Лебединая песнь — страница 6 из 14

Ледяной ад

Глава 34Шелудивые бородавочники

В тридцати милях к северо-западу от кратера, появившегося на месте Солт-Лейк-Сити, посреди пустыни трепетало на холодном ветру пламя факелов. Около трехсот оборванных, полуголодных людей поселились на берегу Великого Соленого озера в жилищах из картонных ящиков, перевернутых автомобилей, тентов и трейлеров. Свет факелов был виден на много миль, и к нему стекались группы выживших из разрушенных городов и поселков Калифорнии и Невады. День и ночь нагруженные остатками домашнего скарба люди, с рюкзаками, сумками, тачками или хозяйственными тележками, находили в лагере свободные места на ужасной голой земле и обосновывались там. У самых удачливых имелись палатки, запасы консервов, кипяченой воды и оружие, чтобы защитить свои пожитки. Слабейшие умирали, когда у них заканчивались или исчезали продукты, и тела самоубийц плавали в Великом Соленом озере, покачиваясь, как бревна. Но влажный соленый воздух, разносимый ветром, привлекал и просто странников. Те, кто не имел свежей воды, пытались пить из озера, а те, кто страдал от гноящихся ран и ожогов, жаждали его исцеляющих, мучительных объятий с целеустремленностью религиозных фанатиков.

По западной границе лагеря на твердой, покрытой камнями и скалами земле лежало около сотни трупов. Тела были раздеты мусорщиками, обитавшими в грязных ямах. Люди, жившие ближе к берегу, презрительно называли их «шелудивыми бородавочниками».

Далеко к горизонту уходила огромная свалка автомобилей и мотоциклов, оставшихся без горючего. Их моторы давно не знали масла. Мусорщики выдирали из машин сиденья, срывали с петель и выламывали двери, крышки и баки и уносили в свои причудливые жилища. Цистерны с бензином опустошил вооруженный отряд из главного лагеря — топливо использовали для факелов, потому что огонь придавал сил, почти мистически защищая от ужасов темноты.

Два человека с рюкзаками брели через пустыню на свет факелов, маячивших в полумиле от них. Была ночь на двадцать третье августа. После бомбежки прошел месяц и шесть дней. Две фигуры пробирались через свалку транспорта, не задерживаясь, когда они наступали на попадавшиеся время от времени голые трупы. Сквозь вонь гниения они различали запах соленого озера. Угнанная ими в Неваде в призрачном городе Карсон-Сити машина, «БМВ», израсходовала горючее в двенадцати милях отсюда, и они шли всю ночь, ориентируясь по свету, отраженному низкими облаками.

Рядом с ними, за развалившимся «доджем», что-то громыхнуло. Идущий первым остановился и снял с плеча автомат. Звук не повторился. Немного постояв на месте, обе фигуры снова двинулись вперед, к лагерю, убыстряя темп.

Идущий первым успел сделать около пяти шагов, когда из грязи и песка выскочила рука и схватила его за левую лодыжку, заставив потерять равновесие. Он испуганно вскрикнул и упал вместе с оружием. Автомат выстрелил в небо. Мужчина сильно ударился левым боком, от сотрясения из его легких шумно вырвался воздух. Из открывшейся в земле ямы, словно краб, выполз нападавший. Человек-краб прыгнул на мужчину с рюкзаком, уперся коленом ему в горло и начал дубасить по лицу левым кулаком.

Вторая фигура закричала женским голосом, потом повернулась и побежала назад через свалку. Она слышала шаги за спиной, чувствовала, как что-то настигает ее, но, когда оглянулась назад, споткнулась о труп и упала вниз лицом. Женщина хотела подняться, но неожиданно чья-то нога в кроссовке прижала ее голову к земле, вдавливая нос и рот в грязь. Она забилась и стала задыхаться.

В нескольких ярдах от них человек-краб пошевелился, левым коленом прижав к земле руку молодого человека с автоматом, а правым продолжая упираться ему в грудь. Поверженный парень, задыхаясь, ловил воздух ртом, его широко раскрытые глаза ошеломленно смотрели поверх грязной светлой бороды. И тогда человек-краб левой рукой вытащил из кожаного футляра под длинным черным плащом охотничий нож, которым быстро и глубоко полоснул по горлу молодого человека — раз, второй, третий. Парень перестал сопротивляться, его лицо застыло в страшной гримасе.

Женщина боролась за свою жизнь. Она повернула голову набок, вдавив щеку в землю, и умоляла:

— Пожалуйста… не убивайте меня! Я дам вам… дам вам все, что вы хотите! Пожалуйста, не…

Придавившая ее нога неожиданно ослабила нажим. Женщина почувствовала, как острие чего-то похожего на ледоруб укололо ее правую щеку, под самым глазом.

— Только без шуток. — Это был мальчишеский, высокий и пронзительный голос. — Поняла?

Ледяной укол стал сильнее, как бы подчеркивая его слова.

— Да, — ответила она.

Мальчишка схватил ее за длинные иссиня-черные волосы и заставил сесть. Она рассмотрела его в слабом мерцании далеких факелов. Это был совсем еще ребенок, лет тринадцати-четырнадцати, в грязном коричневом свитере, который был ему велик, и серых брюках с дырами на коленях, — тощий до изнеможения, с бледным, как у мертвеца, скуластым лицом. Потемневшие от грязи и пота волосы слиплись сосульками, а на лице были защитные очки, отделанные кожей, — такие, по ее представлениям, носили пилоты истребителей во время Второй мировой войны. Линзы увеличивали его глаза, превращая их в рыбьи.

— Не делай мне больно, хорошо? Клянусь, я не буду кричать, — пообещала она.

Роланд Кронингер рассмеялся. Ничего глупее он в жизни не слышал.

— Можешь кричать сколько угодно. Это никого не заинтересует. Снимай рюкзак.

— Поймал? — спросил полковник Маклин оттуда, где он набросился на парня.

— Да, сэр, — ответил Роланд, — это женщина.

— Давай ее сюда.

Роланд поднял рюкзак и отступил.

— Идем. Шевелись.

Она начала подниматься, но он снова пригнул ее к земле:

— Нет, не так. Ползи.

Женщина поползла по грязи мимо гниющих тел. Крик застрял у нее в горле, но она не позволяла ему вырваться.

— Руди, — слабым голосом окликнула она. — Руди? Что с тобой?

А потом она увидела лужу крови и человека в черном плаще, который рылся в рюкзаке Руди, и поняла, что она и ее спутник вляпались в глубокое дерьмо.

Роланд передал полковнику Маклину другой рюкзак и заправил ледоруб за эластичный пояс брюк, снятых им с трупа мальчика примерно его возраста и роста. Потом вынул автомат из мертвых пальцев Руди. Женщина сидела неподалеку, безвольно наблюдая.

— Хороший автомат, — сказал Роланд Королю, — пригодится.

— Надо бы раздобыть патроны, — ответил Маклин, копаясь одной рукой в рюкзаке.

Он обнаружил там носки, нижнее белье, зубную пасту, запасной комплект обмундирования и флягу, в которой что-то заплескалось, когда он потряс ее.

— Вода, — сказал он. — Невероятно — свежая вода!

Полковник вытащил флягу, откупорил и сделал несколько глотков сладкой восхитительной воды. Она потекла по завиткам его седой курчавой бороды и закапала на землю.

— У тебя тоже есть такая? — спросил Роланд женщину.

Она кивнула и сбросила с плеча флягу, висевшую на веревке под горностаевой шубой, которой она разжилась в каком-то магазине в Карсон-Сити. Она была одета в дизайнерские джинсы «под леопарда» и дорогие сапоги, на шее висели горошины жемчуга и нитка бриллиантов.

— Давай сюда.

Женщина посмотрела ему в лицо и выпрямилась. Он был обычным сопляком, а как с ними обращаться, она знала.

— Да пошел ты! — сказала она, отвинтила крышку и начала пить, а ее голубые глаза следили за ним поверх фляги.

— Эй! — позвал кто-то из темноты. Голос был хриплый. — Вы поймали бабу?

Роланд не ответил. Он смотрел, как двигалось гладкое горло женщины, когда она пила.

— У меня есть бутылка виски! — продолжал голос. — Предлагаю махнуться!

Она прекратила пить. Вкус «Перье» вдруг стал неприятным.

— Бутылка виски за полчаса! — предложил голос. — Я отдам ее вам, когда закончу. Идет?

— У меня есть пачка сигарет! — сообщил другой голос, слева, из-под перевернутого джипа. — Пачку сигарет за пятнадцать минут!

Женщина торопливо закрыла флягу и поставила ее у ног мальчишки.

— Вот, — сказала она, пристально глядя на него, — бери!

— Патроны! — воскликнул Маклин, вытащив три штуки из рюкзака Руди. — Теперь у нас есть немного огневой силы.

Роланд открыл флягу, отпил несколько глотков, закупорил ее и перекинул через плечо. Отовсюду доносились голоса других грязных бородавочников, предлагавших выпивку, сигареты, спички, конфеты и другие ценности нового времени за пойманную только что женщину. Роланд молчал, с удовольствием слушая, как поднимаются ставки, зная действительную цену. Он изучал женщину через очки, которые смастерил сам, вклеив в разбитые окуляры танкиста подходящие линзы, найденные на развалинах магазина оптики.

Катастрофа почти не сказалась на внешности пленницы, только на щеках и на лбу заживало несколько порезов — и уже одно это делало ее чрезвычайно ценной. Большинство женщин лагеря лишились волос и бровей и были покрыты уродливыми рубцами различных цветов, от коричневого до алого. Волосы этой женщины каскадом спускались до плеч, они были грязные, но лысины отсутствовали, не имелось и проплешин на голове — первого признака лучевой болезни. У нее было серьезное лицо с квадратным подбородком, надменное, как подумал Роланд. Лицо наглого величия. Взгляд ее ярко-голубых глаз медленно переходил с автомата на труп Руди и возвращался к Роланду, как бы рисуя треугольник.

Мальчишка решил, что ей, должно быть, около тридцати или чуть больше, и его глаза скользнули вниз по ее пышной груди, по щегольской красной футболке с надписью «Богатая сучка», видневшейся из-под горностаевой шубы. Ему показалось, что ее соски стоят торчком, словно смертельная опасность разжигала ее сексуальность.

Он почувствовал давление в животе и быстро отвел взгляд от ее бюста. Ему вдруг стало интересно, каково это — чувствовать один из этих сосков между зубами.

Ее полные губы раскрылись.

— Тебе нравится то, что ты видишь?

— Фонарик, — предложил один из бородавочников. — Я дам тебе за нее фонарик!

Роланд не отреагировал. Эта женщина заставила его вспомнить журналы, которые он когда-то нашел в верхнем ящике отцовского стола, в далекой прошлой жизни. У него тянуло в животе, а в яичках пульсировало так, будто их сжимал крепкий кулак.

— Как тебя зовут?

— Шейла, — ответила она. — Шейла Фонтана. А тебя?

Холодная логика прирожденной выживальщицы говорила ей, что ее шансы выжить, держась этого сопляка и однорукого, выше, чем там, в темноте, со многими другими. Однорукий перевернул рюкзак Руди и высыпал оставшееся содержимое на землю.

— Роланд Кронингер.

— Роланд, — повторила она так, будто облизывала леденец. — Ты ведь не собираешься отдать меня им, Роланд?

— Он был твоим мужем?

Роланд пнул тело Руди.

— Нет. Мы путешествовали вместе, вот и все.

На самом деле они уже почти год жили как муж с женой, а иногда он выступал сутенером для нее, однако не стоило смущать мальчика. Она посмотрела на тело Руди с окровавленным горлом и быстро отвела взгляд. Ее терзали сожаления: он был деловым человеком, фантастическим любовником и уберег себя и ее от многих напастей. Но теперь он был всего лишь мертвым мясом, и мир повернулся именно таким образом. Как сказал бы сам Руди, каждый сам прикрывает свою задницу любой ценой.

Что-то зашевелилось на земле за спиной Шейлы, и она обернулась. К ней полз кто-то всклокоченный. Замерев в семи или восьми шагах от нее, он поднял покрытую гноящимися ранами руку, показывая бумажный кулек.

— Конфе-етки, — предложил дребезжащий голос.

Роланд выстрелил, и раздавшийся грохот заставил Шейлу вздрогнуть. Существо заворчало и взвизгнуло, словно собака, встало на колени и на четвереньках поспешило прочь, лавируя среди остовов автомобилей.

Наконец женщина поняла, что мальчишка не собирается ее отдавать. Хриплый, отвратительный смех раздавался вокруг в грязных ямах. Шейла многое повидала с тех пор, как они с Руди оставили хижину в Сьерре, где прятались от полицейских из Сан-Франциско, когда взорвались бомбы, но худшее было впереди. Она посмотрела сверху вниз в вытаращенные глаза подростка — и пусть была заметно выше его и ширококостная, как воительница-амазонка, но все ее изгибы и линии могли вскружить голову кому угодно. Она знала — паренек у нее в руках.

— А это что еще за чертовщина? — воскликнул Маклин, вытаскивая какие-то коробочки из рюкзака Шейлы.

Ей было известно, что мог найти у нее однорукий. Она пододвинулась к нему, пренебрегая автоматом мальчишки, и увидела, что он держал: пластиковый пакет, полный первоклассного белоснежного «колумбийского сахара». Перед полковником на земле лежали еще три пакета с чистым кокаином и около десятка баночек с таблетками: «черная прелесть», «шершень», «бомбардировщик», «красная леди», сернил и ЛСД.

— Это моя аптечка, дружище, — сказала она. — Если ты ищешь еду, там есть пара старых гамбургеров и немного жареного мяса. Вы можете забрать их, но отдайте мне мою сумку.

— Наркотики, — понял Маклин. — Что это? Кокаин?

Он бросил сумку и открыл одну из банок, склонив над ней грязное, забрызганное кровью лицо. Ежик на его голове подрос, темно-каштановые волосы были подернуты сединой. Глаза казались глубокими провалами на волевом лице.

— И таблетки? Ты наркоман?

— Я гурман, — ответила она спокойно.

Шейла понимала, что мальчишка не даст этому однорукому обидеть ее, но мышцы все же напряглись, как перед боем.

— Кто ты такой? — спросила она.

— Это полковник Джеймс Маклин, — сказал Роланд. — Он был героем войны.

— Я подозреваю, что война окончена. И мы проиграли… герой, — парировала она, уставившись в глаза Маклину. — Берите все, что хотите, но отдайте банки.

Маклин смерил женщину взглядом и решил, что, пожалуй, не сможет повалить ее на землю и изнасиловать, как намеревался до этого момента. Она была слишком крупной и рослой, и одной рукой ее было не удержать, разве что повалить ее на спину и приставить нож к горлу. Маклин не хотел совершать неудачные попытки, чтобы не подрывать свою репутацию в глазах Роланда, хотя начал испытывать возбуждение.

Он хмыкнул, поискал гамбургеры, а когда нашел их, то кинул рюкзак Шейле, и она начала складывать обратно все пакетики и баночки с таблетками.

Полковник подполз к Руди и снял с его ног ботинки, а с левого запястья — золотые часы «Ролекс» и нацепил себе на руку.

— Почему вы сидите здесь? — спросила Шейла Роланда, который наблюдал, как она складывала в рюкзак «аптечку». — Почему вы не идете туда, к свету?

— Они не хотят принимать бородавочников, — ответил Маклин. — Так они нас называют — «шелудивые бородавочники».

Он кивнул в сторону прямоугольной ямы в нескольких футах от них, покрытой брезентом, который невозможно было заметить в темноте; Шейле показалось, что глубина дыры составляла около пяти футов. Углы брезента были прижаты камнями.

— Они думают, мы слишком дурно пахнем, чтобы находиться близко к ним. — Маклин идиотски усмехнулся. — А как я пахну, с вашей точки зрения, леди?

Она подумала, что пахнет он, как боров в жаркую погоду, но лишь пожала плечами и указала на дезодорант, вывалившийся из рюкзака Руди. Маклин засмеялся. Он расстегивал ремень Руди, чтобы снять с него брюки.

— Вот смотри, мы живем здесь за счет того, что у нас есть и что мы добываем. Поджидаем новичков, которые идут мимо нас к свету. — Он кивнул в сторону берега озера. — У них — власть, оружие, полно консервов и кипяченой воды, бензин для факелов. У некоторых — даже палатки. Они живут возле соленой воды, а мы только слушаем их крики. Они не подпускают нас к озеру. Нет! Они думают, что мы можем загрязнить его или что-то в этом роде.

Он стянул с Руди брюки, кинул их в яму и продолжил:

— Понимаешь, что самое гадкое во всем этом? Мы с мальчишкой должны сейчас жить там, при свете. Мы должны ходить в чистой одежде и принимать теплый душ, иметь столько еды и воды, сколько захотим. Потому что мы были готовы к этому… Мы были готовы! Мы знали, что собираются взорвать бомбы. Все в «Доме Земли» знали это!

— «Дом Земли»? Что это?

— Это откуда мы пришли, — сказал Маклин, прижимаясь к камням. — Высоко в горах Айдахо. Мы проделали долгий путь и видели много смертей. Роланд рассудил, что если мы доберемся до Великого Соленого озера, то сможем вымыться в нем, счистить с себя всю радиацию и соль нас вылечит. Это в самом деле так, знаете ли. Соль действительно лечит. Особенно такое.

Он поднял замотанный обрубок. С него свисали окровавленные бинты, и некоторые уже позеленели. Шейла почувствовала вонь зараженного тела.

— Мне просто необходимо искупаться в соленой воде, но они нас не подпускают. Они говорят, что мы — живые трупы. Что они пристрелят нас, если мы попытаемся подползти к их территории. Но теперь — теперь у нас есть огневая сила! — И он кивнул на автомат, который держал Роланд.

— Это большое озеро, — сказала Шейла. — Вам необязательно идти туда через лагерь. Вы могли бы обойти его кругом.

— Нет. По двум причинам. Кто-нибудь может занять нашу яму, пока нас не будет, и присвоить все, что у нас есть, — раз. И второе: никто не сможет удержать Джимбо Маклина от того, что он задумал. — Он усмехнулся, и его лицо напомнило Шейле череп. — Они не знают, кто я или что я. Но я собираюсь им показать. О да! Я собираюсь им показать!

Он повернул голову к лагерю, мгновение смотрел на далекие факелы и снова поглядел на нее:

— Не хочешь ли трахнуться?

Шейла засмеялась. Он был самым грязным и отвратительным существом, которое она когда-либо видела. Но, засмеявшись, она поняла, что делает ошибку, и резко оборвала смех.

— Роланд, — спокойно сказал Маклин. — Дай мне автомат.

Мальчишка заколебался — он знал, что может произойти. Однако Король приказал, а он был Рыцарем Короля и не мог ослушаться. Он шагнул вперед, но снова помедлил.

— Роланд, — настаивал Король.

Подросток тут же подошел к нему и поднес автомат к его левой руке. Маклин неуклюже схватил его и направил в голову Шейле. Женщина вызывающе подняла подбородок, накинула лямку рюкзака на плечо и встала.

— Я собираюсь в лагерь, — сказала она. — Может быть, ты выстрелишь женщине в спину, герой войны. Не думаю, что у тебя хватит духу. Счастливо оставаться, ребята. С вами было весело.

Она заставила себя перешагнуть труп Руди и решительно пошла через свалку. Ее сердце сильно колотилось, а зубы были сжаты — она ожидала пули.

Что-то зашевелилось слева от нее. Фигура в лохмотьях выскочила из-под обломков прицепа. Что-то еще ползло по грязи ей наперерез примерно в двадцати футах впереди, и она поняла, что не доберется до лагеря.

— Они ждут тебя, — сказал Роланд. — Они все равно не дадут тебе пройти.

Шейла остановилась. Факелы показались вдруг далекими, страшно далекими. Даже если бы она добралась туда в целости, то все равно не было никакой уверенности, что ее хорошо примут в лагере. Она поняла: без Руди она просто ходячее завшивленное мясо.

— Лучше вернись, — предупредил Роланд. — С нами ты будешь в большей безопасности.

«В безопасности, — саркастически подумала Шейла, — конечно».

В последний раз она была в безопасности в детском саду. В семнадцать лет она убежала из дома с барабанщиком рок-группы, обосновалась в Холивейде и прошла все ступени, поработав и официанткой, и танцовщицей кабаре, и массажисткой в стриптиз-клубе на бульваре Сансет, снялась в паре порнофильмов, а потом нашла Руди. Мир стал для нее безумной каруселью, но она наслаждалась. Она не хныкала из-за того, что случилось, и не ползала на коленях, вымаливая прощение. Она любила опасности, любила темные стороны жизни. Безопасность была скучна, и она всегда полагала, что живет лишь единожды, так почему же не испробовать все?..

Но нет, она не считала, что идти сквозь строй этих ползающих тварей будет весело.

Кто-то захихикал в темноте. Это был смех безумного предвкушения, что окончательно утвердило Шейлу в ее решении.

Она повернула назад — туда, где ее ждали мальчишка и однорукий герой войны, уже подумывая о том, где бы раздобыть оружие, чтобы снести им обоим головы. Пистолет помог бы ей добраться до факелов на краю озера.

— Встань на четвереньки, — скомандовал Маклин. На его заросшем бородой лице блестели глаза.

Шейла слабо улыбнулась и сбросила рюкзак на землю. Какого черта? Это не может быть хуже, чем в стрип-клубе. Но она не хотела, чтобы он победил так просто.

— Будь спортсменом, герой войны, — сказала она, подбоченившись. — Почему бы тебе не пропустить мальчишку первым?

Маклин взглянул на паренька, чьи глаза за стеклами очков, казалось, были готовы воспламениться. Шейла расстегнула пояс и стала стягивать пятнистые леопардовые штаны с талии, потом с бедер и с ковбойских сапог. Белья она не носила. Она встала на четвереньки, открыла рюкзак, вытащила бутылочку «черной прелести», забросила несколько таблеток в рот и сказала:

— Давай, милый! Все-таки холодно!

Маклин неожиданно засмеялся. Он понял, что женщина им попалась смелая, и, хотя пока не знал, что делать с ней потом, решил, что она ему по вкусу.

— Давай, действуй, — обратился он к Роланду. — Будь мужчиной.

Роланд был напуган. Женщина ждала, и Король хотел, чтобы он сделал это. Он понимал: это важный для Рыцаря Короля обряд, через который нужно пройти. Его яички разрывались, и темная тайна, расположенная между женскими бедрами, влекла его — магический, гипнотический амулет.

Бородавочники подползли ближе, чтобы посмотреть. Маклин сидел, внимательно наблюдал из-под полузакрытых век и покачивал дулом автомата под подбородком, туда-сюда.

Он услышал над левым плечом глухой смешок и понял, что Солдат-Тень наслаждается. Солдат-Тень пришел сюда вместе с ними с горы Голубой Купол, брел по пятам — он всегда был рядом. Солдат-Тень любил мальчика и считал, что у него есть инстинкт убийцы, который надо развивать. Потому что, сказал Маклину Солдат-Тень, война еще не закончилась. Новая земля потребует новых воинов и военачальников. Люди, подобные Маклину, снова будут востребованы — как будто они когда-нибудь выходили из спроса. Все это сказал Солдат-Тень, и Маклин верил ему.

Полковник снова засмеялся, глядя на то, что происходило перед ним, и его смех переплетался со смехом Солдата-Тени.

Глава 35Ожидающий «магнум»

Все спали на полу комнаты, а Сестра сидела у печи — была ее очередь следить за огнем, сгребать угли и не давать им потухнуть, чтобы не тратить спички. Обогреватель был на минимуме, чтобы сократить расход керосина, и холод проникал через щели в стенах.

Мона Рэмси забормотала во сне, и муж обнял ее одной рукой. Старик лежал словно мертвый, Арти угнездился на ложе из газет, а Стив Бьюкенен время от времени храпел, как бензопила. Но Сестру беспокоил хрип в груди Арти. Она замечала, как Виско часто держится за ребра, но на ее расспросы он всегда отвечал, что все в порядке, что он иногда задыхается, но в остальном чувствует себя, как он выразился, «гладким, как маринованные огурцы и сливки».

Сестра надеялась, что это действительно так, потому что, если Арти получил внутреннее повреждение, когда проклятый волк налетел на него на шоссе примерно десять дней назад, — лекарств, чтобы остановить инфекцию, не было.

Рюкзак лежал рядом. Сестра ослабила тесемки, запустила руку внутрь, нашла стеклянное кольцо и поднесла его к мерцанию углей.

Ослепительный свет наполнил комнату. В последний раз Сестра смотрела на кольцо во время своего предыдущего дежурства, четыре ночи назад, и тогда она снова гуляла во сне. Точно так же как сейчас, она сидела здесь и держала кольцо — как вдруг в следующий момент оказалась у квадратного стола, на котором лежали разложенные карты.

На картах были красивые рисунки, не похожие ни на какие другие из тех, что Сестра видела раньше. Одна из них особенно привлекла внимание Сестры: скелет на костяке лошади срезал косой фантастические колосья, сложенные из человеческих тел. Женщине показалось, что в комнате кто-то есть: послышались приглушенные голоса. И еще ей почудился чей-то кашель, но этот звук был далеким, будто доносился с другого конца туннеля. Когда она снова попала в хижину, то поняла, что это кашлял Арти, держась за ребра.

Теперь Сестра часто думала о скелете, размахивающем косой. Она все еще видела его, он стоял у нее перед глазами. Она вспоминала и о тенях, которые, казалось, присутствовали вместе с ней в той комнате, — они были чем-то нереальным, но, наверное, потому, что все ее внимание поглотили карты. Возможно, если бы она сосредоточилась, то увидела бы, кто там стоял.

«Ладно, — подумала Сестра. — Ты ведешь себя так, будто действительно куда-то перемещалась, когда видела все это с помощью стеклянного кольца! Это всего-навсего картинки. Фантазии. Воображение. Что угодно. Ничего реального!»

Однако она заметила, что отправляться на прогулки во сне и возвращаться становится все легче. Но совершать перемещение удавалось не всякий раз, когда Сестра смотрела в стеклянное кольцо, — часто просто был виден только волшебный свет, без каких-либо картинок. И все же вещица обладала какой-то неведомой силой, в этом женщина была уверена. Если кольцо не служило какой-то значительной цели, почему его так хотел отобрать Дойл Хэлланд? Что бы это ни было, ей придется защищать кольцо. Она отвечала за его сохранность и не могла — не смела — потерять его.

— Господь мой Иисус! Что это?

Вздрогнув, Сестра подняла глаза. Из-за зеленой занавески вышел Пол Торсон с опухшими от сна глазами. Он отбросил назад непослушные волосы и замер с разинутым ртом, впившись взглядом в кольцо, пульсировавшее в руках Сестры. Она хотела убрать его в сумку, но было поздно.

— Эта штука… с огнем! — выговорил Торсон. — Что это?

— Я сама точно не знаю. Нашла это в Манхэттене.

— Боже мой! Цвета…

Он опустился на колени рядом с ней, явно ошеломленный. Пылавшее на свету кольцо было едва ли не последним, что он ожидал увидеть, входя в комнату погреться у тлеющих углей.

— Что заставляет его так меняться? — спросил он.

— Оно пульсирует в такт моему сердцебиению. Кольцо так себя ведет, когда вы держите его.

— Что это, какая-то японская безделушка? Она работает на батарейках?

Сестра криво улыбнулась:

— Я так не думаю.

Пол протянул руку и пальцем коснулся кольца.

— Это стекло!

— Совершенно верно.

— Ого, — прошептал он и попросил: — Ты позволишь мне подержать его? Секунду?

Сестра хотела сказать «да», но обещание Дойла Хэлланда остановило ее. Это чудовище могло принять любое обличье — кто угодно в этой комнате мог оказаться Дойлом Хэлландом, даже Пол. Но нет, они оставили чудовище позади, ведь так? Как это существо могло бы обогнать их?

«Я шел по линии наименьшего сопротивления», — вспомнила она его слова. Если он носил человеческую кожу, значит и передвигался как человек. Она задрожала, представляя, как он топает за ними в ботинках, снятых с мертвеца, идет день и ночь без передышки, пока не развалятся башмаки, и останавливается только затем, чтобы нацепить другую пару обуви покойников, ведь ему подходит любой размер…

— Можно? — переспросил Пол.

«Где же сейчас Дойл Хэлланд? — гадала она. — Крадется в темноте по восьмидесятому шоссе? Переобувается в миле или двух отсюда? Может ли он летать по воздуху, с черными кошками на плечах, с огненными глазами? Или он оборванный странник, бредущий по шоссе в поисках горящего в ночи костра?»

Он был где-то позади них. Но точно ли?

Сестра сделала глубокий вдох и протянула кольцо Полу. Его рука прикоснулась к стеклу.

Свечение не погасло. Та половина, за которую взялся Пол, стала мигать в новом, ускоренном ритме. Торсон подтянул кольцо к себе, взявшись за него двумя руками, и Сестра вздохнула с облегчением.

— Расскажи мне о нем, — попросил он, — я хочу знать больше.

Сестра видела в его глазах отражение ярких вспышек. На лице Пола возникло удивление — будто неожиданно вернулось детство. Через несколько секунд он выглядел на десять лет моложе своих сорока трех. Сестра решила поведать ему о кольце все.

После того как она закончила рассказ, Пол долгое время сидел молча. Пока она говорила, пульсация кольца то убыстрялась, то замедлялась.

— Карты Таро, — объяснил Пол, все еще любуясь диковинкой. — Скелет с косой — это Смерть. — С усилием он отвел глаза от кольца и взглянул на нее. — Ты знаешь, что все это звучит как бред?

— Да, понимаю. Но у меня есть шрам на том месте, где висело распятие. И Арти видел, как изменилось лицо этого существа, хотя я сомневаюсь, что он подтвердит это. С тех пор он ни разу не заговорил об этом, но, полагаю, это к лучшему. К тому же у кольца один выступ обломан.

— Хм-хм. Ты, случайно, не прикладывалась к моему «Джонни Уокеру»?

— Вам виднее. Я знаю только, что, когда смотрю на кольцо, иногда происходят какие-то вещи. Не каждый раз, но достаточно часто, чтобы сказать, что либо у меня чрезвычайно развито воображение, либо…

— Либо что?

— Либо, — продолжала Сестра, — мне есть смысл держать это кольцо у себя. С какой стати я разглядела Коржика — куклу, лежавшую посреди пустыни? Или руку, вылезавшую из норы? Почему я видела стол с картами Таро? Черт, я ведь даже не знаю, что это такое!

— Ими пользовались цыгане для предсказания будущего. Или колдуньи. — Он улыбнулся уголком рта и стал почти красивым. — Слушай, я ничего не знаю о демонах с бегающими по лицу глазами или о прогулках во сне, но, по-моему, эта вещь всего лишь кусок стекла. Два месяца назад она, возможно, стоила целое состояние.

Пол покачал головой.

— Могу поклясться, — сказал он, — что единственная причина, по какой оно попало к тебе, — ты оказалась в правильном месте в правильное время. Уже одно это довольно загадочно.

— Вы не верите тому, что я рассказала?

— Я думаю, от радиации у тебя что-то сместилось в голове. А может быть, ядерный взрыв открыл крышку самого ада, и неизвестно, что выскользнуло оттуда.

Торсон вернул ей кольцо, и она убрала его в сумку.

— Но все же заботься о нем, — посоветовал он. — Возможно, это единственная прекрасная вещь, сохранившаяся в мире.

На другом конце комнаты Арти вздрогнул и втянул в себя воздух, переворачиваясь во сне с боку на бок, затем снова успокоился.

— У него внутри что-то не в порядке, — сказал ей Пол. — Я заметил, он кашляет кровью. Полагаю, у него сломано одно или два ребра. Не исключено, что есть и другие повреждения. — Он пошевелил пальцами, словно ощущая в них тепло стеклянного кольца. — Мне кажется, он выглядит не слишком здоровым.

— Я знаю. Боюсь, он мог чем-нибудь заразиться.

— Это возможно. Черт, в таких условиях можно умереть от того, что грызешь ногти.

— И здесь совсем нет лекарств?

— Извини. Я использовал последний тайленол примерно за три дня до взрыва. Поэма, которую я писал, распалась на части.

— Так что мы будем делать, когда закончится керосин?

Пол хмыкнул. Он ожидал этого вопроса и знал, что никто не задаст его, кроме нее.

— Нашего запаса хватит еще на пару недель. Возможно. Куда больше меня беспокоят батарейки для радио. Когда они сядут, людей нужно будет как-то развлекать. Я надеюсь, мы сможем тогда придумать другую игру. — Его глаза снова стали как у старика. — Например, будем крутить бутылку, и на кого она укажет, тот сможет освободиться первым.

— Освободиться? Что вы имеете в виду?

— У меня есть девятимиллиметровый «магнум» в ящике, леди, — напомнил он, — и коробка патронов. Я уже дважды был близок к тому, чтобы использовать их: в первый раз — когда моя вторая жена оставила меня, забрала все мои деньги и заявила, что мой член не стоит и двух центов, а во второй раз — когда стихи, над которыми я работал шесть лет, сгорели вместе с остатками моего жилья. Это было как раз после того, как меня выпихнули из Миллерсвильского колледжа — за то, что я спал со студенткой, которая хотела получить «отлично» на выпускном экзамене по английской литературе. — Он продолжал вертеть пальцами, избегая взгляда Сестры. — Я не из тех, кого можно назвать везунчиком. В самом деле, все, за что бы я ни брался, превращалось в пыль. Так что «магнум» ждет меня уже давно. А я все медлю.

Сестра была шокирована откровенностью Пола. Он говорил о самоубийстве как о следующем этапе развития событий.

— Мой друг, — сказала она серьезно, — если вы думаете, что мы проделали такой длинный путь только для того, чтобы снести себе башку, то вы так же безумны, как раньше была я. — Она прикусила язык.

Он с интересом посмотрел на нее:

— Так что вы собираетесь делать? Куда идти? Вниз, к супермаркету, за бифштексами и пивом? А как насчет больницы, где Арти не дадут умереть от внутреннего кровотечения? На тот случай, если вы не заметили, скажу вам, что там, снаружи, осталось не много людей.

— Вот уж не думала, что вы такой трус! Мне казалось, у вас есть мужество, но вы, похоже, начинены опилками.

— Точно подмечено.

— А что, если они захотят жить? — Сестра кивнула на спящих. — Они смотрят на вас с надеждой. Они сделают то, что вы скажете. И вы собираетесь им сказать, чтобы они освободились?

— Они способны решать сами. Но я спросил, куда собираетесь идти вы?

— Туда, — ответила Сестра и кивнула на дверь. — В мир — в то, что осталось от него, наконец. Вы же не знаете, что там дальше, в пяти, десяти милях отсюда. Может быть, там сохранилось какое-нибудь убежище гражданской обороны или целая община. Единственный способ выяснить это — сесть в ваш пикап и поехать по восьмидесятому шоссе на запад.

— Я не любил этот мир даже таким, каким он был раньше, и чертовски не уверен, что полюблю его теперь.

— А кто просит его любить? Послушайте, не заговаривайте мне зубы. Вы нуждаетесь в людях больше, чем полагаете.

— Конечно, — ответил он саркастически. — Надо любить их, любить их всех.

— Если вы не нуждаетесь в людях, — вызывающе сказала Сестра, — то почему же вы пошли на шоссе? Явно не для того, чтобы охотиться на волков. Это вы могли сделать, не отходя от двери. Вы же пошли на шоссе за людьми?

— Возможно, я хотел собрать подневольную аудиторию для прослушивания моей поэзии.

— Ха! Ну в любом случае, когда керосин закончится, я пойду на запад. И Арти пойдет со мной.

— Волкам это понравится, леди. Они будут счастливы сопровождать вас.

— Еще я возьму ваше ружье, — сказала она, — и патроны к нему.

— Спасибо, что спросили у меня разрешения.

Она пожала плечами:

— Все, что вам нужно, — это «магнум». Сомневаюсь, что вас будет очень беспокоить волки, если вы умрете. Я хотела бы также взять пикап.

Пол невесело рассмеялся:

— На случай, если вы забыли, повторю: там очень мало бензина и неисправны тормоза. Радиатор, возможно, замерз, и я сомневаюсь, заряжен ли аккумулятор.

Сестра никогда раньше не встречала человека с таким множеством причин сидеть и хандрить.

— А когда вы испытывали его в последний раз? Даже если радиатор замерз, мы можем развести под ним огонь!

— Вы уже все продумали, да? Вы выедете на шоссе на разбитом старом грузовике, и прямо за поворотом окажется сияющий город, полный атомных убежищ, врачей и полицейских, делающих все, чтобы вернуть страну к прежнему положению. Бьюсь об заклад, вы встретите к тому же всю королевскую конницу и всю королевскую рать! Леди, я знаю, что за поворотом! Все то же самое чертово шоссе, вот что!

Он сильнее затеребил суставы пальцев и горько улыбнулся уголком губ:

— Желаю удачи, леди. Искренне желаю.

— Я не хочу желать вам удачи, — сказала Сестра. — Я хочу, чтобы вы пошли со мной.

Он молча хрустел пальцами.

— Если там что-нибудь осталось, — сказал он, — это будет хуже, чем Додж-Сити, Дантов ад, Средневековье и Ничья земля, вместе взятые. Вы увидите там такое, по сравнению с чем ваш демон с блуждающими глазами покажется одним из семи гномов.

— Вы любите играть в покер, но при этом вы не азартный игрок?

— Только не тогда, когда у противника есть зубы.

— Я отправляюсь на запад, — сказала Сестра, давая ему еще один шанс. — Заберу ваш грузовичок и буду искать помощи для Арти. Кто хочет, может пойти со мной. Так что же?

Пол встал и посмотрел на спавших на полу.

«Они доверяют мне, — думал он, — и будут делать то, что я скажу. Но здесь тепло, здесь безопасно, и… И керосина осталось всего на неделю».

— Сейчас я лучше пойду спать, — сказал он хрипло и скрылся за занавеской.

Сестра сидела, слушая свист ветра. Арти издал еще один болезненный вздох и прижал руку к боку. Издалека донесся долгий высокий вой волка, вибрировавший, как скрипка. Сестра снова достала из сумки стеклянное кольцо и устремилась мыслями к завтрашнему дню.

За зеленой занавеской Пол Торсон открыл сундук и вытащил «магнум» — тяжелый, иссиня-черный, с крепким темно-коричневым стволом. Рукоятка пистолета была словно специально сделана под его ладонь. Он повернул ствол к лицу и заглянул в него.

«Одно нажатие, — подумал он, — и все будет кончено. Так просто. Конец чертову путешествию, начало… чему?»

Пол глубоко вздохнул и опустил пистолет. Рука его дотянулась до пива, и он захватил его с собой в кровать.

Глава 36Зулусский воин

Лопатой, которую Леона Скелтон достала из подвала, Джош выкопал могилу, и они похоронили Дэви на заднем дворике.

Пока Леона, склонив голову, произносила молитву, а ветер срывал слова с губ и уносил прочь, Сван осмотрелась и увидела маленького терьера. Он сидел в двадцати ярдах, склонив голову набок и подняв уши. Всю последнюю неделю девочка оставляла на крыльце немного еды. Собака брала корм, но никогда не подходила к людям достаточно близко, чтобы можно было коснуться ее. Сван понимала, терьер уже не отказывается от объедков, но еще недостаточно набродяжничался, чтобы вилять хвостом и ласкаться.

Джош тоже наконец принял ванну. Из кожи, которая сползла с него, он мог бы сшить костюм, а вода выглядела так, будто в нее высыпали целую лопату земли. Он отмыл запекшуюся кровь и грязь с раны на том месте, где раньше у него было правое ухо. Кровь затекла глубоко в ушное отверстие, и пришлось немало постараться, чтобы вычистить его. После этого Джош понял, что до сих пор слышал лишь одним ухом: звуки снова стали поразительно отчетливыми и чистыми. Брови сгорели. Лицо, грудь, руки, ладони и спина шелушились остатками черного пигмента, будто на Хатчинса опрокинули ведро бежевой краски, и он утешил себя мыслью, что стал похож на зулусского воина-вождя в боевом наряде. У него отросла борода, и она тоже была покрыта белым налетом.

Волдыри и ссадины на лице заживали, но на лбу обнаружилось семь маленьких бугорков, похожих на бородавки. Два из них почти срослись друг с другом. Джош попытался сковырнуть их, но это оказалось слишком болезненно, и бугорки сидели слишком крепко. Он предположил, что это рак кожи, но бородавки находились только на лбу, больше нигде.

«Я зебровая жаба», — подумал он.

Эти бородавки беспокоили его больше всех остальных повреждений и шрамов.

Джошу пришлось снова переодеться в свое — в доме не было никаких вещей, подходящих ему по размеру. Леона выстирала его одежду и прошлась иголкой с ниткой по всем дырам, так что штаны и рубаху вполне можно было носить. Она снабдила его носками, но они были маловаты, а его собственные, все в дырках, пропитанные засохшей кровью, просто никуда не годились.

После того как они похоронили Дэви, Джош и Сван оставили Леону у могилы мужа одну. Она набросила на плечи коричневое вельветовое пальто и повернулась спиной к ветру.

Джош спустился в подвал и начал готовиться к задуманному путешествию. Он заполнил тачку съестными припасами: консервами, сухофруктами, окаменевшими кукурузными лепешками, шестью плотно закупоренными бутылями с хорошей водой. Кроме того, он положил одеяла и различную кухонную утварь, накрыл все простыней и связал бечевой.

Леона с опухшими от слез глазами, но с прямой спиной и полная решимости, наконец вошла в дом и принялась собирать чемодан. Первым делом она положила туда вставленные в рамки фотографии ее родных, украшавшие каминную полку; за ними последовали свитеры, носки и прочее. Она упаковала в маленькую сумку старые вещи Джо — для Сван. Пока ветер бушевал за окном, Леона ходила из комнаты в комнату и сидела немного в каждой, будто впитывая в себя дух дома и обитавшие в нем воспоминания.

Они собирались с рассветом отправиться в Мэтсон. Леона сказала, что проведет их туда: по пути можно будет остановиться на ферме Гомера Джаспина и его жены Мэгги. Ферма находилась примерно на полпути из Салливана в Мэтсон, и там они могли бы переночевать.

Леона выбрала несколько лучших хрустальных шаров и достала из коробки, стоявшей на полке, желтые конверты и поздравительные открытки — «ухажерские письма» от Дэви, как сказала она Сван, и еще телеграммы, присланные ей Джо. Два флакона с бальзамом от ревматизма тоже перекочевали в чемодан; и хотя Леона никогда об этом не говорила, Джош знал, что пройти такое расстояние — по меньшей мере десять миль до фермы — будет стоить ей больших мучений. Но у них не оставалось другого выбора.

Колоду карт Таро Леона также взяла с собой, потом собрала кое-какие вещи в узелок и вынесла его в переднюю.

— Вот, — сказала она Сван, — я хочу, чтобы ты понесла это.

Девочка приняла из рук Леоны ивовый прутик.

— Мы же не можем оставить Плаксу здесь одну? — спросила женщина. — Она не заслуживает того, чтобы мы ее бросили. Тем более что ее работа еще не закончена, — по крайней мере, в будущем она очень понадобится.

Ночью Джош и Сван крепко спали в кроватях, сожалея, что их придется оставить.

Джош проснулся, едва на улице забрезжил мутный серый рассвет. Ветер притих, но оконное стекло на ощупь казалось ледяным. Хатчинс заглянул в комнату Джо и разбудил Сван, затем прошел в переднюю и обнаружил Леону, которая сидела перед холодным камином, одетая в джинсовый комбинезон, два свитера, вельветовое пальто и перчатки. По обеим сторонам от ее стула стояли сумки.

Сам он спал одетым, а сейчас завернулся в длинное пальто, принадлежавшее Дэви. За ночь Леона распорола его и надставила плечи и рукава так, чтобы оно налезло на Джоша, но он все равно чувствовал себя туго набитой колбасой.

— Надеюсь, мы готовы идти, — сказал Джош.

Вошла Сван, одетая в джинсы Джо, темно-синий толстый свитер, длинную куртку и красные варежки.

— Подождите минутку, — попросила Леона.

Ее руки лежали на коленях. Часы-ходики на каминной полке больше не тикали.

— О господи! — сказала она. — Это был лучший дом в моей жизни.

— Мы найдем вам другой дом, — пообещал Джош.

На ее лице промелькнуло подобие улыбки.

— Не такой. В этих кирпичиках — моя жизнь. О господи… О господи… — Ее голова упала на руки, а плечи беззвучно затряслись.

Джош отошел к окну. Сван хотела положить руку Леоне на плечо, но в последний миг передумала. Сван понимала, что женщине больно, но Леона успокоится сама и будет готова отправиться в путь.

Через несколько минут Леона поднялась со стула, пошла вглубь дома и вернулась с пистолетом и коробкой патронов. Она засунула оружие и коробку под простыню, покрывавшую тачку.

— Может пригодиться, — сказала она. — Никогда нельзя знать заранее. — Она посмотрела на Сван, потом подняла глаза на Джоша. — Думаю, теперь я готова.

Леона подняла чемодан, а Сван — маленькую сумку. Джош взялся за ручки тачки. Они оказались не очень тяжелыми, но день выдался свежим. Неожиданно Леона снова поставила чемодан на пол.

— Подождите! — сказала она и заспешила в кухню.

Оттуда она вернулась с веником и смела пепел и угли с пола у камина.

— Вот так, — отставив совок в сторону, вздохнула она. — Теперь я готова.

Они вышли из дома и направились через руины Салливана на северо-запад. Серый терьер следовал за ними на расстоянии тридцати ярдов, его маленький хвостик стоял торчком против ветра.

Глава 37Тараканы

Темнота настигла их у фермы Джаспина, и Джош привесил к тачке фонарь. Каждые полчаса Леоне приходилось останавливаться, и, пока голова ее лежала на коленях Сван, Джош осторожно массировал старушке ноги. От боли в ревматических суставах слезы проложили дорожки на ее пыльном лице. Однако Леона молчала и не жаловалась. Через несколько минут после отдыха она снова начинала свою борьбу, и странники продолжали преодолевать путь по обожженной, черной и маслянистой от радиации земле.

В свете фонаря показалась раскачиваемая ветром изгородь высотой около четырех футов.

— Думаю, мы уже недалеко от дома! — предположила Леона.

Джош перетащил через ограду тачку, затем перенес Сван и помог перебраться Леоне. Перед ними оказалось почерневшее кукурузное поле: обгоревшие стебли были высокими, как Джош, и колыхались, будто странные водоросли на дне глубокой склизкой лужи. На то, чтобы добраться до дальнего края этого поля, у них ушло десять минут. Наконец луч фонаря уперся в стену фермы, выкрашенную некогда в белый цвет, но теперь покрытую коричневыми и желтыми пятнами, словно кожа ящерицы.

— Это участок Гомера и Мэгги! — крикнула Леона сквозь ветер.

Дом был погружен во тьму. Ни свечки, ни факела. Никаких признаков машины или грузовика. Но что-то издавало громкие стихийные звуки справа, там, куда не доставал свет. Джош отвязал фонарь и пошел на звук. В пятидесяти шагах позади дома стоял крепкий кирпичный амбар, одна дверь в нем была открыта, и ветер стучал ею по стене. Джош вернулся к дому и осветил крыльцо. Входная дверь была распахнута настежь, а дверь в комнату не заперта, и ветер поигрывал ею. Джош велел Леоне и Сван подождать его снаружи и шагнул в темный дом.

Войдя внутрь, он собрался спросить, есть ли здесь кто, но нужды в этом уже не было. Он почувствовал вонь разлагающейся плоти и чуть не задохнулся. Ему пришлось остановиться, склонившись над декоративной медной вазой с букетом мертвых маргариток, и переждать тошноту. Затем, медленно водя лучом фонаря взад и вперед, он двинулся по дому в поисках тел.

Сван услышала в черном кукурузном поле яростный собачий лай. Она знала, что терьер весь день следовал за ними как тень, не приближаясь больше чем на двадцать футов и убегая прочь, когда девочка оборачивалась, чтобы подозвать его.

«Собака что-то нашла, — подумала Сван. — Или… или что-то нашло ее».

Лай был настойчивый. «Иди сюда и посмотри, что у меня есть», — как бы говорил он.

Сван поставила сумку на землю, прислонила Плаксу к тачке и шагнула в поле.

— Детка! Джош велел стоять здесь! — напомнила ей Леона.

— Хорошо, — ответила она и сделала еще три шага.

— Сван! Лучше не надо! — предупредила Леона, когда поняла, куда собрался ребенок. Старушка бросилась было следом, но боль в коленях остановила ее.

Девочка скрылась в кукурузных зарослях. Черные стебли сомкнулись за ее спиной.

— Сван! — Голос Леоны сорвался на крик.

В доме Джош исследовал маленькую обеденную комнату, освещая ее фонарем. Буфет был открыт, пол усыпан осколками разбитой посуды, стулья отброшены к стене, а стол разрублен на части. Запах разложения усилился. Свет выхватил что-то, намалеванное на стене: «Да восславят все лорда Альвина».

«Написано коричневой краской», — подумал Джош. Но нет, нет! Кровь стекла по стене и собралась в засохшее пятно на полу.

Дверной проем манил. Джош глубоко вдохнул, стиснул зубы, чтобы перетерпеть ужасный запах, и прошел дальше. Он оказался на кухне с желтым буфетом и темным ковром.

Здесь он и нашел их.

То, что от них осталось.

Они были привязаны к стульям колючей проволокой. Женское лицо, обрамленное залитыми кровью седыми волосами, напоминало вздутую подушку для булавок, утыканную ножами и вилками. На груди мужчины кто-то кровью нарисовал мишень и развлекался стрельбой из мелкокалиберного пистолета или ружья. Голова у трупа отсутствовала.

— Ох… Господи! — прохрипел Джош и на сей раз не сумел сдержать приступ тошноты. Он доплелся до раковины и склонился над ней.

Но в свете фонаря, качавшегося у него в руке, стало ясно, что раковина уже занята. Джош вскрикнул от ужаса и отвращения при виде сотен тараканов, облепивших отрубленную голову Гомера Джаспина, и насекомые брызнули в стороны и суматошно забегали по раковине и столешнице.

Джош отпрянул, желчь обожгла ему горло, колени подогнулись. Он упал на темный ковер и почувствовал, как по нему ползут твари.

«Пол, — догадался он, — этот ковер…»

Все вокруг обоих тел было сплошь покрыто бегающими, копошащимися тараканами. Когда они заползали на Джоша, он неожиданно подумал: «Ты не сможешь убить их! Даже ядерное безумие их не убило!»

Хатчинс быстро поднялся с пола, поскальзываясь на насекомых, и ринулся бежать из этой ужасной кухни, судорожно стряхивая их с себя. В холле он упал на ковер и стремительно покатился по нему, потом снова вскочил и бросился на выход.

Леона услышала треск дерева и повернулась к дому как раз в тот момент, когда Джош, словно разъяренный бык, высадил дверь и пулей вылетел из дома.

«Вот еще одна выбитая дверь», — подумала она и увидела, как Джош повалился на землю и начал крутиться, хлопать себя по всему телу и корчиться, как будто попал в осиное гнездо.

— Что случилось? — спросила она, ковыляя к нему. — Что, черт побери, с тобой такое?

Джош поднялся на колени. Одной рукой он все еще держал фонарь, а другой с силой шлепал себя по плечам, спине, ногам, груди. Пораженная, Леона замерла: никогда прежде она не видела такого ужаса в человеческих глазах.

— Что… что это?

— Не входите туда! Не входите! — пробормотал он, извиваясь и дрожа.

Таракан побежал по его шее, Джош схватил его и бросил на землю, передернувшись от отвращения.

— Держитесь подальше от этого проклятого дома!

— Обязательно, — пообещала Леона и подошла к темному дверному проему. До нее донесся ужасный запах, ставший узнаваемым после Салливана.

Джош услышал лай.

— Где Сван? — Он встал, все еще пританцовывая и дергаясь. — Куда она пошла?

— Туда! — указала Леона на черные стебли. — Я говорила ей: не ходи!

— О черт! — воскликнул Джош, понимая, что тот, кто сделал такое с Гомером и Мэгги Джастин, еще мог оставаться неподалеку — возможно, даже в амбаре. Выжидать, наблюдать. Может быть, он — или они — уже находился на поле рядом с ребенком.

Он достал из тачки пистолет и поспешно зарядил его.

— Никуда ни шагу! — приказал он Леоне. — Не входите в дом! — И скрылся в поле с фонарем в одной руке и пистолетом в другой.

Сван пробиралась на лай собаки. Звук то убывал, то нарастал, а вокруг шелестели мертвые кукурузные стебли, качались и цеплялись усиками за ее одежду. Она чувствовала себя так, словно шла через кладбище, сквозь строй трупов, но призывный лай все манил ее вперед. Там, на поле, собака узнала что-то важное, и Сван хотела выяснить, что же это. Ей показалось, лай теперь доносится слева, и она двинулась в том направлении. Позади раздался крик Джоша:

— Сван!

Она ответила:

— Я здесь!

Но ветер унес ее слова. Она продолжала идти, загораживая руками лицо от хлеставших стеблей.

Лай стал ближе, и Сван подумала: «Нет, он раздается справа». Она развернулась на звук, и ей почудилось, что до нее снова долетел голос Джоша.

— Я здесь! — отозвалась она, но ответа не последовало.

Лай возобновился, и Сван поняла: терьер кого-то или что-то преследует и как бы говорит: «Скорее! Скорее, иди посмотри, что я нашел!»

Девочка сделала еще шесть шагов и вдруг услышала: что-то несется на нее через поле. Лай собаки становился громче, настойчивее. Сван стояла и внимала ему. Сердце у нее заколотилось: то, что было там, мчалось в ее сторону и быстро приближалось.

— Кто там? — закричала она.

Треск надвигался прямо на нее.

— Кто там?

Ветер отнес ее возглас. Она увидела: что-то бежит на нее через кукурузу — не человек, что-то огромное. Сван не могла ни разглядеть его очертания, ни разобрать, что это такое, но она слышала нарастающий шум и позади него лай — и ее сердце выскакивало из груди. Какое-то огромное бесформенное существо надвигалось прямо на нее, все быстрее и быстрее пробираясь через мертвые качавшиеся стебли. Через несколько секунд оно окажется возле нее. Ей захотелось убежать, но ноги словно приросли к земле, и уже не оставалось времени: это что-то наступало, и терьер лаял, настойчиво предупреждая.

Чудовище продиралось сквозь кукурузные стебли — к ней. Сван вскрикнула, попыталась отойти, споткнулась, села на землю и сидела так, пока ноги чудовища проносились мимо нее.

— Сван! — закричал Джош, отпихивая кукурузу и направляя свет на то, что чуть не затоптало девочку.

Ослепленное светом чудовище остановилось и вздыбилось, храпя и раздувая ноздри.

Наконец Джош и Сван увидели, что это было.

Лошадь.

Пегая, покрытая черными и белыми пятнами лошадь, с испуганными глазами и большими лохматыми ногами. Терьер упорно тявкал подле нее. Пегая заржала от ужаса и затанцевала, встав на дыбы, а затем опустила передние копыта на землю в нескольких дюймах от того места, где сидела Сван. Джош схватил ребенка за руку и оттащил подальше от опасности. Лошадь гарцевала и кружилась, а терьер носился вокруг ее ног с неподражаемой храбростью.

Потрясенная девочка поняла, что лошадь напугана сильнее, чем она. Животное крутилось то так, то сяк, ища путь к спасению, а собачий лай ужасал его еще больше. Неожиданно Сван, вырвавшись от Джоша, сделала два шага вперед и оказалась почти под носом у лошади. Девочка подняла руки и хлопнула в ладоши прямо перед ее мордой.

Лошадь вздрогнула, но перестала дергаться. Ее испуганные глаза уставились на маленького человека, воздух вырывался из ноздрей, она шумно дышала. Ноги у пегой тряслись так, будто она собиралась взлететь.

Терьер продолжал лаять, и Сван погрозила ему пальцем.

— Фу! — сказала она. — Тихо!

Собака отошла на несколько футов, но все же тявкнула снова. Затем, как бы понимая, что, подойдя к людям слишком близко, подвергает опасности свою независимость, умчалась в поле. Отдалившись на обычное расстояние, она продолжала время от времени лаять.

Сван посмотрела в глаза лошади. Ее большая некрасивая голова дрожала, словно собираясь отстраниться от девочки, но животное либо не хотело этого, либо не могло.

— Это мальчик или девочка? — спросила Сван.

— Хм? — Джошу все еще казалось, что по нему бегают тараканы, но он переместил луч фонаря. — Мальчик.

«Хорош мальчик», — подумал он.

— Он явно долго не видел людей. Посмотри на него: он не знает, радоваться встрече с нами или нет.

— Он, должно быть, принадлежал Джаспинам, — сказал Джош.

— Ты нашел их в доме? — Сван продолжала смотреть в глаза лошади.

— Да. То есть… Нет, не нашел. Я видел их следы. Они, похоже, собрались и ушли. — Он и не позволил бы ребенку войти в этот дом.

Лошадь нервно затопталась. Сван медленно протянула руку к фыркающей морде.

— Будь осторожна! — предупредил Джош. — Он может откусить тебе пальцы.

Сван медленно поднимала ладошку. Лошадь отступила и раздула ноздри, прядая ушами. Она пригнула голову, нюхая землю, затем сделала вид, что смотрит в другую сторону, но Сван понимала, животное оценивает ее, пытается о ней что-то разузнать.

— Мы не собираемся обижать тебя, — сказала она ласково и шагнула к лошади. Та нервно фыркнула.

— Смотри! Конь может укусить тебя или еще что-нибудь, — тревожно предостерег ее Джош.

Он совершенно ничего не знал о лошадях, они всегда пугали его. А эта была к тому же большой, уродливой и неуклюжей, с лохматыми копытами и вислым хвостом, с прогнутой спиной, будто на нее положили наковальню.

— Конь не очень уверен в нас, — сказала Сван Джошу. — Он еще думает, убежать или нет, но мне кажется, что он рад снова увидеть людей.

— А ты что, специалист по лошадям?

— Нет. Я сужу по его ушам и по тому, как он мотает хвостом. Посмотри, как он нюхает нас — не хочет казаться слишком дружески настроенным. Лошади очень гордые. Я думаю, он любит людей и очень одинок.

— Уверен, что не могу сказать ничего такого, — пожал плечами Джош.

— Мы с мамой жили какое-то время в мотеле, а рядом было пастбище, где паслись чьи-то лошади. Я перебиралась через изгородь и гуляла среди них. Думаю, что научилась с ними разговаривать.

— Разговаривать с ними? Ну да!

— Нет, не так, как люди, — поправилась она. — Лошади разговаривают ушами и хвостом, и тем, как держат голову и тело. Он и сейчас говорит, — сказала девочка, когда лошадь нервно заржала.

— Что он говорит?

— Он говорит… что хочет знать, о чем мы беседуем.

Сван продолжала поднимать руку к морде коня.

— Осторожнее, пальцы! — волновался Джош.

Конь отступил на шаг. Рука Сван уверенно двигалась вверх — медленно-медленно.

— Никто не хочет обижать тебя, — сказала девочка голосом, который показался Джошу похожим на лютню, лиру или какой-то другой старинный, всеми забытый инструмент. Этот успокаивающий голос почти заставил Джоша забыть об ужасе, привязанном к стульям на ферме Джаспина.

— Давай, — подбадривала Сван. — Мы тебя не обидим.

Ее ладонь была в нескольких дюймах от морды коня. Джош приготовился броситься к девочке и отдернуть ее руку назад прежде, чем пальцы окажутся между стиснутыми зубами.

Конь тряхнул ушами. Он снова фыркнул, ударил копытом о землю и наклонил голову, позволяя Сван коснуться себя.

— Хорошо, — сказала Сван, — хорошо, мальчик. — И почесала коню морду, а он с любопытством ткнулся носом ей в ладонь.

Если бы Джош не видел это сам, он бы не поверил. Сван, возможно, была права: конь просто отвык от людей.

— Я думаю, ты нашла нам еще одного друга, хотя он не очень похож на коня. Он скорее похож на мула в костюме клоуна.

— Мне кажется, он довольно милый.

Сван почесывала коня между глазами, и он опустил голову так, чтобы девочке не пришлось вытягивать руку слишком далеко. Взгляд животного все еще оставался испуганным, и Сван знала, что, если она сделает неосторожное движение, конь умчится в поле и, возможно, никогда не вернется. Она продолжала гладить его медленно, осторожно. Ей показалось, что конь довольно старый — в наклоне его головы было какое-то утомленное терпение, как будто он смирился с жизнью, которая заставляет его раз за разом таскать плуг через это поле. Его пятнистая шкура подрагивала, но он позволял Сван прикасаться к нему и издавал такие звуки, будто вздыхал с надеждой.

— Я оставил Леону возле дома, — сказал Джош. — Нам лучше вернуться.

Сван кивнула, отвернулась от лошади и пошла за Джошем через поле. Она сделала около полудюжины шагов, когда скорее почувствовала, чем услышала тяжелую поступь за спиной. Она оглянулась через плечо. Конь остановился, замерев как статуя. Сван снова пошла за Джошем. Конь иноходью последовал за ней на порядочном расстоянии. Терьер выскочил и несколько раз тявкнул для порядка, и пегий конь, презрительно взбрыкнув задними ногами, обдал собаку грязью.

Леона сидела на земле, массируя колени. В кукурузе замелькал огонек, и, когда Джош и Сван вышли из поля, женщина увидела в свете фонаря лошадь.

— Боже всемогущий! Что это вы нашли?

— Он тут бегал, — сказал Джош, помогая Леоне подняться. — Сван очаровала его и успокоила.

— Да?

Леона уставилась на девочку и понимающе улыбнулась, потом наклонилась вперед, разглядывая лошадь.

— Должно быть, он принадлежал Гомеру. У него было три или четыре коня. Ну, этот не самый красивый, но у него есть четыре сильные ноги.

— Мне кажется, он больше похож на мула, — сказал Джош. — У него копыта большие, как сковородки.

Он почувствовал запах разложения, шедший из дома. Лошадь замотала головой и заржала, словно тоже почуяла смерть.

— Нам лучше убраться подальше от ветра. — Джош показал на амбар.

Снова привесив фонарь к тачке, он положил на место пистолет и пошел вперед, чтобы удостовериться, что те, кто убил Гомера и Мэгги, не поджидают их там. Джошу было интересно, кто такой лорд Альвин, но он, конечно, не спешил это выяснить. За ним шли Сван с сумкой и Плаксой и Леона со своим чемоданом. Выдерживая дистанцию, следом топал конь. Терьер лаял за их спинами, а затем начал кружить вокруг фермы, будто часовой.

Джош тщательно проверил амбар и никого там не обнаружил. Вокруг было разбросано сено. Конь вошел вместе с ним внутрь и устроился там как дома. Джош вытащил из тачки одеяла, повесил фонарь на стену и достал на ужин банку говядины. Конь все обнюхал, больше интересуясь сеном, чем тушенкой, и вернулся, когда Джош открыл кувшин с чистой водой. Хатчинс налил ему немного в пустое ведро. Конь вылизал все и пришел просить еще. Человек отказал, и животное забило копытом по земле, будто жеребенок.

— Иди отсюда, мул! — сказал Джош, когда конь попытался забраться языком в посудину.

После того как большая часть тушенки была съедена и осталось только немного бульона, Сван вынесла банку и немного колодезной воды наружу для терьера. Собака приблизилась на десять шагов и подождала, пока ребенок уйдет обратно в дом, а затем подошла к пище.

Сван спала под одним из одеял. Конь, которого Джош окрестил Мулом, прогуливался туда-сюда, жуя сено и время от времени выглядывая через сломанную дверь в темноту, окутавшую ферму. Терьер еще некоторое время продолжал патрулировать территорию, затем нашел укрытие под одной из стен и лег отдохнуть.

— Гомер и Мэгги мертвы, — сказала Леона, когда Джош сел рядом с ней, набросив на плечи одеяло.

— Да.

— Вы ничего не хотите рассказать?

— Нет. Вам лучше не знать. У нас впереди длинный и тяжелый день.

Леона подождала, не скажет ли он еще что-нибудь, но она и в самом деле не хотела ничего знать. Она натянула на себя одеяло и заснула.

Джош боялся закрыть глаза, зная, какие сны его могут ожидать. На другом конце амбара спокойно фыркал конь. Это был странный звук, будто через вентиляцию в холодную комнату проникала жара или тихонько гудела сигнализация, сообщая, что все в порядке. Джош понимал, ему все равно придется заснуть, и уже начинал дремать, когда краем глаза заметил справа какое-то движение. Приглядевшись, он увидел маленького таракана, медленно пробиравшегося через сено. Джош сжал кулак и начал опускать его на насекомое, но рука замерла на полпути. Он вспомнил слова Сван: «Все живое имеет свои способы общения». Все живое.

Хатчинс удержал смертельный удар и стал рассматривать таракашку, который полз вперед через соломинки с упрямой, восхитительной целеустремленностью. Джош разжал кулак и отвел руку назад. Все с тем же упорством насекомое продолжало путь из круга света в темноту.

«Кто я такой, чтобы убивать живых существ? — спросил Джош себя. — Кто я такой, чтобы нести смерть даже низшим формам жизни?»

Он слушал причитания ветра, со свистом залетавшего через дыры в стенах, и думал, что там, в темноте, возможно, все же есть кто-то — Бог, дьявол или нечто более простое, — кто смотрит на человечество так же, как Джош на таракана. Как на нечто неразумное, несомненно отвратительное, но борющееся на путях своего существования, никогда не сдающееся, стремящееся вперед, одолевающее препятствия или обходящее их, постоянно предпринимающее усилия, чтобы выжить.

И он надеялся, что, если когда-нибудь настанет время, когда кулак этого сверхсущества обрушится на человечество, его обладатель тоже сможет воспользоваться паузой и удержать гибельный для земной цивилизации удар.

Джош завернулся в одеяло и поудобнее устроился на соломе.

Глава 38Сделка с толстяком

— Вот наша сила! — сказал полковник Маклин, держа автомат, который забрал у мертвого парня из Калифорнии.

— Нет, — ответил Роланд Кронингер, — наша сила здесь. — И приподнял один из пузырьков с таблетками из рюкзака Шейлы Фонтаны.

— Эй! — Шейла попыталась выхватить баночку, но Роланд не дал ей дотянуться. — Это мое. Ты не можешь…

— Сядь, — велел ей Маклин.

Она заколебалась, и он пристроил автомат себе на колени.

— Сядь, — повторил он.

Шейла тихо выругалась и села в грязную яму. Мальчишка объяснял однорукому человеку, почему таблетки и кокаин сильнее любого оружия.

Рассвет принес нездорово-желтое небо и нити дождя. Черноволосая женщина, инвалид в грязном плаще и мальчишка в очках брели через ландшафт гниющих трупов и остовов машин. Шейла Фонтана держала над головой на вытянутой руке белые трусики, как флаг перемирия, а Маклин целился из автомата ей в спину. Роланд Кронингер нес рюкзак Шейлы. Он вспомнил ощущение женских волос под руками и как двигалось ее тело, словно наездник во время скачки. Ему снова хотелось секса, и он возненавидел бы ее, если бы она сделала неверное движение и ее пришлось бы убить. Прошлой ночью они все же проявили высочайшее рыцарство: уберегли ее от толпы, дали немного еды — собачьи консервы, найденные где-то в развалинах, — и место, где она могла отдохнуть после того, что они с ней делали.

Они прошли сквозь территорию шелудивых бородавочников и двинулись по открытому участку. Перед ними маячили палатки, машины и картонные убежища счастливчиков, живших на побережье озера. Они были уже на полпути к центру лагеря, когда услышали предупреждающий крик:

— Бородавочники идут! Вставайте! Бородавочники идут!

— Не останавливайся, — сказал Маклин Шейле, когда та замешкалась, — и продолжай махать трусами.

Люди стали вылезать из своих убежищ. Откровенно говоря, они были так же оборванны и грязны, как и бородавочники, но у них имелось оружие и консервы, а также вода, и многие из них избежали серьезных ожогов. Большинство же шелудивых были серьезно обожжены, больны заразными болезнями или безумны. Маклин понимал, каков баланс сил. Среди множества лачуг посреди лагеря выделялся большой сверкающий трейлер.

— Заворачивайте оглобли, сволочи! — приказал вышедший из палатки мужчина, целясь в них из скорострельной винтовки.

— Убирайтесь! — завопила женщина.

Кто-то запустил в смельчаков пустой банкой, та упала на землю в нескольких шагах от них. Шейла остановилась, и Маклин толкнул ее автоматом.

— Продолжай идти. И улыбайся!

— Назад, мразь! — закричал вооруженный револьвером мужчина в лохмотьях формы ВВС и куртке, запачканной кровью. — Могилы грабите! Грязные, вшивые… варвары!

Маклин не боялся его — это был молодой человек примерно двадцати пяти лет, украдкой разглядывавший женщину. Он ничего не собирался предпринимать.

Размахивая оружием — винтовками, ножами и даже штыками, к ним приближались другие. Летели камни, бутылки и банки, и хотя они падали опасно близко, в троих, шагающих к трейлеру, не попали.

— Не тащите сюда свою заразу! — выкрикнул мужчина средних лет, в коричневом плаще и шерстяной кепке. Он держал топор. — Я убью вас, если вы сделаете еще шаг!

Его Маклин тоже не боялся. Мужчины были озадачены присутствием Шейлы Фонтаны — полковник видел вожделение во взглядах выкрикивавших угрозы людей. Он заметил тощую женщину с жесткими каштановыми волосами, закутанную в желтый плащ. Ее запавшие глаза с угрозой остановились на Шейле. В руках она держала мясницкий нож, пробуя лезвие. Теперь Маклин заволновался и направил Шейлу подальше от этой женщины. Пустая банка попала ему в голову. Кто-то подошел поближе, чтобы плюнуть в Роланда.

— Иди же, иди! — спокойно сказал Маклин и сощурился, но его зрачки шныряли туда-сюда.

Роланд услышал за спиной крики и насмешливый смех и оглянулся через плечо. Сзади, на земле бородавочников, тридцать или сорок человек выползли из своих ям и прыгали вокруг, по-звериному крича в предвкушении кровопролития.

Маклин почувствовал запах соленой воды. Перед ним, за моросящим дождем, позади лагеря раскинулось Большое Соленое озеро, уходившее к самому горизонту и пахнущее антисептиком, как больничная палата. Обожженный обрубок руки Маклина гноился, и ему очень хотелось поскорее окунуть его в целительную воду.

Перед Шейлой появился огромный рыжий бородач в кожаной куртке и брюках из грубой ткани. Он направил двустволку в голову Маклину.

— Дальше вы не пойдете.

Шейла остановилась. Она замахала трусиками перед лицом бородача.

— Эй, не стреляй! Мы не хотим никаких проблем!

— Он не будет стрелять, — спокойно сказал Маклин, улыбаясь бородатому. — Понимаешь, друг, мое ружье смотрит в спину молодой леди. Если ты снесешь мне голову или если любой из этих чертовых подонков выстрелит в меня или мальчишку, то мой палец нажмет на крючок и разнесет ей позвоночник. Посмотри на нее, друг! Только посмотри! Ни одного ожога! Ни одного! Нигде! Смотри, но не трогай! Как, ничего? Разве она не чудо?

Шейлу так и подмывало задрать футболку и продемонстрировать свои сиськи этому остолопу и прочим зевакам. Если бы герой войны когда-нибудь решил попробовать себя в роли сутенера, у него бы это получилось. Однако события казались ей настолько нереальными, что куда там полетам от ЛСД, и она обнаружила, что улыбается, чуть ли не смеется. Грязные мужчины, стоявшие вокруг с ружьями и ножами, уставились на нее. За ними столпились тощие женщины, которые смотрели на нее с крайней ненавистью.

Маклин заметил, что до главного трейлера оставалось еще примерно пятьдесят шагов.

— Мы хотим видеть Толстяка, — сказал он бородатому.

— Конечно! — Бородач не спешил опускать ружье. Его рот саркастически скривился. — Он регулярно встречается с шелудивыми бородавочниками! Угощает их шампанским и икрой. — Он ухмыльнулся. — Кто ты такой, чертяка, чтобы так думать?

— Меня зовут полковник Джеймс Маклин. Я служил пилотом во Вьетнаме, был сбит и провел год в такой дыре, по сравнению с которой это место — роскошный курорт. Я — военный, ты, пень глухой!

Маклин побагровел. «Дисциплина и контроль, — сказал он себе. — Дисциплина и контроль делают мужчину мужчиной». Он несколько раз глубоко вздохнул. В толпе слышались смешки, и кто-то плюнул в его правую щеку.

— Мы хотим видеть Толстяка, — заявил Маклин. — Он здесь вожак? У него больше всего оружия и еды?

— Гони их отсюда! — закричала коренастая женщина с вьющимися волосами, размахивая длинным вертелом. — Нам не нужны их чертовы болезни!

Роланд услышал сзади щелчок взведенного курка и понял, что кто-то держит ствол прямо за его головой. Он вздрогнул и медленно, с жесткой улыбкой, повернулся. Белобрысый парень примерно его возраста, одетый в дутую куртку, целился из ружья ему прямо между глаз.

— Ты воняешь, — сказал он.

Его карие мертвые глаза бросали Роланду вызов, чтобы тот сделал шаг. Роланд стоял спокойно, но его сердце стучало, как отбойный молоток.

— Я говорю, мы хотим видеть Толстяка, — повторил Маклин. — Вы проводите нас или как?

— Больно вы храбрые для бородавочников! — хрипло засмеялся бородатый.

Он оглядел Шейлу Фонтану, оценивая ее бюст и тело, затем опять посмотрел на автомат, который держал Маклин.

Роланд медленно поднял руку и так же медленно опустил ее в карман брюк. Палец белобрысого мальчишки лежал на спусковом крючке. Рука Роланда нашла то, что требовалось, и стала вытаскивать это.

— Оставишь женщину, тогда мы не убьем вас, — сказал Маклину бородатый. — Сможете убраться отсюда в свою нору. Мы забудем, что даже…

Маленькая пластиковая баночка ударилась о землю возле его левого сапога.

— Давай, — сказал Роланд, — возьми, понюхай.

Мужчина заколебался, посмотрел на остальных — те еще кричали и прыгали, пожирая Шейлу Фонтану глазами. Затем опустился на колени, поднял пузырек, брошенный Роландом, откупорил его и понюхал.

— Что за черт!..

— Мне убить его, мистер Лоури? — с надеждой спросил белобрысый.

— Нет! Опусти это чертово ружье!

Лоури снова втянул носом запах из баночки, и его большие голубые глаза начали слезиться.

— Опусти ружье! — рявкнул он, и мальчишка неохотно послушался.

— Ну что, отведете нас к Толстяку? — спросил Маклин. — Полагаю, ему понравится это нюхать, как и тебе, не так ли?

— Где вы это достали?

— Толстяк. Быстро!

Лоури закрыл пузырек, обвел взглядом остальных, оглянулся на трейлер и, прищурившись, задумался. Роланд понял, что извилин у этого типа раз-два и обчелся.

— Хорошо, — махнул он ружьем, — топай, осел.

— Убейте их! — завизжала коренастая. — Не дайте им заразить нас!

— Послушайте, вы, все! — Лоури в одной руке держал ружье, а в другой крепко зажал баночку с порошком. — Они не заразные. Они… просто грязные! Не такие, как другие бородавочники! Я беру ответственность на себя!

— Не пускай их! — закричала другая женщина. — Они чужаки!

— Пошли, — сказал Лоури Маклину. — Если попробуешь что-нибудь сотворить, станешь безголовым уродом. Понял?

Маклин не ответил. Он подтолкнул Шейлу вперед. Роланд последовал за ними к большому серебристому трейлеру. Их сопровождала группа, в которой среди прочих был и агрессивный мальчишка с ружьем.

В десяти шагах от трейлера Лоури приказал им остановиться. Он поднялся по нескольким кирпичным ступенькам к двери и постучал в нее прикладом.

— Кто там? — спросил высокий голос.

— Лоури, мистер Кемпка. Мне нужно кое-что вам показать.

Некоторое время ответа не было. Затем весь трейлер вздрогнул и немножко накренился: это Кемпка-Толстяк, который, как Маклин узнал от одного из бородавочников, заправлял делами в лагере на берегу озера, подошел к двери. Щелкнуло несколько задвижек. Дверь отворилась, но Маклин не смог увидеть того, кто открыл ее. Лоури велел подождать и вошел в трейлер. Дверь закрылась. Немедленно раздались проклятия и смешки, и снова полетели бутылки и банки.

— Ты псих, герой войны, — сказала Шейла. — Они не выпустят нас живыми.

— Раз уж мы пришли, другого пути у нас нет.

Она повернулась к нему, не обращая внимания на автомат. В ее глазах сверкал гнев.

— Ты что, думаешь, можешь убить меня, герой войны? Да как только ты нажмешь на спуск, эти подонки разорвут тебя на кусочки. Кто тебе сказал, что ты имеешь право пользоваться моими запасами? Это «колумбийский сахар» очень высокого качества, а ты им разбрасываешься!

Маклин едва заметно улыбнулся.

— Тебе нужен шанс? — Он не стал дожидаться ответа, потому что знал его. — Ты хочешь иметь пищу и воду? Хочешь спать под крышей, не опасаясь, что кто-нибудь убьет тебя? Я хочу того же, и Роланд тоже. Если мы бородавочники — это пустые мечты; но если мы станем здесь своими, у нас будет шанс этого добиться.

Шейла покачала головой, но, хотя и была разъярена потерей порошка, знала, что он прав. Мальчишка проявил настоящую смекалку, предложив такой выход.

— Ты псих, — обронила она.

— Это мы еще посмотрим.

Дверь трейлера открылась. Лоури высунул голову:

— Хорошо. Входите. Но сначала отдайте автомат.

— Так не пойдет. Автомат останется у меня, — возразил Маклин.

— Ты слышал, что я сказал, мистер?!

— Да, слышал. Автомат останется у меня.

Лоури оглянулся через плечо на человека внутри трейлера, потом сказал:

— Хорошо. Заходите, да побыстрее!

Они поднялись по ступенькам в трейлер, и Лоури закрыл за ними дверь, закрепив ее шваброй, а затем приставил двустволку к голове Маклина.

За столом в глубине комнаты сидела гора жира, одетая в перепачканную соусом футболку и шорты. Рыжие волосы стояли торчком, бороду украшали красно-зеленые полосы — от еды, напичканной пищевыми красителями. Голова выглядела слишком маленькой по сравнению с грудью и массивным животом. У этого человека было четыре подбородка! Его глаза казались маленькими черными бусинками на бледном, дряблом лице.

По трейлеру были разбросаны банки консервов, бутылки кока-колы, пепси и других напитков, у одной из стен громоздились около ста упаковок пива «Будвайзер». За толстяком возвышался целый арсенал: стойка с семью винтовками — одна из них снайперская, — старый автомат Томпсона, базука, различные пистолеты, висевшие на крючках. Перед ним на столе была насыпана горка кокаина из пластикового пузырька, который он крутил в пальцах. Рядом лежал пистолет «люгер», направленный дулом на посетителей.

Толстяк поднес щепотку кокаина к ноздрям и с наслаждением втянул, словно нюхал французские духи.

— У вас есть имена? — спросил он почти девичьим голосом.

— Меня зовут Маклин. Полковник Джеймс Маклин, бывший военнослужащий ВВС Соединенных Штатов. Это Роланд Кронингер и Шейла Фонтана.

Кемпка взял следующую щепоть кокаина и запустил ее в ноздрю.

— Где вы взяли это, полковник Маклин?

— Это мое, — сказала Шейла.

Она подумала, что никогда не видела более омерзительного существа. Даже в слабом желтом свете двух ламп, висевших в трейлере, она с трудом заставляла себя смотреть на Толстяка. Он выглядел как круглый уродец, а в мочках его длинных жирных ушей торчали серьги с бриллиантами.

— И что же, это все?

— Нет, — ответил Маклин. — Далеко не все. Там еще много кокаина и почти все виды таблеток.

— Таблетки, — повторил Кемпка. Его черные глаза нацелились на Маклина. — Какие?

— Всякие. ЛСД, сернил. Болеутоляющие. Транквилизаторы.

— Герой войны, да ты ни черта не смыслишь в колесах! — заметила Шейла и шагнула к Кемпке, и он опустил руку на «люгер». — «Черная прелесть», «шершень», «голубые ангелы», амфетамины, «шипучки» и «красные жала». Все — высокой очистки.

— Да? Вы занимались такими делами, молодая леди?

— В общем да. А чем занимались вы? — Она оглядела беспорядок в трейлере. — Разводили свиней?

Кемпка уставился на нее. У него задрожали подбородки, а потом медленно затрясся живот. Все его лицо колыхалось, будто желе, а с губ сорвался высокий девичий смешок.

— Хи-хи! — засмеялся он, щеки его покраснели. — Хи-хи! Разводил свиней! Хи-хи!

Он махнул толстой рукой Лоури, который пытался сдержать нервный смех. Успокоившись, Кемпка сказал:

— Нет, дорогая, я занимался не разведением свиней. У меня был оружейный магазин в Ранчо-Кордове, к востоку от Сакраменто. Вышло так, что я как раз упаковывал свой товар, когда бомбы стали падать в залив. У меня также хватило ума по пути на восток зайти в бакалейную лавку. Мистер Лоури был клерком в моем магазине. Некоторое время мы прятались в Национальном парке Эльдорадо. Дорога привела нас сюда, и в это же место устремились и другие. Вскоре образовалась маленькая коммуна. Большинство людей приходили для того, чтобы искупаться в озере. Они верили, что эта вода смоет радиацию и очистит их. — Он пожал объемистыми плечами. — Может, так и есть, может, и нет. В любом случае я наслаждаюсь, играя роль Царя горы или кого-то вроде Бога Отца. Если кто-то меня не слушается, я просто изгоняю его к бородавочникам или убиваю. — Толстяк снова хихикнул, его черные глаза весело засверкали. — Понимаешь, здесь я создаю законы. Я, Фредди Кемпка, последний из корпорации «Оружейный супермаркет Кемпки». О, это настоящий успех!

— Неплохо устроился, — пробормотала Шейла.

— Да. Неплохо устроился. — Он растирал кокаин между пальцев и нюхал по очереди каждой ноздрей. — Бог ты мой! Это мощный кокс, не так ли?

Он облизнул пальцы и посмотрел на Роланда Кронингера:

— А кем собираетесь стать вы, вольный кадет?

Роланд не ответил, но подумал: «Я заткну тебе пасть, толстый ослище».

— Как вы оказались в стане бородавочников, полковник? — хихикнул Кемпка.

Маклин рассказал, как разрушился «Дом Земли» и как они выбрались с мальчишкой. Он не упомянул Солдата-Тень, потому что знал: тот не любил, когда о нем говорят с незнакомцами.

— Я понимаю, — сказал Кемпка, когда он закончил. — Да, как говорится, благими намерениями вымощена дорога в ад. Ну что ж, думаю, вы пришли и принесли хорошие наркотики с определенной целью. С какой?

— Мы хотим поселиться в лагере, получить палатку и запас еды.

— Все палатки, которые у нас есть, притащили на собственном горбу те, кто в них живет. Они все переполнены. Мест нет, полковник!

— Найдите. Дайте нам палатку и немного еды, и у вас будет недельный рацион кокаина и таблеток. Можете называть это рентой.

— А что я буду делать с наркотиками, сэр?

Роланд рассмеялся, и Кемпка взглянул на него из-под полуприкрытых век.

— Ну как же, мистер, — шагнул вперед Роланд. — Вы прекрасно понимаете, за эти наркотики можно взять что угодно! За кайф вы можете купить человеческие умы, потому что каждому сейчас хочется забыться. Они отдадут вам все, что вы пожелаете: еду, оружие, горючее — все.

— У меня уже все это есть.

— Вполне возможно, — согласился Роланд. — Но вы уверены, что вам этого хватит? Что, если завтра в лагерь приедет кто-то в еще большем трейлере? И у них будет больше оружия, чем у вас? Что, если они окажутся сильнее и подлее? Люди снаружи, — он кивнул на дверь, — только и ждут кого-нибудь сильного, кто скажет им, что делать. Они хотят, чтобы ими командовали. Они не хотят думать сами. Вот способ положить их умы в свой карман. — Он показал на белоснежную горку.

Кемпка и Роланд молча уставились друг на друга. Подростку казалось, что он смотрит на гигантского слизняка. Черные глаза Кемпки впились в Роланда, и наконец слабая улыбка скользнула по его губам.

— Эти наркотики купят мне милашку вольного кадета?

Роланд не знал, что ответить. Должно быть, ошеломление проявилось на его лице, потому что Кемпка фыркнул и захихикал. Смех оборвался, и Толстяк сказал Маклину:

— Что мешает мне сейчас убить вас и забрать все наркотики, полковник?

— Одно: дурь зарыта на территории бородавочников. И только Роланд знает, где они. Он будет приносить порцию раз в неделю, но если кто-нибудь вздумает пойти за ним, то останется без головы.

Кемпка побарабанил пальцами по столу, глядя на горку кокаина, на Маклина и Роланда — минуя женщину — и снова на «колумбийский сахар».

— Я знаю, куда девать наркотики, мистер Кемпка, — сказал Лоури. — Вчера пришел парень с газовым обогревателем, который наверняка мог бы утеплить ваш трейлер. У другого парня есть целый мешок виски. И нам нужны шины для грузовика. Я с удовольствием отобрал бы и обогреватель, и бутылки «Джек Дэниелс», но оба новеньких вооружены до зубов. К тому же, возможно, неплохо было бы продавать наркотики за стволы.

— Я сам решу, хорошая это мысль или нет. — Кемпка нахмурился, и его лицо пошло рябью. Он шумно выдохнул. — Найди им палатку. Поближе к трейлеру. И скажи всем, что если кто-нибудь их тронет, то будет отвечать перед Фредди Кемпкой. — Толстяк широко улыбнулся Маклину. — Полковник, я полагаю, что ты и твои друзья станете очень интересным дополнением к нашей маленькой семье. Думаю, мы могли бы называть вас фармацевтами, не так ли?

— Думаю, что да. — Маклин подождал, пока Лоури опустит ружье, и сам в свою очередь опустил автомат.

— Теперь все довольны? — Толстяк уставился на Роланда Кронингера черными жадными глазами.

Лоури привел их к маленькой палатке в тридцати ярдах от трейлера. Ее занимала молодая пара. Девушка держала на коленях спеленатого младенца. Лоури направил ружье в голову парню и сказал:

— Убирайся!

Осунувшийся и изможденный, с провалившимися от усталости глазами, парень сунул руку под спальным мешком. Он занес руку с охотничьим ножом, но Лоури шагнул вперед и сапогом со всей силы наступил на тонкое запястье. Роланд смотрел во все глаза, как человеку ломали кости. Взгляд мальчишки был пустым, ничего не выражающим, даже когда раздался хруст: Лоури лишь выполнил приказ.

Младенец заплакал, девушка вскрикнула, но молодой мужчина только держался за сломанное запястье и тупо смотрел на Лоури.

— Вон! — Бородач приставил ружье к голове жертвы. — Или ты глухой, придурок?

Они тяжело поднялись на ноги. Парень остановился, чтобы здоровой рукой собрать спальные мешки и рюкзак, но Лоури схватил его за шиворот и выкинул наружу. Мужчина упал на землю. Его жена зарыдала, бросилась к нему. Собралась толпа зевак.

— Животные! Грязные животные! Это наша палатка! Наша! — завизжала девушка.

— Теперь уже не ваша! — Лоури показал ружьем на территорию бородавочников. — А ну брысь!

— Это несправедливо! Несправедливо! — рыдала бедняжка.

Она умоляюще глядела на собравшихся зрителей. Роланд, Маклин и Шейла тоже посматривали кругом; на всех лицах в толпе читалось одно и то же: вялое равнодушное любопытство, как будто они смотрели телевизор. Хотя кое у кого еще можно было заметить слабое выражение отвращения или жалости, большинство зевак были уже свободны от всех эмоций.

— Помогите нам! — умоляла девушка. — Пожалуйста… кто-нибудь, помогите!

У нескольких человек было оружие, но никто не вмешался. Маклин понимал почему: иначе не выжить. Здесь властвовал Фредди Кемпка, а Лоури был его лейтенантом — возможно, одним из многих, которых он использовал как уши и глаза.

— Убирайтесь, — повторил Лоури.

Женщина выла и рыдала, но мужчина наконец встал и с помертвевшими глазами побежденного медленно побрел туда, где ржавели обломки машин и разлагались трупы. Лицо его жены исказила ненависть. Держа ребенка на руках, она встала и закричала толпе:

— Это случится и с вами! Вы еще поймете! Они заберут все, что у вас есть! Придут и вышвырнут вас вон!

Лоури размахнулся и прикладом стукнул младенца по голове. Сила удара свалила женщину на землю. Детский плач затих навсегда. Мать посмотрела в лицо ребенка и издала слабый сдавленный стон.

Шейла Фонтана не верила своим глазам. Она хотела отвернуться, но не смогла. Ее мутило, в ушах звучал крик младенца и эхом отдавался в голове. Она зажала рот рукой, чтобы не закричать.

Молодой мужчина, ходячий труп в лохмотьях, шел через равнину, даже не потрудившись оглянуться. Наконец девушка с судорожным вздохом встала, прижимая безмолвное дитя к груди. Ее огромные выпученные глаза встретились с глазами Шейлы. Шейла почувствовала, что ее душа превратилась в пепел.

«Если бы только ребенок перестал плакать, — подумала она. — Если бы только…»

Молодая мать последовала за мужем в туман. Зеваки начали расходиться.

Лоури опустил приклад ружья на землю и, кивнув на палатку, сказал:

— Похоже, у нас появилось свободное место, полковник.

— Вы… как вы могли? — спросила Шейла. Ее трясло и тошнило, но лицо оставалось бесстрастным, а взгляд — холодным и суровым.

— Нельзя забывать, кто здесь диктует правила. Ну? Так вам нужна палатка или нет?

— Нужна, — ответил Маклин.

— Тогда входите. Здесь даже есть пара спальных мешков и немного еды. Прямо как дома?

Маклин и Роланд вошли в палатку.

— А где буду жить я? — спросила Шейла.

Он улыбнулся, оглядывая ее сверху донизу:

— У меня в трейлере есть классный спальный мешок. Понимаешь, обычно я сплю с мистером Кемпкой, но я не сторонник этого. Он любит молоденьких мальчиков и ни черта не понимает в женщинах. Что ты на это скажешь?

Шейла ощутила запах его тела и не могла решить, кто же хуже: он или герой войны.

— Забудь об этом, — сказала она. — Я остаюсь здесь.

— Рано или поздно ты будешь моей.

— Когда ад замерзнет.

Лоури послюнил палец и выставил его, чтобы определить направление ветра.

— Становится довольно морозно, дорогая, — заметил он, затем засмеялся и не спеша направился к трейлеру.

Фонтана презрительно посмотрела на него, потом обернулась в сторону бородавочников и увидела неясные силуэты мужчины и женщины, шедших через туман в неизвестность.

«У них не было ни малейших шансов, — успокаивала она себя. — Возможно, они и сами знали это. Ребенок все равно бы умер. Конечно. Он был едва жив».

Но этот случай оставил в ее памяти более глубокий след, чем все испытанное раньше: она не могла не думать о том, что там, где несколькими минутами раньше был человек, теперь зияет пустота. И все это случилось из-за ее наркотиков, из-за того, что она пришла сюда с одноруким полковником и заигравшимся в войну сопляком. Ей вспомнились слова Руди: «Каждый сам прикрывает свою задницу».

Молодая пара пропала из виду за пеленой дождя. Шейла повернулась спиной к земле бородавочников и проскользнула в палатку.

Глава 39Райский уголок

— Свет! — закричал, указывая вдаль, Джош. — Посмотрите! Там впереди свет!

Они шли по шоссе, тянувшемуся через безжизненные окраины. Сван и Леона тоже увидели свет, который заметил Джош: голубовато-белая иллюминация отражалась от низких густых облаков.

— Это Мэтсон, — сказала Леона, ехавшая на коне без седла. — Боже всемогущий! У них в Мэтсоне есть электричество!

— Сколько там живет народу? — спросил ее Джош, стараясь перекричать ветер.

— Тринадцать-четырнадцать тысяч. Это действительно город.

— Слава богу! Они, должно быть, починили электростанцию! Сегодня вечером у нас будет горячая пища!

Джош с новой силой налег на тачку, будто у него на пятках выросли крылья. Сван шла за ним с ивовым прутиком и маленькой сумкой, а Леона коленями понукала Мула, чтобы он шел вперед. Конь слушался ее беспрекословно, он был рад снова служить кому-то. Где-то позади маленький терьер понюхал воздух и тихо зарычал, но тем не менее последовал за ними.

В облаках, накрывших Мэтсон, сверкали молнии, ветер приносил раскаты грома. Рано утром путники покинули ферму Джаспинов и целый день шли по узкому шоссе. Джош пытался надеть на Мула седло и уздечку, но, хотя конь вел себя покорно, никак не получалось нацепить на него сбрую. Седло упорно сползало, и Джош не мог сообразить, как надевается уздечка. Каждый раз, когда Мул начинал всхрапывать, Джош отпрыгивал назад, ожидая, что животное взбрыкнет и встанет на дыбы, и в конце концов бросил эту затею. Однако конь принял вес Леоны без возражений, несколько миль он нес и Сван. Казалось, он был очень доволен, что присоединился к девочке, и следовал за ней, как щенок. Иногда из темноты доносился лай — терьер давал им знать, что он рядом.

Сердце Джоша заколотилось. Этот свет выглядел воистину прекрасным — лучше был разве что тот знаменательный свет фонарика, который пронзил темноту подвала Поу-Поу.

«Бог ты мой! — подумал он. — Горячая пища, теплое место для сна и — верх наслаждения! — возможно, даже настоящий туалет!»

Приближалась гроза, но ему было все равно. Этой ночью они будут отдыхать в роскоши!

Джош повернулся к Сван и Леоне:

— Господи, мы возвращаемся к цивилизации!

Он сказал это так громко, что даже ветер смутился, а Мул подпрыгнул.

Но улыбка застыла на лице Леоны и постепенно начала исчезать. Пальцы женщины вцепились в черную гриву Мула.

Она не была уверена в том, что именно увидела. Совсем не уверена.

«Это была игра света, — подумала она. — Световая иллюзия. Да, точно. Всего лишь».

Леоне показалось, что на месте лица у Джоша Хатчинса она увидела череп. Но это произошло слишком быстро, она и моргнуть не успела, как череп исчез.

Она уставилась на затылок Сван.

«О господи, — разволновалась Леона, — что я буду делать, если лицо ребенка окажется таким же?»

Ей потребовалось некоторое время, чтобы собрать все свое мужество.

— Сван? — позвала она тонким испуганным голосом.

— Мэм? — Сван оглянулась.

Леона затаила дыхание.

— Да, мэм? — повторила девочка.

Старушка заставила себя улыбнуться.

— Ох… так, ничего, — сказала она и пожала плечами: череп не проявился. — Я… только хотела увидеть твое лицо.

— Мое лицо? Зачем?

— Я просто думала… какое оно прелестное. — Леона запнулась, поняв свою ошибку. — Я имею в виду, каким оно станет красивым, когда заживет. А так и будет! Ты ведь знаешь, что это за штука — кожа. Конечно, да! Все заживет, и ты будешь хорошенькой, как картинка!

Сван не ответила. Она вспомнила ужас, который испытала, увидев себя в зеркале, когда принимала ванну.

— Не думаю, что мое лицо когда-нибудь заживет, — сказала она откровенно.

Неожиданно ужасная мысль осенила ее.

— Уж не боитесь ли вы… — На мгновение она замолчала, не в состоянии выговорить это. — Вы не считаете… что я испугаю жителей Мэтсона?

— Конечно нет! Даже не думай о таком!

Подобная мысль действительно не возникала у Леоны, но теперь старушка подумала, что, увидев Джоша и Сван, жители города, пожалуй, умрут от страха.

— Кожа у тебя скоро заживет, — подтвердила Леона. — Кроме того, это всего лишь внешнее лицо.

— Внешнее лицо?

— Да. Каждый имеет два лица, детка: внешнее и внутреннее. Внешнее — такое, как тебя видят люди, а внутреннее — то, как ты действительно выглядишь, настоящее лицо. Если бы можно было стряхнуть внешнее лицо, то мир увидел бы, каков человек на самом деле.

— Стряхнуть? А как?

Леона улыбнулась:

— Ну, Господь пока не придумал способа это сделать. Но еще придумает. Иногда все же можно увидеть подлинное лицо человека, но только на секунду или две: если ты посмотришь пристальнее, то разглядишь внутреннее лицо, возможно не очень-то и отличающееся от внешней маски.

Она кивнула, глядя вперед, на огни Мэтсона.

— Я видела довольно красивых людей с уродливыми внутренними лицами. И встречала некоторых мирных деревенских жителей с кривыми зубами и большими носами, но с небесным светом в глазах. Я знаю, что если бы можно было видеть их внутренние лица, то их красота заставляла бы преклонять колени. Примерно такое же внутреннее лицо и у тебя. И у Джоша тоже. Так ли уж важно, каково твое внешнее лицо?

Девочка несколько мгновений колебалась.

— Хотелось бы верить.

— Тогда просто прими это за правду, — сказала Леона, и Сван успокоилась.

Свет манил их вперед. Шоссе взобралось еще на один холм, затем, плавно изгибаясь, стало спускаться к городу. На горизонте сверкнула молния. Мул под Леоной фыркнул и заржал. Сван услышала в лошадином ржании нервную ноту.

«Мул взволнован, потому что скоро мы придем к людям», — подумала она.

Но нет — это не были звуки эмоционального возбуждения; Сван почувствовала в них недоверие. Нервозность коня передалась ей, она ощутила беспокойство, будто безмятежно шла через широкое золотое поле, а фермер в красной кепке прокричал ей: «Эй, девочка, берегись, в этих зарослях гадюки!»

Не то чтобы она боялась змей — совсем нет. Однажды, когда ей было пять лет, она подняла змею прямо из травы, пробежала пальцами по красивой переливающейся спинке и полоскам на хвосте. Затем положила ее обратно и смотрела, как змея неторопливо уползает прочь. И только позднее, когда рассказала об этом маме и получила в ответ взбучку, Сван поняла, что нужно было бояться.

Мул заржал и замотал головой. Они спустились с холма и подошли к зеленому щиту: «Добро пожаловать в Мэтсон, штат Канзас! Мы сильны, горды и справедливы!»

Джош неожиданно остановился, и Сван чуть не налетела на него.

— Что случилось? — спросила Леона.

— Смотрите.

Он показал на город.

Дома и строения окутывала темнота, света не было ни в одном оконце, ни на одном крылечке. Не горели фонари на улицах, не было видно фар, не отсвечивали дорожные знаки и разметка. Мерцание, которое отражали облака, исходило откуда-то из середины города, из-за мертвых темных строений, разбросанных по сторонам шоссе. Не было слышно ни звука, только выл ветер.

— Думаю, источник света — где-то в центре города, — сказал Джош. — Если здесь есть электричество, то почему же нет света в окнах домов?

— Может быть, все в одном месте? — предположила Леона. — На стадионе, в мэрии или еще где-нибудь.

Джош кивнул.

— Тогда там должны быть машины, — решил он, — и должны работать светофоры. Я не вижу ни одного.

— Может, они берегут электричество? Наверное, станция еще не такая надежная?

— Может быть, — ответил Джош.

Но в Мэтсоне было что-то жуткое. Почему не горел свет в окнах домов, когда где-то в центре все сверкало от огней? И везде было тихо — очень, очень тихо. У Джоша появилось такое чувство, что им следует повернуть назад, но ветер был холодным, и они уже немало прошли. В городе должны быть люди! Конечно! Они все собрались в одном месте, как предположила Леона. Может, у них собрание или еще что-то. В любом случае пути назад не было. Он снова принялся толкать тачку. Сван последовала за ним, а конь с Леоной на спине — за Сван. Слева, обгоняя их, через сорняки бежал терьер.

Другой дорожный щит рекламировал местный мотель: «Бассейн! Кабельное телевидение!», третий сообщал, что лучшие кофе и бифштексы в городе можно найти в ресторане «Хайтауэр» на Кейвинер-стрит.

Они шли по дороге между полей. Сперва миновали что-то темное и шаровидное, затем — общественный бассейн, где стулья и шезлонги были свалены так, что образовывали цепочку-изгородь. Последний дорожный щит оповещал об июльской распродаже фейерверков в «Торговом доме К» на Биллапс-стрит, и они вступили в Мэтсон.

Милый городок, подумал Джош, когда они проходили по главной улице. Здания из камня и бревен знаменовали собой городскую черту. Чуть дальше дома были в основном кирпичными, многие из них одноэтажными — вполне обычные, но довольно славные. В районе маленьких лавочек и магазинов была установлена статуя: на пьедестале кто-то коленопреклоненный держал одну руку на Библии, а другую вздымал к небу, напоминая Джошу шоу Энди Гриффита. Над одним из магазинов раскачивался навес, а окна в Первом гражданском банке Мэтсона были выбиты. Из мебельного магазина была вытащена вся обстановка, свалена на улице в кучу и сожжена. Рядом стояла перевернутая полицейская машина, тоже сгоревшая дотла. Джош не стал заглядывать внутрь. Над головой прогремел гром, молния заплясала по небу.

Чуть дальше они нашли стоянку подержанных авто. «Марка дядюшки Ройса!» — гласило объявление. Под рядами разноцветных развевающихся транспарантов стояло шесть пыльных машин. Джош проверил их все, одну за другой. Сван и Леона ждали, Мул беспокойно фыркал. Две оказались с проколотыми шинами, третья — с разбитыми окнами. Остальные — «импала», «форд-файрлэйн» и красный пикап — с виду казались в приличном состоянии. Джош вошел в маленькую контору, увидел широко открытую дверь и с помощью фонаря отыскал на доске ключи ко всем трем машинам. Он забрал их и стал методично пробовать. «Импала» не издала ни звука, пикап был мертв, а двигатель последнего автомобиля зашипел, заскрежетал так, будто железную цепь волочили по гравию, и затих. Джош открыл капот и обнаружил, что мотор полностью раскурочен — видимо, топором.

— Черт побери! — выругался Хатчинс, и его фонарь выхватил что-то, накорябанное на сухой грязной крышке изнутри: «Да восславят все лорда Альвина».

Он уставился на корявую надпись, вспоминая, что уже видел подобную — хотя и выведенную другой рукой и при других обстоятельствах — в доме Джаспинов прошлой ночью.

Вернувшись к Сван и Леоне, он сказал:

— Все эти машины сломаны. Думаю, кто-то специально их разворотил. — И посмотрел в сторону света, который теперь был намного ближе. — Ну, — заключил он, — пойдем узнаем, что это такое?

Леона взглянула на него, затем быстро отвела глаза: она не была уверена, что снова не увидела череп. В этом странном свете она не могла сказать наверняка. Ее сердце заколотилось сильнее, и она не знала, что делать или говорить.

Джош снова стал толкать тачку перед собой. Терьер тявкнул несколько раз вдалеке и замолк. Они передвигались по главной улице мимо магазинов с разбитыми витринами, мимо все большего числа перевернутых и сожженных машин. Свет принуждал их идти вперед; и хотя у каждого из них были собственные проблемы, они шли с надеждой, как мотылек летит на свечу.

Небольшой дорожный знак на углу указывал направо: «Институт нервных расстройств, 2 мили». Джош посмотрел туда и не увидел ничего, кроме темноты.

— Это приют для психов, — сказала Леона.

— Приют для кого? — Он поразился. — Что это значит?

— Сумасшедший дом. Ну, знаешь, куда помещают людей, у которых крыша поехала. Этот — один из известнейших в штате. Полный людей, слишком ненормальных для тюрьмы.

— Вы имеете в виду… психов-преступников?

— Да, точно.

— Вот здорово, — сказал Джош.

Чем быстрее они уйдут из этого города, тем лучше! Он не хотел гулять за две мили от психбольницы, полной свихнувшихся убийц. Бросив взгляд в темноту, где пряталось это заведение, он почувствовал, как кожа покрывается мурашками.

Они прошли еще один квартал молчаливых домов, миновали темный мотель «Мэтсон» и ресторан «Хайтауэр» и попали на огромную автостоянку. Перед ними, освещенный и блистающий, стоял «Торговый дом К», а рядом с ним — гигантский супермаркет.

— Боже всемогущий! — выдохнул Джош. — Магазины!

Сван и Леона уставились на это зрелище так, будто никогда раньше не видели таких светлых и огромных витрин. Автоматические мощные прожекторы освещали желтым мерцанием участок парковки, где стояло примерно пятьдесят-шестьдесят машин, спальных прицепов и пикапов. Все было припорошено канзасской пылью. Джош был совершенно ошеломлен, и ему пришлось побалансировать, чтобы его не свалил ветер. Раз там горело электричество, пришло ему в голову, значит холодильники в супермаркете должны действовать и внутри, разумеется, есть бифштексы, мороженое, холодное пиво, яйца, бекон, ветчина и еще бог знает что. Он посмотрел на ярко освещенные витрины «Торгового дома К», лихорадочно соображая, какие еще радости поджидают их. Радио и батарейки, карманные фонари и лампы, оружие, перчатки, керосиновые обогреватели, плащи! Он не знал, что делать, плакать или смеяться от радости, но оттолкнул тачку в сторону и направился к «Торговому дому К», словно в бреду.

— Подожди! — закричала Леона, слезла с коня и поспешила за Джошем. — Подожди минутку!

Сван поставила сумку на землю и, держа в руке Плаксу, пошла за Леоной. Следом брел конь. Терьер несколько раз тявкнул, заполз под брошенный «фольксваген» и стал оттуда наблюдать за продвижением людей через автостоянку.

— Подожди! — снова позвала Леона, не поспевая за Джошем, а он несся к супермаркету на всех парах.

— Джош! Подожди нас! — крикнула Сван и поторопилась вдогонку.

Некоторые витрины были разбиты, но Джош решил, что это сделал ветер. Он не имел представления о том, почему свет горел только здесь и нигде больше. «Торговый дом К» и супермаркет были похожи на два родника в сожженной пустыне. Сердце у Джоша выскакивало из груди.

«Сласти! — подумал он жадно. — Булочки! Глазированные орехи!»

Он боялся, что ноги откажут ему прежде, чем он доберется до «Торгового дома К», или что видение задрожит и исчезнет, когда он пройдет в одну из дверей. Но ничего подобного не произошло: он вошел в огромный магазин и застыл. Полки и витрины ломились от радостей жизни с магическими надписями «Закуски», «Сласти», «Спортивные товары», «Все для автомобилей», «Товары для дома» на деревянной афише со стрелками, указывающими на различные секции магазина.

— Боже мой! — воскликнул Джош, полупьяный от экстаза.

Вошла Сван, затем Леона. Терьер тоже проскочил внутрь, промчался мимо Джоша и исчез в центральном торговом ряду. Дверь закрылась, и они все вместе очутились в магазине, а конь ржал и метался снаружи.

Миновав витрины с грилями и мешками древесного угля, Джош бросился к сластям. Ему до дрожи хотелось шоколадных конфет. Он проглотил три «Милки вэй» и начал уплетать содержимое полуфунтового пакета «Эм-энд-эмс». Леона подошла к стойке с толстыми спортивными носками. Сван бродила среди прилавков, пораженная обилием товаров и непривычно яркими красками.

Набив рот шоколадом, Джош переключился на сигареты, сигары и трубки с табаком. Он выбрал пачку «Хав-а-Тампа Джуэлс», нашел рядом спички, сунул сигару в рот, зажег, глубоко затянулся. Он чувствовал себя так, будто попал в рай. Но еще не все удовольствия супермаркета он испробовал.

Где-то далеко впереди несколько раз пролаял терьер. Сван оглядела проходы, но не увидела собаки. Ей не понравился этот лай, потому что он нес предупреждение, и, после того как терьер загавкал снова, она услышала визг, будто песика ударили. Затем последовал еще более злобный лай.

— Джош! — позвала Сван.

Его голову окружало облако ароматного дыма. Он затянулся сигарой и снова набил рот конфетами. Их было столько, что он не сумел ответить Сван, а только помахал ей.

Девочка медленно направилась вглубь магазина, а терьер все продолжал лаять. Она подошла к трем манекенам в костюмах. На одном из них, стоявшем в середине, была голубая бейсболка. Сван подумала, что она совсем не вяжется с этим костюмом, но должна оказаться ей впору. Она встала на цыпочки и сняла кепку.

Восково-бледная голова целиком отвалилась от плеч манекена, скатилась из жесткого белого воротничка рубашки и упала прямо к ногам ребенка со звуком, похожим на удар молотка по арбузу.

Сван уставилась на нее широко раскрытыми глазами, держа кепку в одной руке, а Плаксу — в другой. Слипшиеся седые волосы, выпученные глаза в потемневших глазницах; на щеках и подбородке — следы седых бакенбард. Теперь она разглядела красное мясо и желтый срез кости там, где голова была срублена с человеческой шеи.

Быстро заморгав, девочка посмотрела на другие манекены. У одного из них была голова подростка: его рот раскрылся и язык вывалился наружу, глаза были заведены к потолку, корочка крови застыла на ноздрях. У третьего — голова пожилого мужчины, лицо которого кто-то разрисовал цветными мелками.

В ужасе Сван попятилась по проходу — и задела четвертый и пятый манекены в женской одежде. Срубленные головы женщины средних лет и маленькой рыжей девочки выскочили из воротников и упали по другую сторону. Лицо ребенка оказалось повернуто к Сван. Страшный рот с засохшей кровью был раскрыт в беззвучном плаче.

Сван закричала. Она кричала долго и громко и не могла остановиться. С воплем понеслась она прочь от человеческих голов и, пока бежала, видела вокруг новые манекены, и еще, еще: одни — с разбитыми и измятыми головами, другие — разрисованные фальшивыми улыбками. Она подумала, что если не перестанет кричать, то ее легкие разорвутся, и когда почти добежала до Джоша и Леоны, кричать уже не могла, потому что израсходовала весь воздух. Часто дыша, она уходила прочь от страшных голов и за возгласом Джоша расслышала, как в дальнем конце магазина завизжал от боли терьер.

— Сван! — позвал Джош, выплевывая полупрожеванную конфету. Он видел, что она бежит к нему — с лицом желтым, как канзасская пыль, заливаясь слезами. — Что слу…

— Объявляется специальный приз! — раздался веселый голос из оживших громкоговорителей супермаркета. — Вниманию всех в магазине! Объявляется специальный приз! У входа три новых гостя! Поспешите для наилучших сделок!

Они услышали нараставший шум мотоциклов. Джош подхватил Сван как раз в тот момент, когда байк пронесся мимо них по проходу. Сидевший на нем был одет дорожным полицейским, но в индейском головном уборе.

— Сзади! — закричала Леона, и Джош со Сван на руках перепрыгнул через прилавок с ванночками для льда.

Мотоцикл за его спиной был остановлен витриной с транзисторами. Множество фигур бежало к ним через проходы между полками, а громкоговорители повторяли снова и снова: «Объявляется специальный приз!»

К ним двигался громадный чернобородый человек, толкавший перед собой тележку-корзину, в которой сидел скрюченный карлик. За ним следовали другие — самого разного возраста и наружности, во всевозможных нарядах, от костюмов до купальных халатов, некоторые с запудренными добела лицами или с нарисованными на них полосками. Джош с ужасом понял, что большинство несли с собой оружие: топоры, пики, мотыги, садовые ножницы, ружья, ножи и цепи. Проходы были полны людей, которые прыгали перед прилавками, ухмыляясь и визжа.

Джош, Сван и Леона прижались друг к другу под натиском орущей толпы из сорока с лишним мужчин.

«Сберегите дитя!» — подумал Джош.

Когда один из бандитов подполз, чтобы схватить Сван за руку, Хатчинс ударил его по ребрам так, что затрещали кости и нападавший полетел в толпу. Это действие вызвало одобрительные возгласы. Сидевший в тележке уродливый карлик, чье морщинистое лицо было изрисовано оранжевыми молниями, закричал:

— Свежее мясо! Свежее мясо!

Другие подхватили его крик. Истощенный человек дернул Леону за волосы, кто-то еще схватил ее за руку и потянул в толпу. Словно дикая кошка, она стала отбиваться руками и ногами, отталкивая своих мучителей. Тяжелое тело приземлилось на плечи Джошу, царапая ему глаза, но он развернулся и закинул этого гада обратно в море злобных лиц. Сван защищалась Плаксой, била по страшным мордам и носам.

— Свежее мясо! — кричал карлик. — Спешите взять свежее мясо!

Чернобородый прихлопывал в ладоши и танцевал.

Джош ударил кого-то квадратного в рот, и два зуба вылетели, словно брошенные в игре кости.

— Прочь! — взревел он. — Прочь от нас!

Но они подступали все ближе, и их было слишком много. Трое мужчин тянули Леону в толпу. Джош мельком увидел ее испуганное лицо. Кулак поднялся и опустился, и ноги Леоны отказали.

«Черт бы их побрал! — ругался Джош, ударяя ногой ближайшего маньяка по коленной чашечке. — Сберегите дитя! Я должен сберечь ее».

Его ударили кулаком по почкам, сбили с ног, и он невольно отпустил Сван, которую держал все это время. Пальцы хлестали его по глазам, кулак бил в челюсть, ботинки и сапоги врезались в бока и спину, и казалось, весь мир слился в едином насилии.

— Сван! — закричал Джош, пытаясь подняться.

Люди бросились на него, как крысы. Сквозь красную пелену боли Джош увидел человека с огромными рыбьими глазами — тот стоял над ним с топором. Джош непроизвольно выбросил руку вверх, чтобы защититься, но он знал, что топор вскоре опустится и все будет кончено.

«О черт! — подумал он, когда изо рта у него потекла кровь. — Славное тут местечко!»

Он собрал волю для броска, надеясь, что сумеет из последних сил встать и ударить, вышибить этому ублюдку мозги. Топор достиг высшей точки замаха.

— Отставить! — неожиданно раздался голос.

Эффект оказался такой же, какой производит на диких зверей щелчок кнута. Почти все до единого остановились и отошли назад. Человек с рыбьими глазами осторожно опустил топор, другие тоже оставили Джоша в покое. Он сел, увидел Сван и притянул ее к себе; девочка все еще держала Плаксу и сама плакала от испуга. Леона стояла на четвереньках неподалеку, из пореза над левым глазом сочилась кровь, на скуле вздувался багровый кровоподтек.

Толпа расступилась, кого-то пропуская. Грузный лысый мужчина в комбинезоне и ковбойских сапогах, с голой грудью и с мегафоном в мускулистых руках, украшенных разноцветными татуировками, вошел в круг. Он посмотрел на Джоша темными глазами из-под нависших неандертальских бровей.

«О черт! — подумал Джош. — Парень не мельче любого борца-тяжеловеса».

За лысым неандертальцем подошли еще двое с разрисованными лицами, на плечах они несли туалетную кабинку. В ней сидел мужчина в темно-пурпурной мантии, с белыми, до плеч, вьющимися волосами. Его лицо было узкое, вытянутое, с волнистой светлой бородой, глаза под густыми белыми бровями — мутного оливкового цвета. Их оттенок напомнил Джошу пруд возле дома, где он провел детство: однажды летним утром в этом водоеме утонули два маленьких мальчика. Джошу тогда сказали, что на дне лежит, свернувшись кольцами, чудовище и ждет очередных жертв.

Этому молодому человеку было лет двадцать — двадцать пять. Он был в белых перчатках, джинсах, кроссовках «Адидас» и красной рубашке. На лбу был нарисован зеленый знак доллара, на левой скуле — красное распятие, а на правой — черные вилы дьявола.

Неандерталец поднес рупор ко рту и проорал:

— Да восславят все лорда Альвина!

Глава 40Чей-то крик перерождения

Маклин услышал в ночи пение сирен и понял — пора. Он осторожно выполз из спального мешка, чтобы не побеспокоить Роланда и Шейлу. Полковник боялся боли и не хотел, чтобы кто-то из них пошел вместе с ним и видел его слабость.

Выйдя из палатки на холодный воздух, Маклин медленно двинулся в сторону озера. Вокруг поблескивали факелы и костры лагеря, ветер трепал черно-зеленоватые бинты, которыми был перевязан обрубок его руки. Полковник ощущал тошнотворный запах: уже несколько дней кость гнила. Началось заражение. Левая ладонь Маклина опустилась на рукоятку ножа, висевшего на поясе его брюк. Ему предстояло вскрыть рану и окунуть плоть в целебные воды Большого Соленого озера.


Едва полковник вышел из палатки, проснулся и сел Роланд Кронингер. Автомат был зажат у него в руках. Он всегда спал с ним, держал при себе, даже когда Шейла Фонтана позволяла ему заниматься с ней непристойностями. Роланд любил смотреть, как она проделывала это с Королем. Они, в свою очередь, кормили ее и защищали от других мужчин. Трио сложилось отличное. Роланд знал, куда пошел Король и зачем. В последнее время рана Короля пахла очень скверно. Вскоре Роланд услышит в ночи крик, какие он часто слышал, когда лагерь успокаивался. Он был Рыцарем Короля и полагал, что всегда должен находиться с ним, чтобы помогать ему, но это Король хотел сделать один. Роланд снова лег, автомат покоился на его груди. Шейла что-то пробормотала и вздрогнула во сне. Роланд лежал и ждал, когда раздастся крик, знаменующий перерождение Короля.


Маклин миновал шалаши, картонные коробки-убежища и машины, в которых обитали целые семьи. Запах соленой воды жалил ноздри, обещая боль и очищение, превосходящие все, что Маклин когда-либо испытывал. Земля начала медленно спускаться к краю воды, вокруг валялись окровавленная одежда, тряпки, повязки и бинты, сорванные или сброшенные исцелявшимися до него.

Он вспомнил крики, которые слышал по ночам, и его нервы дрогнули. Он остановился менее чем в двадцати шагах от того места, где озеро подбиралось к скалистому берегу. Его призрачная рука зудела, и обрубок болезненно пульсировал в такт сердцебиению.

«Я не могу! — подумал он. — Господи, я не могу!»

— Дисциплина и контроль, мистер, — сказал голос справа от него.

Там с луноподобным лицом, изрисованным камуфляжными полосками коммандос под краем шлема, стоял Солдат-Тень, уперев белые, как кость, руки в бока.

— Если ты упустишь эту возможность, то что же у тебя останется?

Маклин не ответил. Плеск воды у берега был одновременно и соблазнительным, и пугающим.

— Что, нервишки сдали, Джимми? — спросил Солдат-Тень, и Маклину показалось, что его голос похож на голос отца. В нем звучали те же ноты насмешливого отвращения. — Ну, это неудивительно, — продолжал Солдат-Тень. — Тебе ведь удалось уничтожить этот дерьмовый «Дом Земли»? Ну! Ты же действительно потрудился на славу!

— Нет! — Маклин покачал головой. — Это не моя вина!

Солдат-Тень тихо рассмеялся.

— Ты знал, Джимми. Ты знал, что в «Доме Земли» далеко не все в порядке, но продолжал принимать сосунков, потому что почувствовал запах денег братьев Осли. Приятель, это ты убил всех этих несчастных болванов! Ты похоронил их под несколькими сотнями тонн камня, а спас лишь собственную задницу.

Теперь Маклин подумал, что это действительно голос его отца и что лицо Солдата-Тени напоминает полноватое, с ястребиным носом лицо давно покойного Маклина-старшего.

— Просто у меня была возможность спастись, — ответил он слабым голосом. — Что же мне теперь, ложиться и умирать?

— Черт, у мальчишки куда больше здравого смысла и мужества, чем у тебя, Джимми! Это ведь он вытащил тебя! Он заставил тебя двигаться, он добывал жратву, чтобы ты не подох с голоду! Если бы не мальчишка, ты бы не топтался сейчас здесь и не дрожал в своих ботинках, страшась этой маленькой боли! Вот он знает, как важны дисциплина и контроль, Джимми! Ты — всего лишь усталая старая развалина, которой следовало бы окунуться в это озеро, опустить голову под воду и глубоко вдохнуть, как сделали они. — Солдат-Тень кивнул туда, где плавали раздутые тела самоубийц. — Раньше, руководя «Домом Земли», ты, показной герой, думал, что это для тебя — дно, полное падение. Так вот, дно — здесь, Джимми. На этом самом месте. Грош тебе цена, если ты не сумеешь взять себя в руки.

— Нет! — сказал Маклин. — Это… это все не так!

Рука указала на Большое Соленое озеро.

— Так докажи это!


Роланд почувствовал, что снаружи кто-то есть. Он сел, щелкнул затвором. Иногда по ночам вокруг бродили мужчины, чуя Шейлу, и их приходилось отпугивать.

Свет внезапно ослепил его. Он прицелился в фигуру, державшую фонарь.

— Опусти ствол, — сказал человек. — Я не хочу неприятностей.

Шейла вскрикнула и села, дико оглядываясь. Она отодвинулась от человека с фонарем. Ей снова приснился ставший уже привычным кошмар: Руди тащится к палатке, лицо его бледное, ни кровинки, рана на горле раскрывается, будто огромный рот, и из лиловых губ вылетает шипящий голос: «Ну что, убила сегодня еще какого-нибудь младенца, Шейла, дорогая?»

— У вас будут неприятности, если вы не уберетесь, — сказал Роланд и уставился на пришельца свирепыми глазами. Он крепко держал автомат, его палец лежал на спусковом крючке.

— Это я, Джад Лоури. — Он осветил свое лицо. — Узнаешь?

— Что тебе нужно?

Лоури направил свет на пустой спальный мешок Маклина.

— Куда ушел полковник?

— Наружу. Что надо?

— Мистер Кемпка хочет поговорить с тобой.

— О чем? Прошлой ночью я доставил ему порцию.

— Хочет поговорить, — повторил Лоури. — Он сказал, что у него к тебе дело.

— Дело? Какое еще дело?

— Бизнес-предложение. Я не знаю подробностей. Тебе придется повидаться с ним.

— Ничего мне не придется, — сказал Роланд. — Что бы это ни было, оно может подождать до утра.

— Мистер Кемпка, — настойчиво сказал Лоури, — очень хочет приступить к делу немедленно. Оно не такое, чтобы там был еще и Маклин. Мистер Кемпка хочет иметь дело с тобой. Он полагает, у тебя есть голова на плечах. Так что, идешь или нет?

— Нет.

Лоури пожал плечами:

— Хорошо, тогда мне придется сказать, что ты в этом не заинтересован.

Он собрался вылезти из палатки, но остановился.

— Ах да, он просил передать тебе это. — И бросил на землю около Роланда коробку конфет. — У него в трейлере таких много.

— Господи! — Шейла открыла коробку и достала несколько шоколадных ассорти. — Сто лет ничего такого не ела!

— Я передам ему, что ты сказал, — сообщил Лоури и снова развернулся, чтобы выбраться из палатки.

— Подожди минуту! — окликнул его Роланд. — Какое у него ко мне дело?

— Я же сказал — тебе придется встретиться с ним, чтобы выяснить это.

Роланд заколебался, но посчитал, что обидеть его не смогут.

— Я никуда не пойду без автомата, — предупредил он.

— Да бери, кто же против?

Мальчишка вылез из спального мешка и встал.

— Эй, подожди! А я? — сказала Шейла, доедая конфету.

— Мистер Кемпка звал только его.

— Да пошел ты! Я не останусь здесь одна!

Лоури развел руками, сбросил с плеча ружье и передал ей:

— Вот. И не снеси случайно себе голову.

Она взяла оружие, слишком поздно поняв, что это то самое, которым убили младенца. Но она не могла даже представить, что останется одна без защиты.

Шейла снова занялась конфетами, а Роланд отправился за Джадом Лоури к трейлеру, где сквозь планки опущенных жалюзи мерцала желтая лампочка.


На берегу озера Маклин снял черный плащ и грязную окровавленную рубашку, затем начал разматывать бинты. Солдат-Тень молча наблюдал за этим. Маклин высвободил культю, и тряпки упали на землю, открылась рана. Зрелище было не из приятных. Солдат-Тень присвистнул.

— Дисциплина и контроль, мистер, — сказал он, — вот что делает мужчину мужчиной.

То же самое, один в один, говорил отец. Маклин вырос с этими словами, они запали ему в память, стали его девизом, с которым он жил. Однако теперь, чтобы войти в соленую воду и сделать то, что необходимо, от него требовалось максимум дисциплины и самообладания.

— Раз-два-три-четыре, раз-два-три-четыре! Шире шаг, мистер! — проговорил нараспев Солдат-Тень.

— Боже сохрани, — вздохнул Маклин.

Несколько секунд он постоял с закрытыми глазами, дрожа всем телом от холодного ветра и страха. Потом вытащил из-за пояса нож и пошел вперед, в озеро.


— Садись, Роланд, — сказал Толстяк, указывая на стул у стола, когда Лоури привел мальчишку в трейлер. — Запри дверь, — приказал он Джаду.

Лоури сделал это, и Роланд сел, положив автомат на колени. Кемпка улыбнулся:

— Выпьешь чего-нибудь? Пепси? Колу? «Севен-ап»? Может, что покрепче?

Он засмеялся визгливым фальцетом, и его многочисленные подбородки затряслись.

— Ты уже совершеннолетний?

— Я буду пепси.

— Ага, хорошо. Джад, принеси, пожалуйста, два пепси.

Лоури встал и вышел в другую комнату — должно быть, кухню, как подумал мальчик.

— Зачем вы хотели меня видеть? — спросил Роланд.

— Есть одно дельце. Деловое предложение.

Кемпка подался вперед, и стул под ним затрещал, будто пламя. Толстяк был одет в спортивную рубашку с расстегнутым воротом, открывавшую каштановые, жесткие, как проволока, волосы на груди. Брюхо нависало над поясом зеленых брюк. Волосы Кемпки были густо напомажены и расчесаны, и в трейлере пахло дешевым сладким одеколоном.

— Ты, как очень умный молодой человек, заинтересовал меня, Роланд. Как молодой мужчина, прямо скажем. — Он ухмыльнулся. — Я заметил, у тебя есть голова на плечах. А еще мне бросилась в глаза твоя пылкость. О да! Я люблю парней с огоньком.

Толстяк посмотрел на автомат, который Роланд не выпускал из рук.

— Мог бы и отложить его в сторону, — сказал он. — Ты же понимаешь, я хочу стать твоим другом.

— Вот и славно, — заметил Роланд.

Он держал автомат направленным на Фредди Кемпку. У стены за спиной Толстяка стояло множество винтовок, на крючках, отражая зловещий желтый свет лампы, висели пистолеты.

— Ладно. — Кемпка пожал плечами. — Мы все равно можем поговорить. Расскажи мне о себе. Откуда ты родом? Что случилось с твоими родителями?

«С родителями? — подумал Роланд. — Что с ними случилось?»

Он вспомнил, как они ехали вместе в «Дом Земли», вспомнил катастрофу в кафетерии, но все остальное припоминалось смутно и сумбурно. Он не смог даже точно представить, как выглядели его мать и отец. Они погибли в кафетерии. Да. Оба они похоронены под скалой, а он теперь Рыцарь Короля, и возврата к прошлому нет.

— Это не важно, — сказал он. — Так вы об этом хотели со мной поговорить?

— Нет-нет. Я хотел… А вот и наши напитки!

Вошел Лоури с пепси в двух пластиковых стаканчиках. Один он поставил напротив Кемпки, а другой протянул Роланду и начал заходить за спину мальчишки, но тот быстро сказал:

— Пока я здесь, стой так, чтобы я мог тебя видеть.

Лоури остановился, улыбнулся и, миролюбиво подняв руки, уселся на кучу коробок возле стены.

— Как я сказал, я люблю пылких молодых мужчин, — продолжил Кемпка и отхлебнул из своего стакана.

Роланд тоже. Он давно не пил лимонада и проглотил сразу почти половину порции. Напиток почти выдохся, но все же мальчишка в жизни не пробовал ничего вкуснее.

— Так что же? — спросил он. — Насчет наркотиков?

— Нет, совсем не об этом. — Кемпка снова улыбнулся. — Я хочу побольше узнать о полковнике Маклине.

Толстяк наклонился вперед, и стул снова заскрипел. Он положил локти на стол и сцепил жирные пальцы.

— Я хочу знать… что такого есть у Маклина, чего я не могу предложить?

— Что?

— Посмотри вокруг, — сказал Кемпка. — Взгляни, что у меня есть: еда, напитки, конфеты, ружья, патроны — и власть, Роланд. Что есть у Маклина? Маленькая ветхая палатка. И знаешь, Роланд? Это все, что у него есть. А я управляю этим сообществом. Можно сказать, я — закон, мэр, судья и присяжные, все в одном лице. Правильно?

Он быстро оглянулся на Лоури, и тот, словно марионетка чревовещателя, покорно повторил:

— Правильно.

— Так что такого дает тебе Маклин, Роланд? — Кемпка поднял брови. — Или, могу я спросить, что такого даешь ему ты?

Роланд чуть было не сказал Толстяку, что Маклин — Король, сейчас без короны и королевства, но собирается вернуться к власти и что сам он зарекомендовал себя как Рыцарь Короля. Но он вовремя посчитал, что Кемпка примитивен, как клоп, и ему не понять великой цели игры, поэтому просто сказал:

— Мы путешествуем вместе.

— И куда же? К помойке вроде той, что у Маклина в голове? Нет, я думаю, для этого ты слишком умен.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду… что у меня есть большой и удобный трейлер, Роланд. И не тряпки на полу, а настоящая кровать. — Он мотнул головой в сторону закрытой двери. — Вон там. Хочешь посмотреть?

Мальчишка неожиданно понял, чего добивается от него Кемпка.

— Нет, — сказал он, крепче сжимая автомат, — не нужно.

— Твой друг не может дать тебе то, что могу предложить я, Роланд, — пропел Кемпка вкрадчивым голосом. — У него нет власти. У меня она есть. Ты думаешь, я позволил вам остаться здесь из-за каких-то там наркотиков? Нет. Я хочу тебя, Роланд. Хочу, чтобы ты был здесь, со мной.

Роланд покачал головой. Перед глазами вертелись темные пятнышки, а голова вдруг потяжелела так, что шея с трудом удерживала ее.

— Ты убедишься, что этим миром правит сила…

Роланду казалось, Кемпка говорит слишком быстро, словно его голос был записан на магнитофонную пленку и ее прокручивали на большой скорости.

— …Это единственная стоящая вещь. Не красота, не любовь — только сила, власть. И человек, у которого она есть, может получить все, что хочет.

— Но не меня, — сказал Роланд.

Слова скатывались с языка, будто галька. Он подумал, что его сейчас стошнит, и почувствовал покалывание в ногах. Свет лампы резал глаза, а когда мальчишка закрыл их, ему стоило больших усилий снова приподнять веки. Он заглянул в пластиковый стакан, который держал в руках, и увидел на дне какие-то крупинки. Тогда Роланд попытался встать, но ноги подкосились, и он упал на колени. Кто-то наклонился над ним, и он почувствовал, как из его непослушных пальцев вытащили автомат. Он попытался снова схватить его, но опоздал. Лоури усмехнулся и отошел в сторону.

— Я нашел применение некоторым наркотикам, которые ты мне принес. — Теперь голос Кемпки звучал медленно и глухо, как подводное течение. — Я смешал несколько таблеток, и получилась превосходная микстура. Надеюсь, тебе понравится.

Толстяк тяжело поднялся со стула и направился через комнату к Роланду Кронингеру. Лоури вышел на улицу покурить.

Роланд задрожал, хотя на его лице выступила испарина, и пополз на четвереньках прочь. Голова мальчишки все время норовила повиснуть, все вокруг шаталось, переворачивалось, ускорялось и замедлялось. Весь трейлер перекосился, когда Толстяк подошел к двери и закрыл ее на замок. Роланд забился в угол, как загнанное животное. Когда же он попытался позвать на помощь Короля, собственный голос чуть не взорвал его барабанные перепонки.

— Теперь, — сказал Кемпка, — мы узнаем друг друга гораздо ближе.


Маклин стоял по бедро в холодной воде. Ветер хлестал его по лицу и уносился дальше, за лагерь. В паху у полковника все застыло, а рука сжимала нож так сильно, что костяшки пальцев побелели. Он посмотрел на зараженную рану и увидел темное вздутие, которое нужно было вскрыть сверкающим ножом.

«Господи Иисусе, — подумал он, — Боже мой, помоги мне…»

— Дисциплина и контроль. — Солдат-Тень стоял за ним. — Вот что делает мужчину мужчиной, Джимми.

«Голос отца, — подумал Маклин. — Господь благословил старика, и я надеюсь, что черви уже съели его кости».

— Сделай это! — приказал Солдат-Тень.

Маклин поднял нож, нацелил его, глубоко вздохнул и вонзил в гнойник. Боль была настолько свирепой, такой раскаленной и всепоглощающей, что стала почти удовольствием. Маклин запрокинул голову и закричал. Он кричал все время, пока лезвие погружалось в зараженную плоть — глубже, еще глубже. Слезы бежали по его лицу, и он испытывал одновременно жгучую боль и наслаждение. Он почувствовал, как правая рука становится легче: из нее вытекал гной. Когда его крик взлетел в ночи, как и другие такие же, раздававшиеся до него, Маклин бросился в соленую воду и промыл рану.


— Ах! — Толстяк замер в нескольких шагах от Роланда и наклонил голову в сторону двери.

Лицо Кемпки раскраснелось, глаза горели. Только что снаружи раздался громкий крик.

— Слушай эту музыку! — сказал он. — Это чей-то крик перерождения.

Он стал снимать ремень, протаскивая его через множество петель.

Образы, роившиеся в голове Роланда, были смесью «комнаты смеха» и «дома с привидениями». Он снова мысленно отрубал запястье правой руки Короля, и, когда лезвие рассекало руку, во все стороны из раны разлетался фонтан кроваво-красных цветочков. Трупы в смокингах и шлемах брели под землей по руинам «Дома Земли». Они с Королем шли под мрачным алым небом, и деревья были сделаны из костей, а озера полны крови. Полусгнившие останки человеческих тел проносились мимо в искореженных машинах и тракторах, трейлерах, грузовиках. Он стоял на вершине горы, а над ним кипели серые облака. Внизу сражались армии, вооруженные ножами, камнями и бутылочными горлышками. Холодная рука коснулась его плеча, и голос прошептал:

— Все это может стать твоим, сэр Роланд.

Он боялся обернуться и посмотреть на нечто, стоявшее за ним, но знал, что должен сделать это. Страшная сила галлюцинации повернула его голову — и Роланд уставился в глаза, прикрытые армейскими очками. Кожа на лице была испещрена коричневыми пятнами проказы, губы приоткрывали уродливые кривые зубы. Нос был плоским, ноздри — широкими и изъеденными. Лицо было таким же, как его собственное, но изуродованным, страшным, оно пылало злобой и жаждой крови. И это лицо говорило его голосом:

— Все это может стать твоим, сэр Роланд, — и моим тоже.

Наклонясь над мальчишкой, Фредди Кемпка бросил ремень на пол и начал стягивать полиэстеровые брюки. Его дыхание звучало словно гул пламени в горне.

Роланд заморгал, искоса посмотрел на Толстяка. Галлюцинации закончились, но он все еще слышал шепот того урода. Мальчика трясло, и он никак не мог сдержать дрожь. Его сознанием завладело другое видение. Он, в ознобе, лежал на земле, а Майк Армбрустер надвигался на него, собираясь избить до полусмерти, и другие ребята из старших классов и из футбольных команд глумились над ним. Он увидел кривую усмешку Армбрустера… и почувствовал прилив безумной ненависти, сильной, как никогда. Майк уже как-то раз побил его: пинал ногами, плевал на него, когда Роланд рыдал в пыли, — и теперь хотел сделать это еще раз.

Но Роланд знал, что с тех пор сильно изменился — стал сильнее, хитрее того маленького нюни, уродца, который позволял бить себя и накладывал в штаны от страха. Теперь он был Рыцарем Короля, и ему уже доводилось видеть изнанку ада. Он покажет Майку Армбрустеру, что значит иметь дело с Рыцарем Короля!

Кемпка вытащил из брючины одну ногу. Под штанами оказались красные шелковые трусы. Мальчишка уставился на него сквозь очки и гортанно зарычал.

— Прекрати, — велел ему Кемпка.

Эти хрипы заставили его содрогнуться. Парень не унимался, ужасные звуки становились громче.

— Прекрати, маленький паршивец!

Толстяк увидел, как лицо Роланда меняется, превращаясь в маску абсолютной, жестокой ненависти, и испугался по-настоящему. Он понял, что воздействующие на мозг наркотики сделали с Роландом Кронингером что-то такое, на что он не рассчитывал.

— Прекрати! — закричал Кемпка и замахнулся, чтобы ударить Роланда по лицу.

Роланд кинулся вперед, словно разъяренный бык, тараня Кемпку головой в живот. Толстяк вскрикнул и повалился назад, отчаянно тряся руками. Трейлер колыхнуло и зашатало. Но прежде чем Кемпка сумел подняться, Роланд снова боднул его с такой силой, что он покатился по полу. Мальчишка кинулся на него, колошматя ногами и руками.

— Лоури! На помощь! — закричал Кемпка и вспомнил, что запер дверь изнутри, чтобы мальчик не убежал.

Два пальца впились в его левый глаз и чуть не выдавили его. Кулак с хрустом врезался ему в нос, а голова Роланда еще раз тараном ударила по челюсти Кемпки, рассекла губы и выбила два передних зуба, которые улетели в горло.

— На помощь! — завизжал Толстяк, захлебываясь кровью.

Он ударил Роланда локтем и свалил его на пол, затем перевернулся на живот и пополз к двери.

— Помоги мне! Лоури! — кричал он разбитыми губами.

Что-то обвилось вокруг его шеи, кровь прилила к голове, и Толстяк побагровел, как перезрелый помидор. В панике он понял, что чокнутый мальчишка сейчас задушит его собственным же ремнем.

Роланд оседлал Кемпку, как Ахав Белого кита Моби Дика. Толстяк задыхался, пытаясь немного ослабить удавку. Кровь пульсировала в его голове с такой силой, что он боялся, как бы глаза не вылезли из орбит.

Раздался стук в дверь, и Лоури прокричал:

— Мистер Кемпка! Что случилось?

Толстяк напрягся, задрожал, извернулся и сбросил мучителя к стене, но парень все еще держал его. Легкие Кемпки наполнились воздухом, и он снова перевернулся на бок. В этот момент он услышал крик мальчишки и почувствовал, что ремень стал свободнее. Кемпка взвизгнул, как обиженный поросенок, и судорожно пополз к двери. Он добрался до первой задвижки, но не успел открыть ее — и тут о его спину раскрошился стул, пронзив болью позвоночник.

Затем мальчишка начал охаживать его ножкой стула по голове и лицу, и Кемпка закричал:

— Он спятил! Он сошел с ума!

— Пустите меня! — стучал в дверь Лоури.

Кемпка коснулся лба, чтобы стереть что-то липкое, увидел кровь и со злостью изо всей силы двинул Роланда кулаком. Его удар достиг цели, и он услышал всхлип паренька, упавшего на колени.

Толстяк вытер застилавшую глаза кровь, добрался до двери и снова попробовал отодвинуть первый засов, но испачканные пальцы соскальзывали. Лоури колотил по двери с другой стороны, пытаясь выломать ее.

— Он сумасшедший! — проорал Кемпка. — Он пытается убить меня!

— Эй, тупая скотина! — прорычал мальчишка сзади.

Кемпка оглянулся и заскулил от ужаса. Роланд схватил одну из ламп, освещавших трейлер. Он оскалился в дикой ухмылке, его вытаращенные глаза налились кровью.

— Держи, Майк! — завопил он и бросил лампу.

Она ударила Толстяка по черепу и раскололась, заливая его лицо и грудь керосином. Занялось пламя, которое перекинулось на его бороду, волосы и рубашку спереди.

— Он поджег меня! Поджег! — в ужасе вопил Кемпка, извиваясь и катаясь по полу.

Под натиском Лоури дверь задрожала, но она была сделана очень прочно, на совесть.

Пока Кемпка вытанцовывал, а Лоури ломился в дверь, Роланд обратил внимание на винтовки и пистолеты. Он еще не закончил разборку с Майком Армбрустером, еще не научил его, что значит задевать Рыцаря Короля. Нет, еще нет…

Он обошел стол и выбрал красивый кольт с перламутровой ручкой. Открыл барабан и обнаружил там три патрона. Улыбнулся.

На полу Толстяк сбивал с себя огонь. Его лицо превратилось в бесформенную массу кожи и мяса, покрытую волдырями и палеными волосами, глаза у него так опухли, что он едва видел. Но он все же разглядел довольного мальчишку, приближавшегося к нему с пистолетом в руках. Кемпка открыл рот, чтобы закричать, но раздалось только хриплое карканье.

Роланд присел перед ним. Его лицо покрывала испарина, в висках стучало. Он наклонил пистолет и остановил дуло в трех дюймах от головы Кемпки.

— Пожалуйста, — умолял Толстяк, — пожалуйста… Роланд… не…

— Сэр Роланд, — зло улыбаясь, поправил его мальчишка. — Этого ты никогда не забудешь.

Лоури услышал выстрел. Затем, спустя десять секунд, — второй. Он схватил автомат мальчишки и кинулся на дверь, но она по-прежнему не поддавалась. Лоури ударил снова, но чертов замок был упрямым. Он собрался уже дать очередь, когда услышал звук отодвигающихся засовов.

Дверь отворилась.

На пороге стоял мальчишка с револьвером в руке. Запекшаяся кровь покрывала его лицо и волосы. Он ухмыльнулся и сказал скороговоркой возбужденным от наркотиков голосом:

— Все кончено я сделал это я сделал это я показал ему как трогать Рыцаря Короля я сделал это!..

Лоури наставил автомат на мальчишку, собираясь пристрелить его.

Но сзади в его шею вдруг уткнулось холодное двойное дуло.

— Эгей! — шепнула Шейла Фонтана.

Она услышала шум и подошла посмотреть, что происходит. Другие люди тоже выбирались из своих убежищ, разбивая темноту фонарями и факелами.

— Брось ствол — или упадешь сам, — приказала Шейла.

Автомат стукнулся о землю.

— Не убивай меня, — взмолился Лоури. — Я всего лишь работал на мистера Кемпку. Вот и все. Я просто делал то, что он говорил.

— Хочешь, я убью его? — спросила Шейла у Роланда.

Мальчишка только тупо смотрел на нее и ухмылялся.

«Парень не в себе, — поняла она, — либо пьян, либо под кайфом!»

— Послушай, мне все равно, что пацан сделал с Кемпкой, — проскрипел Лоури. — Толстяк ничего для меня не значил. Я просто приехал с ним сюда. Просто выполнял его приказы. Я могу делать то же самое для тебя, если хочешь. Для тебя, парня и полковника Маклина. Я могу обеспечить что угодно, всех выстроить по линеечке. Буду делать все, что скажете. Если велите подпрыгнуть, я спрошу: «Как высоко?»

— Я показал ему, на что способен. — Роланд покачнулся на подгибавшихся ногах. — Я показал ему!

— Послушай, ты, парень и Маклин возглавите все это, все вокруг, так далеко, как можно видеть, — говорил Лоури Шейле. — Ну… если Кемпка мертв.

— Так давай посмотрим.

Шейла подтолкнула Лоури в шею ружьем, и он поднялся мимо Роланда в трейлер.

Они нашли Толстяка, скрючившегося в луже крови возле стены. Сильно пахло паленым. Пули пробили Кемпке голову и сердце.

— Все ружья, и еда, и все здесь — ваше, — сказал Лоури. — Я только делаю то, что мне говорят. Растолкуйте, что вам нужно, и я все выполню. Клянусь Богом.

— Тогда убери этот кусок сала из нашего трейлера, — раздался голос полковника.

Вздрогнув, Шейла повернулась к двери.

Там, опираясь на косяк, стоял Маклин, без рубашки и весь мокрый. Черный плащ был наброшен на плечи, культя правой руки тонула в складках. Маклин был бледен, глаза обведены фиолетовыми кругами. Роланд стоял рядом с ним, готовый упасть.

— Я не знаю… что здесь произошло, — сказал Маклин с усилием. — Но если все это теперь наше… то мы переезжаем в трейлер. Убери отсюда труп.

— Мне самому убрать? — Лоури ошеломленно посмотрел на него. — Я думаю… он, должно быть, чертовски тяжелый!

— Вытаскивай — или присоединишься к нему.

Лоури приступил к выполнению.

— И прибери здесь, когда вытащишь его, — сказал Маклин, направляясь к стойке с ружьями, винтовками и пистолетами.

«Господи, вот это арсенал!» — подумал он.

Полковник не имел ни малейшего представления, что здесь случилось, но Кемпка был мертв, и все непостижимым образом оказалось под их контролем. Трейлер принадлежал им, еда, вода, арсенал — весь лагерь принадлежал им! Он никак не мог опомниться, все еще измученный недавно перенесенной болью, но чувствовал себя теперь сильнее, чище. Он ощущал себя человеком, а не дрожащей испуганной собакой. Полковник Джеймс Б. Маклин родился заново.

Лоури почти дотащил Толстяка до двери и запротестовал, пытаясь отдышаться:

— Я не могу! Он слишком тяжелый!

Маклин резко повернулся, направился к Лоури и остановился только тогда, когда их лица разделяло четыре дюйма. Глаза полковника налились кровью, и его полный яростной силы взгляд, казалось, пронзал насквозь.

— Слушай меня, слизняк, — сказал он. — Теперь я здесь главный. Я! И я научу тебя дисциплине и контролю, мистер. Всех научу дисциплине и контролю. Когда я приказываю, все должно исполняться без вопросов, без колебаний, а иначе последует… наказание. Публичное наказание. Ты хочешь быть первым?

— Нет, — ответил Лоури с испуганной улыбкой.

— Нет… что?

— Нет, сэр!

— Хорошо. Но ты расскажешь об этом всем, Лоури. Я собираюсь организовать этих людей и прекратить их безделье. Если им не нравится, как я действую, могут убираться.

— Организовать? Для чего?

— Не приходило ли тебе в голову, что уже наступило время, когда следует бороться, чтобы сохранить то, что мы имеем? И мы будем бороться и бороться, мистер. Нужно сберечь, что у нас есть, и взять то, что мы хотим.

— Мы же не какая-то там чертова армия! — возразил Лоури.

— У вас все впереди, — пообещал Маклин и двинулся к арсеналу. — Не можешь — научим, не хочешь — заставим. И так — для каждого. А теперь: уберите отсюда этот кусок дерьма… капрал.

— А?

— Капрал Лоури. Это ваше новое звание. И вы будете жить в палатке, а не здесь. Этот трейлер будет штаб-квартирой командования.

«О боже! — подумал Лоури. — Мужик чокнутый!»

Но быть капралом ему понравилось. Это звучало солидно. Он отвернулся от полковника и поволок тело Кемпки к дверям. Забавная мысль мелькнула у него в голове, и он чуть не захихикал, но прогнал ее: «Король мертв! Да здравствует король!»

Лоури стащил труп вниз по ступенькам, и дверь трейлера захлопнулась. Он увидел несколько человек, собравшихся на шум, и зычно скомандовал им взять тело Фредди Кемпки и вынести его к границе территории шелудивых бородавочников. Они подчинились ему как бездушные автоматы, и Джад Лоури понял, что с великим удовольствием будет играть в солдатики.

Часть седьмая