привет, — пыталась она репетировать, — ты меня не знаешь, но я прошла полстраны, чтобы найти тебя. И надеюсь, что ты этого достойна, потому что, боже мой, я так хочу прилечь и отдохнуть!»
Но вдруг в Мериз-Ресте нет девушки по имени Сван? Что, если Робин ошибся? Или эта девушка только прошла через Мериз-Рест и к тому времени, как они попадут туда, уже, может быть, уйдет?
Сестра хотела ускорить шаг, но ноги не слушались ее. «Один шаг. Один шаг, потом следующий — только так ты сможешь дойти туда, куда нужно».
От резкого визга в лесу душа у Сестры ушла в пятки. Она обернулась на шум, услышала, как визг перешел в пронзительный звериный вой, а потом в хихикающее бормотание, свойственное гиене. Она подумала, что видит в темноте пару жадных глаз. Они зловеще блеснули и скрылись в лесу.
— Скоро стемнеет, — сказал ей Пол. — Надо найти место для привала.
Она пристально посмотрела на юго-запад. Ничего, кроме искореженной земли с мертвыми соснами, скал и снежных наносов. Это походило на замерзший ад. Где бы ни находился Мэриз-Рест, сегодня они туда не доберутся. Сестра кивнула, и они начали искать убежище.
Лучшее, что им удалось найти, было углубление, окруженное валунами. Они возвели снежную стену высотой в три фута, а потом вместе стали собирать сухие ветки для костра. В лесу раздавались пронзительные крики: это стали собираться звери, точно гости к праздничному столу.
Путники обложили камнями небольшую кучку веток, и Пол капнул сверху бензином. Первая спичка, которой он чиркнул по камню, вспыхнула, зашипела и потухла. Осталось всего две. Быстро темнело.
— Ну началось, — сквозь зубы сказал Пол.
Он чиркнул второй спичкой по камню, на котором стоял на коленях, готовый другой рукой мгновенно прикрыть пламя. Спичка вспыхнула, зашипела и сразу же стала гаснуть. Пол быстро поднес слабеющее пламя к хворосту и склонился над ним, как первобытный человек, молящийся духу огня.
— Гори, сволочь! — прошептал он сквозь стиснутые зубы. — Давай гори!
Огонь почти угас, только маленький язычок плясал в темноте. А потом вдруг — хлоп! — занялось несколько капель бензина, и пламя, как кошачий язык, лизнуло ветку. Огонь затрещал, зашумел и стал разгораться. Пол добавил еще немного бензина. Взвился язык пламени, огонь запрыгал от ветки к ветке. Через минуту у людей появились свет и тепло, и они протянули окоченевшие руки к костру.
— Утром будем на месте, — сказал Пол, когда они жевали сушеное беличье мясо, вкусом напоминавшее вареную кожу. — Держу пари, осталось около мили.
— Возможно.
Сестра открыла ножом банку с печеными бобами и принялась вытаскивать их оттуда пальцами. Бобы были маслянистые, с металлическим привкусом, но казались вкусными. Она передала банку Полу.
— Надеюсь, этот детский компас работает. Если это не так, то мы шли по кругу, — пояснила она.
Он уже думал об этой возможности, но теперь пожал плечами и стал набивать рот бобами. Если стрелка компаса отклоняется хоть на волосок, сознавал он, то они уже могли пропустить Мериз-Рест.
— Мы еще не прошли семи миль, — сказал он ей, хотя совсем не был в этом уверен. — Завтра узнаем.
— Правильно, завтра.
Она первая осталась сторожить в эту ночь, пока Пол спал у огня, и села спиной к валуну, держа с одной стороны от себя «магнум», а с другой — дробовик.
Под тяжелой маской Иова лицо Сестры горело от боли. Скулы и челюсть пульсировали. Жестокая мука обычно проходила за несколько минут, но на этот раз она усилилась до того, что Сестра вынуждена была опустить голову, подавляя стон. В седьмой или восьмой раз за последние несколько недель она почувствовала резкие разламывающие толчки, которые, казалось, проникали глубоко под маску Иова, в кости лица. Все, что она могла сделать, — это стиснуть зубы и терпеть, а когда боль наконец ушла, Сестра дрожала, несмотря на огонь.
Это плохо, подумала она. Боли становились все сильнее. Женщина подняла голову и пробежала пальцами по маске Иова. Узловатая поверхность была холодной, как лед на склонах спящего вулкана, но под ней чувствовалась горячая и чувствительная плоть. Голова нестерпимо зудела, и Сестра сунула руку под капюшон, чтобы добраться до массы тех образований, которые полностью покрыли ее череп и спустились по шее. Ей хотелось проткнуть пальцами коросту и чесать до тех пор, пока кожа не начнет кровоточить.
«Если на мою лысую голову натянуть парик, — подумала она, — то я все равно сойду за выпускницу школы горгулий!»
В течение нескольких минут ее настроение неустойчиво балансировало между слезами и смехом, но смех победил.
— Уже моя очередь? — проснулся Пол.
— Нет. Часа через два.
Он кивнул, снова лег и почти сразу же уснул.
Сестра продолжала прощупывать маску Иова. Казалось, кожа под ней горит. Какая бы кожа там ни оставалась.
Порой, когда боль бывала особенно острой и плоть под наростами будто кипела, Сестра готова была поклясться, что ее кости приходят в движение, как фундамент шаткого дома. Она была уверена, что чувствует, будто черты ее лица меняются.
Заметив мельком движение справа, она снова сосредоточилась на мыслях о выживании. Кто-то в отдалении издал глубокий гортанный лай, и другой зверь ответил ему криком, похожим на плач ребенка.
Она положила дробовик на колени и посмотрела на небо. Там не было ничего, кроме темноты, только гнетущее чувство нависших низких облаков, похожих на черный потолок в кошмарах клаустрофоба. Она не могла припомнить, когда в последний раз видела звезды, — может быть, теплой летней ночью, когда жила в картонном доме в Центральном парке. Или, может, она перестала замечать их задолго до того, как небо закрыли тучи?
Она скучала по звездам. Небо без них было мертво. И как загадывать желания — без звезд?
Сестра протянула руку к костру и поерзала, чтобы поудобнее устроиться у валуна. Здесь, конечно, не гостиничный номер, но ноги уже не так болели. Она поняла, как сильно устала, и усомнилась, что сможет пройти еще пятьдесят ярдов. Но огонь горел ровно, на коленях у нее лежал дробовик, и она к чертям разнесла бы любую тварь, которая посмела бы приблизиться. Сестра положила руку на сумку и погладила стеклянное кольцо. Завтра, подумала она. Завтра все выяснится.
Она прислонила голову к скале и стала смотреть на спящего Пола.
«Удачи тебе, — подумала она. — Ты ее заслуживаешь».
Мягкое тепло костра успокаивало. В лесу было тихо. Сестра закрыла глаза.
«Всего минутку, — сказала она себе. — Не будет никакого вреда, если я отдохну…»
И резко выпрямилась. Огонь перед ней превратился в горстку красных угольков, холод пробирался сквозь одежду. Пол все еще спал.
«О боже! — подумала Сестра, и ее охватила паника. — Сколько я проспала?»
Она дрожала, ее суставы ломило от холода. Она встала, чтобы подложить в костер веток. Осталось только несколько маленьких. Когда она, опустившись на колени, разложила их среди углей, то почувствовала за спиной быстрое кошачье движение — и напряглась.
Женщина с ужасом поняла: они с Полом не одни. Сзади кто-то притаился на камне, а она оставила оружие там, где сидела. Сестра глубоко вздохнула, решилась передвинуться, повернулась и кинулась за дробовиком. Она схватила его и развернулась, готовая стрелять.
Тот, кто сидел, скрестив ноги, на верхушке валуна, поднял руки в перчатках в притворной капитуляции. На коленях у него лежала винтовка, а сам человек был одет в знакомое коричневое пальто с заплатками и капюшоном, защищавшим лицо.
— Надеюсь, ты поспала всласть, — сказал Робин Оукс.
— Что-что? — моргая, поднялся Пол. — А?
— Молодой человек, — хрипло сказала Сестра, — еще секунда — и я отправила бы вас в гораздо более жаркое место, чем это. И давно ты тут сидишь?
— Достаточно давно. Тебе надо радоваться, что у меня не четыре ноги. Если один спит, другому нужно сторожить, иначе погибнут оба. — Робин посмотрел на Пола. — Пока ты проснешься, уже станешь кормом для рыси. Я думал, вы оба знаете, что делаете.
— С нами все в порядке. — Сестра убрала палец со спускового крючка и отложила дробовик. Внутри у нее все колыхалось, как студень.
— Конечно. — Робин оглянулся через плечо и крикнул в лес: — Эй, порядок, идите сюда!
Из леса возникли три закутанные фигуры и вскарабкались на валун к Робину. Все мальчишки были вооружены винтовками, а один из них тащил брезентовую сумку, которую разбойники Робина забрали у Сестры.
— Вы двое не так уж далеко ушли, верно? — спросил Робин.
— Но черт побери, мы прошли немало! — Пол стряхнул последние крупицы сна. — Я рассчитывал, что на утро нам осталось еще около мили.
Робин пренебрежительно хмыкнул.
— Вероятнее всего, около трех. Я сел и подумал еще в пещере, что вам придется где-то сделать привал, может, даже соорудить нечто подобное. — Он оценивающе посмотрел на валуны и стену из снега. — Вы устроили себе ловушку. Когда костер погаснет, лесные звери набросятся на вас со всех сторон. Мы видели их много, но останавливались с подветренной стороны и низко у земли, так что нас-то они не заметили.
— Спасибо за предупреждение, — поблагодарила Сестра.
— Мы пришли не для того, чтобы предупредить вас. Мы шли за вами, чтобы не дать им убить вас.
Робин спустился с валуна. Мальчишки стояли вокруг костра, грея руки и лица.
— Это было нетрудно, — сказал он. — Вы оставили такой след, будто плуг прошел. Кроме того, вы кое-что забыли.
Он открыл другую походную сумку, залез в нее и вытащил вторую банку самогона, которую Хью дал Полу.
— Вот. — Он бросил ее Сестре. — Думаю, здесь хватит на всех.
Так и вышло, и в животе у Сестры стало тепло от спирта. Робин выставил троих ребят на посты вокруг лагеря.
— Хитрость в том, чтобы производить как можно больше шума, — сказал Робин, после того как часовые ушли, — и стрелять надо так, чтобы не попасть: кровь взбесит всех остальных зверей в лесу.
Он сел около костра, стащил капюшон и снял перчатки.
— Если хочешь спать, Сестра, то лучше ложись сейчас. Их нужно сменить перед рассветом.
— Кто назначил тебя главным?
— Я сам.
Свет костра отбрасывал тени на его лицо, вспыхивал отблесками в тонких волосках бороды. Длинные волосы Робина, все еще полные перьев и костей, делали его похожим на принца дикарей.
— Я решил помочь вам добраться до Мериз-Реста.
— Почему? — спросил Пол. Он настороженно относился к парню и не доверял ему. — Зачем тебе это?
— Может, мне захотелось прогуляться по свежему воздуху. Пришла охота попутешествовать. — Его взгляд скользнул к сумке Сестры. — Может, я хочу посмотреть, найдете ли вы того, кого ищете. В любом случае я плачу свои долги. Вы, ребята, помогли нашему товарищу, и я ваш должник. Так что утром я доставлю вас в Мериз-Рест, и будем считать, что мы квиты.
— Ладно, — согласилась Сестра. — Спасибо тебе.
— Кроме того, если вас завтра убьют, я хочу забрать стеклянное кольцо. Вам оно больше не понадобится. — Он прислонился к валуну и закрыл глаза. — Вы бы лучше поспали, пока есть возможность.
Из леса эхом долетел винтовочный выстрел, а следом еще два. Сестра и Пол озабоченно посмотрели друг на друга, но молодой разбойник лежал спокойно и неподвижно. Выстрелы продолжались с перерывами еще около минуты, затем послышались сердитые взвизгивания, казалось, нескольких животных, но с каждым разом все тише, словно звери уходили. Пол потянулся за самогоном допить последние капли, а Сестра прислонилась спиной к валуну, чтобы отдохнуть и подумать о завтрашнем дне.
Глава 63Борись с огнем с помощью огня
— Огонь!.. Огонь!
Снова падали бомбы, земля извергала пламя, люди горели, как факелы, под кроваво-красным небом.
— Огонь!.. Что-то горит!
Джош стряхнул кошмар. Он слышал, как с улицы кто-то кричит: «Огонь!» Он тут же вскочил на ноги и бросился к двери; распахнув ее, выглянул и увидел оранжевое зарево, отражавшееся от облаков. Улица была пуста, но Джош слышал далекий мужской голос: «Огонь! Что-то горит!»
— В чем дело? Что горит?
В дверь выглянула удивленная Глория. Аарон, которого нельзя было оторвать от Плаксы, протиснулся между ними, чтобы посмотреть.
— Я не знаю. Что там, в том направлении?
— Ничего, — сказала она. — Только яма и… — Она внезапно замолчала, потому что они оба это знали.
Горел сарай, в котором они оставили Мула.
Джош натянул ботинки, надел перчатки и тяжелое пальто. Глория и Аарон тоже наперегонки собирались. На решетке печки тлели красные угли. Расти удивленно сел на постели из листьев. К лицу и ране на плече были приложены повязки из тряпочек.
— Джош, что происходит? — спросил он.
— Сарай горит! Я запер дверь, Расти! Мулу не выбраться!
Расти встал, но от слабости его повело, и он прислонился к стене. Он чувствовал себя как загнанный бык и злился на себя. Он снова попытался встать, но у него не было сил даже надеть ботинки.
— Нет, Расти! — сказал Джош и указал на Сван, лежавшую на полу под тонким одеялом, которое уступил ей Аарон. — Оставайся с ней!
Витерс знал, что свалится, не сделав и десяти шагов. Он чуть не плакал от разочарования, но понимал, что за Сван необходимо приглядывать, поэтому кивнул и устало опустился на колени.
Аарон помчался вперед, а Глория и Джош поспешили следом за ним. Пробежав две сотни ярдов от хижины до сарая, Джош набрал почти такую же скорость, какую когда-то развивал на футбольном поле в Обернском университете.
Другие люди тоже бежали к месту пожара — не для того, чтобы тушить, а чтобы погреться. Сердце у Джоша почти разрывалось. Сквозь рев пламени, охватившего все, кроме крыши, он слышал ржание обезумевшего Мула.
Глория пронзительно закричала:
— Нет! Джош!
Но он бросился в дверь.
Сван что-то тихо сказала, но Расти Витерс не расслышал. Она пыталась сесть, и он положил руку ей на плечо, чтобы удержать. Касаться ее было все равно что трогать печь.
— Держись, — сказал он. — Тише, успокойся.
Девушка снова заговорила, но слов было не разобрать. Расти подумал, она говорит что-то о зерне, хотя не понял и половины. Отверстие для глаза в маске наростов почти совсем закрылось. С тех пор, когда на рассвете Джош принес ее с поля, Сван то приходила в себя, то снова впадала в забытье и попеременно то дрожала, то сбрасывала одеяло.
Глория обмотала ее израненные руки повязками из тряпочек и попробовала накормить каким-то водянистым супом, но никто из них не мог ничего для нее сделать — только устроить поудобнее. Она была так далеко отсюда, что даже не знала, где находится.
«Она умирает, — думал Расти. — Умирает у меня на руках».
Он уложил ее на постель поудобнее и услышал, что она бормочет слово «Мул».
— Не волнуйся, — сказал ей Расти, тоже с трудом шевеля распухшей челюстью. — Ты отдыхай, утром все будет в порядке.
Хотел бы он сам в это верить! Ему было слишком тяжело видеть, как она тает и уходит, и он проклинал собственную слабость. Он чувствовал себя мокрой губкой, а ведь его мама наверняка вырастила его не на супе из крысятины. Глотать эту дрянь ему удавалось, только убедив себя, что суп сварен из костей совсем еще крохотных бычков.
На крыльце хижины, за закрытой дверью хлопнула оторванная доска. Расти посмотрел туда. Он ждал, что войдет Глория, или Аарон, или Джош… Но как это могло быть? Они только что ушли, всего несколько минут назад.
Дверь не открывалась. Стукнула и скрипнула другая доска.
— Джош? — позвал он.
Ответа не было. Но Расти знал: там кто-то стоит. Ему слишком хорошо был знаком треск, который производят оторванные доски, когда по ним идут, и он поклялся, что, когда достаточно окрепнет, найдет молоток и гвозди и прибьет эти чертовы доски, пока они не свели его с ума.
— Кто там? — крикнул Расти. Он понимал, что кто-нибудь мог нагрянуть за скудным имуществом Глории, чтобы утащить ее иголки, одежду или даже мебель. А то и печатный пресс с ручкой, который занимал целый угол комнаты. — У меня здесь ружье, — соврал он и поднялся на ноги.
За дверью больше не раздавалось ни звука. На нетвердых ногах Расти подошел к ней. Она была не заперта. Он дотянулся до защелки и почувствовал пронизывающий холод по ту сторону двери. Ужасный холод. Он постарался задвинуть защелку.
— Расти, — шепнула Сван.
Вдруг дверь целиком упала внутрь, сорвавшись с петель, и ударила Расти прямо по больному плечу. Он закричал от боли и, пролетев почти полкомнаты, свалился на пол. В дверном проеме стояла какая-то фигура. Первым побуждением Расти было вскочить на ноги, чтобы защитить Сван. Он сумел встать на колени, но сильнейшая боль во вновь открывшихся ранах заставила его тут же ткнуться лицом в пол.
Вошел какой-то мужчина, тяжело стуча по полу грязными походными башмаками. Взгляд его обшарил комнату, заметил раненого, лежавшего в луже крови, худенькую дрожащую фигурку, свернувшуюся калачиком, очевидно, при смерти. Ага, вот он, там, в углу.
Печатный станок.
«Это нехорошо, — решил он, когда мухи вновь дали ему возможность воспринимать образы и голоса всего Мериз-Реста. — Нет, совсем нехорошо! Сначала станок, потом газета, а после у людей появится собственное мнение, и они начнут думать и захотят что-то делать, а потом… А потом повторится ситуация, в которой сейчас оказался мир. Нет, совсем ничего хорошего. Их нужно спасти от повторения той же ошибки. Нужно спасти их от себя самих».
Он решил разломать станок, прежде чем на нем что-нибудь будет напечатано… Это такая же опасная вещь, как бомба, а они этого даже не понимают! И лошадь тоже опасна, рассудил он, лошадь заставляет людей думать о путешествиях, колесах, автомобилях — а это ведет прямиком к загрязнению воздуха и авариям. Они еще поблагодарят его за поджог сарая, потому что некоторое время смогут есть конину.
Он был рад, что пришел в Мериз-Рест. Как раз вовремя.
Он видел, как они въехали в город на своем фургоне «Странствующее шоу», слышал, что великан кричал, искал врача.
«У некоторых нет никакого уважения к тихому, мирному городу. Ладно… Будем учить уважению. Немедленно».
Ботинки зашагали к Сван.
Джош со всего маху ударил в дверь горящего сарая всеми своими двумястами пятьюдесятью фунтами. Крик Глории еще звенел у него в ушах.
Какую-то долю секунды ему казалось, что он снова на футбольном поле и врезался в одного из огромных полузащитников. Он подумал, что дверь не поддастся, но дерево раскололось, и дверь упала внутрь, внося его в самое пекло.
Он откатился от горящих деревяшек и вскочил на ноги. Перед лицом у него клубился дым, ужасный жар почти скрючил его.
— Мул! — закричал Джош.
Он слышал удары копыт и пронзительное ржание, но не видел коня. Пламя летело на него, как копья, огонь падал с крыши, как оранжевые конфетти. Джош кинулся к стойлу Мула. Пальто великана затлело, его окутал дым.
— Ну и ну, вот это да, — тихо сказал непрошеный гость.
Он остановился около тоненькой фигурки на полу. Его внимание привлек предмет на сосновом столике. Он протянул тощую руку и поднял зеркало с вырезанными на ручке двумя лицами, глядевшими в разные стороны. Он собирался полюбоваться своим новым обликом, который у него получился, но зеркало оставалось темным. Он провел пальцем по вырезанным лицам. Что это за черное стекло, хотел бы он знать. Его новый рот чуть дрогнул.
Зеркало вызвало у него те же ощущения, что и стеклянное кольцо. Это вещь, которой не должно существовать. Зачем оно и что здесь делает? Оно ему не понравилось. Совсем. Он поднял руку и вдребезги разбил его о стол, затем согнул ручку с двумя лицами и отшвырнул прочь. Теперь он чувствовал себя гораздо лучше.
Но на столе лежал еще один предмет. Небольшой кожаный мешочек. Мужчина поднял его и вытряс содержимое себе на ладонь. Выпало маленькое зернышко кукурузы, испачканное запекшейся кровью.
— Что это? — прошептал он.
В нескольких футах от него с пола послышался тихий стон. Он сжал рукой зернышко и медленно повернулся на звук. В его красных глазах отражались отблески огня.
Его взгляд задержался на забинтованной фигуре. Вихрь жара забился в его правом кулаке, и оттуда послышался приглушенный хлопок. Он открыл рот, засунул в него кукурузное зернышко и задумчиво разжевал.
Он приметил вчера эту фигуру, когда наблюдал, как разворовывают фургон. Вчера руки не были забинтованы. Почему они забинтованы сейчас? Почему?
В углу Расти поднял голову, стараясь прийти в себя. Он увидел высокого стройного мужчину в коричневой парке, приближавшегося к Сван. Увидел, как тот встал над ней.
«Опять теряю сознание, — понял Расти. — Двигайся, ну давай же!»
И он пополз через лужу своей крови.
Здоровым глазом, почти ослепшим от дыма, Джош увидел впереди какое-то движение. Это был Мул, — вздыбившись, он в панике бил копытами, не в силах выбраться наружу. Одеяло у него на спине дымилось, готовое вот-вот загореться.
Джош подбежал к лошади и едва не был растоптан копытами: обезумевший Мул встал на дыбы и снова опустился, крутясь то в одну сторону, то в другую. Джош сумел придумать только одно: он поднял руки перед мордой лошади и хлопнул в ладоши как можно громче, как когда-то сделала Сван на ферме Джаспина.
Напомнил ли этот звук о Сван или на секунду просто рассеял панику, но Мул перестал метаться и замер, его расширенные от ужаса глаза слезились. Джош, не теряя ни минуты, схватил Мула за гриву и выволок из стойла, стараясь подвести коня к двери. Мул упирался.
— Пойдем, дурак проклятый! — завопил Джош, глотая обжигающий воздух.
Упираясь ботинками в горящую солому, он изо всех сил тащил Мула вперед. Сверху падали огненные обломки бревен и били его по плечам, а Мула по бокам. Вокруг осами вились искры.
А потом Мул, должно быть, почуял дуновение свежего воздуха, потому что рванулся так, что Джош только успел обхватить руками шею коня. Ботинки волочились по полу, когда Мул прорывался сквозь пламя.
Они выскочили на холодный ночной воздух. От горевшего пальто Джоша летели искры, в гриве и хвосте у Мула плясали огоньки.
Человек в коричневой парке стоял, глядя на забинтованные руки девушки.
— Что же случилось, пока я не следил за ними? — спросил он с тягучим южным акцентом.
На мгновение станок был забыт. Зеркало, в котором ничего не отражалось, единственное зернышко кукурузы, забинтованные руки — все это беспокоило его так же, как и стеклянное кольцо, потому что он их не понимал.
Было и еще что-то, связанное с фигуркой на полу. Что же это?
Ничто, подумал он. Меньше чем нуль.
Но почему он чувствовал при виде этой фигурки что-то еще? Что-то… угрожающее.
Он поднял правую руку. В пальцах пульсировало тепло, на одном пальце загорелся огонь и распространился по всей ладони. Через несколько секунд его рука оделась в огненную перчатку.
Ко всему, чего он не понимал, он относился просто. Уничтожить.
Он потянулся к голове, покрытой коркой наростов.
— Нет.
Шепот был слабый. Но рука, схватившая его лодыжку, еще сохраняла какую-то силу.
Человек в коричневой парке посмотрел недоуменно. При свете горящей руки Расти увидел его лицо, обветренное, изборожденное глубокими морщинами, с густой седой бородой и такими бледно-голубыми глазами, что они казались почти белыми.
От прикосновения к мужчине по костям Расти пошли волны озноба. Больше всего на свете ему захотелось отдернуть руку, но холод сковал его и не позволил потерять сознание.
— Нет… Не трогай Сван, сволочь! — сказал Расти.
Он увидел, что мужчина слабо улыбнулся. Это была улыбка сожаления, но оно сразу прошло.
Мужчина горящей рукой схватил заступника за горло. Шея Расти оказалась в огненной петле. Он закричал, пытаясь отбиться ногами. Мужчина приподнял его с пола. Огонь хлынул из руки незнакомца, обжигая, как напалм, опаляя Расти волосы и брови. Одежда ковбоя занялась, и внутри его, в холодной сердцевине боли и паники, шевельнулось понимание: он превращается в живой факел — ему осталось жить несколько секунд.
А потом настанет очередь Сван.
Тело Расти боролось, дергалось и билось, но он знал, что с ним все кончено. Запах собственного горящего тела заставлял его вспомнить о жирном мясе по-французски на ярмарке в Оклахоме. Пламя уже дошло до костей, и Расти перестал воспринимать боль, будто уже миновал точку невозврата.
«Мама что-то говорила, — подумал Расти, — говорила… говорила… Мама говорила: борись с огнем с помощью огня».
Горящими ветками рук Расти обнял мужчину и сплел пальцы у него за спиной. Пальцы держали, как цепи, а Расти ткнулся горящим лицом в бороду этому человеку.
Борода загорелась. Лицо покрылось пузырями, стало плавиться и потекло, как пластиковая маска, обнажая более глубокий слой цвета модельной глины.
Расти с мужчиной закружились по комнате, точно танцоры в каком-то причудливом балете.
— Господи боже! — вскрикнул кто-то, заглянувший внутрь по дороге к горящему сараю.
— Боже милостивый! — воскликнул другой, отскочил и плюхнулся в грязь.
Подбегали зеваки посмотреть, что случилось, а человек в горевших лохмотьях коричневой парки не мог сбросить с себя полыхавшего мертвеца. Его новая личина была разрушена, и они вот-вот могли увидеть его истинное лицо.
Он издал нечленораздельный рев, от которого чуть не рассыпались стены хижины, и выбежал в толпу. Продолжая выть, он кинулся прочь по улице на плавящихся ногах, стараясь освободиться от объятий обугленного ковбоя.
Глория помогла Джошу выбраться из пальто. Его маска тоже дымилась, и Глория, недолго думая, сдернула ее.
Темно-серые наросты, некоторые величиной с кулак Аарона, почти полностью закрывали голову и лицо Джоша. Вокруг его рта смыкались усики, а единственным чистым участком, кроме губ, оставался левый глаз, теперь налитый кровью из-за попавшего в него дыма. Джош находился в лучшем состоянии, чем Сван, но все же при виде его Глория задохнулась и отступила назад.
У него не было времени извиняться за то, что он не красавец. Он подбежал к Мулу, который отчаянно брыкался. Остальные зрители тем временем наблюдали. Набрав полную пригоршню снега, он ухватил Мула за шею и стал руками гасить огоньки в его гриве. Глория тоже начала растирать снегом Мулу хвост. Аарон и многие другие мужчины и женщины зачерпывали снег и терли им бока Мула. Худой темноволосый мужчина с синим шрамом гладил шею Мула напротив Джоша, и через минуту им удалось успокоить коня: он перестал брыкаться.
— Спасибо, — сказал Джош мужчине.
А затем послышался шум, пахнуло жаром: рухнула крыша.
— Эй! — крикнула женщина, стоявшая ближе к дороге. — Там что-то случилось!
Она указала на лачуги, и оба — и Глория, и Джош — увидели на улице народ. До них донеслись крики о помощи.
«Сван! — подумал Джош. — Боже, я оставил Сван и Расти одних».
Он было побежал, но ноги подвели его, и он упал, задыхаясь. Перед глазами мелькали черные точки. Кто-то взял его за руку, помогая подняться. Еще один человек подхватил его с другой стороны, вместе они поставили Джоша на ноги. Он понял, что рядом с ним стоит Глория, а с другой стороны — старик, чье лицо напоминало потрескавшуюся кожу.
— Я в порядке, — сказал он им, но вынужден был тяжело опереться на Глорию. Она уверенно повела его по дороге.
Примерно в тридцати футах от хижины Глории на земле валялось одеяло. Из-под него вился дымок. Вокруг, переговариваясь и жестикулируя, толпились люди. Другие сгрудились у дверей швеи. Джош почувствовал запах горелого мяса, и у него скрутило живот.
— Оставайся здесь, — сказал он Аарону.
Мальчик остановился, зажав в руке Плаксу.
Глория вместе с Джошем вошла в хижину. Она зажала рукой рот и нос. От стены к стене еще бродили горячие потоки, а потолок был покрыт копотью дочерна.
Джош встал над Сван, дрожа как ребенок. Девушка лежала без движения, подтянув колени к груди. Он нагнулся над ней и взял за запястье, чтобы проверить пульс. Рука была холодная.
Но пульс был — слабый, но постоянный, как незатихающий ритм метронома.
Сван попыталась поднять голову, но у нее не было сил.
— Джош? — Ее голос прозвучал едва слышно.
— Да, — ответил он и прижал Сван к себе, положив ее голову к себе на плечо. Слеза обожгла ему глаз и покатилась по наростам на щеке. — Это старина Джош.
— Мне… снился кошмар… Я не могла проснуться. Он был здесь, Джош. Он… он нашел меня.
— Кто тебя нашел?
— Он… Человек с алым глазом… из колоды Леоны.
В стороне на полу лежали осколки темного стекла — волшебное зеркало, понял Джош. Он увидел ковбойские ботинки Расти и молил Бога, чтобы ему не пришлось выходить на улицу и смотреть, что там дымится в грязи под одеялом.
— Сван! Мне нужно выйти на минутку, — сказал он. — Ты полежи спокойно, хорошо?
Джош уложил ее и быстро взглянул на Глорию, которая заметила лужу крови на полу. Затем он встал и заставил себя выйти.
— Мы бросали на него снег, — сказал один из зрителей, когда Джош приблизился, — но не могли погасить огонь.
Великан опустился на колени и поднял одеяло. Смотрел долгим и тяжелым взглядом. Труп шипел, как будто шептал какую-то тайну. Обе руки были оторваны у плеч.
— Я видел его! — возбужденно воскликнул кто-то. — Я заглянул в дверь и увидел, что по комнате кружится дьявол с двумя головами! Боже милостивый, я никогда не видел ничего подобного! Тогда мы с Перри начали орать, а он выбежал прямо на нас! Как будто боролся сам с собой! Потом он разбился надвое, и один убежал вон туда! — Он показал в противоположную сторону.
— Второй тоже горел, — объяснил третий свидетель более спокойным голосом. У него был крючковатый нос и темная борода, и говорил он с северным акцентом. — Я хотел ему помочь, но он свернул в проулок. Он бежал слишком быстро. Не знаю, куда он побежал, но он не мог уйти далеко.
— Да! — Второй энергично кивнул. — Кожа на нем прямо плавилась!
Джош опустил одеяло и встал.
— Покажите мне, куда он побежал, — сказал он северянину.
След от горелой одежды поворачивал в проулок, тянулся примерно сорок футов, уводил налево, в другой проулок, и заканчивался у кучки обгорелых тряпок за хижиной. Трупа не было, а следы затерялись в опустошенной земле.
— Может, он заполз под одну из этих лачуг, чтобы умереть? — сказал какой-то мужчина. — Невозможно, чтобы человек мог это пережить! Он напоминал факел.
Они еще минут десять осматривали местность, даже влезли под некоторые из лачуг, но нигде не обнаружили никаких признаков тела.
— Скорее всего, он куда-нибудь спрятался и там умер голым, — сказал мужчина, когда они бросили поиски и вернулись на улицу.
Джош снова посмотрел на Расти.
— Храбрый ковбой, — прошептал Джош, — ты, конечно, устроил какой-то трюк?
«Он был здесь, — сказала Сван. — Он нашел меня».
Джош завернул останки Расти в одеяло, поднял и встал на ноги.
— Отнесите его в яму! — сказал один из мужчин. — Туда отправляют все тела.
Хатчинс подошел к тому, что осталось от фургона «Странствующее шоу», и положил туда Расти.
— Эй-эй, мистер! — возмутилась коренастая женщина с красным шрамом, шедшим по лицу и голове. — Это соберет диких зверей со всей округи!
— Ну и пусть приходят, — ответил Джош. Он повернулся к людям, окинул их взглядом и остановился на Глории. — Я собираюсь на заре похоронить своего друга.
— Похоронить? — Хрупкая девочка-подросток с коротко стриженными темными волосами покачала головой. — Теперь никто никого не хоронит!
— Я похороню Расти, — сказал Джош Глории. — Как только рассветет, на том поле, где мы нашли Сван. Это будет трудная работа. Вы с Аароном можете мне помочь, если хотите. А если нет, то ничего страшного. Но будь я проклят, если… — Голос у него дрогнул. — Будь я проклят, если я брошу его в яму! — Он сел на остов повозки рядом с телом.
Наступила долгая тишина. Затем северянин сказал Глории:
— Вы сами можете как-нибудь укрепить дверь?
— Нет.
— Ну… У меня в хижине есть кое-какие инструменты. Их немного. Некоторое время я ими не пользовался, но… если хотите, попробую починить вам дверь.
— Спасибо. — Глория поразилась такому великодушию. Уже очень давно никто в Мериз-Ресте не предлагал никому никакой помощи. — Я буду признательна, что бы вы ни сделали.
— Если вы собираетесь остаться здесь на холоде, — сказала Джошу женщина с красным шрамом, — то разведите костер. Лучше прямо здесь, на дороге. — Она фыркнула: — Похоронить! Ничего глупее я в жизни не слышала!
— У меня есть тачка, — предложил другой. — Я мог бы съездить и привезти из пожара горящих углей… Мне, конечно, есть чем заняться, но будет жаль, если угли с пожара пропадут зря.
— Я бы с удовольствием разжег костер! — вмешался коротышка с одним глазом. — У меня в хижине чертовски холодно! Послушайте… У меня есть кофейная гуща, которую я берег. Если у кого-то есть жестянка и горячая печка, мы можем сварить кофе.
— Тоже можно. Сколько волнений! Я себя чувствую как блоха на сковородке. — Женщина с красным шрамом достала из кармана пальто небольшие золотые часы и, держа их с любовным почтением, внимательно всмотрелась в циферблат. — Четыре двенадцать. До рассвета еще пять часов. Если вы собираетесь бодрствовать у тела этого несчастного, вам нужен костер и горячий кофе. У меня есть кофейник. Давненько им не пользовались. — Она посмотрела на Глорию. — Если вы хотите, мы могли бы сделать это прямо сейчас.
Глория кивнула:
— Да. Мы можем сварить кофе у меня на печке.
— У меня есть кирка и лопата, — сказал Джошу седобородый человек в клетчатом пальто и рыжей шерстяной шапке. — Лопата сломана, но она сгодится, чтобы похоронить вашего друга.
— Я был резчиком по дереву, — сказал кто-то. — Если вы хотите похоронить его, вам нужна будет доска. Как его звали?
— Расти. — У Джоша перехватило горло. — Расти Витерс.
— Ну? — Бойкая женщина уперла руки в бока. — Похоже, нам есть что делать! Хватит лениться, за работу!
Почти в трех милях от Мериз-Реста у костра стоял Робин Оукс, рядом спали трое мальчиков. Робин был вооружен винтовкой и внимательно следил за хищниками, слишком близко подходившими к костру. Он всмотрелся в горизонт и позвал:
— Сестра! Сестра, подойди-ка сюда!
Спустя почти минуту она подошла к нему с другой стороны костра:
— Что?
— Вон там. — Он показал, и женщина проследила за его пальцем — над бесконечным лесом в небе появился слабый оранжевый отблеск. — Я думаю, это Мериз-Рест. Ха, с их стороны было весьма любезно устроить пожар и показать нам дорогу.
— Конечно.
— Когда рассветет, пойдем в ту сторону. Если идти быстрым шагом, то можно дойти за пару часов.
— Хорошо. Я хочу попасть туда как можно скорее.
— Я позабочусь об этом. — Его озорная улыбка обещала марш-бросок.
Сестра хотела вернуться на свой пост, но неожиданная мысль остановила ее у костра. Женщина вынула из кармана компас, повернулась лицом к зареву и проверила, куда указывает стрелка. Оказалось, они довольно сильно отклонились от верного направления. Сестра поняла, что они непременно заблудились бы, если бы Робин не увидел зарево. Что бы это ни было, она была ему благодарна.
Она вернулась на свой пост, обшаривая глазами темноту в поисках затаившихся зверей, но мысли ее были заняты девушкой по имени Сван.