Лебединая песнь — страница 4 из 14

Руины

Глава 19Самая большая в мире гробница

Человек с обрубком правой руки, замотанным окровавленными лоскутьями рубашки, осторожно продвигался по иссеченному глубокими трещинами коридору. Он боялся, что упадет и рана снова откроется. Кровь сочилась из обрубка много часов, пока наконец не свернулась. Он ослаб, у него кружилась голова, но он заставлял себя идти, потому что хотел увидеть все сам. Сердце колотилось, в ушах шумело. Но больше всего человеку досаждал зуд между большим и указательным пальцами правой руки, которой уже не было. Зуд в руке, которой нет, сводил его с ума.

Рядом с ним шел одноглазый горбун, а впереди, с фонарем, разведывая дорогу, — подросток в разбитых очках. В левой руке мальчик сжимал секач с лезвием, испачканным кровью полковника Джимбо Маклина.

Роланд Кронингер остановился. Луч фонарика прошивал смутный воздух перед ним.

— Это тут, — сказал Тедди Уорнер. — Вот тут, видите? Я же говорил вам? Я говорил!

Маклин прошел несколько шагов вперед и взял у Роланда фонарик. Он пошарил лучом по стене из валунов и плит, которые полностью перекрыли коридор впереди; полковник старался отыскать трещину, слабое место, дырку, куда можно было бы вставить какой-нибудь рычаг. Но там и крысе было не проскочить.

— Господь нам поможет, — тихо сказал Маклин.

— Я же говорил! Видите? Разве я не говорил вам? — бормотал Мишка Тедди.

Обнаруженная преграда отняла у него остатки воли, которые еще двигали им.

За этой каменной стеной находился склад с неприкосновенным запасом продовольствия и воды и помещение с оборудованием. Они оказались отрезаны от всего: от запасных фонарей и батареек, туалетной бумаги, сигнальных ракет — от всего.

— Мы в заднице, — хихикнул Уорнер. — О, мы в полной заднице!

В луче фонарика оседала пыль. Маклин посветил вверх и увидел рваные щели, раздиравшие потолок. Значительная часть коридора могла обрушиться в любой момент. Кабели и провода оборвались, а стальные опорные балки, предназначавшиеся для сохранения «Дома Земли» при ядерном нападении, были начисто срезаны. Тедди то смеялся, то всхлипывал. Маклин осознал всю глубину катастрофы и больше не мог выносить свидетельства человеческой слабости. Он стиснул зубы, лицо его перекосило от ярости, и он повернулся, чтобы ударить капитана Уорнера по лицу зудящей правой рукой.

Но руки у него не было, и, едва он занес культю, страшная боль оглушила его, сквозь тряпки закапала кровь.

Маклин бережно прижал искалеченную руку к груди и плотно зажмурил глаза. Он чувствовал себя отвратительно, словно вот-вот его вырвет или он потеряет сознание.

«Дисциплина и контроль, — думал он. — Возьми себя в руки, солдат! Возьми себя в руки, мать твою! Когда я открою глаза, — сказал он себе, — каменный завал исчезнет. Мы сможем пройти прямо по коридору туда, где лежит еда. У нас будет все, что нужно. Пожалуйста, Боже… Пожалуйста, сделай, чтобы все было как надо».

Он открыл глаза.

Преграда из камней осталась на месте.

— Есть у кого-нибудь пластиковая взрывчатка? — спросил Маклин. Его голос эхом отдавался в коридоре. Это был призрачный голос человека, сидящего на дне грязной ямы с трупами.

— Придется умирать, — сказал Тедди Уорнер, смеясь и плача. Единственный его глаз глядел дико. — Мы в самой большой в мире гробнице!

— Полковник? — позвал мальчик.

Маклин осветил лицо Роланда. Это была запыленная, забрызганная кровью бесстрастная маска.

— У нас есть руки, — сказал Роланд.

— Руки. Конечно. Одна рука у меня. Две у тебя. Две руки Тедди Уорнера ни хрена не стоят. Конечно, у нас есть руки.

— Не наши руки, — спокойно ответил Роланд. К нему пришла идея, простая и ясная. — Их руки. Тех, кто еще остался наверху.

— Гражданских? — усомнился Маклин. — Пожалуй, не найдем и десятка годных к работе. И посмотри на потолок. Видишь эти трещины? Остальное вот-вот упадет. Кто будет работать, когда такое висит над головой?

— От завала до пищи далеко?

— Не знаю. Может, двадцать футов. Может, тридцать.

Роланд кивнул:

— А если сказать им, что десять? Они не знают про потолок. Как вы думаете, будут они работать или нет?

Маклин заколебался.

«Это же мальчик, — думал он. — Что он понимает?»

— Мы втроем погибнем, — сказал Роланд, — если не доберемся до еды. Но мы не доберемся до нее, если не заставим кого-нибудь работать. Потолок может упасть, а может и не упасть. Даже если он упадет, не мы там окажемся под ним.

— Люди поймут, что потолок слабый. Достаточно поглядеть вверх и увидеть эти проклятые трещины.

— Они не смогут увидеть их в темноте, — спокойно сказал Роланд. — Фонарь у вас одного, так ведь? — Улыбка тронула уголки его рта.

Маклин медленно сощурился. В полутьме за плечом Роланда Кронингера почудилось какое-то движение. Маклин повел лучом фонарика немного в сторону. Там, пригнувшись, сидел на корточках Солдат-Тень в камуфляжной форме и шлеме, покрытом сеткой, весь в пятнах черной и зеленой маскировочной краски, а лицо его было цвета дыма.

— Малый прав, Джимбо, — шепнул Солдат-Тень. Он встал во весь рост. — Заставь гражданских работать. Пусть работают в темноте, и скажи, что до еды только десять футов. К дьяволу, скажи им, что шесть. Они будут работать еще усерднее. Если они пробьются, прекрасно. Если нет… они всего лишь гражданские. Трутни. Жеребцы-производители. Правильно?

— Да, сэр, — ответил Маклин.

— А?

Роланд увидел, что полковник смотрит куда-то за его правое плечо. У Маклина был тот же лебезящий голос, каким он говорил в бреду там, в яме. Роланд оглянулся, но, конечно, никого не увидел.

— Трутни, — сказал Маклин. — Производители. Правильно.

Он кивнул и переключил внимание с Солдата-Тени на мальчика.

— Хорошо. Поднимемся наверх и посмотрим, сможем ли найти что-нибудь такое, что будет нам полезно. Может, кто-нибудь из моих людей еще жив.

Маклин вспомнил, как сержант Шорр в ужасе убегал из помещения управления.

— Где Шорр? Что с ним? — спросил он Уорнера.

Тедди покачал головой.

— А как насчет доктора Ланга? Жив ли он еще?

— В больнице его не было. — Мишка Тедди старался не смотреть на каменный завал. — Его квартиру я не проверял.

— Ну тогда посмотрим там. Он может нам понадобиться, а кроме того, можно набрать у него болеутоляющих. Мне к тому же понадобятся еще бинты. И нам нужны бутыли, пластиковые бутыли, если найдутся. В туалетах можно набрать воды.

— Полковник! Сэр!

Маклин сразу же повернулся к Роланду.

— Еще одна вещь: воздух, — пояснил мальчик.

— Что — воздух?

— Генератор вышел из строя. Проводка тоже. Как вентиляторы будут подавать воздух?

Маклин питал надежду на выживание, хотя и слабую. Но она тут же разбилась. Без вентиляторов кислород не поступит в «Дом Земли». Сырой воздух, который оставался в убежище, являлся всем, на что они могли надеяться, но как только уровень углекислого газа повысится, они умрут.

Сколько времени пройдет до тех пор, он не знал. Часы? Дни? Недели? Он не хотел далеко загадывать; сейчас важнее всего было найти глоток воды, немного еды и рабочие руки.

— У нас достаточно воздуха, — сказал он. — Хватит на всех, а к тому времени, когда его станет не хватать, мы придумаем, как выйти из положения.

Роланд хотел верить и потому кивнул. Позади подростка кивнул и Солдат-Тень, сказав Маклину: «Молодец».

Полковник осмотрел свою квартиру, расположенную чуть дальше по коридору. Дверь сорвало с петель, часть потолка обрушилась, в полу зияла расщелина, куда рухнули кровать и тумбочка. Ванная тоже развалилась, но при свете фонарика Маклин увидел, что в лунке унитаза осталось несколько пригоршней воды. Он напился. Выпили воды и Тедди, и Роланд. Никогда прежде она не казалась такой вкусной.

Маклин подошел к шкафу. Полки внутри слетели, и содержимое вывалилось наружу. Он встал на колени и, держа фонарь на сгибе покалеченной руки, стал рыться в куче, ища кое-что. Он знал, это должно находиться там. Ему потребовалось некоторое время, чтобы найти.

— Роланд, — позвал полковник. — Поди сюда.

Мальчик встал позади него:

— Да, сэр?

Маклин подал ему автомат «ингрем», лежавший раньше на полке шкафа.

— Под твою ответственность. — И положил в карманы куртки несколько обойм.

Роланд засунул рукоять священной секиры под ремень и обеими руками взял автомат. Он был не тяжелый, но такой… справедливый. Справедливый и значительный, как настоящий символ власти, за который должен отвечать Рыцарь Короля.

— Ты что-нибудь понимаешь в оружии? — спросил его Маклин.

— Мой отец брал меня… — Роланд запнулся. Нет, надо было говорить не так. Совсем не так. — Мне приходилось стрелять по мишени, — ответил он. — Но только не из такого.

— Я научу тебя, как это делать, и всему, что тебе понадобится. Когда понадобится, ты будешь моим указательным пальцем на спусковом крючке.

Он посветил на Уорнера, который стоял в нескольких футах от них и все слышал.

— С этого момента парнишка будет при мне, — сообщил он Тедди, и тот кивнул, но ничего не сказал.

Маклин больше не доверял капитану. Тедди Уорнер был слишком близок к тому, чтобы сорваться и переступить черту рассудочного поведения. Мальчишка — другое дело. У парня крепкие мозги, он ловок — полковник видел, каково было подростку спуститься в яму и проделать то, что от него потребовалось. Парень выглядел слабаком, но если бы он сдался, то сдался бы еще раньше.

Роланд повесил автомат на плечо и приладил так, чтобы удобно было воспользоваться им в случае неожиданности. Теперь он был готов следовать за Королем куда угодно. Из тенистых глубин его памяти стали всплывать лица — мужчина и женщина, — но он вновь отправил их на дно. Он больше не хотел вспоминать их. В этом не было пользы, это только расслабляло.

Маклин был готов.

— Хорошо, — сказал он. — Ну, посмотрим, что получится.

Одноглазый горбун и мальчик в разбитых очках последовали за ним в темноту.

Глава 20Во чреве зверя

— Леди, — сказал Джек Томашек, — если вы надеетесь пройти через это, то нам с вами не по пути.

Сестра не ответила. С Гудзона ей в лицо дул резкий ветер, и она щурилась из-за колючих снежинок, которые летели из черных туч, растянувшихся по всему горизонту погребальным саваном. Жиденькие желтые лучи солнца пробивались сквозь облака, перемещались, как прожекторы в фильмах о побегах из тюрьмы, и гасли, когда прорехи в облаках закрывались. Река кишела трупами, плавающим хламом, корпусами сгоревших барж и катеров — все это медленно, подобно скоплению рыхлых льдин по весне, уплывало на юг, к Атлантическому океану. На другом берегу этой кошмарной реки все еще полыхали нефтеперегонные заводы, и черный густой дым вихрем сносило на берег Джерси.

Позади Сестры стояли Арти, Бет Фелпс и латиноамериканка, закутанные от холодного ветра в разодранные на полосы занавески и в манто. Латиноамериканка почти всю ночь проплакала, но сейчас глаза у нее высохли, слезы кончились.

Ниже холма, на котором они стояли, находился въезд в туннель Холланда. Он был забит автомобилями, у которых взорвались бензобаки, но это было не самое плохое. Худшим выглядело то, что остовы машин стояли по колеса в грязной воде. Где-то внутри этого длинного и темного туннеля прорвало потолок, и в образовавшуюся дыру лился речной поток, который еще не разрушил подземный коридор, как туннель Линкольна, но делал опасным переход через болото из сгоревших автомобилей, трупов и бог знает чего еще.

— Что-то не хочется мне плавать, — сказал Джек, — или тонуть. Если эта сволочь-туннель рухнет нам на голову, мы пошлем нашим задницам прощальный поцелуй.

— Ну хорошо, а что, есть идея получше?

— Пойти на восток к Бруклинскому мосту. Или пройдем через Манхэттенский мост. Все же лучше, чем здесь.

Сестра быстро взвесила в уме эти предложения. У нее на боку висела сумка, и сквозь нее она ощущала край стеклянного кольца. Время от времени среди долгой ночи ей снилось то неведомое существо с горящей рукой, крадущееся в дыму по развалинам, его глаза искали ее. Оно пугало ее больше, чем полузатопленный туннель.

— А если мосты уничтожены?

— Как?

— Оба моста могут быть разрушены, — спокойно ответила она. — Поглядите вокруг и скажите, как по-вашему, если снесло Всемирный торговый центр и Эмпайр-стейт-билдинг, то могли ли остаться невредимыми эти хлипкие мосты?

— Может быть. Мы не узнаем, пока не увидим.

— На это уйдет целый день. К тому времени туннель может полностью затопить. Не знаю, как остальные, но я не имею ничего против того, чтобы промочить ноги.

— Ну знаете! — Джек потряс головой. — Мне незачем туда лезть. А если вы это сделаете, леди, то у вас не все дома. А кстати, зачем вам уходить из Манхэттена? Здесь можно найти еду, можно вернуться в подвал! Нам незачем уходить.

— Вам, может, и незачем, — согласилась Сестра, — а мне есть зачем. Это место мне не подходит.

— Я иду с вами, — заявил Арти. — Я не боюсь.

— Кто сказал, что мне страшно? — парировал Джек. — Мне не страшно. Я просто еще не совсем тронулся, вот и все.

— Бет? — Сестра повернулась к девушке. — А вы как? Идете с нами или нет?

Фелпс с испугом поглядела на забитый въезд в туннель, но в конце концов ответила:

— Да, иду.

Сестра тронула за руку латиноамериканку, показала на туннель Холланда и сделала шагающий жест двумя пальцами. Несчастная все еще пребывала в шоке и не могла отвечать.

— Нам нужно держаться поближе друг к другу, — сказала Сестра, обращаясь к Бет и Арти. — Я не знаю, насколько глубоко в туннеле. Думаю, нужно взяться за руки, чтобы никого не потерять. Хорошо?

Они кивнули. Джек фыркнул:

— Вы все с ума сошли! У вас не все дома!

Сестра, Бет и Арти стали спускаться с гряды к въезду в туннель. За ними последовала латиноамериканка. Джек закричал:

— Вы ни за что не пройдете там, леди!

Но никто не оглянулся, и в следующий момент Джек догнал их. Когда холодная вода дошла Сестре до лодыжек, женщина остановилась.

— Дайте-ка мне зажигалку, Бет, — сказала она.

Та протянула ей зажигалку, но Сестра не стала высекать огонь. Она взяла Бет за руку, Бет ухватила Арти, а он поймал ладошку латиноамериканки. Джек Томашек замыкал цепь.

— Хорошо. — Сестра услышала в своем голосе страх и поняла, что нужно сделать шаг раньше, чем у нее сдадут нервы. — Пошли.

Она двинулась мимо остовов автомобилей в туннель Холланда, и вода доползла ей до колен. Вокруг, как пробки, плавали дохлые крысы. Они не преодолели и десяти футов, как вода в туннеле дошла им до бедер. Сестра щелкнула зажигалкой. Загорелся слабенький огонек. Пламя высветило впереди кошмарную фантасмагорию перекрученного металла: автомобили, грузовики, такси, разорванные, полузатопленные, немыслимых форм. Стены туннеля были опалены до черноты и, казалось, поглощали свет, вместо того чтобы отражать. Сестра могла только догадываться, какой здесь творился кошмар, когда рвались бензобаки. Впереди, в отдалении, слышался гулкий шум падающей воды.

Сестра потянула человеческую цепь вперед. Вокруг плавали предметы, на которые она избегала смотреть. У Бет перехватило дыхание от ужаса.

— Надо идти не останавливаясь, — сказала ей Сестра. — Не смотреть по сторонам, идти не останавливаясь.

Вода поднялась выше бедер.

— Я наступила на что-то! — вскрикнула Бет. — Бог ты мой… здесь под ногами что-то есть!

Сестра крепче сжала ее руку и повела дальше. Когда она сделала еще десяток шагов, вода поднялась до пояса. Женщина оглянулась через плечо на въезд, от которого они отошли футов на шестьдесят. Тусклый свет, идущий от арки, тянул назад. Но она устремила взгляд вперед, и тут сердце у нее екнуло. Пламя зажигалки отразилось от громадного спутанного клубка металла, почти полностью перегородившего туннель, — груды бывших автомобилей, сплавленных в единое целое. Сестра повернула в узкое пространство между стеной и металлом и на чем-то поскользнулась. Теперь сверху стекали ручьи, и женщина оберегала зажигалку, чтобы вода не залила ее. Впереди все еще слышался шум водопада.

— Он вот-вот рухнет! — запричитал Джек. — Боже… он свалится нам на голову!

— Идти не останавливаясь! — прикрикнула на него Сестра. — Не тормозить!

Впереди стояла непроглядная тьма, только мерцал крошечный огонек.

«Вдруг где-то путь перекрыт совсем? — подумала она и ощутила быстро подступающий страх. — А если мы не успеем пройти? Успокоиться, успокоиться. По одному шагу. Шаг, еще один».

Вода дошла до груди и продолжала подниматься.

— Слушайте! — вдруг сказала Бет и остановилась.

Арти налетел на нее и чуть не соскользнул в вонючую воду.

Сестра ничего не услышала, кроме усилившегося шума воды. Она стала тянуть Бет дальше, и тут над ними раздался глухой стонущий звук.

«Мы во чреве чудовища, — подумала Сестра, — как проглоченный живым Иона».

Что-то тяжело шлепнулось в воду прямо перед ней. Начали падать и другие предметы, отскакивая от обломков искореженного металла с грохотом, похожим на стук работающей кувалды.

«Каменные обломки, — сообразила Сестра. — Боже милостивый, перекрытие вот-вот может обвалиться!»

— Туннель рушится! — закричал Джек, чуть не задохнувшись от страха.

Она услышала, как он барахтается в воде, и поняла, что нервы у него сдали. Она оглянулась и увидела, что он мечется в поисках дороги обратно. Поскользнувшись, он упал в воду и выскочил, захлебываясь и всхлипывая.

— Я не хочу подыхать, не хочу! — Его крики эхом разносились у них за спиной, затихая.

— Никому не двигаться! — скомандовала Сестра, пока другие тоже не сбежали.

Возле них продолжали падать камни, и она сдавила руку Бет так сильно, что хрустнули пальцы. Цепь дрогнула, но устояла. Наконец обвал прекратился, пропал и стонущий звук.

— Все в порядке? Бет? Арти, как девушка?

— Ничего, — ответил он, еще дрожа. — Хотя я сам, кажется, наложил в штаны.

— С этим можно примириться. С паникой нельзя. Идем дальше или нет?

Глаза Бет стеклянно блеснули.

«Она отключилась, — подумала Сестра. — Может, так оно и лучше».

— Арти? Вы готовы? — спросила она.

Толстяк только пробурчал что-то.

Они наугад двинулись вперед по воде, доходившей им до плеч. Впереди по-прежнему царила тьма, ни малейшего намека на выход из туннеля. Сестра вздрогнула, когда в десяти футах от них огромный камень величиной с крышку люка обрушился на смятый автомобиль. Приближался шум водопада, а туннель над их головами стонал, сдерживая напор Гудзона. Далеко позади послышался еле различимый крик:

— Вернитесь! Пожалуйста, вернитесь!

Она пожелала Джеку Томашеку всего хорошего, а потом голос его пропал в реве водопада. Сумка Сестры наполнилась водой, промокшая одежда отяжелела, но женщина держала зажигалку в вытянутой руке. Пальцам было горячо, однако Сестра не смела погасить огонек. Она видела, как пар от дыхания стелется понизу, от воды ноги потеряли чувствительность, закоченевшие колени ныли.

«Еще шаг, — твердила она. — Потом еще один. Не останавливаться».

Они миновали сюрреалистическое нагромождение железа. Латиноамериканка закричала от боли, когда какая-то железка под водой порезала ей ногу, но стиснула зубы и не дрогнула. Немного дальше Арти зацепился за что-то и упал, но поднялся, отплевываясь и кашляя.

И тут коридор повернул.

— Стоп, — сказала Сестра.

Перед ними, поблескивая в слабом свете, сверху потоком лилась вода, перекрывая туннель по всей ширине. Им предстояло пройти через водопад, и Сестра знала, что это такое.

— Мне придется выключить зажигалку, пока мы не пройдем насквозь, — сказала она. — Всем держаться как можно ближе друг к другу. Готовы?

Она почувствовала, как Бет сдавила ей руку. Арти гаркнул:

— Готовы!

Сестра погасила огонь. Их поглотила тьма. Сердце Сестры бешено колотилось. Женщина сжала зажигалку в кулаке, защищая от воды, и двинулась вперед.

Удар падающего потока сбил ее с ног. Она потеряла руку Бет и услышала вскрик. Испугавшись, Сестра попыталась встать на ноги, но на дне было что-то скользкое и вязкое.

Вода попала Сестре в рот, в глаза, она не могла вдохнуть и в темноте сбилась с дороги. Левая ее нога застряла, зацепившись за какой-то предмет. Из груди готов был вырваться крик, но она знала, что, если сдастся, они все погибнут. Она шарила свободной рукой по сторонам, пытаясь другой держать зажигалку. За ее плечо уцепились чьи-то пальцы.

— Я держу тебя! — крикнула Бет, хотя и ее вода сбивала с ног.

Фелпс поддерживала Сестру, пока та с трудом вытаскивала ногу, едва не разорвав кроссовку. Освободившись, Сестра повела остальных подальше от этого препятствия.

Никто не заметил, сколько времени им понадобилось, чтобы пройти водопад: может быть, две минуты, а может, и три. Но вдруг стена потока кончилась, и Сестра больше не хватала ртом воздух. Голова и плечи у нее были избиты так, словно ее использовали как боксерскую грушу.

Она крикнула:

— Мы прорвались! — крикнула она. И повела их дальше, пока не ударилась боком о торчавшее из воды железо. Снова взяв зажигалку, она попыталась высечь огонь. Сверкнула искра, но пламени не было.

«О боже!» — подумала Сестра.

Вторая попытка. Брызги искр без огня.

— Давай, давай! — выдохнула она.

Третий раз — безуспешно.

— Загорайся, черт тебя побери!

Но огонь не загорелся ни с четвертой, ни с пятой попытки, и Сестра стала молиться, чтобы зажигалка не намокла и сработала.

На восьмой попытке появилось маленькое слабое пламя, поколебалось и почти исчезло. Сестра догадалась, что бензина осталось на донышке.

«Нужно выбраться отсюда прежде, чем зажигалка совсем выдохнется», — подумала она и только теперь поняла, насколько здравый смысл может зависеть от крошечного колеблющегося огонька.

Рядом с ней, как морда аллигатора, из воды торчали измятая решетка радиатора и капот «кадиллака». Перед ней кверху колесами лежал другой автомобиль, весь покрытый водой, с сорванными шинами. Путники попали в лабиринт многочисленных обломков. Круг света от зажигалки стал заметно меньше, чем раньше. Зубы Сестры начали выбивать дробь, ноги от холода налились свинцом.

Они продолжали идти — осторожно, шаг за шагом. Туннель над ними опять застонал, и снова в воду посыпался щебень — но вдруг Сестра обнаружила, что вода спала. Теперь им было по пояс.

— Выходим! — закричала она. — Слава богу, мы выходим!

Она вытянула руку с зажигалкой вперед, но просвета еще не было видно.

— Не останавливаться! Мы почти на месте!

Ее нога задела что-то на дне. Из воды ей в лицо вырвались пузыри, и прямо перед ней всплыл труп, черный и искривленный, как коряга: руки, словно примерзшие к щекам, рот, застывший в беззвучном крике.

Зажигалка потухла.

Труп в темноте прислонился к плечу Сестры. Она замерла. Сердце ее готово было выпрыгнуть из груди, и она поняла, что либо потеряет рассудок, либо… Она судорожно вдохнула и локтем оттолкнула труп в сторону. Он снова затонул с шумом, похожим на смешок.

— Я выведу всех отсюда, — услышала Сестра собственную клятву, и в голосе ее прозвучало такое упорство, какого она за собой не знала. — Плевать на темноту! Мы выйдем!

Она сделала еще один шаг, а потом еще один…

Постепенно вода опустилась до колен.

Через какое время и через сколько шагов, Сестра не могла сказать, но они увидели впереди выход из туннеля Холланда — и ступили на берег Джерси.

Глава 21Чудеснейший свет

— Вода… пожалуйста… дайте мне воды… — Голос Дарлин слабел.

Джош разлепил веки, сел и пополз туда, где сложил все откопанные консервы. Их были десятки, многие из них лопнули и потекли, но содержимое, казалось, не пострадало. Последнее, что они ели, была жареная фасоль и сок.

Открывать банки стало легче, когда он обнаружил отвертку. Среди прочих предметов с полок магазина в земле нашлись лопата со сломанной рукоятью и топор. Джош, как скупой рыцарь, собрал все это в углу, разложил по порядку: инструменты, большие и маленькие банки.

Хатчинс нащупал сок и с усилием подполз к Дарлин. Он вспотел и устал. От запаха выгребной ямы, которую он выкопал в дальнем углу подвала, ему стало трудно дышать. Он вытянул в темноте руку и нашел Сван. Девочка поддерживала голову матери.

— Вот. — Джош поднес питье ко рту Дарлин.

Женщина немного отхлебнула и оттолкнула банку.

— Воды, — жалобно сказала она, — пожалуйста… воды.

— Извините. Воды нет совсем.

— А, черт! — пробормотала она. — У меня все горит.

Джош потрогал ее лоб и словно прикоснулся к жаровне. Дарлин лихорадило гораздо сильнее, чем его. Чуть дальше все еще мучился Поу-Поу, бормотал что-то о сусликах, потерянных ключах от грузовика и какой-то женщине по имени Голди.

— Блейкмен, — хрипло произнесла Дарлин. — Нам нужно доехать до Блейкмена. Сван, родненькая, не волнуйся, мы доберемся туда.

— Да, мама, — тихо ответила Сван, и по ее голосу Джош понял, что она знала: ее мать при смерти.

— Сразу же, как только нас вызволят отсюда, мы поедем. Господи, представляю папино лицо! — Она засмеялась, и в груди у нее забулькало. — Да у него глаза на лоб полезут!

— Он ведь правда будет рад видеть нас, мама? — спросила Сван.

— Конечно! Черт побери, когда же сюда придут и вытащат нас? Когда придут?

— Скоро, мама.

«Девочка после взрыва повзрослела лет на десять», — подумал Джош.

— Мне приснился Блейкмен, — сказала Дарлин. — Ты и я… мы шли пешком, и я увидела старый дом… прямо перед нами, за полем. И солнце… солнце светило так ярко. О, это был чудесный день. Я посмотрела на дом и увидела папу, он стоял на крыльце… и махал мне рукой, чтобы я перешла через поле. Он… больше не испытывал ко мне ненависти. И вдруг… из дома вышла моя мама и встала на крыльце рядом с ним… и они держались за руки. И она позвала: «Дарлин! Дарлин! Мы ждем тебя, девочка! Иди домой!»

Она затихла, слышался только влажный хрип ее дыхания.

— Мы… мы уже пошли было через поле, — продолжила больная, — но мама сказала: «Нет, родная! Только ты одна. Только ты. Маленькой девочке не надо. Только ты одна». А я не хотела идти через поле без моего ангелочка, мне стало страшно. Мама сказала: «Маленькой девочке нужно идти дальше. Идти далеко-далеко». О… я хотела перейти через поле… я хотела… но я не смогла.

Дарлин нашла руку Сван:

— Я хочу домой, родная.

— Все хорошо, — прошептала Сван и пригладила мокрые от пота остатки волос матери. — Я люблю тебя, мама. Я так люблю тебя.

— Ох… все у меня было плохо. — Рыдание застряло в горле Дарлин. — Все, к чему я прикасалась… портила. О боже… кто присмотрит за моим ангелочком? Я боюсь… Я так боюсь…

Женщина начала всхлипывать, и Сван обхватила руками ее голову и прошептала:

— Тсс, Мама. Я тут. Я с тобой.

Джош отполз от них, залез в свой угол и свернулся, желая забыться.

Он не знал, сколько прошло времени — может быть, несколько часов, — когда рядом послышался шорох. Хатчинс сел.

— Мистер? — Голос у Сван был слабый и горестный. — Я думаю, моя мама ушла домой.

Она вздохнула и одновременно заплакала и застонала. Джош обнял ее, и девочка прильнула к нему и зарыдала. Он чувствовал, как бьется ее сердечко, и ему хотелось кричать и бушевать, и если бы в этот миг ему подвернулся кто-нибудь из тех горделивых дураков, которые нажимали на кнопки, он переломал бы им шеи, как спички. Раздумья о том, сколько миллионов людей могут лежать мертвыми наверху, искажали сознание Джоша, как будто он пытался понять, велика ли Вселенная и сколько миллиардов звезд мерцает на небесах.

Но на руках у него сейчас была маленькая плачущая девочка, которой никогда уже не увидеть прежний мир. Что бы ни случилось, она навсегда помечена этим мгновением, и Джош знал — он тоже. Потому что одно дело понимать, что там, снаружи, могут быть миллионы безликих мертвецов, и совсем другое — когда женщина по имени Дарлин, которая дышала и говорила, лежит мертвая на земле меньше чем в десяти футах от тебя.

Он должен похоронить ее в этом подвале. С помощью сломанной лопаты и топора, стоя на коленях, выкопать могилу. Похоронить Дарлин поглубже, чтобы они не ползали по ее телу во тьме.

Хатчинс почувствовал на плече слезы Сван, а когда захотел погладить ее по голове, его пальцы нащупали волдыри и щетинку вместо волос. И он попросил Бога: если им суждено умереть, пусть малышка умрет первой, чтобы не оставаться одной с покойниками.

Девочка выплакалась. Она в последний раз всхлипнула и обессиленно прислонилась к плечу Джоша.

— Сван, — сказал он, — я хочу, чтобы ты какое-то время посидела тут и не двигалась. Послушайся меня.

Она не отвечала. Наконец кивнула. Джош усадил ее рядом, взял лопату и топор. Он решил выкопать яму как можно дальше от угла, где лежала Сван, и стал отбрасывать солому, битое стекло и расщепленное дерево.

Его правая рука коснулась чего-то металлического, зарытого в рыхлой земле, и он сначала подумал, что это еще одна банка, которую нужно положить к другим.

Но это было нечто иное — узкий длинный цилиндр. Джош взял его обеими руками и ощупал.

«Нет, это не консервы, — подумал он. — Нет, не банка. Боже мой, Иисусе!»

Это был фонарик, и, судя по весу, с батарейками! Большим пальцем Джош нашел кнопку. Но не решался нажать ее. Потом он закрыл глаза и прошептал:

— Пожалуйста, пожалуйста. Пусть он еще работает. Пожалуйста.

Он сделал глубокий вдох и нажал выключатель. Ничего не изменилось, на его закрытых веках не появилось ощущения света. Джош открыл глаза и увидел темноту. Фонарик был бесполезен.

На мгновение борцу захотелось смеяться, но потом его лицо исказилось от гнева, и он крикнул:

— Черт бы тебя побрал!

Он уже отвел руку назад, чтобы разбить фонарь о стену, но в эту самую секунду лампочка вдруг мигнула и засветилась слабым желтым огоньком, однако Джошу он показался ярчайшим, чудеснейшим светом. Огонек этот чуть не ослепил его, но затем мигнул и снова погас.

Хатчинс яростно затряс фонарик. Свет глумился над ним, то вспыхивая, то угасая. Тогда Джош просунул два пальца под треснувшую пластмассовую линзу к крошечной лампочке. Осторожно, дрожащими пальцами он слегка повернул ее по часовой стрелке. На этот раз свет остался: смутный, мерцающий, но настоящий.

Джош опустил голову и заплакал.

Глава 22Лето сгинуло

Ночь застала их на Коммунипо-авеню, в развалинах Джерси-Сити, восточнее Ньюаркского залива. Внутри здания без крыши они нашли горевший на обломках костер, и Сестра решила, что здесь они сделают привал. Стены защищали от ледяного ветра, и вокруг было много горючего материала, чтобы поддерживать огонь до утра. Они сгрудились вокруг костра, потому что уже в шести футах от него было как в морозильнике.

Бет Фелпс протянула руки к языкам пламени:

— Боже, как холодно! Почему так холодно? Ведь еще июль!

— Я не ученый, — отважился высказаться Арти, сидевший между нею и латиноамериканкой, — но, думаю, взрывы подняли в воздух тучи пыли и мусора, и из-за этого с атмосферой что-то произошло — отражение солнечного света или нечто в этом роде.

— Я никогда… никогда раньше так не мерзла! — Зубы у Бет стучали. — Я просто не могу согреться!

— Лето сгинуло, — сказала Сестра, роясь в сумке. — Наверное, его долго теперь не будет.

Она вытащила ломтики ветчины, намокшие остатки хлеба и две банки анчоусов. В ее сумке, заметно пострадавшей от воды, находились и другие вещи, найденные сегодня: небольшой алюминиевый котелок с черной пластмассовой ручкой, маленький ножик с зазубренным лезвием, банка растворимого кофе и толстая садовая перчатка без двух сгоревших пальцев. На дне лежало стеклянное кольцо, которое Сестра не вынимала, не трогала с того момента, как они выбрались из туннеля. Она берегла это сокровище на будущее, чтобы рассматривать его и касаться потом, как самый лакомый кусочек, оставленный напоследок.

Никто из них не заговаривал о туннеле Холланда. Он казался ужасным кошмаром, который хотелось забыть. Но теперь Сестра чувствовала, что стала сильнее. Им покорился туннель! Теперь они могли одолеть подобное препятствие и на следующую ночь, и на другой день.

— Берите хлеб, — сказала она им, — вот, ешьте с ветчиной.

Она жевала намокший кусок хлеба и наблюдала за латиноамериканкой.

— У тебя есть имя? — спросила Сестра.

Девушка смотрела на нее без интереса.

— Имя. — Сестра изобразила, что пишет пальцем в воздухе. — Как тебя зовут?

Латиноамериканка была занята тем, что рвала ломтик ветчины на маленькие, на один глоток, кусочки.

— Может, она чокнутая? — сказал Арти. — Вдруг она свихнулась, когда ребенок умер? Как вы думаете, такое может быть?

— Может, — согласилась Сестра и проглотила хлеб с привкусом пепла.

— Наверное, она пуэрториканка, — гадала Бет. — Я собиралась заняться изучением испанского в колледже, но потом выбрала музыку.

— А что ты… — Арти запнулся, и слабая улыбка коснулась его губ. — Чем вы зарабатывали на жизнь, Бет?

— Служила секретарем в компании «Хольмхаузер» по электроснабжению и обслуживанию водопроводных сетей. Это на Одиннадцатой Западной: третий этаж, угловой офис. Здание Броуорд. Я ассистент мистера Олдена, вице-президента. Я имею в виду… он был вице-президентом…

Она помолчала, пытаясь вспомнить.

— У мистера Олдена болела голова. Он попросил меня сходить через улицу в аптеку и купить ему бутылочку экседрина. Я помню… стояла на углу Одиннадцатой и Пятой, ждала зеленый. Симпатичный парень спросил, не знаю ли я, где суши-бар. Я сказала, что не знаю. Светофор переключился, и все стали переходить улицу. Но мне хотелось продолжить разговор с парнем, потому что он, по правде говоря, был очень милым и… Я встречала не много парней, с кем хотелось бы погулять. Мы уже наполовину перешли, он посмотрел на меня, улыбнулся и сказал: «Меня зовут Кит. А вас?»

Бет грустно улыбнулась и покачала головой:

— Я не успела ему ответить. Помню громкий ревущий звук. По-моему, волна жара просто сбила меня с ног. Потом… Кажется, кто-то схватил меня за руку и велел убегать. Я побежала. Неслась сломя голову и слышала, как кричат люди, и, наверное, тоже кричала. Все, что я запомнила, — это как кто-то сказал: «Она еще жива». Я взбесилась. Конечно, я еще жива! Почему бы это мне не остаться в живых? Я открыла глаза и увидела, что надо мной склонились мистер Каплан и Джек.

Бет пристально посмотрела на Сестру.

— Мы… мы не единственные, кто выжил? Я имею в виду… не только же мы, да?

— Сомневаюсь. Те, кому это удалось, вероятно, ушли на запад, или на север, или на юг, — сказала Сестра. — Уверена, им незачем было идти на восток.

— Боже мой! — резко выдохнула Бет. — Мои мама и папа. Моя младшая сестра. Они живут в Питсбурге. Как вы думаете… Питсбург похож на то, что здесь? Он может остаться цел?

Она криво усмехнулась, но глаза оставались дикими.

— Что там бомбить в Питсбурге, правда?

— Правда, — согласилась Сестра и сосредоточилась на открывании маленьким ключом банки с анчоусами. Она понимала, что после соленой рыбки захочется пить, но еда есть еда.

— Кому передать?

Сестра подцепила пальцами кусочек и положила в рот. Филе чуть не обожгло ей язык, но она проглотила его, рассудив, что в рыбе есть йод или еще что-то полезное. Арти и Бет взяли по штучке, а латиноамериканка отвернулась.

Они доели хлеб. Сестра убрала оставшиеся ломтики ветчины, потом вылила масло из баночки из-под анчоусов и положила ее в сумку. Ветчина и рыба могли поддержать их еще пару дней, если употреблять их экономно. А завтра необходимо найти питье.

Путники тесно сидели у костра, а за стенами бушевала непогода. Время от времени случайный вихрь залетал внутрь здания, взметал пепел и уносился наружу. Слышались только завывание ветра да потрескивание костра, и Сестра загляделась на кипящую оранжевую сердцевину пламени.

— Сестра?

Она посмотрела в сторону Арти.

— Вы не будете… не будете против… Вы позволите мне подержать его? — с надеждой спросил он.

Женщина поняла, что он имеет в виду. Ни она, ни он не рассматривали кольцо с тех пор, как нашли его в развалинах магазина хрусталя Штойбена. Сестра залезла рукой в сумку, раздвинула вещи и коснулась предмета, завернутого в мятую полосатую рубашку. Она вынула и развернула так и не просохшую ткань.

В тот же момент стеклянное кольцо с пятью колосьями на ободке и драгоценными камнями внутри засверкало, затмевая свет костра. Оно сияло, как огненный шар, наверное, даже ярче прежнего. Оно билось в такт сердцу, как будто жизненная энергия питала его, и нити из золота, платины и серебра, казалось, бурлили светом.

— Ах! — выдохнула Бет. Свет камней отражался в ее глазах. — О… что это? Я никогда… никогда не видела такого… за всю жизнь.

— Его нашла Сестра, — ответил Арти. Его голос звучал почтительно, глаза были прикованы к стеклянному кольцу. Он осторожно протянул к нему обе руки. — Можно… пожалуйста?

Сестра дала ему сокровище. Когда Арти взял его, пульсация камней изменила скорость и ритм, сливаясь с биением его сердца. Он с изумлением покачал головой. В его глазах отражались все цвета радуги.

— Когда я держу его, мне становится хорошо, — сказал Арти. — Оно дает мне ощущение… будто красота в мире еще не умерла.

Он погладил колосья и указательным пальцем обвел изумруд размером с крупный миндаль.

— Такой зеленый, — прошептал он. — Такой зеленый…

Ему почудился чистый, свежий аромат соснового бора. Он держал в руках бутерброд — ржаной хлеб с копченой говядиной, политой жгучей горчицей со специями. Как раз такой, как он любил. Изумленный, он посмотрел вверх и увидел вокруг себя звенящий птичьими голосами лес и изумрудные луга. Рядом с ним в ведерке со льдом стояла бутылка вина, под рукой — бумажный стакан, полный до краев. Сам он сидел на зеленом полосатом покрывале, а плетеная корзинка для пикника ломилась от еды.

«Я сплю, — подумал Арти. — Боже мой, я сплю с открытыми глазами».

Но тут он увидел свои руки в волдырях и ожогах. На нем по-прежнему была красная пижама и меховое манто, на ногах — крепкие черные туфли. Однако боли он не ощущал, а солнце было ярким и теплым, и ласковый ветерок шевелил сосновые ветки. Он услышал, как хлопнула дверца автомобиля.

В тридцати футах от него стоял красный «тандерберд». Высокая молодая женщина с кудрявыми каштановыми волосами с улыбкой шла ему навстречу. Транзистор на ее плече наигрывал «Дым застилает глаза» Джерома Керна.

— Денек — лучше не придумаешь, — сказала молодая женщина, перекладывая радио на другое плечо.

— О… да, — ответил Арти, оторопев. — Думаю, да.

Он никогда раньше не дышал таким чистым, свежим воздухом. И этот «тандерберд»…

«Боже мой…» — подумал он.

На заднем крыле «тандерберда» качалась антенна. Он вспомнил теперь эту тачку. Это был лучший, самый быстрый автомобиль из всех, которые он когда-либо имел, и…

«Подождите минутку, — подумал он, когда молодая женщина подошла. — Постойте! Что за черт!..»

— Выпей вина, — предложила женщина. — Разве ты не хочешь пить?

— А… да. Ага, хочу.

Арти подхватил стакан и в три глотка опустошил его. В горле у него пересохло. Он налил еще и с такой же жадностью выпил снова. И тут Арти взглянул в нежные голубые глаза женщины, увидел овальное личико и узнал ее, но это не могла быть она! Ей было девятнадцать лет, и вот они снова на пикнике в тот день, когда он сделал ей предложение.

— Ты разглядываешь меня, Арти, — сказала она укоризненно.

— Извини, это просто… Я имею в виду, что ты опять молода, а я сижу здесь, как французский фраер, в красной пижаме. Я имею в виду… все это — понарошку.

Она нахмурилась, как будто не улавливая, о чем это он.

— Ты ведешь себя глупо, — решила она. — Тебе не нравится сэндвич?

— Нравится. Конечно, нравится.

Арти откусил, чувствуя, как ветчина тает у него на языке. И если это было не во сне, то вкуснее сэндвича он никогда не пробовал. Он налил себе третий стакан вина и жадно выпил. Душистый аромат соснового бора наполнял воздух, и Арти глубоко вдыхал его. Он разглядывал зеленый лес и луга и думал: «Боже мой! Боже мой! Как хорошо жить!»

— Все в порядке?

— А?

Голос ошеломил его. Он моргнул и увидел покрытое волдырями лицо Сестры. Стеклянное кольцо все еще находилось у него в руках.

— Я спросила, с тобой все в порядке? — повторила она. — Ты с полминуты глядел на эту вещь, просто сидел и разглядывал.

— О!

Арти увидел костер, лица Бет и латиноамериканки, разрушенные стены здания.

«Не знаю, где я только что был, — подумал он, — но теперь я вернулся».

Ему почудилось, что во рту у него остался вкус сэндвича, горчицы со специями и вина. Его желудок теперь был полон, и он больше не испытывал жажды.

— Ага, со мной все в порядке.

Он позволил пальцам поиграть со стеклом еще немного, потом вернул его Сестре.

— Спасибо, — поблагодарил он.

Сестра взяла кольцо. На мгновение ей показалось, что от него пахнет — чем? Вином? Но тут слабый аромат исчез.

Арти Виско откинулся назад и икнул.

— Можно мне подержать его? — попросила Бет. — Я осторожно.

Она взяла кольцо у Сестры, а латиноамериканка через плечо любовалась им.

— Что-то оно мне напоминает. Что-то, что я видела, — сказала Бет, — хотя и не могу вспомнить.

Девушка вгляделась в сверкавшие внутри искорки топазов и бриллиантов.

— Господи, вы знаете, сколько это может стоить?

Сестра пожала плечами:

— Думаю, что несколько дней назад это кое-чего стоило. Теперь я в этом не уверена. Может, цена этому кольцу — несколько банок еды и консервный нож. Может, коробок спичек. Самое большее — кувшин чистой воды.

«Воды», — подумала Бет.

Уже прошло больше суток с тех пор, как она пила имбирный эль. Во рту пересохло, как в пустыне. Глоток воды, только глоточек… было бы так чудесно.

Пальцы ее вдруг погрузились в стекло. Только теперь это было не стекло, а поток, бежавший над разноцветными камешками. Она отдернула руку, и капли, как бриллианты, упали с кончиков пальцев обратно в текущую воду.

Бет почувствовала, что Сестра наблюдает за ней, но была уже далеко от этой женщины, далеко от катастрофы, разразившейся над их городом. Она ощущала присутствие Сестры, но так, будто та находилась в другой комнате волшебного дома, к которому Бет только что нашла ключ. Прохладный водный поток, пробегая по сверкавшим камешкам, манил громким журчанием.

«Столько воды не может течь прямо по моим коленям», — подумала Бет, и поток дрогнул и стал исчезать, превращаясь в туман, испаряясь под испепеляющим солнцем логики.

«Нет, — сказала она себе, — еще рано!»

Вода вновь заструилась из ниоткуда в никуда. Бет погрузила руки в поток. Такая прохладная, такая прохладная! Она набрала воды в пригоршню и поднесла ко рту. Вода была вкуснее, чем французская минералка «Перье», вкуснее всего, что Бет когда-либо пила. Она снова хлебнула из ладони, а потом наклонила голову к потоку и стала пить из него, а вода омывала ее щеки продолжительным поцелуем.

Сестра решила, что Бет Фелпс впала в транс. Она увидела, что глаза Бет вдруг остекленели. Как и Арти, Бет около тридцати секунд неподвижно всматривалась в кольцо.

— Эй, — сказала Сестра и похлопала Бет по плечу, — что с тобой?

Бет подняла взгляд. Глаза ее прояснились.

— Что?

— Ничего. Думаю, пора нам немного отдохнуть.

Сестра стала заворачивать стеклянное кольцо в ткань, но латиноамериканка вдруг вцепилась в него и отползла в сторону. Она уселась среди битого камня, прижимая кольцо к себе. Женщины вскочили, и Бет почувствовала, как в животе у нее булькнуло. Сестра подошла к латиноамериканке. Та всхлипывала, опустив голову.

Встав на колени рядом с ней, Сестра нежно сказала:

— Отдай его, пусть оно будет у меня, хорошо?

— Ми нинья ме пердона, — всхлипывала девушка. — Мадре де Диос, ми нинья ме пердона.

— Что она говорит? — спросила Бет, подойдя к ним.

— Не знаю.

Сестра взялась за стеклянное кольцо и осторожно потянула к себе. Латиноамериканка вцепилась в него, качая головой взад и вперед.

— Отдай, — настаивала Сестра. — Пусть будет у меня.

— Мое дитя простило меня! — неожиданно сказала латиноамериканка. Ее широко раскрытые глаза были полны слез. — Матерь Божья! Я видела в нем ее лицо! И она сказала, что прощает меня! Я свободна! Матерь Божья! Я свободна!

Сестра изумилась:

— Я… не думала, что ты знаешь английский.

Теперь настала очередь латиноамериканки изумленно моргать.

— Что?

— Как тебя зовут? И почему же ты до сих пор не говорила по-английски?

— Меня зовут Хулия. Хулия Кастильо. Английский? Я не… знаю, что вы имеете в виду.

— Или я сумасшедшая, или она, — сказала Сестра. — Давай. Пусть оно будет у меня.

Она потянула кольцо, и девушка отпустила его.

— Хорошо. Почему же ты раньше не говорила по-английски, Хулия?

— Но компрендо, — ответила она. — Доброе утро. Добрый день. Рада видеть вас, сэр. Спасибо.

Хулия пожала плечами и рассеянно махнула в сторону юга.

— Матансас, — сказала она. — Куба.

Сестра повернула голову к Бет. Та отступила на два шага, на ее лице появилось странное выражение.

— Кто это спятил, Бет? — спросила у нее Сестра. — Хулия или я? Эта девушка знает английский или нет?

— Она говорила по-испански. Она не сказала ни слова по-английски. Ты… поняла, о чем она говорила? — удивилась Бет.

— Черт возьми, да, я поняла ее! Каждое словечко! Не…

Сестра внезапно умолкла. Ее руку, державшую стеклянное кольцо, слегка покалывало. Арти вдруг сел и икнул у костра.

— Эй! — сказал он слегка охрипшим голосом. — А где же вечеринка?

Сестра опять протянула стеклянное кольцо Хулии. Латиноамериканка неуверенно коснулась его.

— Что ты говорила про Кубу? — спросила Сестра.

— Я… из Матансаса, с Кубы, — ответила Хулия на чистейшем английском. Ее глаза озадаченно расширились. — Моя семья приплыла сюда на рыбачьей лодке. Отец немного говорил по-английски, и мы поехали на север, чтобы работать на швейной фабрике. Как это… вы понимаете мой язык?

Сестра посмотрела на Бет и спросила:

— Что ты слышала? Испанский или английский?

— Испанский. А вы слышали что-нибудь другое?

— Да.

Она взяла кольцо из рук латиноамериканки.

— Теперь скажи что-нибудь. Что угодно.

— Ло сиенто, но компрендо, — покачала головой Хулия.

Сестра бросила на нее взгляд, а затем медленно поднесла кольцо к лицу, чтобы всмотреться в его глубину. Ее рука дрожала, и она чувствовала какие-то толчки энергии, проходящие от кисти к локтю.

— Это она, — сказала Сестра, — эта стеклянная вещь. Я не знаю, как и почему, но… кольцо позволяет мне понимать Хулию, и она тоже понимает меня. Я слышала, будто она говорит по-английски, Бет… А ей, наверное, казалось, что я говорю по-испански.

— Это безумие, — отозвалась Бет, но тут же подумала о прохладном потоке, омывавшем ее колени, и о том, что ее горло уже не казалось высохшей пустыней. — Это ведь просто стекло и драгоценные камни?

— Вот. — Сестра подала ей кольцо. — Проверь сама.

Бет провела пальцем по одному из колосьев.

— Статуя Свободы, — сказала она.

— Что?

— Статуя Свободы. Вот что оно мне напоминает. Даже не саму статую, а… венец на ее голове.

Она подняла кольцо к голове, колосьями кверху.

— Это могла бы быть корона?

— Я никогда не видел принцессы красивее, — произнес мужской голос из темноты за костром.

Бет тут же опустила кольцо, чтобы защитить его от чужих глаз, и отпрянула в противоположную от прозвучавшего голоса сторону. Сестра напряглась:

— Кто здесь?

Она почувствовала, что кто-то медленно идет по развалинам, приближаясь к костру.

В освещенный круг вступил мужчина. Его взгляд по очереди задержался на каждом из путников.

— Добрый вечер, — вежливо произнес он, обращаясь к Сестре.

Это был высокий широкоплечий человек с царственной бородой, одетый в пыльный черный костюм. Коричневое одеяло окутывало его плечи и шею, как крестьянское пончо, а на бледном, с острым подбородком лице, будто следы кнута, розовели шрамы от глубоких ожогов. Запекшаяся рана зигзагом пролегла по широкому лбу от левой брови до скулы. Большая часть рыже-седых волос сохранилась, хотя на голове виднелись пятна голой кожи размером с долларовую монету. Изо рта и носа шел пар.

— Не возражаете, если я подойду поближе? — спросил он с расстановкой. В голосе его слышалась боль.

Сестра не ответила. Человек ждал.

— Я не кусаюсь, — сказал он.

Мужчина дрожал, и она не могла отказать ему в тепле.

— Подходите, — осторожно разрешила она и отступила, чтобы дать ему пройти.

Морщась, он прохромал к костру. Сестра увидела, что́ причиняет ему боль: зазубренная полоска металла пронзила его правую ногу выше колена и вышла на три дюйма с другой стороны. Он прошел между Сестрой и Бет прямо к огню и протянул к нему руки:

— Ах, как хорошо! Снаружи, должно быть, изрядно ниже нуля!

Сестра тоже почувствовала холод и вернулась к костру. За ней последовали Хулия и Бет, которая все еще прижимала к себе кольцо, словно защищая.

— Кто вы, черт возьми? — Арти уставился на него через костер затуманенными глазами.

— Меня зовут Дойл Хэлланд, — ответил мужчина. — Почему вы не ушли с остальными?

— С какими остальными? — спросила Сестра, все еще смотревшая на него с опаской.

— С теми, кто ушел. Вчера, кажется. Сотни таких. — Он слабо улыбнулся и сделал рукой круг в воздухе. — Бежавших из Гарден-Сити. Может, дальше на западе есть укрытия. Я не знаю. Как бы то ни было, я не ожидал, что кто-нибудь остался.

— Мы пришли из Манхэттена, — сказала ему Бет. — Пробрались через туннель Холланда.

— Я не думал, что кто-нибудь выжил после того, что постигло Манхэттен. Говорят, было по меньшей мере две бомбы. Джерси-Сити сгорел моментально. А ветры… Боже мой, какие ветры! — Он сжал кулаки над огнем. — Это был смерч. И, думаю, не один. Ветер просто… срывал дома с фундаментов. Мне, считайте, повезло. Я попал в подвал, а здание над моей головой развалилось. Это сделал ветер.

Дойл осторожно коснулся металлической пластины в ноге:

— Я слышал, что смерчи иногда протыкают соломиной телефонные столбы. Мне кажется, это того же порядка?

Он взглянул на Сестру.

— Я чувствую, что выгляжу не лучшим образом, но почему вы так пристально смотрите на меня? — спросил он ее.

— Откуда вы пришли, мистер Хэлланд?

— Я был неподалеку и увидел ваш костер. Если не хотите, чтобы я оставался, так и скажите.

Сестра устыдилась своих мыслей. Дойл снова поморщился, и она увидела, что из раны, где торчала пластина, начала сочиться кровь.

— Это место мне не принадлежит. Вы можете сидеть где угодно, — ответила она.

— Спасибо. Не самая приятная ночь для прогулок. — Его взгляд переместился на мерцающее стеклянное кольцо, которое держала Бет. — Эта вещь сверкает? Что это?

— Это… — Бет не могла подобрать верное слово. — Оно волшебное, — выпалила она. — Вы не поверите, что сейчас произошло! Видите вон ту женщину? Она не говорит по-английски, а эта вещь…

— Это так, барахло, — вмешалась Сестра, забирая кольцо у Бет.

Она все еще не доверяла незнакомцу и не хотела, чтобы он узнал что-нибудь еще об их сокровище.

— Просто блестящий хлам, вот и все, — уточнила она и положила кольцо на дно сумки — камни потускнели и погасли.

— Так вы интересуетесь блестящим хламом? — спросил мужчина. — Я могу показать вам еще.

Он огляделся, отошел, хромая, в сторону на несколько ярдов и с трудом нагнулся. Там он поднял что-то и принес к костру.

— Видите! Сверкает, как ваш, — показал он находку.

Это был кусок разноцветного витражного окна, смесь темно-синего и пурпурного.

— На этом самом месте раньше стояла моя церковь, — объявил он и раскрыл одеяло на груди, чтобы показать запачканный белый воротник священника.

Горько улыбнувшись, он бросил осколок в костер.

Глава 23Туннельные тролли

Шестнадцать гражданских — мужчины, женщины и дети — и трое раненых членов армии полковника Маклина изо всех сил трудились во тьме, стремясь разобрать плотно спрессованную массу камней и освободить коридор нижнего уровня. «До еды всего шесть футов, — сказал им Маклин, — всего шесть. У вас это не отнимет много времени, как только вы пробьете отверстие. Тот, кто первый доберется до еды, получит тройную норму».

Семь часов они проработали в полной темноте. Внезапно опоры потолка обвалились им на головы.

Роланд Кронингер, стоявший на коленях в кухне кафетерия, почувствовал, как пол содрогнулся. Сквозь вентиляционное отверстие донеслись крики, а затем наступила тишина.

— Проклятье! — проговорил он, сообразив, что случилось.

Кто теперь возьмется расчищать коридор? Но с другой стороны, мертвые не расходуют воздух. Он вернулся к своему занятию: стал соскребать кусочки пищи с пола и собирать их в пластиковый мешок для мусора.

Он предложил, чтобы полковник Маклин устроил штаб в спортивном зале. Они нашли бесценную вещь: ведро для мытья полов, в котором можно было хранить воду из туалетных бачков. Роланд, измученный голодом, покинул их, чтобы собрать еду, раскиданную по кухне. Маклин и капитан Уорнер спали, а Роланд остался с автоматическим «ингремом» на плече и священным топором, рукоять которого для безопасности была заткнута за пояс. Рядом с ним на полу лежал фонарик, освещавший разметанное по кухне содержимое банок, ранее стоявших в кладовой. В кухонных бачках для отходов тоже нашлись кое-какие сокровища: кожура от бананов, ошметки помидоров, банки с остатками содержимого и несколько бисквитов от завтрака. Все, что попадалось съедобного, шло в мешок Роланда, кроме бисквитов, которые он сразу же слопал, так как не ел с самого момента катастрофы.

Подняв черный кусок чего-то непонятного, мальчик стал запихивать его в мешок, но приостановился. Черный предмет напомнил ему, что он сделал с хомячками Майка Армбрустера в тот день, когда одноклассник принес их на биологию. Хомячки оставались в кабинете после занятий, а Майк ушел на футбольную тренировку. Роланд, не замеченный уборщицами, вынес клетку и крадучись пробрался в школьную автомастерскую. Там в углу стоял металлический чан с зелено-коричневой жидкостью, и над ним было написано: «Надень перчатки!»

Роланд надел пару тяжелых асбестовых перчаток, поворковал над двумя маленькими хомячками и вспомнил, как Армбрустер смеялся над ним и плевал в него, когда он валялся в пыли. Потом он взял клетку за ручку и опустил ее в чан с кислотой, которой пользовались для очистки заржавевших радиаторов, после чего те блестели.

Он держал хомячков в жидкости, пока не перестали идти пузыри. Когда он вынул клетку, то заметил, что кислота подействовала и на металл: он очистился до белизны. Потом Роланд снял перчатки и на черенке метлы отнес клетку обратно в кабинет биологии.

Мальчик часто представлял, какое лицо было у Майка, когда тот увидел, что стало с его питомцами. Армбрустер так и не узнал, думал потом Роланд, как много у Рыцаря Короля способов сводить счеты.

Роланд бросил непонятный ошметок в мешок. Потом перевернул банку овсянки и — чудо из чудес! — увидел зеленое яблоко. И то и другое пошло в общий запас. Он продолжал ползать, поднимая мелкие камни и обходя трещины в полу.

Забравшись слишком далеко от фонарика, Роланд остановился. Мешок для мусора уже кое-что весил. Король должен быть доволен. Мальчик пошел на свет, ловко переступая через мертвых.

Позади послышался шум. Даже не шум, а звук шевельнувшегося воздуха. Роланд понял, что он не один.

Прежде чем он успел повернуться, ему зажали рот рукой.

— Отдай мешок, — сказал мужской голос. — Быстро!

Пакет выдернули у Роланда из рук.

— У маленького засранца «ингрем»!

Пистолет-пулемет тоже сорвали с его плеча. Рука освободила рот, но переместилась на горло.

— Где Маклин? Где он прячется, этот сукин сын?

— Я не могу… Я не могу дышать, — прохрипел Роланд.

Мужчина выругался и швырнул его на пол. Очки слетели, а на спину ему поставили ногу.

— В кого ты собирался стрелять, детка? Ты думал, вся эта еда достанется тебе и полковнику?

Кто-то вытащил фонарик и посветил в лицо Роланду. Он решил, что, судя по голосам и движениям, их было трое, но точно не был в этом уверен. Он вздрогнул, услышав клацанье спущенного предохранителя на «ингреме».

— Убей его, Шорр, — настаивал другой. — Вышиби ему чертовы мозги!

Шорр. Роланд знал это имя. Сержант Шорр, отвечающий за прием гостей.

— Я знаю, что он жив, детка. — Сержант возвышался над ним, придавив ногой к полу. — Я спускался в центр управления и нашел тех, кто работал в темноте. И капрала Прадоса. Он рассказал мне, что какой-то пацан вытащил Маклина из ямы и что полковник ранен. Он просто бросил капрала Прадоса подыхать.

— Капрал… не мог двигаться. Он и стоять не мог из-за ноги. Нам пришлось оставить его.

— Кто еще был с Маклином?

— Капитан Уорнер, — с трудом произнес Роланд. — Больше никого.

— И он послал тебя сюда искать еду? Это он дал тебе пистолет и велел убивать других?

— Нет, сэр. — Мозги у Роланда бешено работали, ища выход из ситуации.

— Где он прячется? Сколько у него оружия?

Мальчик молчал. Шорр нагнулся к нему и приставил ствол «ингрема» к виску.

— Там, недалеко отсюда, еще девять человек, нуждающихся в пище и питье, — коротко сказал Шорр. — Мои люди. Я думал, что уже умираю, и видел такое… — Он запнулся, потрясенный, не в состоянии продолжать. — Такое, что никто не должен видеть и вспоминать. Во всем этом виноват Маклин. Он знал, что это убежище не продержится, обязан был знать.

Ствол ткнулся в голову Роланда.

— Великий и могущественный Маклин со своими оловянными солдатиками и поношенными медалями! Марширующими туда и сюда сосунками! Он знал, что должно было произойти! Разве не так?

— Да, сэр.

Роланд ощутил рукоятку топора за поясом и медленно стал подводить ладонь под себя.

— Он знает, что до неприкосновенного запаса ни за что не добраться! И он послал тебя сюда, чтобы собрать объедки раньше, чем успеют другие? Ах ты, маленький паршивец!

Шорр схватил его за воротник и встряхнул. Это помогло Роланду подобраться поближе к священной секире.

— Полковник хочет собрать все в одно место, — сказал Роланд. «Тяни время!» — подумал он. — Он хочет собрать всех и разделить поровну еду и во…

— Врешь! Он хочет все заграбастать сам!

— Нет! Мы все еще можем добраться до аварийного продовольствия.

— Чушь собачья! — заревел человек, и в его голосе прозвучали безумные нотки. — Я слышал, как остатки нижнего уровня обвалились! Я знаю, что там все мертвы! Он хочет всех нас убить, а еду забрать себе!

— Кончай его, Шорр, — сказал другой мужчина. — Вышиби ему мозги.

— Подожди, подожди. Я хочу узнать, где Маклин! Где он прячется и сколько у него оружия?

Пальцы Роланда почти коснулись острия. Ближе… ближе…

— У него много автоматов. Есть пистолет. И еще пулемет, — сказал мальчик.

Ближе и еще ближе…

— Там у него целый арсенал, — соврал он.

— Где там? В каком месте?

— В одном… помещении. Это дальше по коридору.

Почти получилось!

— В каком помещении, ты, говнюк?

Шорр опять сграбастал его, сердито затряс, и Роланд воспользовался этим движением: он вытянул топор из-за пояса и лег на него сверху, крепко сжимая рукоять. Когда он решит ударить, это нужно сделать быстро: если у тех двоих есть автоматы, его прикончат.

«Плачь!» — сказал он себе и выдавил хныканье.

— Пожалуйста… Пожалуйста, не бейте меня!

Он притворился, что его рвет, и почувствовал, как ствол «ингрема» отводят от его головы.

— Маленький говнюк! Маленький вонючий говнюк! А ну! Стой как мужчина! — Шорр рванул Роланда за руку, чтобы он поднялся на ноги.

«Пора! — подумал Роланд очень спокойно и взвешенно. — Рыцарь Короля не боится смерти!»

Он уступил силе мужчины, тянувшего его вверх, а затем распрямился, как пружина, извернулся и нанес удар священной секирой, на лезвии которой еще оставалось немного засохшей крови Короля.

Луч фонарика блеснул на секире. Лезвие врезалось в щеку Шорра, как будто отрезало кусок индейки в День благодарения. Тот был настолько ошеломлен, что на мгновение замешкался. Из раны брызнула кровь, а палец непроизвольно дернулся на спусковом крючке, послав очередь пуль, просвистевших над головой Роланда. Шорр отшатнулся назад. Половина его лица была содрана до кости. Роланд кинулся на него и озверело ударил, прежде чем сержант смог направить на него пистолет-пулемет.

Один из оставшихся схватил Роланда за плечо, но мальчишка метнулся в сторону, разорвав рубашку чуть ли не пополам. Он опять кинулся на Шорра и попал топором по мясистой части его руки, сжимающей оружие. Сержант споткнулся о мертвое тело, и «ингрем» выпал, брякнув о камни рядом с Роландом.

Мальчик подхватил оружие. Лицо его исказила дикая гримаса, и он рывком повернулся к человеку с фонарем. Расставив ноги в положение для стрельбы, как его учил полковник, он прицелился и нажал на спуск.

Пистолет-пулемет застучал, как швейная машинка, но отдача отбросила Роланда на кучу обломков, и он уселся на пол. Падая, он увидел, что фонарик в руке мужчины разлетелся, раздался стон, сменившийся криком боли. Кто-то застонал и пополз по полу. Роланд дал очередь в темноту: красные траектории от пуль зарикошетили от стен. Еще один вскрик перешел в бульканье и стал отдаляться. Роланд подумал, что кто-то из мужчин, должно быть, ступил в расщелину в полу и свалился внутрь. Он обдал кафетерий струями пуль и лишь затем прекратил стрельбу, поняв, что снова остался один.

Он прислушался, сердце бешено колотилось. Сладкий запах пороха висел в воздухе.

— Ну давайте! — заорал он. — Еще хотите? Давайте!

Тишина. Уцелел ли кто-нибудь, он не знал, но был уверен, что одного-то прикончил точно.

— Сволочи, — выдохнул он, — в следующий раз всех убью.

Роланд захохотал. Собственный смех ошеломил его. Он никогда не слышал, чтобы кто-нибудь так смеялся. Ему хотелось, чтобы они вернулись. Ему хотелось получить еще один шанс убить их.

Он поискал очки. Нашел свой мешок с едой, но очки пропали. Теперь все будет расплываться, но это ничего, все равно света нет. Руки его наткнулись на теплую кровь и тело, из которого она вытекла. Минуту или две он остервенело пинал труп по голове. Потом поднял мешок и, держа наготове «ингрем», осторожно двинулся через кафетерий туда, где, как он знал, должен находиться выход. Носами ботинок он проверял, нет ли провалов. Ему удалось пройти в коридор.

Мальчишка все еще дрожал от возбуждения. Вокруг было темно и тихо, только где-то размеренно капала вода. Он на ощупь шел к спортзалу, неся мешок с добычей, горя желанием рассказать Королю, что он победил трех злобных троллей из подземелья и что одного из них звали Шорр. Но здесь еще может быть много врагов! Они просто так не уступят, и, кроме того, он не был уверен, убил ли сержанта Шорра.

Роланд широко улыбался во тьме, его лицо и волосы были мокры от холодного пота. Он был очень, очень горд тем, что защитил Короля, хотя и жалел, что потерял фонарик. В коридоре под ноги ему попадались тела, раздувшиеся, как газовые баллоны.

Жизнь превратилась в самую великую игру, в какую он когда-либо играл. Она обогнала компьютерные геймы на целый световой год.

Прежде ему не приходилось стрелять в людей. И никогда еще он не ощущал себя таким сильным.

В окружении темноты и смерти, неся мешок, полный объедков, и прижимая к себе теплый автоматический пистолет-пулемет «ингрем», Роланд Кронингер переживал настоящий восторг.

Глава 24Сберечь дитя

Громкий писк, который шел из угла подвала, заставил Джоша повернуться на бок за фонариком и включить его. Немощная лампочка выбросила смутное желтое световое копье, и Джош направил его в тот угол, чтобы узнать причину.

— Что это? — спросила Сван, сидевшая в нескольких футах от него.

— По-моему, крыса.

Он поводил лучом, но увидел только нагромождение досок вперемешку с соломой и холмик земли, под которым лежала Дарлин Прескотт. Джош быстро отвел свет от могилы. Ребенок только-только стал приходить в себя.

«Похоже, точно крыса, — решил Джош. — Вероятно, у нее где-то тут гнездо».

— Эй, мистер крыса! — окликнул он. — Не возражаете, если мы временно воспользуемся вашим подвалом?

— Кричит так, будто ему больно.

— Наверное, для него наши голоса тоже звучат не лучше.

Джош отвел луч фонарика от девочки. Он уже взглянул на нее при слабом свете, и этого было достаточно. Почти все ее красивые светлые волосы сгорели, лицо представляло собой сплошные красные водянистые волдыри. Глаза, которые запомнились ему как изумительно голубые, глубоко запали и были мутно-серого цвета. Он понимал, что взрыв не пощадил и его: отблеск света обнажил серые ожоги, покрывавшие его руки. Больше этого он знать не хотел. Вероятно, сам он похож на зебру. Но по крайней мере, они были живы; и хотя у него не имелось возможности следить за временем, прошедшим после взрыва, он думал, что они тут уже четыре или пять дней. Еды им хватало, они нашли много банок с соком. И хотя в подвале было душно, воздух все же откуда-то поступал. Самой большой неприятностью являлся устоявшийся запах отхожего места, но сейчас с этим ничего нельзя было поделать. Может, позже Джош придумает какую-нибудь более опрятную систему санитарии — например, с помощью пустых банок, если закапывать их в землю.

В луче света что-то шевельнулось.

— Смотри, — сказала Сван, — вон там!

Маленький, слегка обгоревший зверек копошился на холмике земли. Его головка повернулась к людям, он опять пискнул и скрылся в холмике.

— Это не крыса! — сказал Джош. — Это…

— Суслик, — закончила за него Сван. — Я знаю, я видела их около трейлерной стоянки, их было много.

— Суслик, — повторил Джош. И вспомнил голос Поу-Поу: «Суслик в норе!»

Девочка обрадовалась, что, кроме них, тут есть еще кто-то живой. Она слышала, как суслик фыркает в земле — там, где холмик был побольше, под которым… Она не стала думать об этом, потому что не могла. Но теперь маме больше не больно. Сван слушала, как зверек нюхает вокруг себя. Она очень хорошо знала повадки этих грызунов, потому что суслики копались в ее садике…

«Рыли норки», — подумала она.

— Джош, — обратилась Сван к великану.

— Да?

— Зверушки-норушки! Суслики роют норы, — сообщила девочка.

Джош едва заметно улыбнулся, приняв ее слова за простое детское утверждение, и вдруг его улыбка застыла: его осенило, на что намекала Сван. Если у суслика здесь гнездо, тогда должен быть и ход наружу! Может, это оттуда поступает воздух! Сердце у Джоша подпрыгнуло. Наверное, Поу-Поу знал, что суслик проделал ход в подвал, и в бреду пытался сообщить им это. Нору можно расширить и сделать лаз.

«У нас есть топор и лопата, — подумал Джош. — Может, мы сможем раскопать выход сами!»

Джош подполз туда, где лежал старик.

— Эй! Вы меня слышите? — Он дотронулся до руки Поу-Поу и прошептал: — Господи помилуй!

Тело старика было холодным. Поу-Поу лежал прямо, вытянув руки вдоль тела. Джош посветил в мертвое лицо, увидел пятнистые розовые ожоги на щеках и носу, похожие на странные родимые пятна. Глазницы были черно-коричневые, пустые. Поу-Поу был мертв по меньшей мере уже несколько часов. Джош хотел было закрыть глаза старику, но их не было, они испепелились и испарились.

Суслик пискнул. Джош пополз на звук. Пошарив лучом фонаря по обломкам, он увидел, что зверек облизывает обожженные задние лапки. Грызун быстро скрылся за доской, прикрывавшей гнездо. Джош потянул ее, но она не поддавалась. Стараясь быть как можно терпеливее, он начал выламывать ее.

Пушистик сердито заворчал на захватчика. Джош медленно раскачал расщепленный кусок доски и отогнул его в сторону. Луч фонаря осветил небольшое круглое отверстие в грязной стене примерно в трех дюймах от пола.

— Нашел! — воскликнул Джош.

Он лег на живот и посветил фонариком внутрь. Свет проникал в отверстие сверху. Примерно в двух-трех футах от дыры лаз поворачивал налево и уходил дальше, за пределы видимого.

— Нора должна вести на поверхность! — Джош был возбужден, как ребенок в новогоднее утро.

В дыру свободно вошел его кулак. Земля не поддавалась, даже на этой глубине она была выжжена и утрамбована до плотности асфальта. Раскапывать ход стало бы немыслимо трудным делом, но рыть параллельно ему было бы легче.

Однако Джоша терзал один вопрос: стоит ли им в ближайшее время покидать подвал? Радиация за его стенами может очень быстро убить их. Одному богу известно, что творится наверху. Осмелятся ли они выяснить это?

Он услышал позади себя какой-то шум. Это были хрипы, точно больные легкие втягивали воздух.

— Джош? — Сван тоже услышала звуки, от которых остатки ее волос на затылке встали дыбом. Она ощутила: несколько секунд назад что-то двигалось в темноте.

Хатчинс повернулся и посветил на Сван. Она смотрела направо. И опять послышалось непонятное дребезжание. Джош повел фонариком в сторону и увидел такое, что ему почудилось, будто ледяная рука схватила его за горло.

Труп Поу-Поу вздрагивал. Это он издавал жуткие звуки.

«Старик все еще жив, — не веря своим глазам, подумал Джош. И тут же возразил: — Нет-нет! Он был мертв, когда я коснулся его! Мертв!»

Труп начал сгибаться. Медленно, по-прежнему держа руки вдоль тела, мертвый стал садиться. Голова его, дюйм за дюймом, словно какой-то механизм, поворачивалась к Джошу Хатчинсу, пустые глазницы уставились на свет. Сожженное лицо сморщилось, и рот напрягся, чтобы открыться. Джош подумал, что если эти мертвые губы зашевелятся, то он растеряет все остатки разума.

Рот Поу-Поу с шипением раскрылся. Оттуда донеслось что-то вроде шелеста ветра или сухих тростников. Сначала это были почти неслышные звуки, слабые и далекие, потом они стали усиливаться, и послышалось:

— Сбе… ре… гите…

Глазницы глядели на свет фонаря, как будто в них еще были глаза.

— Сберегите, — повторил страшный голос.

Серые губы, казалось, напрягались, чтобы выговорить слова. Джош отпрянул, и тут рот проскрипел:

— Сбе… ре… гите… ди… тя…

Потом воздух вытек с тихим «у-у-ш». Глазницы трупа воспламенились. Джош застыл, завороженный, и услышал, как Сван испуганно охнула. Голова трупа превратилась в огненный шар, и пламя распространилось, охватив все тело колеблющимся красновато-голубым коконом. Волна плотного жара дохнула в лицо Джошу, и он поднял руку, чтобы прикрыть глаза. А когда убрал ее, то увидел, как труп растворяется в этом огненном саване. Мертвец сидел прямо, неподвижно, весь объятый пламенем.

Горение продолжалось еще секунд тридцать, потом огонь стал сникать, превращаясь в слабое мерцание. Последними догорели подошвы ботинок Поу-Поу.

Наконец затухла белая зола, сохранявшая форму сидящего человека.

Огонь погас. Зола рассыпалась. Не осталось ничего, кроме пепла, даже кости стали прахом. Он осыпался на пол. То, что было когда-то Поу-Поу, теперь уместилось бы на лопате.

Джош остолбенело смотрел. Пепел медленно опадал в луче света.

«Я, кажется, тронулся, — подумал он. — Все это меня доконало!»

Испуганная Сван, прикусив губу, еле сдерживала слезы.

«Я не заплачу, — твердила она себе. — Ни за что». Желание расплакаться исчезло, и ее взгляд сам нашел черного гиганта.

«Сберегите дитя» — так послышалось Джошу. Но Поу-Поу был уже мертв, рассудил он. Сохраните дитя. Сью Ванду. Сван. Что бы ни заставило губы мертвеца произнести эти слова, теперь оно исчезло. Остались только они, Джош и Сван.

Он верил в чудеса, но в чудеса библейские: например, что могло расступиться Красное море, а воду можно превратить в вино и накормить пятью хлебами тысячи людей. Однако до последнего момента считал, что век чудес давно миновал. Но может быть, маленьким чудом было уже то, что он попал в эту бакалейную лавочку, раздумывал он. И действительно — настоящее чудо, что они все еще живы. Впрочем, труп, который садится и говорит, тоже увидишь не каждый день.

Позади Джоша в земле копошился суслик. Борец решил, что зверек чует запах остатков пищи в банках. Может, эта сусличья нора — тоже маленькое чудо. Он не мог отвести застывший взгляд от кучки пепла. Голос, шелестевший как тростник, запомнился ему на всю оставшуюся жизнь, сколько бы ее ни выпало.

— Как ты? — спросил он Сван.

— Нормально, — едва слышно ответила она.

Джош кивнул. Если что-то недоступное его пониманию хотело, чтобы он сберег дитя, подумал он, то, черт побери, он сделает все, чего бы ему это ни стоило.

Немного погодя, когда нервное напряжение спало, он пополз за лопатой, для экономии выключив фонарик. И в темноте засыпал прах Поу-Поу Бриггса землей.

Глава 25Прогулка во сне

— Сигарету?

Ей протягивали пачку «Уинстона». Сестра вынула одну штучку за фильтр. Дойл Хэлланд щелкнул золотой газовой зажигалкой с инициалами «РБР». Сигарета задымилась, женщина сделала глубокую затяжку — теперь не было смысла бояться рака — и выпустила дым через ноздри.

В маленьком деревянном коттедже, где путники решили остановиться на ночь, уцелел камин, где сейчас полыхал огонь. Все окна оказались выбиты, но им удалось сохранить немного тепла в гостиной благодаря тому, что нашлись одеяла, молоток и гвозди. Они прибили гвоздями одеяла на самые большие окна и столпились у камина. В холодильнике нашлись банка шоколадного соуса, немного лимонада в пластиковой бутылке и кочан салата. В чулане стояла полупустая коробка с изюмом и несколько банок и фляг с какими-то остатками продуктов. Тем не менее все это было съедобно, и Сестра сложила банки и фляги в раздувшуюся от всего, что она насобирала, сумку. Скоро надо будет искать еще один вещмешок.

За день они прошли чуть больше пяти миль по безмолвным пригородам восточной части Джерси, направляясь на запад по двести восьмидесятому шоссе через автостоянку Гарден-Сити. Колючий холод пронизывал до костей, а солнце казалось серым пятном на низком грязно-коричневом небе, озаряемом красными всполохами. Однако Сестра заметила, что чем дальше они уходили от Манхэттена, тем больше им попадалось неповрежденных зданий, хотя почти во всех окнах были выбиты стекла, а стены заваливались, будто их сбили с фундамента. Путники добрались до района двухэтажных коттеджей — здесь их были тысячи, тесно прижимавшихся друг к другу или стоявших, как готические особняки, посреди крошечных лужаек, обгоревших до цвета палой листвы. Сестра заметила, что на деревьях и кустах не осталось ни одного листочка. Ни пятнышка зелени — все было окрашено в однообразные серые и черные цвета смерти.

Они увидели и первые автомобили, не изуродованные до состояния лома. Брошенные машины, краска с которых облезала, а лобовые стекла были выбиты, стояли вдоль улиц, но только в одном нашелся ключ, да и тот оказался сломан, его заклинило в замке зажигания. Они шли, дрожа от холода, а серый кружок солнца перемещался по небу.

Хохочущая женщина, в легком голубом халатике, с распухшим и изодранным лицом, сидела на крылечке и насмехалась над ними.

— Опоздали! — закричала она. — Все уже ушли! А вы опоздали.

На ее коленях лежал пистолет, и они пошли дальше. У соседнего перекрестка мертвый мужчина с багровым лицом и страшно изуродованной головой прислонился к указателю автобусной остановки и ухмылялся в небо, обнимая дипломат. Это в его кармане Дойл Хэлланд нашел пачку «Уинстона» и газовую зажигалку.

Действительно, все ушли. Несколько трупов лежало в палисадниках, на мостовых или на ступенях, но те, кто был жив и не совсем лишился рассудка, покинули зону катастрофы. Сидя перед огнем и покуривая сигарету мертвеца, Сестра представила себе исход жителей пригородов, в панике набивавших наволочки и мешки едой и всем, что можно было унести, покуда Манхэттен исчезал за палисадами. Они забрали с собой детей и бросили домашних животных, убегая от черного дождя, как армия бродяг и нищих. Но они оставили одеяла, потому что была середина июля. Никто не ожидал холодов. Они хотели лишь спастись от огня. Куда они бежали, где могли спрятаться? Холод наверняка настиг их, и многие уже заснули в его объятиях мертвым сном.

Спутники Сестры свернулись калачиком на полу и на диванах, накрывшись коврами. Она опять затянулась дымом и глянула на резкий профиль Дойла Хэлланда. Мужчина смотрел в огонь. Не выпуская «Уинстон» изо рта, он рукой с длинными пальцами осторожно массировал ногу, в которой застрял металл.

«Чертовски сильный человек, — подумала Сестра. — Сегодня ни разу не попросил остановиться и дать отдых ноге, хотя от боли побелел как мел».

— Так что же вы собирались делать? — спросила она его. — Навсегда остаться у той церкви?

Прежде чем ответить, он на минуту задумался.

— Нет, — сказал он, — не навсегда. Только до тех пор… Я не знаю… До тех пор, пока не придет тот, кто куда-то направляется.

— Почему вы не ушли с другими?

— Я остался, чтобы исполнить последний обряд — для кого мог. За шесть часов после взрыва я исполнил этот обряд для стольких, что потерял голос. Я не мог говорить, а там было все больше умиравших. Они умоляли меня спасти их души, взять их на небеса.

Он быстро взглянул на нее и отвел серые, в зеленых точках глаза.

— Умоляли, — мягко повторил он, — а я не мог даже говорить, поэтому я осенял их крестным знамением… и целовал их. Целовал, чтобы они уснули, и все мне верили.

Дойл затянулся, выдохнул дым и стал смотреть, как струйка втягивается в камин.

— Церковь Святого Матфея была моим приходом больше двенадцати лет. Я вернулся к ней и ходил по ее развалинам, пытаясь понять, что произошло. У нас было несколько прекрасных статуй и витражи. Двенадцать лет. — Он медленно покачал головой.

— Извините, — подала голос Сестра.

— Да за что? Вы к этому не имеете никакого отношения. Это просто… что-то, вышедшее из-под контроля. Вполне возможно, что воспрепятствовать этому никто не мог.

Он опять взглянул на нее, но на этот раз его взгляд задержался на запекшейся ране на шее.

— От чего это? — спросил он. — Похоже на распятие.

Сестра дотронулась до ранки.

— Я раньше носила цепочку с крестом, — пояснила она.

— Что случилось?

— Кто-то… — Она запнулась. Как она могла описать, что произошло? Сейчас, пока ее сознание избегало этого воспоминания, даже думать об этом было небезопасно. — Кто-то сорвал его с меня, — продолжила она.

Священник задумчиво кивнул и пустил из уголка рта струйку дыма. Сквозь голубоватое марево он смотрел Сестре глаза в глаза.

— Вы верите в Бога?

— Да, верю.

— Почему? — спокойно спросил он.

— Потому что однажды Иисус придет и заберет всех, кто достоин, в Царст…

«Нет, — сказала она себе. — Нет».

Эти слова про Иисуса Сестра Жуть бормотала, как и другие бродяги, болтаясь по улицам. Она умолкла, чтобы привести в порядок мысли, а потом сказала:

— Я верю в Бога, потому что осталась в живых, и не думаю, что могла пройти через все, что прошла, сама по себе. Я верю в Бога, потому что верю, что доживу до следующего дня.

— Вы верите, потому что верите, — сказал он. — Логики в этом никакой.

— Не хотите ли вы сказать, что не верите?

Дойл Хэлланд отсутствующе улыбнулся. Улыбка медленно сползла с его лица.

— Вы правда верите в то, что Бог видит вас, леди? Вы думаете, Ему действительно интересно, проживете ли вы на один день больше? Что отличает вас от тех мертвых, которые попадались нам по пути сегодня? Разве Бог не заботился о них? — Он взял зажигалку с инициалами. — Как насчет мистера РБР? Он редко посещал церковь? Он не был хорошим человеком?

— Я не знаю, смотрит Бог на меня или нет, — ответила Сестра, — но надеюсь, что смотрит. Я надеюсь, что достаточно значительна, что все мы достаточно значительны. А что до мертвых… Может, им повезло. Я не знаю.

— Может, и повезло, — согласился Хэлланд и положил зажигалку в карман. — Я просто больше не знаю, ради чего жить. Куда мы идем? Почему мы идем куда глаза глядят? Я имею в виду… Ведь можно умереть где угодно, правда?

— Я не собираюсь умирать. Думаю, что Арти хочет вернуться в Детройт. Я иду с ним.

— А после этого? Если и в Детройте вы найдете то же самое?

Она пожала плечами:

— Я сказала, что не собираюсь умирать. Буду идти, пока смогу.

— Никто не собирается умирать, — возразил Хэлланд. — Когда-то давным-давно я был оптимистом. Верил в чудеса. Но знаете, что случилось? Я стал старше. А мир стал подлее. Раньше я служил Богу и верил в Него всем сердцем, всей душой, — Хэлланд чуть прищурил глаза, как будто смотрел через огонь на что-то очень далекое, — но, как я сказал, это было очень давно. Раньше я был оптимистом, а теперь… Думаю, стал оппортунистом. Я всегда хорошо угадывал, куда дует ветер, и должен сказать, что теперь сужу о Боге, или о силе, которую мы принимаем за Бога, как о чем-то очень-очень слабом. Если хотите, как о гаснущей свече, окруженной тьмой. И тьма надвигается.

Он сидел неподвижно и молча глядел на огонь.

— Вы говорите совсем не как священник, — заметила Сестра.

— Я и не чувствую себя священником. Я чувствую себя просто… измученным человеком в черном костюме с испачканным дурацким белым воротником. Это вас не шокирует?

— Нет. Не думаю, что меня теперь можно чем-нибудь шокировать.

— Хорошо. Тогда это означает, что оптимизма у вас тоже поубавилось? — Хэлланд хмыкнул. — Извините. Догадываюсь, что выражаюсь не как Спенсер Трейси из «Города мальчиков»[5]. Но те последние обряды, исполненные мною… от них во рту остался привкус пепла, и я не могу избавиться от этого чертова привкуса. — Взгляд его скользнул вниз, к сумке Сестры. — Что это за штука, которую я видел у вас прошлой ночью? Та, стеклянная?

— Это я нашла на Пятой авеню.

— А можно посмотреть?

Сестра достала кольцо. Камни, впаянные в стекло, вспыхнули яркими цветами радуги. Блики затанцевали по стенам комнаты, и лица Сестры и Дойла Хэлланда стали пятнистыми. Дойл с шумом втянул воздух: в первый раз он смог наконец хорошенько рассмотреть кольцо. Глаза его расширились, в зрачках сверкнули разноцветные искорки. Он протянул руку, чтобы коснуться волшебной вещицы, но в последний момент отдернул ее.

— Что это такое?

— Просто стекло и камни, сплавившиеся вместе. Но… прошлой ночью, как раз перед вашим приходом… эта вещь сделала нечто чудесное, нечто такое, что я не могу объяснить.

Сестра рассказала ему о Хулии Кастильо, о том, как они вдруг поняли друг друга, говоря каждая на своем языке, когда их соединяло стеклянное кольцо. Он внимательно слушал.

— Бет сказала, что это волшебная вещь. Об этом я судить не могу, но знаю, что штука эта довольно странная. Посмотрите только, как она подхватывает биение моего сердца… А как светится… Не знаю, что это такое, но я наверняка не выкину ее, будьте уверены.

— Венец, — мягко сказал Хэлланд, — я слышал, как Бет сказала, что это может быть венец. Похоже на тиару, правда?

— Пожалуй, да. Хотя и не на такую тиару, какие выставлялись в витрине «Тиффани». Я имею в виду… она вся изогнута и выглядит странно. Я помню, как хотела сдаться. Хотела умереть. И когда я нашла ее, то вдруг подумала, что… Не знаю, наверное, это глупо.

— Продолжайте, — настаивал Хэлланд.

— Я вдруг подумала о песке, — сказала Сестра. — Песок, похоже, самая никчемная вещь на свете, но вот посмотрите, во что он может превратиться в правильных руках.

Женщина провела пальцем по бархатистой поверхности стекла.

— Даже самая бесполезная вещь может стать прекрасной, — сказала она, — при правильном подходе. Созерцание этого чудесного кольца, прикосновение к нему заставляет меня думать, что я не такая уж пропащая. Оно вынуждает меня оторвать задницу от пола и жить. Я раньше была тронутой, но после того, как нашла эту вещь… я выздоровела. Может быть, часть меня все еще ненормальна, я не знаю, но мне хочется верить, что еще не вся красота в мире умерла. Мне хочется верить, что красоту можно спасти.

— В последние дни я видел не так уж много красивого, — ответил Дойл, — кроме этой вещи. Вы правы. Это очень, очень пленительный кусок хлама. — Он едва заметно улыбнулся. — Или венца. Или всего того, во что вы собираетесь верить.

Сестра кивнула и стала вглядываться в глубину кольца. Нити драгоценных металлов горели под стеклом, как бенгальские огни. Ее внимание привлекло биение света в глубоком светло-коричневом топазе. Она чувствовала, что Дойл Хэлланд наблюдает за ней, слышала потрескивание огня и шум порывистого ветра снаружи, но светло-коричневый топаз, его гипнотизирующий ритм — такой плавный, такой устойчивый — заслонил от нее все.

«О, — подумала она, — кто ты? Кто ты? Кто ты?»

Она заморгала от неожиданности. Стеклянного кольца в ее руках больше не было. И она больше не сидела у камина в Нью-Джерси.

Вокруг нее кружил ветер, и она чувствовала запах сухой, спекшейся земли и… чего-то еще. Что же это было?

«Да. — Теперь она поняла. — Запах горелой кукурузы».

Она стояла на обширной плоской равнине, а небо над ней представляло собой вихрящуюся массу грязно-серых облаков, из которых выстреливали бело-голубые молнии. У ее ног лежали обугленные кукурузные стебли. Единственное, что выделялось среди этого страшного пустыря, был круглый куполообразный холм в сотне ярдов от нее, похожий на могилу.

«Я сплю, — подумала Сестра. — На самом деле я сижу в доме. Это видение, картина в моем мозгу, вот и все. Я могу проснуться, когда захочу, и опять окажусь в Нью-Джерси».

Она посмотрела на странный холм и заинтересовалась, насколько может раздвинуть границы своего сна.

«Если сделать шаг, — подумала она, — распадется ли эта картина на кусочки, как кадры в кино?»

Она решила выяснить это и шагнула. Видение не распалось.

«Если это сон, — сказала она себе, — тогда, клянусь Богом, я где-то далеко от Нью-Джерси, потому что в лицо мне дует ветер!»

Сестра пошла по сухой земле и кукурузе, но пыль при этом не заклубилась у нее под ногами. Возникло ощущение, что она плывет над пейзажем, как дух, хотя знала, что ступает по полю. Когда Сестра приблизилась к холму, то увидела, что это гора из земли, тысяч обгоревших стеблей кукурузы, кусков дерева и цементных блоков, спрессованных в единое целое. Неподалеку виднелся перекрученный железный предмет, который когда-то был автомобилем, а в десяти-пятнадцати ярдах от первого лежал другой. Повсюду валялись куски железа, дерева и каменные обломки. Тут лежал патрубок бензонасоса, там — обгоревшая крышка чемодана, обрывки одежды, детские вещи. Сестра прошла — во сне, подумала она — мимо колеса фургона, наполовину погрузившегося в землю, и наткнулась на остатки вывески с сохранившимися буквами: «П… о… у». Она остановилась ярдах в двадцати от похожего на могилу холма.

«Забавная вещь сны, — подумала она. — Лучше бы приснился толстый бифштекс и фруктовое мороженое».

Сестра огляделась по сторонам, но ничего, кроме опустошения, не увидела.

Но нет. Что-то на земле, какая-то маленькая фигурка, привлекло ее взгляд, и она направилась к ней. Кукла, поняла она, подойдя поближе. Кукла. Сохранился лишь клок синей шерсти, приклеенный к туловищу, и два пластмассовых глаза с маленькими черными зрачками, которые, Сестра знала, будут двигаться, если куклу поднимать. Сестра встала над ней. Вещь показалась ей знакомой, и она подумала о своей погибшей дочери, которая усаживалась перед телевизором. Старая детская передача «Улица Сезам» была ее любимой.

И Сестра вспомнила, как ее дочь показывала на экран и восторженно кричала: «Коржик!»

Коржик. Именно он и лежал сейчас у ее ног. Вид куклы на этой опустошенной земле затронул в сердце Сестры струну страшной печали. Где теперь ребенок, которому принадлежала эта кукла? Унесен ураганом? Или засыпан и лежит мертвый под землей?

Она нагнулась, чтобы подобрать Коржика. Руки прошли сквозь куклу, как будто та состояла из дыма.

«Это сон, — подумала Сестра. — Это ненастоящее! Это мираж в моем сознании, и я иду по нему во сне».

Она отступила от куклы. Это к лучшему, что игрушка останется здесь, если только ребенок, потерявший ее, когда-нибудь придет обратно.

Сестра крепко зажмурилась.

«Теперь я хочу вернуться, — подумала она. — Я хочу вернуться туда, где была, оказаться подальше отсюда…»

— …вы думаете?

Ее ошеломил этот голос: как будто кто-то нашептывал ей в ухо. Она посмотрела туда, откуда он шел. Над ней нависло лицо Дойла Хэлланда, застывшее между огнем в камине и собственным отражением на поверхности кольца.

— Что? — спросила она.

— Я спросил, о чем это вы думаете. Куда унеслись?

«Действительно — куда?» — удивилась Сестра.

— Далеко отсюда, — сказала она.

Все было как прежде. Видение исчезло, но женщине казалось, что она все еще чувствует запах обугленного зерна и ветер на лице. Сигарета в ее пальцах догорала. Сестра в последний раз затянулась, щелчком бросила окурок в камин и положила стеклянное кольцо обратно в сумку.

Мысленно она еще ясно видела земляной холм, колесо фургона, искореженные остатки автомобилей и Коржика с синей шерстью.

«Где я была?» — спрашивала она себя и не находила ответа.

— Куда пойдем утром? — спросил Хэлланд.

— На запад, — ответила она. — Мы продолжаем двигаться на запад. Может быть, завтра мы найдем автомобиль с ключом зажигания. Может быть, каких-нибудь людей. Не думаю, что в ближайшее время возникнут проблемы с едой. По дороге можно будет насобирать достаточно. Во всяком случае, я никогда не проявляла особую разборчивость в еде.

А вот с водой все же возникнут проблемы. Краны в кухне и ванной в этом доме пересохли, и Сестра решила, что ударные волны разрушили водопровод.

— Вы действительно думаете, что где-нибудь будет лучше? — вскинул Дойл обожженные брови. — Ветер разнесет радиацию по всей стране, и если взрывы, пожары и облучение не уничтожат людей, то это сделают голод, жажда и холод. Я бы сказал, идти все-таки больше некуда. Я прав?

Сестра глядела на огонь.

— Я уже говорила, — наконец произнесла она, — никто не обязан идти со мной, если не хочет. А теперь мне надо поспать. Спокойной ночи.

Она заползла туда, где под коврами сгрудились остальные, легла между Арти и Бет и попыталась заснуть.

За стенами выл ветер. Дойл Хэлланд осторожно потрогал железную пластину в ноге. Он сидел, слегка нагнувшись вперед, и переводил взгляд с Сестры на сумку, которую она прижимала к себе. Задумчиво хмыкнув, он докурил сигарету до фильтра и бросил ее в камин. Потом устроился в углу, лицом к Сестре и остальным, и смотрел на них добрых пять минут, блестя глазами в темноте, а затем откинул голову назад и уснул — сидя.

Глава 26Новый поворот игры

Все началось со сдавленного голоса, звавшего из-за забаррикадированной двери спортзала: «Полковник? Полковник Маклин?»

Маклин, стоя на коленях в темноте, не отвечал. Неподалеку Роланд Кронингер щелкнул предохранителем автомата, справа сверху доносилось тяжелое дыхание капитана Уорнера.

— Мы знаем, что вы в спортзале, — продолжал голос. — Все остальное мы уже обыскали. Соорудили себе милую маленькую крепость, да?

Как только Роланд сообщил о случившемся в кафетерии, они забаррикадировали дверь зала камнями, кабелем и частями разбитых механизмов. Мальчик подал прекрасную идею разбросать по коридору осколки стекла, чтобы мародеры, пробираясь в темноте, изрезали ладони и колени. За минуту до того, как раздался окрик, Маклин расслышал ругань и злобные причитания и понял, что стекло сделало свое дело. В левой руке полковник держал импровизированное оружие — часть механизма от тренажера «Наутилус супер пуловер», кусок трубчатой металлической стойки примерно два фута длиной с двенадцатидюймовой цепочкой, заканчивающейся зубчатым колесом.

— Пацан у вас? — спросил голос. — Я доберусь до тебя, мальчик. Ты действительно славно постарался, гаденыш.

Теперь Роланд знал, что Шорр не погиб, но по тому, как тот выговаривал слова, мальчик понял, что сержант потерял половину зубов.

Нервы у Тедди Уорнера сдали:

— Уходи! Оставь нас в покое!

«О черт! — подумал Маклин. — Теперь Шорр точно знает, что поймал нас!»

Наступила долгая тишина. Потом сержант сказал:

— У меня голодные люди, которых надо покормить, полковник. Мы знаем, что у вас там целый мешок еды. Разве это правильно — взять все себе?

Маклин не ответил, и искаженный голос Шорра прокричал:

— Отдай нам еду, сукин ты сын!

Что-то схватило Маклина за плечо, будто холодная сильная клешня впилась в его кожу.

— Больше ртов — меньше еды, — прошептал Солдат-Тень. — Ты знаешь, как это — голодать. Помнишь яму во Вьетнаме? Помнишь, что ты делал, чтобы получить побольше риса, мистер?

Маклин кивнул. Он помнил. О да, он помнил. Он знал, что умер бы, если бы не забирал себе больше четверти маленького рисового пирожка, который охранники бросали вниз, и знал, что другие — Макги, Рэгсдейл и Миссисипи — тоже готовы были видеть его в гробу. У человека, когда его припирают к стенке и лишают гуманности, бывает определенный взгляд — его лицо меняется, как будто внезапно трескается маска, обнажая настоящее, звериное лицо.

И когда полковник решил, что именно должен сделать, Солдат-Тень объяснил ему, как это сделать.

Рэгсдейл был самым слабым. Это оказалось очень просто — утопить его в грязи, пока все остальные спали.

Но Солдат-Тень сказал, что одной трети риса недостаточно. Маклин задушил Макги, и их осталось двое.

Миссисипи был слишком крепким, и его оказалось труднее всего убить. Он все еще был силен и каждый раз отбивался от Маклина. Но полковник не отставал, нападая снова и снова, когда Миссисипи пытался заснуть. Наконец соперник потерял рассудок и забился в угол, взывая к Иисусу, как истеричный ребенок. Тогда схватить его за подбородок и свернуть ему шею оказалось легко.

Теперь весь рис был его, и Солдат-Тень сказал, что он молодец.

— Вы меня слышите, полковник? — Шорр за баррикадой усмехнулся. — Дайте нам еды — и мы уйдем!

— Дерьмо собачье, — ответил Маклин. Теперь было бессмысленно скрываться. — У нас здесь есть оружие, Шорр. — Он очень хотел, чтобы этот человек поверил, что они располагают большим арсеналом, чем пистолет-пулемет, пара металлических инструментов, топор и несколько булыжников. — Убирайся!

— Мы захватили с собой кое-какие игрушки. Думаю, вам будет не очень приятно узнать, что они собой представляют.

— Вы блефуете.

— Я? Ладно, сэр, позвольте вам кое-что объяснить. Я нашел способ добраться до гаража. Там мало что сохранилось. Все оборудование — металлолом, невозможно даже достать до рукоятки подъемника. Но я нашел то, что мне было нужно, полковник, и мне плевать, сколько у вас там пушек. Так вот, дадите вы нам еду или мы возьмем ее сами?

— Роланд, — быстро произнес Маклин, — приготовься к стрельбе.

Мальчишка прицелился «ингремом» на голос Шорра.

— То, что у нас есть, останется здесь, — ответил незваным гостям Маклин. — Вы можете найти себе пищу сами, как мы нашли свою.

— Там больше ничего нет! — возмутился Шорр. — Ты, сукин сын, не убьешь нас так же, как поубивал всех остальных в этой проклятой…

— Огонь! — скомандовал Маклин.

Роланд без колебаний нажал на спусковой крючок.

Автомат подпрыгивал в его руках, когда пули, как алые кометы, пересекали спортзал. Они ударили по баррикаде и по стене рядом с дверью, безумно хлопая и завывая, отлетая рикошетом.

Короткая внезапная вспышка света позволила увидеть, как человек — не Шорр — пытается перелезть через баррикаду в зазор между кучей мусора и верхом двери. Когда началась стрельба, он начал отступать, но неожиданно вскрикнул, зацепившись за проволоку на стеклах, которые разбросал Роланд. Пули настигли его, и он, дергаясь, все больше запутывался в кабеле. Крик оборвался. Рядом возникли чьи-то руки, схватили тело и потащили обратно в коридор.

Роланд перестал жать на спуск. Его карманы были полны патронов, и полковник научил его, как быстро менять обойму. «Ингрем» затих. Мародеры молчали.

— Они ушли! — закричал Уорнер. — Мы прогнали их!

— Заткнись! — предупредил Маклин.

Он увидел в коридоре короткую вспышку, как будто зажгли спичку. В следующий миг что-то горящее пролетело через баррикады, и зазвенело стекло. У Маклина было две секунды, чтобы почувствовать запах бензина, а потом «коктейль Молотова» расплескался, и через зал протянулась полоса огня. Маклин едва успел отшатнуться под прикрытие булыжника, как во все стороны полетели брызги горящего бензина. Содержимое бутылки миновало его, и когда после взрыва он поднял голову, то в пяти футах от себя увидел огненную лужу.

Роланд тоже быстро пригнулся, но маленький осколок стекла порезал ему щеку и плечо. Он втянул голову и снова выстрелил в дверной проем. Пули рикошетили от верха баррикады, не попадая в цель.

— Как тебе это нравится, Маклин? — поинтересовался Шорр. — В одной из машин мы нашли немного бензина, а еще тряпки и пивные бутылки. Их у нас много. Тебе понравилось?

Огонь пожирал стены спортзала. Но Маклина куда больше беспокоило, что Шорр и другие могли стоять за баррикадой и продолжать метать эту дрянь. Он услышал, как по завалу, блокировавшему дверь, заскребли чем-то металлическим. Несколько булыжников сползло вниз.

Вторая бутылка с бензином и горящей тряпкой влетела в зал и взорвалась возле капитана Уорнера, который укрывался за камнями, искореженной арматурой и поваленными тренажерами. Бензин разбрызгивался, как топленое сало, кипящее на сковороде. Капитан вскрикнул: в него попало стекло. Роланд стрелял из автомата по дверному проему, когда третья бутылка приземлилась между ним и полковником Маклином. Мальчику пришлось отскочить в сторону — горящий бензин попал ему на ногу. Осколки стекла осыпали куртку Маклина, один попал ему чуть выше правой брови, и голова полковника откинулась назад, как от удара кулаком.

Различный хлам, скопившийся в зале, — маты, полотенца, потолочные плитки, разодранное покрытие и деревянные панели — был охвачен огнем. Дым клубился в воздухе, насыщенном парами бензина.

Роланд снова взглянул наверх и увидел неясные силуэты, которые лезли через баррикаду. Он выстрелил, и они отшатнулись назад, в коридор. В ответ взорвалась очередная бутылка с бензином. Языки пламени опалили лицо Роланда, и мальчику стало трудно дышать. Он почувствовал жгучую боль и посмотрел на левую руку — она горела, огненные кольца размером с серебряную монету были разбросаны по всей руке. Он в ужасе закричал и бросился к ведру, наполненному водой из туалета.

Языки пламени распространялись по гимнастическому залу. Большая часть баррикады разрушилась, и Маклин увидел мародеров, входивших в зал. Шорр вел их, держа в руках ручку швабры, заточенную как копье. Окровавленная тряпка обертывала его опухшее лицо с широко раскрытыми дикими глазами. За ним шли трое мужчин и женщина. Все они несли примитивные орудия: камни с острыми гранями и дубинки, сделанные из сломанной мебели.

Пока Роланд отчаянно боролся с горящим бензином, Тедди Уорнер выполз из своего укрытия и упал на колени перед Шорром в позе мольбы о прощении и милосердии.

— Не убивай меня! — упрашивал Уорнер. — Я с тобой! Клянусь Богом, я с…

Шорр ткнул капитана заточенным концом швабры в горло. Остальные накинулись на Тедди, осыпая его пинками и ударами. На стене, как танцоры в аду, плясали тени. Затем Шорр выдернул копье из горла Уорнера и направился к полковнику Маклину.

Роланд поднял автомат. Внезапно чья-то рука обхватила его сзади за шею и повалила на пол. Он смутно видел неясный силуэт оборванного человека, который собирался опустить булыжник ему на голову.

Шорр атаковал Маклина. Полковник, шатаясь, оборонялся булавой.

Человек, схвативший Роланда за шею, издал странный крик. На нем были очки с разбитыми линзами, державшиеся на переносице с помощью ленточки.

Шорр фехтовал копьем. Маклин потерял равновесие и упал, но увернулся от копья так, что оно только задело его бок.

— Роланд, помоги мне! — закричал он.

— О боже, — выдохнул человек в разбитых очках, — Роланд… ты жив…

Мальчику показалось, что этот мужской голос ему знаком, но он не был в этом уверен. Теперь ни в чем нельзя было быть уверенным. Кроме того, что он действительно стал Рыцарем Короля. Все, что происходило ранее, было призрачно, хрупко. Реальная жизнь происходила теперь.

— Роланд, — сказал человек, — ты не узнаешь своего…

Подросток вскинул автомат и выстрелом разнес голову этому человеку. Незнакомец пошатнулся — оскалилась разбитыми зубами кровавая маска — и упал в огонь.

Остальные ринулись к мешку с остатками еды и с озверением набросились на него, ссорясь из-за кусков.

Роланд повернулся к Шорру и полковнику Маклину. Сержант нападал на полковника с копьем, а Маклин отражал его удары металлической дубинкой. Полковника неуклонно загоняли в угол, где пляшущие языки огня освещали в разрушенной стене большой вентиляционный люк. Перекрывавшая его решетка висела на одном болте.

Мальчишка начал было стрелять, но дым окутывал обе фигуры, и он испугался, что убьет Короля. Его палец соскользнул со спуска — и что-то ударило его в спину и повалило лицом на пол. Он судорожно пытался вдохнуть, автомат выпал из его рук, а какая-то женщина с безумными покрасневшими глазами — это она бросила в него булыжник — проворно поползла к нему на четвереньках.

Маклин замахнулся дубиной, целя в голову Шорра. Тот пригнулся, спотыкаясь о камни и горящий хлам.

— Ну же! — закричал Маклин. — Ну же, достань меня!

Безумная женщина проползла мимо Роланда и схватила оружие. Роланд, все еще оглушенный, понял, что и он, и Король будут мертвы, если женщина сможет воспользоваться автоматом. Он схватил ее за запястье. Она визжала и вырывалась, скрежеща зубами. Затем она подняла другую руку и нацелилась пальцами в его глаза, но Роланд отдернул голову. Женщина высвободила руку с автоматом и, по-прежнему визжа, прицелилась.

Она выстрелила. Пули пересекли зал. Но целилась она не в полковника Маклина. Ее мишенями стали двое дравшихся у мусорного мешка. Они приплясывали, потому что их ботинки были охвачены пламенем. Враги упали, а женщина направилась за мешком, крепко прижимая автомат к груди.

Выстрелы заставили Шорра обернуться — и Маклин тут же напал на него и изо всех сил ударил дубинкой по боку. Он услышал, как ребра сержанта ломаются, точно ветки под ногами. Шорр закричал, попытался сделать шаг, но споткнулся и упал на колени. Маклин высоко поднял дубину и ударил Шорра в лоб. Череп раскололся ровно на две части, как у манекена. Маклин стоял над телом и бил по черепу снова и снова.

Роланд вскочил. Неподалеку безумная женщина набивала себе рот обгоревшей пищей. Пламя становилось все выше и горячее, кругом витал удушливый дым, и силы наконец покинули левую руку Маклина. Он уронил дубинку и пнул труп Шорра в ребра.

И тут кое-что привлекло его внимание. Полковник заметил, что дым уплывает в люк, который был примерно три фута высотой и три фута шириной, то есть достаточно велик, чтобы пролезть в него. Усталость Маклина в мгновение ока улетучилась. Дым вытягивало в вентиляционный люк. Вытягивало! Куда ведет этот люк? На склон горы Голубой Купол? Во внешний мир?

Теперь ему было уже не до мусорного бака, не до Шорра, безумной женщины и автомата. Это наверняка был путь на поверхность! Маклин сорвал решетку и пролез внутрь. Труба шла вверх под углом в сорок градусов, и ноги Маклина опирались на головки болтов, скреплявших алюминиевые пластины, чтобы продвигаться вперед. Там, наверху, не было света, а в дыму можно было задохнуться, но Маклин знал, что это, возможно, их единственный шанс выбраться. Роланд последовал за ним, медленно поднимаясь вслед за Королем в этом новом повороте игры.

Позади, из горевшего зала, беглецы услышали голос безумной женщины, долетавший в туннель: «Куда все подевались? Здесь так жарко… так жарко! Видит Бог, не затем я проделала весь этот путь, чтобы готовить пищу в шахте!»

Что-то в этом голосе взяло Роланда за душу. Мальчик вспомнил, что когда-то давным-давно слышал такой же голос. Он не остановился, но, когда безумная стала издавать нечленораздельные вопли и до них донесся запах горелого мяса, он замер и зажал руками уши: эти звуки заставляли мир вращаться слишком быстро, и он боялся сорваться вниз. Через некоторое время крик затих, и слышно было лишь шуршание тела Короля, скользившего по туннелю. Кашляя, со слезившимися глазами, Роланд пополз вперед.

Там был завал. Рука Маклина нащупала другой проход, ответвлявшийся от того, по которому они лезли. Труба оказалась тесной и узкой, широкоплечий полковник едва проходил в нее. Дым по-прежнему окутывал их, обжигал легкие, словно они поднимались по дымоходу над топившимся камином, и Роланду стало интересно, испытывает ли такие же ощущения Санта-Клаус.

Пальцы Маклина нащупали стекловолокно. Оно представляло собой часть системы воздушных фильтров, которые в случае ядерной атаки очищали поступавший в «Дом Земли» воздух.

«Конечно, это чертовски помогло, не так ли?» — мрачно подумал Маклин.

Он сорвал фильтр и пополз дальше. Шахта постепенно изгибалась влево, и Маклину приходилось прорывать все больше и больше фильтров и заслонок из резины и нейлона. Дышать стало тяжело. Позади полковник слышал хрипы Роланда, ползшего за ним.

«Парень чертовски крепкий, — подумал он. — С любым, у кого такая воля к жизни, как у него, нужно считаться, даже если он выглядит слабаком».

Маклин остановился. Он потрогал металл впереди, острые лопасти, расходившиеся от центральной главной втулки. Это был один из вентиляторов, которые поставляли воздух извне.

— Мы, должно быть, недалеко от поверхности! — сказал он. Дым все еще продолжал обтекать его в темноте. — Мы уже близко!

Полковник уперся рукой во втулку вентилятора и давил на нее до тех пор, пока мышцы плеча не захрустели. Вентилятор крепко держался и не хотел уступать.

— Черт побери! — вскипел Маклин. — Будь ты проклят!

Он толкнул снова, изо всех сил, но только еще больше выдохся. Вентилятор не собирался выпускать их наружу.

Маклин прислонился щекой к холодному алюминию и попытался сосредоточиться, представить себе план «Дома Земли». Как устроены эти вентиляторы? Думай! Но он не мог правильно воссоздать план — тот дрожал и распадался на части.

— Слушайте! — воскликнул Роланд.

Маклин замер, но до его слуха доносились только сердцебиение и хрипы в груди.

— Я слышу ветер! — сказал Роланд. — Я слышу: наверху дует ветер.

Он протянул руку и почувствовал движение воздуха. Легкий шум пронизывающего, сильного ветра слышался прямо над ними. Роланд поводил руками по стене справа, потом слева — и обнаружил железные ступеньки.

— Здесь есть выход! Другая шахта прямо над нашими головами!

Ухватившись за расположенные выше скобы, Роланд стал подниматься.

— Я полез, — сказал он Маклину.

Шум ветра усилился, но света все еще не было. Роланд одолел примерно двадцать футов, когда его рука коснулась металлического махового колеса над головой. Его пальцы ощупали потрескавшуюся бетонную поверхность. Роланд подумал, что это, должно быть, крышка люка, наподобие входа в боевую рубку подводной лодки, которая открывается и закрывается с помощью махового колеса. Но из-за люка ощущался сильный поток воздуха, потому что крышка не была больше плотно закрыта.

Мальчик уперся в колесо и попытался его повернуть. Оно не шелохнулось. Роланд подождал минутку, собираясь с духом и силами. Если когда-нибудь ему и требовалась мощь Рыцаря Короля, то такой миг настал. Он атаковал колесо снова. На секунду ему показалось, что оно сдвинулось на полдюйма, но он не был в этом уверен.

— Роланд! — позвал снизу полковник Маклин. Он наконец собрал в уме план воедино. Как раз в этом секторе расположена вертикальная шахта, которой пользовались рабочие, чтобы менять воздушные фильтры и заслонки. — Там должна быть крышка! Она открывается на поверхность.

— Я нашел ее! Пытаюсь открыть! — сообщил Роланд.

Он ухватился одной рукой за ближайшую перекладину, а другой за колесо, стараясь сдвинуть его хоть на йоту. Мальчик дрожал от напряжения, чувствуя каждый мускул, глаза его были закрыты, а капельки пота катились по лицу.

«Давай, — понукал он судьбу, или Бога, или дьявола — того, кто занимался такими вещами. — Давай же!»

Роланд продолжал бороться, не в силах остановиться.

Колесо сдвинулось. На дюйм. На два дюйма. Потом на четыре.

— Открыл! — закричал он и начал толкать маховое колесо ноющей от напряжения, трясущейся рукой. Цепочка, скреплявшая механизм, загремела, и стало слышно завывание ветра. Роланд знал, что люк открыт, но не видел света.

Он повернул колесо еще на четыре оборота, и пронзительный вой ветра вместе с жалившим гравием яростно ворвался в шахту. Ураган почти выбросил Роланда наружу, и мальчик повис, зацепившись обеими руками за перекладину лестницы, а ветер пытался оторвать его. Роланд ослаб после битвы с маховым колесом, но знал, что если позволит ветру, подобно хищнику, уволочь себя в темноту, то его унесет, словно воздушного змея, и никогда он не сможет вернуться. Он стал звать на помощь, не слыша своего голоса.

Рука без ладони обхватила его за талию. Маклин удержал его. Они медленно стали спускаться по ступенькам обратно в шахту.

— Получилось! Мы сделали это! — закричал Маклин, перекрывая рев урагана. — Это выход наружу!

— Но мы не можем там выжить. Это же торнадо!

— Это ненадолго! Его скоро унесет! У нас получилось!

Полковник заплакал, но вспомнил про дисциплину и контроль, делающие мужчину мужчиной. Он не имел ни малейшего представления о времени, не понимал, сколько прошло с тех пор, как он впервые увидел зловещие объекты на экране радара. Кажется, была ночь, но ночь какого дня — Маклин не знал.

Он мысленно возвращался к тем людям, которые все еще находились внизу, в «Доме Земли», мертвые, безумные или затерянные в темноте. Он думал обо всех мужчинах, которые последовали за ним на эту работу в подземном убежище, потому что доверяли полковнику и уважали его. Рот Маклина дернулся в кривой усмешке.

«Это безумие! — подумал он. — Все опытные солдаты и верные офицеры погибли, и только этот тощий очкарик остался на моей стороне. Какая шутка! Армия Маклина, состоящая из одного тщедушного вундеркинда!»

Но он вспомнил, как Роланд заставил штатских раскапывать завал, как хладнокровно выполнил порученную ему грязную работу в той ужасной яме, где Маклин оставил руку. Паренек обладал мужеством. Но что-то в Роланде Кронингере слегка тревожило Маклина, будто полковник знал, что под плоским камушком, который нужно перешагнуть, прячется маленькая смертоносная тварь. Что-то промелькнуло в глазах Роланда, когда он рассказывал о том, как Шорр подстерег его у кафетерия, и в голосе, когда он произнес: «У нас есть руки». Одно Маклин знал наверняка: он предпочел бы, чтобы мальчишка находился рядом с ним, а не за его спиной.

— Мы выйдем отсюда, когда буря закончится! — крикнул полковник. — Мы будем жить! — И из его глаз потекли слезы, но он засмеялся, чтобы мальчишка ничего не заметил.

Холодная рука коснулась его плеча. Смех Маклина оборвался. Голос Солдата-Тени сказал ему на ухо: «Отлично, Джимбо. Мы будем жить».

Роланд дрожал. Ветер был холодным, и мальчик прижался к Королю, чтобы сохранить тепло. Король помешкал — и положил свою обрубленную руку на плечо Рыцаря.

Рано или поздно буря прекратится — это Роланд понимал. Мир станет ждать его. Но это будет другой мир. Другая игра. Он знал, это будет ни на что не похоже, не похоже на мир, который только что умер. В новой игре возможности Рыцаря Короля ничем не будут ограничены.

Он не спрашивал, куда они пойдут или что станут делать. Не размышлял, как много осталось от старого мира; но даже если все города сметены с лица земли, кто-то должен был уцелеть. Кто-то должен был бродить по пустыне, прятаться в подвалах и ждать. Ждать нового вождя. Того, кто окажется достаточно силен, чтобы командовать ими, подчинить правилам новой, уже начавшейся игры.

Да, это будет величайшая игра Рыцаря Короля. Игровым полем станут руины, призраки городов, выжженные леса и пустыни на месте прежних лугов. Роланд выучит правила по ходу дела, как и все остальные. Но он уже был на шаг впереди, потому что понимал: существует некая великая сила, которую могут захватить умнейшие и сильнейшие. Присвоить ее и использовать как священную секиру, занесенную над головами слабых.

И может быть — только может быть, — он будет рукой, держащей эту секиру. Рядом с Королем, конечно.

Он слушал вой ветра и представлял, что тот окликает его могучим голосом и несет его имя над опустошенной землей, словно обещание силы, что с ним пребудет.

Роланд улыбнулся в темноте — его лицо было забрызгано кровью человека, которого он застрелил, — и стал ждать своего будущего.

Часть пятая