Думы о завтрашнем дне
Глава 41Головы покатятся!
— Меня зовут Альвин Мангрим. Теперь я лорд Альвин. Добро пожаловать в мое королевство. — Молодой светловолосый безумец, сидевший в кабинке-троне, повел рукой вокруг. — Вам нравится?
Джоша тошнило от запаха смерти и разложения. Он, Сван и Леона сидели на полу в отделе домашних животных «Торгового дома К». В маленьких клетках вокруг них лежали десятки мертвых канареек и длиннохвостых попугаев, рыбы, покрытые плесенью, плавали кверху брюхом в аквариумах. В застекленной витрине мухи облепили трупики котят и щенков.
Хатчинсу страстно хотелось ударить по этому скалящемуся белобородому лицу, но его запястья и лодыжки были скованы и заперты на висячий замок. Сван и Леона были связаны крепкими веревками. Рядом стояли плешивый неандерталец, человек с рыбьими глазами и еще шесть или семь придурков. Мужчина с черной бородой и карлик в магазинной тележке тоже были здесь. Карлик сжимал в своих похожих на обрубки пальцах ивовый прутик Сван.
— Я смог получить ток, — заявил лорд Альвин, откинувшись на спинку трона и поедая виноград. — Вот почему горит свет.
Взгляд его мутно-зеленых глаз переходил с Джоша на Сван и обратно. Кровь из глубокой раны на голове Леоны все текла, но едва старушка очнулась от шока, на ее лице отразился гнев.
— Подключил пару портативных генераторов к электропроводке. В электричестве я всегда разбирался. А еще я очень хороший плотник. Иисус ведь был плотником, вы знаете. — Он выплюнул косточки. — Вы верите в Иисуса?
— Да. — Джош подавил хрип.
— Я тоже. Когда-то у меня была собака по кличке Иисус. Я распял ее, но она не воскресла. Прежде чем умереть, пес рассказал мне, что надо делать с теми людьми, которые живут в кирпичных домах. Надо отрывать им головы.
Джош спокойно глядел в бездонные зеленые глаза. Лорд Альвин улыбнулся и стал похож на поющего в церковном хоре мальчика, разодетого в пурпур и готового к мессе.
— Я зажег здесь свет, чтобы привлекать побольше свежего мяса — таких, как вы. Нам нужно изобилие игрушек. Понимаете, в «Институте» все нас покинули. Свет везде погас, и врачи ушли домой. Но мы все же разыскали кое-кого, например доктора Бейлора. Я крестил моих учеников его кровью и отправил их в мир, а некоторые остались здесь. — Он склонил голову набок, и его улыбка исчезла. — На улице темно. Всегда темно, даже днем. Как тебя зовут, дружок?
Хатчинс ответил. Он чувствовал запах своего пота, выступившего от страха, даже сквозь вонь от дохлых животных.
— Джош, — повторил лорд Альвин, жуя виноград. — Могучий Джошуа. Почти Иисус Навин. Прямо-таки веет стенами Иерихона.
Он снова улыбнулся и сделал знак молодому человеку с гладко зачесанными назад черными волосами и обведенными красной краской глазами и ртом. Тот выступил вперед с какой-то банкой в руках.
Сван услышала, как некоторые мужчины возбужденно захихикали. Ее сердце все еще колотилось, но слез теперь не было, как будто мозг заполнила черная патока. Она знала — эти сумасшедшие сбежали из «Института», и понимала: перед ней — смерть. Ее беспокоило, что же случилось с Мулом. Кроме того, с тех пор как она обнаружила головы на манекенах — она быстро отогнала это воспоминание, — ни разу не раздалось тявканье терьера.
Молодой человек с разрисованным красной краской лицом встал на колени перед Джошем и отвинтил крышку баночки. Там оказался белый грим. Он набрал его на указательный палец и провел им по лицу Джоша. Борец дернул головой назад, но неандерталец схватил его за виски и крепко держал, пока грим не был наложен.
— Ты прекрасно выглядишь, Джош, — сказал ему лорд Альвин. — Обещаю, ты получишь истинное удовольствие.
Забыв о волнах боли в ногах, оцепеневшая от шока Леона смотрела на происходящее. Она обнаружила, что молодой человек разрисовывает лицо Джоша так, чтобы оно напоминало череп.
— Я знаю одну игру, — сказал лорд Альвин. — Она называется «смирительная рубашка». Я сам ее придумал. Знаешь почему? Доктор Бейлор говорил: «Давай, Альвин! Приходи за своей таблеточкой, будь паинькой», — и я должен был каждый день проходить по длинному вонючему коридору. — Он поднял два пальца. — Дважды в день. Но я очень хороший плотник. — Он помолчал, медленно моргая, словно пытаясь привести мысли в порядок. — Я делал конуры. Но не обыкновенные собачьи дома. Я строил особняки и крепости для собак. Для Иисуса я соорудил копию лондонского Тауэра. Как раз того места, где отрубали головы ведьмам.
Уголок его левого глаза задергался. Альвин молчал, уставившись в пространство, пока последние мазки грима превращали лицо Джоша в череп. Когда работа была закончена, неандерталец отпустил голову пленника. Лорд Альвин доел виноград и облизал пальцы.
— Игра «смирительная рубашка», — говорил он как бы между делом, — состоит в следующем: тебя отпустят перед входом в магазин. Женщина и ребенок останутся здесь. А теперь выбирай: что тебе оставить свободными — руки или ноги?
— Это еще какого черта?
— Руки или ноги, Джош? — Лорд Альвин погрозил ему пальцем.
«Нужно, чтобы ноги были свободны, — размышлял Джош. — Нет, я все же могу прыгать или хромать. Лучше пусть развяжут руки. Нет, ноги! Невозможно решить, не зная, что будет дальше».
Он помедлил, стараясь думать ясно. Почувствовав, что Сван смотрит на него, он взглянул в ее сторону, но девочка покачала головой, не в состоянии предложить помощь.
— Ноги, — наконец сказал Джош.
— Хорошо. Они ведь не поранены.
Снова послышалось хихиканье и возбужденный шепот зрителей.
— Хорошо, тебя приведут ко входу и освободят ноги. Потом у тебя будет пять минут на то, чтобы вернуться сюда.
Он засучил правый рукав своего пурпурного одеяния. На запястье у него было шесть наручных часов.
— Видишь, я могу засечь время с точностью до секунды. Пять минут от того мгновения, когда я скажу «пошел», и ни секундой больше, Джош.
Хатчинс с облегчением вздохнул. Благодарение Богу, что он выбрал ноги! Он представил, как ползет и хромает через «Торговый дом К». Фарс!
— Да, вот еще что, — продолжал лорд Альвин. — Мои подданные попытаются сделать все, чтобы убить тебя по дороге от входа в магазин сюда. — Он приветливо улыбнулся. — Они будут пользоваться ножами, молотками, топорами — всем, кроме пистолетов. Видишь ли, пистолеты — это несправедливо. Но не волнуйся: ты можешь пользоваться тем же самым, если найдешь и удержишь в руках. Можешь использовать еще что-нибудь, чтобы защититься, но ты не найдешь здесь никаких пистолетов. Даже дробовика. Правда, забавная игра?
Во рту Джоша появился привкус опилок. Он боялся спросить, но это было необходимо.
— А что… если я не вернусь сюда… через пять минут?
Карлик подпрыгивал в тележке и указывал на него ивовым прутом, как шутовским скипетром.
— Смерть! Смерть! Смерть! — визжал он.
— Спасибо, Имп, — сказал лорд Альвин. — Джош, ты видел мои манекены? Правда, хороши? К тому же так похожи на людей! Хочешь знать, как мы их делаем?
Он взглянул на кого-то позади Джоша и кивнул. В тот же момент раздалось гортанное рычание, которое вскоре поднялось до воя. Джош почувствовал запах бензина. Он понял, что это за звук, и внутри у него все сжалось. Оглянувшись через плечо, он увидел неандертальца с жужжащей бензопилой, забрызганной запекшейся кровью.
— Если ты не вернешься вовремя, дружище Джош, — сказал лорд Альвин, наклоняясь вперед, — женщина и ребенок станут украшением моей коллекции манекенов. Их головы, я имею в виду.
Альвин поднял палец, и пила перестала визжать.
— Головы покатятся! — Имп прыгал и скалился. — Головы покатятся!
— Конечно, если тебя по пути убьют, — добавил сумасшедший в пурпурном одеянии, — тебе, в общем, будет все равно. Мы тогда постараемся найти достаточно большой манекен для твоей головы. Ну? Готовы?
— Готовы! — закричал Имп.
— Готовы! — сказало чернобородое чудовище.
— Готовы! — подхватили остальные, пританцовывая и прыгая.
Лорд Альвин протянул руку, взял ивовый прут у чертенка Импа и бросил его на пол в трех футах от себя.
— Пересеки эту линию, дружище Джош, и тогда ты еще кое-что узнаешь.
Хатчинс понимал, что их убьют в любом случае. Но у него не было выбора. Его глаза встретились с глазами Сван. Она смотрела на него спокойно и твердо, пытаясь передать ему мысль: «Я в тебя верю».
Он заскрежетал зубами, вспоминая: «Сберегите дитя! Да! Мне придется сделать чертовски веселую работу».
— Скоты! — прошептала Леона, ослепленная болью от раны на голове.
Чернобородый мужчина и другие сумасшедшие подняли Джоша на ноги, выволокли из отдела домашних животных, протащили через «Товары для дома», «Спортивные товары» и вдоль центрального прохода к ряду касс у выхода. Здесь их поджидал еще один мужчина с короткой двустволкой и связкой ключей на поясе. Джоша бросили на пол, он дышал сквозь зубы с присвистом.
— Ноги, — сказал бородатый, и человек с ключами нагнулся, чтобы отпереть замок.
Джош осознал, что слышит мерный шум, и посмотрел в окно. Шел сильный ливень, потоки воды попадали в магазин через разбитую витрину. Лошади не было видно, и Джош надеялся, что для нее нашлось сухое место, чтобы умереть.
«Да поможет всем нам Бог!» — думал он. И хотя, когда его привели ко входу, он не видел остальных маньяков, но знал, что все они на этом этаже — прячутся, ждут, готовые начать игру.
«Сберегите дитя». Шипящий голос, исходивший из горла Поу-Поу, снова ожил в его сознании. «Сберегите дитя». Он должен пересечь магазин за пять минут, и не имеет значения, что эти безумные уроды набросятся на него. Он будет пользоваться всеми приемами, которые помнит еще с футбольного прошлого. Он снова должен сделать свои заржавевшие колени молодыми.
«О Господи, — молил он, — если Ты когда-нибудь благоволил к круглому дураку, прояви свою заботу сейчас!»
Замок открыли, цепи с лодыжек Джоша сняли. Его поставили на ноги, но запястья были крепко скованы друг с другом, цепь обвивала предплечья и кисти. Джош мог сжать левую ладонь, но правая была неподвижна. Он посмотрел на противоположный конец «Торгового дома К», и сердце у него сжалось, — казалось, чертов финиш находится за десять футбольных полей от него.
В отделе домашних животных Сван положила голову на плечо Леоне, которая сбивчиво дышала, стараясь не закрывать глаза. Девочка знала: Джош сделает все, что в его силах, чтобы добраться к ним вовремя, но знала и то, что он может потерпеть неудачу.
Лорд Альвин блаженно смотрел на нее с улыбкой святого, выставленного в витрине. Он сверился с часами на запястье, потом повернул электромегафон в сторону входа и проревел:
— Итак, игра в «смирительную рубашку»… начинается! Пять минут, дружище Джош!
Сван вздрогнула и стала ждать, что будет.
Глава 42Игра «смирительная рубашка»
При звуке голоса Альвина Джош так и подскочил. Но не успел он сделать и шага вперед, как чья-то рука обхватила его сзади за шею и начала душить.
«Старик чернобородый, — понял он. — Мерзавец пытается разделаться со мной прямо здесь!»
Отработанным движением Джош резко запрокинул подбородок так называемым ударом головой назад — но на этот раз вложил в него все свои силы. Его затылок со стуком ударил чернобородого по лбу, и державшая Джоша рука внезапно пропала. Джош обернулся, чтобы завершить начатое, и обнаружил, что чернобородый сидит на полу: глаза у него остекленели, а лоб уже побагровел. Другой сумасшедший взмахнул ружьем, указывая в глубину магазина.
— Вперед! — приказал он и оскалил зеленые зубы.
У Джоша не было лишнего времени. Он повернулся и побежал по центральному проходу.
Едва он сделал шесть больших шагов, как бейсбольная бита пролетела по полу и сильно ударила Хатчинса по правой лодыжке. Он упал, стукнулся животом, проехал еще восемь футов по линолеуму и столкнулся с тем, кто напал на него, — тот прятался под прилавком с носками и нижним бельем. Человек в красном футбольном шлеме поднялся и бросился на Джоша, размахивая второй бейсбольной битой.
Джош поджал колени к груди и резко выпрямил их, двинув маньяка в живот обеими ногами, отчего тот подлетел в воздух почти на четыре фута. Он упал на копчик, и Джош поспешил пнуть его ногой в пах, будто забивая гол с пятидесяти ярдов. Когда человек скорчился стонущим клубком, Джош дотянулся левой рукой до биты и ухватился за нее. Он не мог размахивать ею, но зато теперь у него, по крайней мере, было оружие. Он повернулся, чтобы опять побежать вдоль прохода, — и столкнулся с тощим хлыщом с топором. Другой негодяй, с разрисованным синей краской лицом, волок за собой кувалду.
«Здесь не пройти!» — подумал Джош и метнулся по боковому проходу, намереваясь проскочить к отделу домашних животных с другого угла. Его занесло, он врезался в женский манекен, и голова с каштановыми волосами покатилась на пол.
— Четыре минуты, дружище Джош! — объявил голос лорда Альвина.
Из-за стоек с одеждой наперерез Хатчинсу выскочила фигура с поднятым ножом мясника. Нельзя останавливаться, знал Джош. Вместо этого он рванулся вперед, кинулся под ноги человеку с резаком и повалил его в тряпичные дебри. Мужчина ударил ножом — промахнулся, ударил снова — и лезвие застряло в материи. Джош оседлал его грудь и опустил рукоятку биты ему на череп — раз, другой, третий. Тело под ним затряслось, как будто угодило пальцами в электрическую розетку.
Внезапно шею Джоша пронзила острая боль. Он оглянулся и увидел хитро ухмылявшегося маньяка с удочкой. От него тянулась леска, и Джош понял, что крючок — в его коже. Сумасшедший рыбак дернул удочку, будто тащил призового марлина. Крючок вырвался из шеи Джоша. Леска просвистела снова, крючок метнулся к лицу Джоша, но он увернулся, выкарабкался из вороха одежды, поднялся и побежал к отделу домашних животных.
— Осталось три минуты, дружище Джош!
«Нет, — думал Джош. — Нет! Мерзавец врет! Не может быть, чтобы прошла еще минута!»
Он пробежал мимо прилично одетого манекена в отделе мужской одежды, но внезапно манекен ожил и прыгнул ему на плечи, пытаясь выцарапать глаза. Джош не останавливался. «Манекен» ехал у него на спине, острыми ногтями впившись в его щеки, а впереди стоял тощий негр с голой грудью, с отверткой в одной руке и крышкой от помойного ведра — в другой.
Джош на всех парах мчался на убийцу, потом внезапно затормозил, скользя по полу. При этом он согнулся и дернул плечами. Человек у него на спине не удержался и, разжав руки, пролетел по воздуху, но цель Джоша не была достигнута. Вместо того чтобы врезаться в чернокожего, как надеялся Хатчинс, разодетый псих пронесся через прилавок с летними рубашками и грохнулся на пол.
Чернокожий наступал, двигаясь как пантера. Джош взмахнул битой, но крышка от помойного ведра отклонила удар. Отвертка устремилась к животу Джоша. Он дернулся в сторону, и оружие ткнулось в ребро. Они боролись, почти прижавшись друг к другу. Джош отчаянно избегал выпадов отвертки и тщетно пытался нанести сильный удар битой. Внезапно он уловил краем глаза движение с обеих сторон — приближались другие желающие. Он знал, что, если не сможет вырваться от этого психа, с ним покончат: появился рослый мужчина с садовыми ножницами. Негр укусил Джоша за щеку, но Джош увидел, что тот открылся снизу, и изо всех сил ударил его ногой в пах. Черный псих согнулся, и Джош нанес ему такой удар, от которого у нападавшего вылетели зубы. Негр, шатаясь, сделал два шага и рухнул как подкошенный.
Хрипло дыша, Джош помчался дальше.
— Две минуты! — ликовал лорд Альвин.
«Быстрее! — подгонял себя Джош. — Скорее же, черт побери! Отдел домашних животных еще так далеко, а этот сукин сын жульничает со временем! Сберегите дитя! Сберегите…»
Прямо перед Джошем из-за прилавка поднялся маньяк с напудренным лицом и ударил его монтировкой по левому плечу. Джош вскрикнул от боли и упал на канистры машинного масла. Волна мучительной боли обожгла его от плеча до кончиков пальцев. Он потерял бейсбольную биту, она откатилась на другую сторону прохода, оказавшись вне досягаемости. Белолицый псих атаковал его, наобум молотя монтировкой, а Джош отчаянно оборонялся. Монтировка неожиданно опустилась рядом с головой Хатчинса, пробив одну канистру, а затем они снова схватились, как два зверя: убить или быть убитым.
Джош ударил сумасшедшего под ребра коленом и отшвырнул, но тот быстро вскочил. Они кувыркались в машинном масле. Напудренный соперник извивался как угорь и все же встал так, чтобы занести железяку над головой Джоша. Но, поскользнувшись на масле, псих грохнулся спиной на пол. Джош сразу же одним коленом заблокировал руку с монтировкой, а другим надавил на шею. Он поднял скованные кулаки и с воплем опустил цепь вниз, одновременно всей тяжестью навалившись на горло противника. Джош почувствовал, как его колено вошло во что-то мягкое, и увидел: на перекошенном безумном лице остался алый отпечаток цепи, словно татуировка.
Хатчинс с усилием поднялся на ноги, еле дыша. Плечо терзала острая боль, но он не мог позволить себе обращать на нее внимание.
«Вперед, не останавливайся! — говорил он себе. — Шевелись же, дурак!»
За спиной пронесся молоток и ударился в витрину. Джош поскользнулся и упал на колени. Во рту скопилась кровь, она стекала по подбородку, а секунды шли. Он вспомнил таракана в сарае: тот выжил, вопреки всем попыткам уничтожить его ядами, несмотря на сапоги и ядерную катастрофу. Если уж у таракана есть желание жить, то у него, черт возьми, и подавно.
Джош поднялся. Он побежал по проходу, увидел несколько фигур, направлявшихся к нему, и тут же перепрыгнул через прилавок. Поворот налево — и перед ним коридор, заваленный домашней утварью, котелками и сковородками.
В конце ряда сидел на троне лорд Альвин. На стене за ним красовалась надпись «Домашние животные». Джош увидел карлика в тележке и обращенное к нему лицо Сван. Плакса была уже так близко, но в то же время так далеко…
— Одна минута! — объявил лорд Альвин по мегафону.
«Я сделал это! — понял Джош. — Господи боже мой, я уже почти там! До ивового прута, должно быть, не более сорока футов!»
Он двинулся дальше. Но тут раздался низкий рев и нарастающий вой, и неандерталец с бензопилой выступил вперед, блокируя дорогу.
Джош судорожно остановился. Неандерталец, чья лысая голова сияла в свете ламп, с чуть заметной улыбкой поджидал его, зубы бензопилы слились в гудящее пятно смертоносного металла. Хатчинс огляделся в поисках другого пути. Коридор был завален посудой. Еще один проход через десять футов уводил направо, его охраняли три маньяка, вооруженные ножами и садовыми инструментами. Джош повернулся, чтобы возвратиться той дорогой, которой пришел, но примерно в пяти ярдах позади стояли сумасшедший с удочкой и зеленозубый псих с дробовиком. Он видел, что сюда же пробираются и другие — посмотреть финал игры «смирительная рубашка».
Дела совсем плохи, понял Джош. Но не только для него — Сван и Леону убьют, если он не достигнет финиша. Другого пути, кроме как через неандертальца, нет.
— Сорок секунд, дружище Джош!
Неандерталец взмахнул в воздухе пилой, подзадоривая Хатчинса.
Джош пребывал почти в полном отчаянии. Псих держал пилу с детской непринужденностью. Неужели они прошли такой путь только для того, чтобы умереть в проклятом «Торговом доме К», полном сбежавших придурков? Джош не знал, смеяться ему или плакать, и просто чертыхнулся. Ладно, решил он, раз уж им суждено умереть, он попробует сделать все для того, чтобы взять неандертальца с собой. Джош расправил плечи, выпятил грудь и разразился громовым смехом.
Неандерталец тоже ухмылялся.
— Тридцать секунд, — сказал лорд Альвин.
Откинув голову назад, Джош постарался издать как можно более свирепый боевой клич, а потом ринулся вперед, словно грузовик. Неандерталец стоял на прежнем месте, расставив ноги и помахивая пилой. Но в последний момент Джош внезапно прыгнул на прилавок. Ветерок, поднятый работающей пилой, обдал его лицо. Ребра неандертальца оказались открытой мишенью, и, прежде чем тот смог развернуть пилу, Джош ударил по ним так, будто задумал сделать это еще с прошлой недели.
Лицо психа исказила судорога боли, и он отступил на несколько шагов, но не упал. Он снова обрел равновесие и бросился вперед. Пила прошла возле самой головы Хатчинса.
У Джоша не было времени на раздумья. Он стремительно поднял руки, защищая лицо. Зубья пилы прошлись по цепи, обвивавшей его запястья, высекая искры. Вибрация отбросила Джоша и неандертальца в противоположные стороны, но ни один из них не упал.
— Двадцать секунд! — проревел мегафон.
Сердце Джоша ухало, как молот, но он был странно спокоен. Достигнет он финиша или нет, но кое-что он сделает. Он пригнулся и осторожно продвинулся вперед, надеясь как-нибудь сбить с толку остальных людей. Но неандерталец прыгнул быстрее, чем, по расчетам Джоша, мог двигаться такой крупный мужчина, и пила стала опускаться на череп борца. Джош подался назад, однако замах пилы оказался лишь маневром. Правая нога неандертальца поднялась и пинком в живот отбросила Джоша в проход. Он врезался в прилавок с котелками, сковородками и кухонной утварью, обрушив на пол гремящую и лязгающую лавину.
«Головы покатятся!» — мысленно застонал Джош и мгновенно юркнул в сторону, когда неандерталец опустил пилу на то место, где он только что лежал. В полу осталась прорезь длиной в фут.
Джош быстро переметнулся через проход и ногой нанес противнику удар снизу в челюсть. Неандертальца сбило с ног, и он тоже врезался в витрину с посудой, все еще крепко держа пилу. Когда он поднялся, кровь капала из углов его рта.
Публика заулюлюкала и захлопала в ладоши.
— Десять секунд!
Хатчинс снова опустился на колени и тут осознал, что́ валяется вокруг него: не только котелки и сковородки, но и множество ножей. Один, с лезвием около восьми дюймов длиной, лежал прямо возле его руки. Он накрыл левой ладонью рукоятку и усилием воли заставил пальцы сжаться. Нож оказался у него!
Неандерталец с затуманенными от боли глазами выплюнул зубы и еще что-то, похожее на кусок языка.
Джош снова был на ногах.
— Давай! — орал он, делая выпады ножом. — Иди сюда, чокнутый!
Тот не заставил себя ждать и осторожно начал двигаться по проходу к Джошу, размахивая перед собой пилой.
Джош продолжал отступать. Он быстро оглянулся через плечо и увидел примерно в пяти футах позади себя безумного рыбака и зеленозубого. За долю секунды Джош осознал, что зеленозубый держит свой дробовик свободно и небрежно. Кольцо с ключами болталось у него на поясе.
Неандерталец упорно продвигался вперед, и, когда он ухмылялся, кровь капала из его рта.
— Ты идешь не в ту сторону, дружище Джош! — сказал лорд Альвин. — Хотя, вообще-то, это уже не имеет значения. Время вышло! Иди сюда, получи, что заслужил! Прими свою таблеточку.
— Черта с два! — закричал Джош, а затем резко развернулся и по самую рукоять вонзил нож в грудь зеленозубого, чуть выше сердца. Когда рот сумасшедшего открылся в пронзительном крике, Джош ухватил пальцами дужку возле спускового крючка, забирая оружие. Зеленозубый упал на пол, истекая кровью.
Неандерталец бросился к ним. Джош повернулся, как в кошмарной замедленной съемке. Он пытался покрепче ухватить дробовик, чтобы достать до спускового крючка. Неандерталец был почти перед ним, пила поднялась для удара. Джош прижал приклад дробовика к груди, чувствуя страшный ветер, веявший от пилы. Палец нашел спусковой крючок и нажал на него.
Враг был в трех футах от Джоша, с пилой, готовой кромсать плоть. Но в следующее мгновение в животе неандертальца разверзлась дыра величиной с кулак, и половина внутренностей вывалилась. Отдача встряхнула Джоша, сила выстрела чуть не выбила психа из сапог. Пила пронеслась мимо лица Джоша, потянула мертвеца за собой и волчком закрутила его в залитом кровью проходе.
— Это нечестно! — закричал лорд Альвин, спрыгивая с трона. — Ты играешь не по правилам!
Труп лежал на полу, все еще сжимая пилу. Металлические зубья прогрызли в линолеуме круг.
Лорд Альвин отбросил мегафон и стал шарить в своем одеянии. Из складок вынырнула металлическая ручка с мерцающим штырем — серповидный охотничий нож, похожий на миниатюрную крестьянскую косу. Альвин повернулся к Сван и Леоне.
После выстрела все попрятались. У Джоша остался только один патрон, и он не мог позволить себе истратить его понапрасну. Он побежал вперед, перепрыгнул через еще дергавшееся тело и ворвался в отдел домашних животных, где лорд Альвин — его лицо было искажено яростью и чем-то похожим на жалость — стоял на коленях возле Сван, обхватив ее за шею свободной рукой.
— Смерть! Смерть! — пронзительно вопил Имп.
Сван смотрела в лицо лорду Альвину, зная, что находится на волосок от смерти. Слезы жгли ей глаза, но она вызывающе вздернула подбородок.
— Маленькой девочке пора спать, — прошептал псих, поднимая изогнутое лезвие.
Джош поскользнулся на залитом кровью полу, упал и затормозил о прилавок в шести футах от ивового прутика. Он старался подняться, но ему казалось, что он никогда не сделает этого.
Лорд Альвин улыбался. Из его мрачных зеленых глаз выкатились две слезы. Серповидное лезвие было занесено над Сван.
— Пора спать, — сказал он.
Но вдруг маленькое серое существо вылетело из-за мешков с собачьей едой и кошачьих подстилок и, рыча, как Цербер, метнулось в лицо лорду Альвину.
Терьер вцепился зубами в узкий нежный нос предводителя психов, вгрызаясь в мясо и хрящ. Лорд Альвин упал, корчась и крича. Он отчаянно пытался оторвать от себя животное, но терьер держал его мертвой хваткой.
Джош перепрыгнул через Плаксу, увидел, что Сван и Леона еще живы, а терьер глодает нос лорда Альвина, пытавшегося отмахиваться охотничьим ножом. Хатчинс прицелился в голову сумасшедшего, но ему не хотелось задеть собаку, к тому же он помнил, что этот патрон у него единственный. Внезапно терьер отпустил лорда Альвина и отскочил с окровавленным куском мяса в зубах, затем припал на передние лапы и залился громким лаем.
Лорд Альвин сел. То, что осталось от его носа, свисало с лица, глаза расширились от шока. С пронзительным воплем: «Богохульство! Богохульство!» — он быстро вскочил на ноги и, продолжая кричать, выбежал из отдела домашних животных. Лишь Имп, последний оставшийся подданный лорда Альвина, продолжал неистовствовать, изрыгая проклятия. Джош устремился к тележке с карликом, раскрутил ее и пустил по проходу. Имп выскочил из нее за несколько секунд до того, как она врезалась в аквариумы и разлетелась.
Убегая, Альвин Мангрим бросил свой нож, и Джош потратил пару тревожных минут, разрезая веревки на Сван и Леоне. Когда руки Сван оказались свободны, она обвила ими шею Джоша и тесно прижалась к нему, дрожа, как молодое деревце в шквал. Терьер подошел к Джошу так близко, что до животного можно было дотронуться, и сел на задние лапы. На его морде алела кровь лорда Альвина. В первый раз Джош смог рассмотреть, что на собаке надет противоблошиный ошейник с маленькой металлической табличкой, где выгравирована кличка: «Киллер».
Джош встал на колени над Леоной и встряхнул ее. Веки женщины вздрагивали, лицо оплыло, ужасный багровый отек окружал глубокую рану над левым глазом. Сотрясение мозга, определил Джош. Или хуже. Она подняла руку, чтобы дотронуться до липкого грима на лице Джоша, а потом открыла глаза и слабо улыбнулась.
— Ты молодец, — сказала она.
Он помог ей подняться. Им нужно было выбираться из магазина как можно быстрее. Джош прижал дробовик к животу и двинулся по проходу, где лежал неандерталец. Сван подобрала ивовый прут, стиснула руку Леоны и повела ее вперед, как сомнамбулу. Киллер с лаем мчался впереди.
Подойдя к телу зеленозубого, Джош забрал кольцо с ключами. Выяснять, какой из них от его наручников, он будет потом. А сейчас им необходимо выбраться из этого бедлама, прежде чем лорд Альвин вновь соберет маньяков.
Шагая по «Торговому дому К», они чувствовали по обеим сторонам прохода скрытые передвижения, но подданные лорда Альвина, очевидно, боялись проявлять инициативу. Кто-то бросил башмак, к ним выкатился красный резиновый мяч, но в целом они достигли дверей без происшествий.
Все еще лил холодный дождь, и они за несколько секунд промокли. Фонари на автостоянке отбрасывали резкий желтый свет на пустые машины. Джош почувствовал сильное изнеможение. Они нашли свою тачку опрокинутой, припасы из нее психи частично украли, частично разбросали вокруг. Их пожитки унесли, в том числе и куклу Сван — Коржика. Девочка посмотрела вниз и увидела на мокрой мостовой несколько карт Таро и осколки хрустальных шаров из коллекции Леоны. У них не осталось ничего, кроме насквозь промокшей одежды, липнувшей к телу.
Сван оглянулась на «Торговый дом К» — и ледяная рука ужаса сжала ее сердце.
Они выходили из дверей. Десять или одиннадцать фигур под предводительством человека в пурпурном одеянии, которое развевалось вокруг его плеч. Некоторые несли винтовки.
— Джош! — крикнула она.
Он продолжал идти примерно в десяти футах впереди и не слышал ее из-за грозы.
— Джош! — снова закричала она, пробежала разделявшее их расстояние и ударила его по спине Плаксой.
Хатчинс обернулся с удивлением в глазах — и тут он тоже увидел выходящих. В тридцати ярдах позади них они передвигались зигзагами между машинами. Вспышка выстрела — и заднее стекло «тойоты», стоявшей за Джошем, разбилось.
— Ложись! — закричал Джош, толкая Сван на мостовую.
Когда он схватил Леону, вспыхнуло несколько огненных точек. Разлетелось еще одно ветровое стекло, но к тому времени Джош, Сван и Леона съежились под прикрытием синего «бьюика» с двумя спущенными шинами.
Пули рикошетили, осыпалось стекло. Джош припал к земле, подпуская врагов поближе, чтобы подняться и выпустить последнюю пулю. Рука сжимала ствол дробовика.
Лицо Леоны было напряженным и утомленным, но в ее глазах сияла жизнь. Она решительно схватила дробовик, пытаясь вырвать его у Джоша. Он сопротивлялся, мотая головой. Потом заметил кровь, текшую из уголка рта Леоны, и взглянул вниз. Пуля вошла ей прямо под сердце.
Леона слабо улыбалась, и Джош с трудом смог прочитать по ее губам:
— Идите.
Она кивнула в сторону дальнего края залитой дождем автостоянки и поторопила:
— Ну же!
Джош уже видел, сколько крови она потеряла. По ее лицу было заметно, что она тоже это знала. Леона не отпустила дробовик и заговорила снова. Джош не смог ее расслышать, но подумал, что это могло быть: «Сберегите дитя».
Дождь струился по щекам Джоша. Нужно было бы многое сказать, слишком многое, но они не слышали друг друга из-за бури, да и слов не хватало. Джош посмотрел на Сван — она тоже заметила рану. Девочка подняла взгляд на Леону, потом на Джоша и поняла, что они задумали.
— Нет! — закричала она. — Я не оставлю тебя! — И схватила руку Леоны.
Выстрел разнес боковое стекло соседнего пикапа. Множество дробинок ударилось в дверцу, пробило переднюю шину и колесо.
Хатчинс посмотрел женщине в глаза. И отпустил оружие. Леона притянула его к себе и положила палец на спусковой крючок, потом знаком велела им уходить. Сван вцепилась в нее. Леона взяла Плаксу и прижала ивовый прут к груди Сван, потом осторожно высвободила руку из пальцев девочки. Решение было принято. Теперь глаза Леоны затуманились, кровь из раны струилась фатально быстро.
Джош поцеловал ее в щеку и на мгновение крепко прижал к себе, потом сказал девочке беззвучно, одними губами:
— Следуй за мной, Сван.
Он двинулся прочь, то на четвереньках, то припадая к земле между машинами. У него не хватило духу посмотреть на Леону еще раз, но ее лицо до мельчайших черточек навсегда врезалось ему в память.
Леона погладила Сван по щеке и улыбнулась, будто разглядывала внутреннее лицо ребенка и держала его, словно камею, в своем сердце. Потом Сван увидела, что глаза женщины посуровели: Леона готовилась к тому, что ждало ее впереди. Больше Сван нечего было здесь делать. Она медлила сколько могла, но наконец последовала за Джошем в лабиринт автомобилей.
Старушка поднялась с земли. Боль вонзила ей под сердце терзающее жало, такое же, как и в ее ревматических коленях. Леона стояла под проливным дождем — и не боялась. Настало время покидать это тело, время увидеть то, что раньше она созерцала только через темное стекло.
Она подождала еще мгновение, а потом шагнула из-за «бьюика», повернувшись к «Торговому дому К», как охотник, на которого гонят дичь.
Четверо психов стояли в шести футах от нее, за ними — еще двое. У Леоны не было времени проверять, там ли человек в пурпурной одежде. Она навела на них дробовик и нажала на спусковой крючок. Двое сумасшедших выстрелили в нее.
Джош и Сван покинули прикрытие и побежали через открытую стоянку. Девочка чуть не посмотрела назад, но побоялась оглянуться. Джош пошатывался, утомление тянуло его к земле. В сторонке семенил терьер, похожий на мокрую крысу.
Сван протерла глаза от дождевых капель. Впереди что-то двигалось. Что-то приближалось к ним через грозу. Джош тоже видел это, но не мог сказать, что это такое, — если их окружили сумасшедшие, то на спасение рассчитывать не приходилось.
Пегий конь вырвался из завесы дождя и помчался к ним — но при этом казалось, что это было не их животное. Этот конь выглядел сильнее, смелее, он прямее держал спину, а наклон шеи говорил, что лошадь не робкого десятка. Джош и Сван могли поклясться, что видят, как копыта Мула высекают снопы искр из мостовой.
Конь подался вперед, резко остановившись перед ними, встал на дыбы и забил копытами в воздухе. Когда он снова опустился на землю, Джош схватил Сван за руку и посадил ее на Мула. Он не мог сказать, чего боится больше — верховой езды или столкновения с сумасшедшими, но когда он отважился оглянуться, то увидел бегущие под дождем фигуры и быстро принял решение.
Он забрался на коня позади Сван и пришпорил его пятками. Мул снова вздыбился, и Джош увидел, что преследователи внезапно остановились. Толпу возглавлял человек, одетый в пурпур, с длинными мокрыми светлыми волосами и искалеченным носом. Сердце Джоша пронзила ненависть. Он секунду смотрел на лорда Альвина и думал: «Когда-нибудь, сукин сын, ты заплатишь за все».
Прогремели выстрелы. Мул развернулся и поскакал прочь от стоянки — так быстро, будто участвовал в Кентуккийском дерби. Киллер следовал за ними, прорываясь сквозь бурю.
Сван вцепилась в гриву Мула, чтобы править им, но конь сам выбирал дорогу. Они уносились прочь от «Торгового дома К», прочь из мертвого города Мэтсон, сквозь дождь, по шоссе, которое вело в темноту.
В последнем отсвете далекого сияния безумного супермаркета они увидели щит: «Добро пожаловать в Небраску, Кукурузный штат» — и в спешке миновали его. Сван вовсе не была уверена в истинности того, что было там написано. Ветер бил ей в лицо, в одной руке она держала Плаксу, другой ухватилась за гриву Мула, и казалось, они прокладывают огненную тропу сквозь темноту, оставляя за собой море искр.
— По-моему, мы уже не в Канзасе! — прокричала Сван.
— Чертовски верно! — ответил Джош.
Они неслись сквозь грозу к новому горизонту. А через пару минут после того, как они миновали щит, вслед за ними пронесся терьер.
Глава 43Самоубийство
Перед пикапом стрелой промчался желтоглазый волк.
Пол Торсон инстинктивно нажал на тормоза, и грузовик резко повернул направо, чуть не врезавшись в обгорелые обломки столкнувшихся посреди нейтральной полосы I-80 огромного трейлера и «мерседеса». Двигатель сопел и фыркал, как старик, которому приснился плохой сон.
Сидевший рядом с водителем Стив Бьюкенен высунул ствол «магнума» в щель приспущенного окна и прицелился, но, прежде чем он смог выстрелить, животное снова исчезло в лесу.
— Господи, — сказал Стив, — все эти сволочи бросили свои лесные занятия и сбегаются к нам. Это самоубийство, приятель!
Другой волк бежал перед грузовиком, словно насмехаясь над ними. Пол мог бы поклясться, что зверь улыбался. Его собственное лицо окаменело. Он сосредоточился на том, чтобы проложить извилистый маршрут через обломки, но изнутри его пронзал ледяной страх, которого он никогда не знал раньше. Имевшегося у них запаса патронов будет недостаточно, чтобы сдержать волков, если такое время настанет. Люди в грузовике надеются на него, но он не сможет помочь им.
«Я боюсь. Господи помилуй, я боюсь».
Он взял бутылку «Джонни Уокера», стоявшую между ним и подростком, открыл ее зубами и сделал глоток, от которого глаза его увлажнились. Протянул бутылку Стиву, и тот тоже выпил для храбрости.
Наверное, в сотый раз за последние пять минут Пол взглянул на шкалу бензина. От большого красного нуля стрелку отделяли три черточки. За пятнадцать миль они проехали две заправочные станции, и худшие кошмары Пола обернулись реальностью: одна из них оказалась почти стерта с лица земли, а над другой висел плакат: «Бензина нет. Оружия нет. Денег нет. Ничего нет».
Пикап упорно пробирался под свинцовым небом на запад. Шоссе было завалено обломками больших машин и заледеневшими трупами, обглоданными волками. Пол видел, что за ними бежит с десяток волков. Он знал, звери ждут, когда людям придется пойти пешком. Они чувствуют, что бак пустеет.
«Черт побери, почему мы покинули хижину? Там мы были в безопасности! Мы могли бы остаться там…»
Навсегда? Он ощутил недоумение.
Порыв ветра ударил в борт пикапа, и автомобиль задрожал. Ладони Пола побелели — он крепко вцепился в руль. Вчера закончился керосин, а позавчера Арти Виско начал кашлять кровью. Теперь хижина осталась в двадцати милях позади. Они уже миновали «точку невозврата», и все вокруг было заброшенным и серым, как пальцы гробовщика.
«Мне вообще не следовало слушать эту ненормальную! — думал Пол, забирая у Стива бутылку. — Из-за нее мы все погибнем!»
— Это самоубийство, приятель, — повторил Стив. Кривая ухмылка промелькнула на покрытом ожогами лице.
Сестра сидела рядом с Арти в кузове грузовика, укрывшись от ветра шерстяным одеялом. Она держала винтовку Пола. Он научил ее, как заряжать и стрелять, и велел отправлять к чертовой матери волков, которые подбегут слишком близко. Около пятнадцати зверей, что следовали за ними, скользили взад и вперед между обломками, и Сестра решила не тратить патроны впустую.
Рядом, тоже укутанные одеялами, сидели чета Рэмси и старик, забывший свое имя. Старик держал приемник, хотя батарейки сели несколько дней назад. Сквозь шум двигателя Сестра слышала мучительное дыхание Арти. Он держался за бок, кровь покрывала его губы, а лицо исказилось от боли. Единственным шансом для него было найти какую-нибудь медицинскую помощь, и Сестра слишком долго шла с ним, чтобы позволить ему умереть без борьбы.
Одной рукой Сестра обхватила рюкзак. Прошлой ночью она смотрела в сияющие драгоценные камни стеклянного кольца, и ей было еще одно странное видение: надпись у обочины какого-то шоссе, тускло освещенная далеким светом: «Добро пожаловать в Мэтсон, штат Канзас! Мы сильны, горды и справедливы!»
Ей чудилось, будто она идет во сне по какому-то шоссе, ведущему к свету, отраженному от низких туч. Вокруг двигались неясные силуэты, но она не могла разобрать, кто они такие. Внезапно видение исчезло, она снова оказалась в домике, перед угасающим огнем.
Она никогда раньше не слышала о Мэтсоне — если такой город вообще существовал. Она видела это, глядя в глубину стеклянного кольца, заставляющего воображение кипеть, как суп в кастрюле, но разве то, что пузырилось в ней, непременно должно иметь связь с реальностью?
«А если Мэтсон действительно есть? — спрашивала себя Сестра. — Значит ли это, что видения пустыни, где брошен Коржик, и стола, на котором разложены предсказывающие судьбу карты, — тоже настоящие? Нет! Конечно нет! Я была сумасшедшей, но больше я не сумасшедшая».
Это все воображение, обрывки фантазий, которые создает в ее сознании свечение стеклянного кольца.
«Отдай его мне, — просило нечто под личиной Дойла Хэлланда в той чертовой комнате в Нью-Джерси. — Отдай его мне».
«Оно у меня, — думала Сестра, — ни у кого другого. Почему именно у меня?»
Она сама ответила на свой вопрос: «Потому что, когда я хочу добиться чего-то, даже сам дьявол не может помешать мне, вот почему».
— Мы едем в Детройт! — сказал Арти. Он улыбался, его глаза блестели от жара. — Как ты думаешь, когда примерно я окажусь дома?
— С тобой все будет в порядке. — Сестра взяла его за руку. Ладонь Арти была влажной и горячей. — Мы найдем для тебя какое-нибудь лекарство.
— О, она так безумно влюблена в меня! — продолжал он. — Той ночью я собирался позвонить ей. Пошел с ребятами. Собирался позвонить. Пусть она будет спокойна.
— Нет. Все хорошо. Просто успокойся и…
Мона Рэмси завизжала.
Сестра подняла взгляд. Желтоглазый волк величиной с добермана вспрыгнул на задний бампер и попытался перебраться с него в кузов. Челюсти зверя злобно щелкали в воздухе. У Сестры не было времени целиться или стрелять, она просто ударила тварь по голове стволом винтовки. Волк заскулил и упал на шоссе. Он убежал в лес прежде, чем Сестра положила палец на спусковой крючок. Четверка остальных, следовавших за грузовиком как тени, рассеялась в поисках укрытия.
Мона Рэмси что-то истерически лепетала.
— Тише! — потребовала Сестра.
Молодая женщина перестала бормотать и изумленно уставилась на нее.
— Ты заставляешь меня нервничать, дорогая, — сказала Сестра. — А я очень злюсь, когда нервничаю.
Пикап съехал на заледеневшую обочину и правым боком со скрежетом задел нагромождение останков шести машин, пока Пол смог справиться с рулем. Он объезжал следы какого-то крупного крушения, но и впереди шоссе по-прежнему представляло собой кладбище автомобилей. Еще несколько волков притаились по краям дороги, наблюдая, как мимо с грохотом проносится пикап.
— Мы едем на оставшихся в баке парах, — сказал Пол и мысленно прикинул, на сколько им хватит «Джонни Уокера».
— Эй! Смотри! — позвал Стив Бьюкенен.
Справа, посреди голых деревьев, виднелась высокая вывеска бензозаправки «Шелл». Пикап описал кривую, и оба увидели, что на окне покинутой станции белой краской написано: «Покайтесь! Ад на земле!»
«Что верно, то верно», — рассудил Пол: заправка была полностью заблокирована искореженным корпусом автобуса и двумя смятыми машинами.
— Хорошая обувь! — сказал Арти в кузове грузовика.
Сестра отвела взгляд от послания — или предостережения — на окнах «Шелла».
— Ничто не сравнится с парой хороших удобных башмаков! — Арти задохнулся и начал кашлять, и Сестра вытерла ему рот краем одеяла.
Пикап резко дернулся.
Пол почувствовал, как кровь отхлынула от его лица.
— Давай! Ну давай же!
Они только начали подниматься на холм. До вершины оставалось около четверти мили, и если бы они смогли преодолеть ее, то спустились бы по противоположной стороне под уклон. Пол нагнулся к рулю, как бы принуждая грузовик пройти еще немного. Мотор дребезжал и хрипел, и было понятно, что он вот-вот заглохнет. Тем не менее колеса продолжали вертеться, и машина все еще взбиралась на холм.
— Давай! — крикнул Пол.
Двигатель судорожно закашлял, зашипел и умолк.
Колеса крутились еще около двадцати ярдов, поворачиваясь все медленнее и медленнее, прежде чем грузовик полностью остановился. Потом они начали вращаться в обратную сторону.
Пол вдавил педаль тормоза, отжал ручник и переключился на первую скорость. Грузовик замер, не доехав сотни ярдов до вершины холма. Повисла тишина.
— Приехали, — сказал Пол.
Стив Бьюкенен сидел, держа в одной руке «магнум», а другой сжимая горлышко бутылки виски.
— И что теперь, приятель? — спросил он.
— Есть три варианта: сидеть здесь до второго пришествия, пойти обратно к хижине либо продолжать двигаться вперед.
Он взял бутылку, выбрался из машины на морозный ветер и откинул задний борт со словами:
— Путешествие закончилось, друзья мои. У нас нет бензина. — И бросил острый взгляд на Сестру. — Вы удовлетворены, леди?
— У нас еще есть ноги.
— Да. И у них тоже. — Он кивнул на двух волков, которые стояли у кромки леса, пристально наблюдая за происходящим. — И мне кажется, они побьют нас в состязании на скорость.
— Далеко отсюда хижина? — спросил Кевин Рэмси, обнимая дрожащую жену. — Можно добраться до нее засветло?
— Нет. — Торсон снова обратился к Сестре: — Леди, я проклятый идиот, раз позволил вам втянуть меня в это. Я ведь знал, что все заправки уничтожены!
— Тогда почему вы поехали?
— Потому что… потому что мне хотелось верить. Пусть даже я знал, что вы ошибаетесь. — Он уловил движение слева от себя и увидел еще трех волков, пробиравшихся через обломки по восточному краю шоссе. — В хижине мы были в безопасности. Я знал, что не следовало ее покидать!
— Каждый человек, идущий по своему пути, куда-нибудь да приходит, — настаивала она. — Вы сидели бы в той хижине до тех пор, пока не отрастили бы корни на задницах!
— Нам надо было оставаться там! — причитала Мона Рэмси. — О боже, мы же умрем здесь!
— Ты можешь встать? — спросила Сестра у Арти.
Он кивнул.
— А идти сможешь?
— У меня хорошая обувь, — прохрипел он, приподнялся, и боль исказила его лицо. — Да, пожалуй, смогу.
Она помогла ему выпрямиться, вылезла сама из кузова и почти выволокла Арти на дорогу. Он ухватился за опущенный борт и прислонился к нему. Сестра повесила винтовку на плечо, осторожно забрала из кузова свою дорожную сумку и отошла от грузовика.
— Мы идем туда. — Она посмотрела в лицо Полу Торсону, указав на вершину холма. — Вы пойдете с нами или останетесь здесь?
В ее глазах на желтоватом, покрытом ожогами лице блестела сталь. Пол понял, что она или самая безумная, или самая упорная из всех, кого он когда-либо встречал.
— Но здесь ничего нет, и даже более того…
— Ничего нет и там, откуда мы пришли.
Сестра пристроила дорожную сумку поудобнее и вместе с Арти, опиравшимся на ее плечо, начала подниматься на холм.
— Отдайте винтовку, — сказал ей Пол.
Женщина остановилась.
— Винтовку, — повторил он. — Вам от нее проку все равно не будет. Пока вы успеете ее снять, вас уже сожрут. Вот. — Он протянул ей бутылку. — Глотните. Пусть каждый выпьет, прежде чем мы пойдем дальше. И ради бога, завернитесь в одеяла. Защищайте лица так, как только можете. Стив, захвати одеяло с переднего сиденья. Ну, побыстрее!
Сестра отпила из бутылки, дала глоток Арти, а потом вернула виски и винтовку Полу.
— Будем держаться вместе, — сказал он всем. — Мы станем тесной группой, как колонисты, когда на них нападали индейцы. Хорошо?
Мгновение он смотрел на приближавшихся волков, потом поднял винтовку, прицелился и застрелил одного из них. Волк упал, лязгнув зубами, остальные прыгнули на него и стали рвать на куски.
— Ладно, — вздохнул Пол, — пошли дальше по этой проклятой дороге.
Они тронулись в путь. Ветер злобно хлестал по ним, налетая со всех сторон сразу. Пол шел впереди, Стив Бьюкенен замыкал шествие. Они прошли не больше двадцати футов, когда волк выскочил из-за перевернутой машины и пронесся перед ними. Пол вскинул винтовку, но зверь уже успел спрятаться под другим автомобилем.
— Смотри за тылом! — крикнул Торсон Стиву.
Звери приближались со всех сторон. Стив насчитал восемь, перебегавших от укрытия к укрытию. Он снял «магнум» с предохранителя. Сердце его колотилось, как будто решило вырваться из груди.
Другой волк выбежал слева и стремительно направился к Кевину Рэмси. Пол повернулся и выстрелил. Пуля срикошетила от поверхности шоссе, но волк увернулся. В тот же момент еще два зверя выскочили справа.
— Обернись! — крикнула Сестра, и Пол повернулся как раз вовремя, чтобы пулей раздробить одному из волков лапу. Зверь запрыгал и завертелся на шоссе, потом четверо остальных повалили его. Пол выстрелил по ним дробью и уложил двоих, но еще двое убежали.
— Патроны! — потребовал он, и Сестра выудила пригоршню пуль из коробки, которую он попросил положить в ее рюкзак. Он поспешно перезарядил винтовку. Перчатки он отдал Моне Рэмси, и его вспотевшие ладони приставали к холодному металлу. Остальные патроны он положил в карман куртки.
Они находились в семидесяти ярдах от вершины холма. Арти всей тяжестью опирался на Сестру. Он кашлял кровью и пошатывался, ноги у него подгибались.
— Ты справишься, — говорила она. — Давай, не останавливайся.
— Устал, — пробормотал Арти. Он был горячий, как печка, и распространял тепло на остальных спутников. — О… я… так…
Из обращенного к ним открытого окна сгоревшей старой развалюхи высунулась волчья голова и нацелилась на лицо Арти. Сестра резко оттолкнула его в сторону, и пасть щелкнула: «Крак!» Звук был почти столь же громким, как выстрел винтовки Пола секунду спустя. Волчья голова изрыгнула кровь и мозги, и зверь скатился обратно в машину.
— …Устал, — закончил Арти.
Стив увидел еще двух волков, приближавшихся сзади. Он поднял «магнум» обеими руками, стиснув заледеневшую рукоять. Один из зверей свернул в сторону, но другой продолжал бежать. Стив уже хотел выстрелить, но в десяти футах от него волк остановился, рыкнул и скрылся за искореженным трейлером. Парень готов был поклясться, что в рычании прозвучало его имя.
Слева от него возникло какое-то движение. Он начал поворачиваться, понимая, что слишком поздно.
Когда волк ударил его, сбивая с ног, Стив закричал, «магнум» выпал у него из рук и заскользил по льду. Большой серебристо-серый волк вцепился в правую лодыжку Стива и потащил его к лесу.
— Помогите! — кричал парнишка. — Помогите!
Старик действовал быстрее, чем Пол; он сделал три стремительных шага, поднял над головой приемник и с силой обрушил его на череп волка. Как конфетти, брызнули проводки и транзисторы, но зверь отпустил лодыжку Стива. Пол прострелил седому волку ребра, и его растерзали трое собратьев. Стив, прихрамывая, подобрал «магнум», а старик в ужасе разглядывал металлическое месиво в своих руках. Стив потянул его за плечо обратно к группе, и тот выбросил радио.
Больше пятнадцати волков кружили возле них, останавливаясь, чтобы урвать кусок от убитого или раненого сородича. Другая стая выходила из леса.
«Пресвятой Иисус!» — подумал Пол, глядя, как армия хищников окружает их, и прицелился в ближайшего зверя.
Какая-то фигура притаилась под корпусом машины со стороны Пола.
— Пол! — пронзительно вскрикнула Сестра и увидела, как волк прыгнул на Торсона, прежде чем она смогла сделать или сказать что-нибудь еще.
Он отчаянно повернулся, но его ударила и сбила с ног когтистая рычащая туша. Звериные челюсти потянулись к его горлу — и сомкнулись на винтовке, которую Пол выставил вперед, чтобы защитить лицо. Сестре пришлось отпустить Арти, чтобы кинуться на волка. Она налетела на зверя и изо всей силы пнула его в бок. Волк выпустил винтовку Пола, огрызнулся и приготовился прыгнуть на нее. Она увидела его глаза — безумные, вызывающие, как у Дойла Хэлланда.
Волк прыгнул.
В тот же миг прогремели два выстрела, и пули из «магнума» Стива почти разорвали волка пополам. Сестра увернулась, зверь пролетел мимо нее, лязгая зубами. За ним тянулись развороченные внутренности.
Она перевела дух, повернулась к Арти и увидела, что на него напали сразу два хищника.
— Нет! — закричала она, когда Арти упал.
Сестра ударила одного из волков рюкзаком и отбросила зверя почти на восемь футов. Второй вцепился в ногу Арти и стал тянуть.
Мона Рэмси пронзительно закричала и помчалась прочь от группы мимо Стива, в ту сторону, откуда они пришли. Стив сделал попытку схватить ее, но промахнулся. За ней побежал Кевин, поймал и поднял за талию над землей как раз в тот момент, когда волк выскочил из-под обломков и вцепился в ее левую ногу. Кевин и зверь тащили Мону в разные стороны, как в перетягивании каната, а женщина кричала и билась.
Волки прибывали и прибывали из леса. Стив попытался прицелиться, но побоялся попасть в людей. Он колебался, холодный пот замерзал на его лице, и он все еще был в трансе, когда семидесятифунтовый волк ударил его в плечо, как дизельный поезд. Стив услышал, как сломалась его ключица, и упал, корчась от боли. Волк, отлетев, вернулся и стал грызть его руку, державшую оружие.
Теперь звери были везде и нападали со всех сторон. Пол выстрелил, промахнулся, увернулся от твари, пролетевшей в прыжке над его головой. Сестра лупила рюкзаком волка, который схватил за ногу Арти. Она разбила зверю голову и оттащила его в сторону. Кевин Рэмси проиграл «перетягивание каната»: волк вырвал Мону из его рук, но был атакован своим собратом, желавшим получить тот же приз. Они дрались. Мона лихорадочно пыталась уползти.
Пол выстрелил и убил волка, который чуть не прыгнул на Сестру сзади. Потом когтистые лапы оказались у Пола на плечах, и его швырнуло лицом на дорогу. Винтовка выпала.
Три волка нападали на Сестру и Арти. Старик, обезумев, пинал зверя, вцепившегося в предплечье Стива. Сестра увидела, что Пол упал и его лицо в крови, а хищник пытается разодрать его кожаную куртку. Она осознала, что они уже менее чем в десяти ярдах от вершины холма и что там-то они и умрут.
Сестра волокла Арти вверх, как куль с грязным бельем. Три твари медленно приближались, оценивая шансы. Женщина приготовилась размахнуться рюкзаком и ударить изо всех сил.
Сквозь рычание и крики она услышала низкий гул и взглянула по направлению к вершине холма. Звук доносился с другой стороны.
«Должно быть, целое полчище волков бежит за своей долей, — подумала она, — или чудовище всех волков проснулось в своем логове».
— Ну, давайте! — закричала она трем зверям, что подкрадывались к ней. Они заколебались, смущенные ее поведением, и она почувствовала, что на нее снова нахлынуло безумие. — Давайте же, мать вашу!..
Рев стал громче, и на вершине холма появился желтый снегоуборочный трактор, под его гусеницами хрустели останки машин. Прижавшись к застекленной кабине, на нем ехал человек в зеленой куртке с капюшоном. Он держал винтовку с оптическим прицелом. За снегоуборщиком следовал белый джип, какой обычно используют для доставки почты. Его водитель объезжал обломки, а пассажир с ружьем, высунувшись из окошка, кричал и палил в воздух. Мужчина на тракторе достал из кабины винтовку, тщательно прицелился и выстрелил. Средний из трех волков упал, а остальные два повернули назад.
Хищник на спине у Пола поднял взгляд, увидел приближавшиеся машины и убежал. Другое ружье разрядилось дробью, которая просвистела над шоссе возле волков, бившихся из-за Моны Рэмси, и они тоже удрали в лес. Мона кинулась к мужу и обняла его. Волк, превративший руку Стива в кровавое месиво, в последний раз тряхнул ее и поспешил скрыться, но пуля настигла его и пробила ему череп. Стив сел и истерически закричал:
— Подонки! Ах вы подонки!
Белый внедорожник затормозил перед Полом, который пытался отдышаться. Торсон стоял на коленях, его подбородок и лоб покрывали кровоточащие ссадины, а из разбитого носа текла кровь. Шофер и человек с ружьем вышли из почтового автомобиля. Снайпер на снегоуборщике палил по волкам, убегавшим к лесу, и успел убить еще троих, прежде чем шоссе очистилось от живых зверей.
Водителем джипа оказался высокий румяный мужчина в джинсах и пальто с начесом. На голове у него была кепка с логотипом пива «Строх». Темно-карие глаза оглядывали оборванную группу уцелевших. Он посмотрел на мертвых и умирающих волков и хмыкнул. Потом сунул загрубевшие пальцы в карман брюк, вытащил что-то и предложил Полу Торсону.
— Жвачку хочешь? — спросил он.
Пол увидел пачку «Ригли сперминт» и засмеялся.
Сестра была ошеломлена. Она прошла мимо белого джипа, все еще подпирая Арти плечом. Ботинки Виско скребли асфальт. Она миновала трактор и достигла вершины холма.
Справа, за мертвыми деревьями, из труб деревянных домиков на улицах маленькой деревни поднимался дым. Она увидела шпиль церкви, грузовики армии Соединенных Штатов, припаркованные на поле, флаг с красным крестом на стене одного из зданий, увидела палатки, машины и около тысячи трейлеров, рассеянных по деревне и вокруг нее. Надпись у дороги на самой вершине холма гласила: «Следующий поворот — Хоумвуд».
Тело Арти начало соскальзывать на землю.
— Нет, — очень твердо сказала Сестра и напрягла все силы, чтобы не дать ему упасть.
Она все еще удерживала его, когда к ней подошли, чтобы помочь сесть в белый джип.
Глава 44Мой народ
При свете керосиновой лампы полковник Маклин разглядывал себя в зеркало в ванной трейлера «Эйрстрим».
Серо-зеленый нацистский мундир был тесноват в груди и в талии, но рукава и брюки оказались нормальной длины. На ремне висела черная кожаная кобура с заряженным «люгером». На ногах были подкованные гвоздями нацистские сапоги, тоже маловатые, но Маклин решил разносить их. Китель украшали медали и знаки отличия, и хотя полковник не знал, что это за награды, он решил, что они выглядят очень впечатляюще.
Чулан в спальне Фредди Кемпки был полон нацистской униформы, артиллерийских мундиров, сапог, ремней и тому подобного. Над кроватью на стене висел флаг со свастикой, а в книжном шкафу стояли «Взлет и падение Третьего рейха», «Военная стратегия и маневры», «Средневековая война» и «История пытки». Роланд ухватился за эти книги и с воодушевлением их поглощал. Шейла Фонтана спала в другой комнатке, преимущественно предоставленная сама себе, за исключением тех случаев, когда Маклин в ней нуждался. Казалось, это доставляло ей удовольствие, хотя лежала она при этом равнодушная и неподвижная, и иногда Маклин слышал, как она вскрикивала по ночам, словно ей снился дурной сон.
За несколько дней, прошедших с тех пор, как они оккупировали трейлер, Маклин сделал полную опись всего, что собрал Фредди Кемпка: нездорового фастфуда и безалкогольных напитков хватало, чтобы накормить армию, воды в бутылках и консервов было достаточно, но Маклина и Роланда больше всего интересовало оружие. Спальня Кемпки служила арсеналом: станковые пулеметы, винтовки, пистолеты, по ящику сигнальных ракет, дымовых шашек и осколочных гранат. Коробки и сумки с боеприпасами были расставлены вокруг, как золото в королевской сокровищнице. Солдат-Тень мог бы и не говорить полковнику, что он нашел рай.
Маклин рассматривал в зеркале свое лицо. Борода отросла, но была такой седой, что сильно старила его. От Кемпки осталась опасная бритва, и Маклин решил побриться. Кроме того, волосы его были слишком длинными и редкими. Он предпочитал очень короткую военную стрижку. В трейлере нашлись и ножницы, которые прекрасно годились для этой работы.
Наклонившись вперед, Маклин заглянул себе в глаза. Они все еще были глубоко запавшими и несли память о боли, которая пронзила его рану в воде Большого Соленого озера, — боли настолько душераздирающей, что она сорвала с Маклина старую мертвую кожу, которая так долго сдерживала его. Он чувствовал себя заново родившимся, ожившим. В своих ледяных синих глазах он видел того Джимбо Маклина, которым был в молодости. Он знал, Солдат-Тень гордится им, потому что он снова стал цельным и целеустремленным.
Маклин потерял правую кисть, но собирался научиться столь же эффективно пользоваться при стрельбе из пулемета или винтовки левой рукой. В конце концов, времени у него было хоть отбавляй. Рана была перевязана полосками постельного белья, и из нее все еще сочилась жидкость, но ощущение тяжести прошло: соленая вода выжгла инфекцию.
Он подумал, что в нацистской форме выглядит очень привлекательно, очень… да, по-королевски. Возможно, она принадлежала немецкому полковнику, размышлял он. Форма была в прекрасном состоянии, всего несколько проеденных молью дырочек портило шелковую подкладку — Кемпка явно заботливо относился к своей коллекции.
Морщин, казалось, прибавилось, но в лице было что-то волчье, опасное. Маклин прикинул, что со времени катастрофы в «Доме Земли» потерял двадцать пять фунтов, а то и больше. Только одна маленькая деталь на его лице вызывала беспокойство…
Маклин поднял руку и коснулся чего-то, похожего на коричневый струп величиной с четвертак, под левым глазом. Он попытался сковырнуть его, но тот крепко держался на коже. На лбу было еще четыре узелка размером с десятицентовик. Поначалу он принял их за бородавки, но содрать их оказалось невозможно. Он думал, это может быть рак кожи. Вероятно, от радиации. Он заметил, что и у Роланда на подбородке появился новый нарост, тоже не превышающий размером десятицентовик. Это убедило его в правильности догадки. Что ж, решил он, надо срезать кочки во время бритья, и не будет тогда никакой опухоли. Его шкура — вовсе не место для рака кожи. Странно, подумал он, что маленькие круглые струпья появились у него только на лице. Ни на руках, ни на предплечьях, ни где-либо еще. Только на лице.
Он услышал стук в дверь трейлера и вышел из ванной, чтобы открыть.
Роланд и Лоури, оба вооруженные винтовками, вернулись после задания, которое выполняли вместе с тремя другими здоровыми солдатами. Прошлой ночью один из часовых на окраине лагеря увидел короткие вспышки огней на юге, в трех или четырех милях через пустыню.
— Два трейлера, — доложил Лоури, стараясь не слишком пялиться на нацистскую форму полковника. Кемпка всегда был слишком толстым и не мог втиснуться в нее. — У них есть вагончик для жилья и «понтиак». Все машины с виду в прекрасном состоянии.
— Сколько людей? — спросил Маклин, открывая одну из бутылок с водой и предлагая ее Лоури.
— Мы видели шестнадцать человек, — ответил Роланд. — Шесть женщин, восемь мужчин и два ребенка. Кажется, у них полно бензина, еды и воды, но все они обожжены. Двое мужчин с трудом могут идти.
— У них есть оружие?
— Да, сэр.
Роланд взял у Лоури воду и напился. Он полагал, форма прекрасно смотрится на Короле, и жалел, что нет и его размера. Мальчишка не вспомнил почти ничего, что случилось с Фредди Кемпкой той ночью, но живо помнил сон, в котором убил Майка Армбрустера.
— У одного из мужчин есть винтовка.
— Только одна винтовка? Как вы считаете, почему они не пришли сюда? Они же видели наши огни.
— Возможно, они боятся, — сказал Роланд, — или думают, что мы отнимем их пожитки.
Маклин забрал у него бутылку, закрыл ее и отставил в сторону. Дверь открылась и закрылась — из коридора в комнату вышла Шейла Фонтана. Она увидела форму и резко остановилась.
— Нам пригодились бы трейлеры и автомобили, — решил Маклин. — Но нам не нужен никто со следами ожогов. Я не хочу, чтобы в нашем лагере был хоть кто-то обожженный.
— Полковник… У нас уже есть около тридцати человек, которые горели в… вы знаете, — сказал Лоури. — И так ли это важно?
— Я много думал об этом, капрал Лоури, — ответил Маклин, и, хотя он не старался, это прозвучало выразительно. — Я считаю, что люди с ожогами… келоидами, — сказал он, вспомнив медицинское название радиационных ожогов, — наносят ущерб моральному духу нашего лагеря. Нам не нужны тут напоминания об уродстве. Кроме того, люди с такими ожогами не содержат себя в чистоте, как остальные, потому что стыдятся своего вида, и уже этим они деморализованы.
Он поймал себя на том, что смотрит на опухоль на подбородке Роланда. Струп был размером с четвертак. Разве он не был меньше всего несколько дней назад? Маклин перевел взгляд на лоб подростка. Там, почти под волосами, виднелись еще три маленьких струпа.
— Люди с ожогами станут распространителями болезней, — сказал он капралу Лоури и оглядел его лицо, но не увидел ни одного струпа. — У нас и так будет предостаточно хлопот, а если в нашем лагере возникнет хоть какая-то инфекция… Итак… Я хочу, чтобы утром вы собрали людей с ожогами и вывели их за территорию. И мне не нужно, чтобы хоть кто-нибудь из них вернулся. Понятно?
Лоури улыбнулся было, потому что решил, что полковник шутит, но синие глаза Маклина сверлили его.
— Сэр, не имеете же вы в виду… убить их всех?
— Да, именно это я и имею в виду.
— Но… почему бы просто не выгнать их? То есть объявить им, чтобы шли отсюда куда-нибудь еще?
— Потому, — сказал Роланд Кронингер, который уже ухватил суть, — что они не захотят никуда идти. Ночью они проберутся обратно в лагерь и попытаются украсть еду или воду. И могут помочь врагам напасть на нас.
— Верно, — согласился Маклин. — Итак, вот новый закон нашего лагеря: ни один человек с ожогами не допускается сюда. А утром вы выведете оставшихся, и они не вернутся. Роланд пойдет с вами.
— Я и сам могу управиться!
— Роланд пойдет с вами, — сказал Маклин спокойно, но твердо, и Джад Лоури уставился в пол. — Теперь еще одно: я хочу, чтобы утром вы организовали отряд и раздали кое-что из этого моему народу. — Он кивком указал на упаковки безалкогольных напитков, картофельных чипсов, печенья и кексов. Он осознал, что сказал «моему народу». — Я хочу, чтобы люди порадовались. Сделайте это после того, как закончите первое дело.
— А что с теми, которые с трейлерами?
Маклин задумался. Солдат-Тень будет гордиться им!
— Сколько солдат вам понадобится, чтобы забрать эти машины? — спросил он.
— Даже не знаю. Наверное, четверо или пятеро.
— Хорошо. Возьмите людей и пригоните трейлеры сюда — но только машины. Нам не нужны больные.
— А для чего нам трейлеры? — спросила Шейла. — Нам и так хорошо!
Она не могла смотреть на Джада Лоури, потому что он преследовал ее в кошмарах вместе с плачущим младенцем. Разложившийся труп по имени Руди в ее снах полз по пыли прямо к ней в постель, и она думала, что сходит с ума.
— Для того, — сказал Маклин, поворачиваясь к ней, — чтобы не оставаться здесь вечно. Как только мы станем организованными и здоровыми, как только мы поднимем моральный дух, мы двинемся отсюда.
— Двинемся отсюда? — Она засмеялась. — Двинемся куда, герой войны? На луну?
— Нет. Через страну. Может быть, на восток. По пути мы сможем добывать продовольствие.
— Ты хочешь сказать, все пойдут на восток? Какого черта? Куда?
— В города, — ответил Маклин, — или в то, что от них осталось. В поселения, деревни. Кроме того, мы можем построить собственные города, если захотим. Мы можем начать восстанавливать тот порядок, который следовало бы установить раньше, до всего этого бардака.
— Ты сдвинулся, друг, — сказала Шейла. — Это все в прошлом. Не можешь усвоить?
— Не в прошлом. Все еще только начинается. Мы можем снова возродить города, но лучше, чем раньше. У нас будут закон и порядок, и мы станем добиваться исполнения законов…
— Каких законов? Твоих? Или этого мальчишки? Кто будет устанавливать законы?
— Тот, у кого больше оружия, — сказал Роланд.
Полковник Маклин перенес внимание на Джада Лоури.
— Можешь идти, — сказал он, — и чтобы через два часа трейлеры были здесь.
Лоури вышел на улицу и ухмыльнулся ночному небу, тряхнул головой. Мозги полковника набиты военным дерьмом, но, возможно, он все же прав насчет того, чтобы отделаться от всех, на ком есть следы ожогов. Лоури не любил смотреть на тех, кто своим видом напоминал ему о всеобщей катастрофе. Ожоги создавали уродство.
«Сохраним американскую красоту, — подумал он, — и сегодня же уничтожим все шрамы».
Он направился в лагерь, чтобы выбрать четырех человек для выполнения задания, зная, что это будет проще простого. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким значительным. До катастрофы он был всего лишь клерком в оружейном магазине, а теперь — капрал армии полковника Маклина! Это было словно второе рождение. «Все не в прошлом, — сказал полковник Маклин. — Все еще только начинается». Лоури понравилось, как это прозвучало.
В трейлере «Эйрстрим» Шейла Фонтана подошла к Маклину и смерила его взглядом с ног до головы. На его кителе она заметила свастику.
— Как нам теперь тебя называть? Адольф?
Маклин схватил ее пятерней за подбородок. Его глаза гневно вспыхнули, и она поняла, что зашла слишком далеко. Сила, которая чувствовалась в этой руке, едва не раздавила ее нижнюю челюсть.
— Если тебе здесь что-то не нравится, — тихо сказал он, — ты знаешь, где дверь. А если ты не закроешь рот, я брошу тебя к шелудивым бородавочникам. Я уверен, им понравится твое общество. Да, Роланд?
Мальчишка пожал плечами. Он видел, что Король причиняет Шейле боль, и это его беспокоило. Маклин отпустил ее.
— Дура, — сказал он. — Ты не понимаешь, что могло бы случиться.
Шейла потерла ладонью челюсть.
— Игра окончена, приятель! Ты говоришь о восстановлении и о прочей чепухе — а всего-то у нас и есть что горшок, чтобы туда мочиться!
— Посмотрим, — ответил Маклин, выискивая на ее лице маленькие струпья. — У меня есть планы. Грандиозные планы. Ты увидишь.
Он не нашел на коже Шейлы ни тени рака, но она заметила его сканирующий взгляд.
— Что-нибудь не так? Я вчера мыла голову.
— Вымой снова, — сказал он. — Воняет.
Полковник посмотрел на Роланда. Внезапное вдохновение осенило его.
— «Армия совершенных воинов», — сказал он. — Как это звучит?
— Прекрасно. — Роланду понравилось. Это было широко, величественно, по-наполеоновски. — Отлично.
— «Армия совершенных воинов», — повторил Маклин. — Нам предстоит пройти длинный путь. Нам нужно будет найти много здоровых мужчин и женщин. Нам понадобится больше машин, и мы сможем возить за собой еду и воду. Мы сделаем это, если загрузим работой наши мозги и мышцы. — Его голос от волнения стал громче. — Мы можем снова выстроить города, но лучше, чем они были!
Шейла подумала, что он тронулся. Какая еще «Армия совершенных воинов», к чертям! Но она придержала язык, полагая, что лучше дать Маклину выпустить пар.
— За мной пойдут, — продолжал он. — Пока я даю людям еду и защиту, они станут следовать за мной и сделают все, что я скажу. Они не обязаны любить меня, не обязательно даже, чтобы я им нравился. Но они все равно пойдут за мной, потому что будут уважать меня. Я прав? — спросил он Роланда.
— Да, сэр, — ответил мальчик. — Люди хотят, чтобы им говорили, что делать. Они не хотят сами принимать решения.
В глазах Роланда тоже разгорелся огонь. Он уже видел величественную картину, нарисованную Королем: «Армия совершенных воинов» продвигается через страну пешком, на машинах и в трейлерах, захватывая и поглощая другие лагеря, пополняясь сильными, но только здоровыми, не отмеченными ожогами мужчинами и женщинами, желающими восстановить Америку. Он усмехнулся: ах, в какую игру Рыцаря Короля все это превратится!
— Люди пойдут за мной, — кивая, сказал полковник Маклин. — Я заставлю их пойти. Я научу их дисциплине и контролю, и они будут делать все, что я скажу. Верно? — Он сверкнул глазами на Шейлу.
Она колебалась. Оба — герой войны и ребенок — смотрели на нее. Она подумала о теплой постели, обо всей этой еде и оружии, какие хранились здесь, а потом — о холодной земле бородавочников и о существах, ползавших в темноте.
— Верно, — подтвердила она. — Как скажешь.
Через два часа Лоури и его команда вернулись с вагончиком для жилья, «понтиаком» и двумя трейлерами. Маленькая стоянка пала под внезапным нападением, и маклиновская «Армия совершенных воинов» не понесла никаких потерь. Лоури доставил несколько рюкзаков, наполненных консервами и водой в бутылках, три канистры бензина и бочонок машинного масла. Он вывалил из карманов наручные часы, бриллиантовые кольца и бумажник, набитый деньгами. Маклин разрешил ему оставить одни часы себе и приказал распределить часть захваченных продуктов между остальными членами команды. Самое большое из бриллиантовых колец он поднес Шейле. Та некоторое время смотрела, как оно сверкало на ладони Маклина, потом взяла его. И, только надев кольцо и любуясь камнями при свете лампы, она поняла, что грязный оттенок бриллиантам придают мазки высохшей крови, приставшей к оправе.
За задним сиденьем «бьюика» Роланд нашел карту дорог штата Юта, а из бардачка вытащил несколько шариковых ручек и компас. Он отдал добычу Королю, и Маклин наградил его медалью со свастикой. Роланд немедленно приколол ее к рубашке.
Полковник Маклин развернул дорожную карту под лампой на столе и уселся изучать ее. После нескольких минут молчаливого раздумья он взял красную ручку и начал проводить неровную стрелку, указывающую на восток.
— Ты — моя гордость, — сказал Солдат-Тень, склоняясь над плечом Маклина.
А утром, под густыми серыми тучами, медленно гонимыми ветром на восток, Роланд, Лоури и десять вооруженных солдат сопроводили тридцать шесть мужчин, женщин и детей с ожогами к границе территории шелудивых бородавочников. После того как стрельба закончилась, бородавочники показались из своих ям и кинулись обыскивать трупы.
Глава 45Старое мутное стекло
Три дня Джош и Сван шли сквозь пыльную бурю Небраски вдоль железнодорожных путей и вдруг наткнулись на потерпевший крушение поезд. Он оставался вне их поля зрения, пока они чуть не налетели на него. В момент крушения железнодорожные вагоны разлетелись повсюду. Некоторые съехали так, что встали на торец. Большинство вагонов было разбито вдребезги, за исключением служебного и двух товарных.
Сван вслед за Джошем соскользнула с Мула, и они стали медленно пробираться через обломки.
— Осторожнее, смотри под ноги! — предупредил он, и девочка кивнула.
Киллер побелел от пыли и шел перед Джошем, внимательно обнюхивая щепки под лапами.
Джош остановился и, прикрывая рукой глаза от пыли и песка, посмотрел в сторону товарных вагонов. Буря смыла почти всю краску, но он все-таки смог различить поблекших клоунов, львов и три кольца сверху. Красные буквы с завитками гласили: «Цирк Райделла».
— Это цирковой поезд! — сказал он Сван. — Наверное, ехали выступать куда-то, когда он сошел с рельсов. — Джош двинулся к служебному вагону. — Давай посмотрим, что там можно найти.
Последние три ночи они спали в сараях и покинутых фермах, а однажды железнодорожные пути привели их к предместьям города средних размеров, но ветер нес оттуда такой запах разложения, что они решили обойти город стороной. Обогнув его, они вышли на железную дорогу с противоположного конца и двинулись через открытые равнины.
Дверь вагона оказалась не заперта. Внутри было темно, но все же это выглядело как убежище. Джош предоставил лошади и терьеру самим позаботиться о себе и ступил внутрь. Сван последовала за ним и закрыла за собой дверь.
Джош налетел на маленький столик, заставив звякнуть какие-то бутылочки и кувшинчики. Воздух становился тем теплее, чем дальше Хатчинс продвигался, и справа от себя он различил очертания койки. Его пальцы коснулись теплого металла — железная печка.
— Здесь кто-то живет, — сказал он. — Видимо, ушел совсем недавно.
Нащупав дверцу печки, Джош открыл ее. Огонь внутри догорел, и среди пепла сверкали, как тигриный глаз, последние красные угольки.
Он продолжил обход служебного вагона, чуть не развалив стопку одеял, лежавших в углу, и вернулся обратно к столу. Его глаза привыкли к тусклой желтой темноте за закрытыми окнами, и он обнаружил подсвечник с наполовину сгоревшей свечой. Рядом лежал коробок спичек. Джош чиркнул спичкой и зажег свечу.
Сван увидела на столе карандаши для бровей и губную помаду. Завитой рыжий парик висел на болванке. Перед складным металлическим стулом стоял деревянный ящик размером с обувную коробку, украшенный замысловато вырезанными ящерицами. Их крошечные глаза были сделаны из ограненного стекла и сверкали при свете свечи. Рядом с койкой Джош нашел открытую упаковку собачьей еды «Грэви трейн» и пластиковый кувшин, из которого, когда он задел его ногой, выплеснулась вода.
Девочка подошла ближе к плите. На стене висели яркие костюмы с блестками, огромными пуговицами и свободными отворотами. У плиты лежали груда газет, дрова и подготовленные для печи угли. Она посмотрела в дальний угол, где высилась стопка одеял. Но, кроме них, там было еще что-то сверху — что-то, полуприкрытое материей.
— Джош? — Сван показала в угол. — Что это?
Он поднял подсвечник выше. Свет упал на неподвижную улыбку на клоунском лице. Сначала Джош испугался, но потом до него дошло, что это такое.
— Кукла! Кукла в человеческий рост!
Кукла сидела на одеялах: белый грим на лице, ярко-красные губы, зеленый парик на голове, опущенные веки. Джош ткнул ее в плечо. Сердце у него заколотилось. Он осторожно дотронулся до щеки манекена и стер немного грима. Под ним оказалось желтоватое тело.
Труп был холодный и окоченевший. Клоун умер по меньшей мере два-три дня назад.
Дверь вагона внезапно распахнулась, впуская вихрь пыли.
Джош повернулся и загородил собой Сван от кого бы то или чего бы то ни было, зашедшего в вагон. Он различил возле двери чей-то силуэт, но пыль запорошила ему глаза и ослепила.
Человек мешкал. В одной руке он держал лопату. Повисла долгая напряженная тишина. Потом мужчина в дверях протяжно, с западным акцентом, сказал:
— Здрасте. Вы, ребята, давно здесь?
Он закрыл хлопавшую на ветру дверь. Джош осторожно наблюдал, как он пересек вагон, стуча ковбойскими сапогами по дощатому полу, и прислонил лопату к стене. Потом человек развязал повязки, прикрывавшие его нос и рот.
— Ну? Вы умеете говорить по-английски или мне придется вести беседу самому? — Он молчал некоторое время, потом ответил сам себе высоким голосом: — Да, сэр, мы, конечно, говорим по-английски, но наши глаза готовы выкатиться из орбит, и если мы пошевелим языками, то глаза вылетят, как жареные яйца. — Он произнес это как «ийайца».
— Мы можем говорить, — ответил Джош. — Просто… вы удивили нас.
— Думаю, да. Но когда я выходил отсюда, здесь оставался только Лерой, так что я и сам несколько удивился.
Он снял ковбойскую шляпу и встряхнул ее. В воздух взметнулась пыль.
— Это Лерой. — Он указал на клоуна в углу. — Лерой Сеттервейт. Умер пару ночей назад и был последним из них. Я сейчас копал для него могилу.
— Последним из них? — переспросил Джош.
— Да. Последним из циркачей. Перед вами — один из лучших клоунов. Он мог заставить смеяться каменные стены. — Незнакомец вздохнул и пожал плечами. — Ну, теперь все это кончилось. Он был последним из них — не считая меня, конечно.
Джош шагнул к мужчине и поднял свечу так, чтобы осветить его.
Вошедший был худым и высоким, его серое лицо было таким длинным и узким, будто его сжали в тисках. Светло-каштановые кудрявые волосы закрывали высокий лоб почти до густых темных бровей. Глаза были большие и подвижные, светлее ореха, но темнее топаза. Нос был длинным и тонким, как и остальные черты, но главной частью лица являлся рот: пухлые губы, словно резиновые складки плоти, способные на удивительные гримасы и ухмылки. Джош не видел таких губ с тех пор, как в ресторане в Джорджии ему подали большеротого окуня. Одет их новый знакомый был в пыльный пиджак из грубой ткани, явно сильно поношенный, темно-синюю фланелевую рубашку и джинсы. Живые выразительные глаза перекочевали с Джоша на Сван, на несколько секунд задержались, потом вернулись к Джошу.
— Я Расти Витерс, — сказал он. — А теперь, черт возьми, кто вы такие и как здесь оказались?
— Меня зовут Джош Хатчинс, а это Сван Прескотт. Три дня у нас маковой росинки во рту не было. Не поможете?
Расти Витерс кивнул на пластиковый кувшин.
— Угощайтесь. Эту воду я ношу из ручья — он в паре сотен ярдов от дороги. Не могу сказать, насколько она чистая, но я пью ее уже около… — Он нахмурился, подошел к стене и нащупал отметки, которые выцарапал на ней перочинным ножом. Он провел по ним пальцем: — Сорок один день, плюс-минус.
Джош открыл кувшин, понюхал и сделал пробный глоток. Вода отдавала нефтью, но в остальном ничего страшного. Он глотнул еще и передал посудину Сван.
— Единственная еда, которая у меня осталась, — «Грэви трейн», — сказал Расти. — У парня с женой в номере работали собаки. Французские пудели прыгали через обручи и выполняли прочие трюки.
Он нахлобучил ковбойскую шляпу на рыжий парик, пододвинул складной стул, развернул его и уселся, скрестив руки на спинке.
— Ну натерпелись мы, скажу я вам! — воскликнул он. — Поезд ехал себе и ехал, но небо вдруг стало похоже на внутренность печной трубы, а ветер начал сбивать вагоны прямо с рельсов. У нас в Оклахоме тоже бывают смерчи, но будь я проклят, если этот не приходился им всем дедушкой. — Он потряс головой, прогоняя воспоминания. — У вас есть сигареты?
— Нет, к сожалению.
— Черт! Я готов сейчас хоть съесть целую пачку! — Он прищурился, молча изучая Сван и Джоша. — Вы выглядите так, будто за вами гнались несколько дюжин быков Брахмы. Вы ранены?
— Нет, — сказал Джош.
— Что вообще происходит? За сорок один день по этой дороге больше не проехал ни один поезд. Только пыль и ветер. Что случилось?
— Ядерная война. Возможно, бомбы падали и где-то здесь. Скорее всего, первыми были уничтожены города. Судя по тому, что мы видели далеко отсюда, не думаю, что многое уцелело.
— Да, — безучастно кивнул Расти, — я так и предполагал. Через несколько дней после аварии мы пошли искать помощь. Ну, тогда пыль была намного гуще и ветер сильнее, и мы прошли около пятидесяти футов, прежде чем нам пришлось вернуться. Мы решили подождать. Но буря не прекращалась, и никто не приходил. — Он уставился в окно. — Ники Ринальди, укротитель львов, и Стэн Тембрелло решили пойти по путям. Это было месяц назад. Лерой чувствовал себя разбитым и опустошенным, поэтому я остался здесь с ним и Роджером — понимаете, все мы были клоунами. Три мушкетера. О, мы ставили хорошие шоу! Мы действительно заставляли всех смеяться!
Внезапно на глаза у него навернулись слезы, и он смог снова заговорить только через минуту.
— Ну, — сказал он наконец, — я и остальные, кто выжил, начали копать могилы. В крушении погибло много народу, и повсюду валялись мертвые животные. Слон лежал прямо на путях. Сейчас он весь высох. Вы не поверите, что это был за запах! Но у кого, черт побери, хватит сил выкопать могилу для слона? Неподалеку мы устроили настоящее цирковое кладбище. — Он неопределенно кивнул направо. — Земля становится заметно мягче, стоит отойти от путей. Я хотел отыскать что-нибудь из моих приспособлений и пришел сюда вместе с Лероем, Роджером и другими. Нашел свой грим. — Он дотронулся до деревянного ящичка с резными ящерицами. — А еще — мой волшебный пиджак. — Палец указал на вешалку с одеждой. — Я пострадал не слишком сильно. Сплошные синяки, а еще это.
Расти приподнял толстую верхнюю губу, чтобы показать, где был выбит передний зуб.
— Ничего страшного, — вздохнул он. — Потом… все стали умирать.
Он помолчал, глядя на свечу.
— Это было словно проклятие, — сказал он. — Сегодня люди чувствовали себя прекрасно, а назавтра были мертвы. Однажды ночью… — Его глаза словно подернулись льдом, и воспоминания снова завладели им. — Однажды ночью, когда все спали, я проснулся от холода. Печка горела, в вагоне было тепло, но я дрожал. И клянусь Богом… я знал, что тень смерти здесь, ходит от человека к человеку и выбирает, кого забрать следующим. Я думаю, в какой-то момент она прошла так близко от меня, что холод пробрал меня до костей, а потом пошла дальше. А когда наступил день, Роджер лежал мертвый с открытыми глазами, хотя накануне он шутил и рассказывал анекдоты. Знаете, что сказал этот псих Лерой? Он сказал: «Расти, давай мы с тобой сделаем этому сукину сыну счастливое лицо, прежде чем отправить его в дальнюю дорогу!» Мы загримировали его, но это не было неуважением, о нет! — Расти покачал головой. — Мы любили старину Роджера, он был заводной парень. Мы просто нарисовали ему лицо, с которым он чувствовал себя удобнее всего. Потом мы с Эдди Роско похоронили его. Кажется, я помогал рыть до сотни могил в неделю, пока наконец не остались только мы с Лероем. — Он слабо улыбнулся, глядя мимо Джоша и Сван в угол. — Хорошо выглядишь, старина! Черт, до этого я не думал, что когда-нибудь останусь совсем один!
— Здесь нет никого, кроме вас? — спросила Сван.
— Только я. Последний из Цирка Райделла. — Он посмотрел на Джоша. — И кто же победил?
— Кто победил где?
— В войне. Кто выиграл войну? Мы или русские?
— Не знаю. Но если Россия похожа на то, что мы со Сван повидали… Да поможет Бог и им тоже.
— Ну, с огнем надо бороться огнем, — сказал Расти. — Так говорила моя мама: «Борись с огнем с помощью огня». Может быть, во всем этом есть одна хорошая вещь: все сбросили свои бомбы, расстреляли все боеприпасы, и больше их не осталось. Оружие просто довело борьбу до конца, а старый мир по-прежнему вот он.
— Да, — согласился Джош. — Мир по-прежнему вот он. И мы тоже.
— Полагаю, он изменится. Если везде так же, как здесь, то должны сохраниться предметы роскоши.
— Забудь о роскоши, — сказал ему Джош. — Этот вагон и эта печка — вот роскошь, дружище.
Расти ухмыльнулся, демонстрируя дыру на том месте, где был зуб.
— Да, у меня здесь настоящий дворец, правда?
Он несколько секунд смотрел на Сван, потом встал, подошел к вешалке и взял с нее черный бархатный френч. Клоун подмигнул девочке, скинул с себя грубый хлопчатобумажный пиджак и надел черный бархатный. Из нагрудного кармана торчал носовой платок.
— Я вот что скажу: есть кое-что, что никогда не изменится, маленькая леди. Магия. Ты веришь в магию, дорогая?
— Да! — сказала она.
— Хорошо!
Расти взмахнул белым носовым платком, и внезапно в его руке оказался букет ярко раскрашенных бумажных цветов. Он протянул их Сван.
— Ты похожа на даму, которая способна оценить прекрасные цветы. Конечно, было бы неплохо полить их! Если цветы не поливать, они могут просто завянуть.
Он вытянул вперед другую руку, покрутил запястьем, и в его ладонях оказался маленький красный пластиковый кувшин. Клоун наклонил его над цветами, но вместо воды на пол высыпалась струйка желтой пыли.
— Ох, — вздохнул Расти, притворяясь разочарованным. Потом глаза его вспыхнули. — Ну, может быть, это волшебная пыль, маленькая леди! Конечно! Волшебная пыль сохранит цветы живыми не хуже, чем вода! Как по-вашему?
Несмотря на то что из-за наличия трупа в углу мурашки ползли у девочки по коже, Сван не могла не улыбнуться.
— Разумеется, — сказала она, — я тоже так думаю.
Расти взмахнул худой рукой перед лицом Сван. Она увидела, как в ней внезапно появился красный шарик, потом между большим и указательным пальцами клоуна возник другой. Расти взял по шарику в каждую руку и начал жонглировать ими.
— Кажется, мы еще что-то забыли? — спросил он ее и, пока шарики были в воздухе, протянул правую руку к уху Сван. Она услышала мягкое «хлоп», и в ладони Расти оказался третий красный шарик. Он стал жонглировать всеми тремя. — Вот так. Я знал, что когда-нибудь найду эту штуку.
Девочка потрогала свое ухо.
— Как вы это делаете?
— Магия, — объяснил Расти.
Он засунул в рот один шарик, за ним второй, третий. Его пустая рука помахала в воздухе, и Сван видела, как горло Расти вздулось — он проглотил их все.
— Очень вкусно, — сказал он. — Хочешь попробовать?
И протянул к ней ладонь: там лежали три красных шарика.
— Но я же видела, как вы их съели! — воскликнула Сван.
— Да, съел. А это еще три. Этим я утоляю голод, понимаешь? «Грэви трейн» и волшебные шарики.
Его улыбка дрогнула, начала таять. Он взглянул на труп и опустил шарики в карман.
— Ладно, — сказал он, — думаю, на сегодня магии достаточно.
— Вы великолепны, — похвалил его Джош. — Итак, вы клоун, фокусник и жонглер. А что вы еще можете?
— Что еще? Когда-то ездил на полудиких лошадях в родео. — Расти снял бархатный пиджак и повесил его, будто укладывал в кровать старого друга. — Был там клоуном. Был поваром на карнавале. Однажды работал на ранчо, где разводили коров. Знаток всех профессий, но ни в одной не мастер, я так полагаю. При этом я всегда любил фокусы. Венгерский фокусник по имени Фабриозо взял меня под свое покровительство, когда мне было шестнадцать, и научил своему искусству. Сказал, что у меня такие руки, которыми можно или лазить по карманам, или вытаскивать мечты из воздуха. — В глазах Расти плясал свет. — Этот Фабриозо был не просто фокусником, скажу я вам, да! Он разговаривал с духами — и они, уверяю вас, отвечали ему и делали то, что он им говорил!
— Это тоже магия? — Сван дотронулась до деревянного ящичка с резными ящерицами.
— Это шкатулка с секретами Фабриозо. Теперь я храню в ней грим и другие мелочи. Мой учитель привез ее от какого-то фокусника из Стамбула. Знаете, где это? В Турции. А тот привез ее из Китая, и потому я считаю, что она имеет свою историю.
— Как Плакса, — сказала Сван и подняла ивовый прут.
— Плакса? Ты так называешь эту лозу?
— Одна женщина… — Джош заколебался. Боль утраты была еще слишком свежа. — Одна очень необычная женщина дала это Сван.
— А этот волшебный пиджак дал вам Фабриозо? — спросила Сван.
— Нет. Я купил его в магазине для иллюзионистов в Оклахома-Сити. От Фабриозо мне достался ящичек и кое-что другое.
Он открыл резную шкатулку. Внутри были банки, карандаши для бровей и лоскутки, покрытые пятнами тысячи различных цветов и оттенков. Он порылся на дне.
— Фабриозо сказал, что это идет в комплекте с ящиком. Значит, наверняка оттуда же, откуда и он. Вот. — И вытащил руку.
Это было простое овальное зеркало в черной оправе с потертой ручкой. На нем имелось только одно украшение: на месте крепления ручки к основанию смотрели в разные стороны две черные маски. Стекло было дымчатое, с полосками и пятнами.
— Фабриозо пользовался им, когда накладывал грим. — В голосе Расти зазвучало благоговение. — Он говорил, что оно правдивее любого другого из тех, в какие он когда-либо смотрелся. Я им не пользуюсь — слишком потускнело.
Он протянул его Сван, и она взяла за ручку. Амальгама была мутной, как бисквит из взбитого молока.
— Фабриозо было девяносто, когда он умер, и он рассказывал, что зеркало у него появилось в семнадцать. Держу пари, этой штуке лет двести.
— Ух ты!
Такого Сван не могла себе представить. Она вглядывалась в зеркало, но лишь смутно различала свое лицо, как будто через пелену тумана. И все равно отметины на месте ожогов раздражали ее. Кроме того, лицо у нее было такое пыльное, что она подумала, будто и сама похожа на клоуна. Девочка не собиралась привыкать к тому, что у нее нет волос. Она пригляделась внимательнее. На лбу у нее появилось два таких же странных, похожих на бородавки пятна, какие она заметила у Леоны. Они всегда были там или только что выскочили?
— Наверно, Фабриозо был немного тщеславен, — признался Расти. — Я часто находил его у зеркала, только обычно он держал его на расстоянии вытянутой руки, вот так. — Он выпрямил руку и обратил ладонь к себе, как если бы она была зеркалом.
Сван повторила за ним. Зеркало отражало левую часть ее лица и левое плечо. Разобрать можно было только очертания головы.
— Я не вижу себя как…
В зеркале произошло какое-то движение. Быстрое движение. Не ее.
Лицо с одним глазом посередине, с зияющим ртом на месте носа, с кожей желтой, как высохший пергамент, выросло из-за ее левого плеча, словно прокаженная луна.
Сван выронила зеркало. Оно ударилось об пол, и девочка резко повернулась налево.
Там никого не было. Естественно.
— Сван? — Расти поднялся на ноги. — Что случилось?
Джош отставил подсвечник и положил руку на плечо Сван. Девочка прижалась к нему, и он почувствовал, как колотится ее сердце. Что-то очень напугало ее. Он наклонился и поднял зеркало, ожидая, что стекло разлетелось на куски, но оно было цело. Он посмотрел в него и вновь испытал отвращение к своему лицу, но задержал на нем взгляд достаточно надолго, чтобы увидеть четыре новые бородавки на подбородке. Он протянул зеркало Расти:
— Хорошо, что не разбилось. Если бы разбилось, нам бы семь лет не везло.
— Я сотню раз видел, как Фабриозо ронял его. Однажды он швырнул его изо всей силы на бетонный пол. Оно даже не треснуло. Понимаете, он говорил, что это волшебное зеркало; только на самом деле, видимо, не знал, в чем именно его магия. Он никогда не объяснял мне, почему это так. — Расти пожал плечами. — По-моему, это просто старое дымчатое стекло, но, поскольку оно шло в комплекте с ящиком, я решил хранить его на прежнем месте.
Он обратил внимание на Сван, которая все еще напряженно смотрела на зеркало.
— Не беспокойся, — сказал он ей. — Я же говорю, оно не бьется. Черт, да оно прочнее пластика! — И положил зеркало на стол.
— С тобой все в порядке? — спросил Джош.
Девочка кивнула. Какое бы чудовище она ни видела позади себя в отражении, снова на него смотреть она не собиралась. Но все же чье это было лицо, там, в глубине зеркала?
— Да, — ответила она, стараясь, чтобы ее голос звучал искренне.
Расти разжег огонь в печке, и Джош помог ему оттащить труп на цирковое кладбище. Киллер лаял, следуя за ними по пятам.
Они ушли. Сван снова подсела к зеркалу. Оно притягивало ее, совсем как карты Таро Леоны. Девочка медленно взяла его и, держа на вытянутой руке, направила на левое плечо, как сделала это раньше.
Но никакого чудовищного лица не возникло. Ничего там не было.
Сван повернула зеркало вправо. Снова ничего.
Ей очень не хватало Леоны, и она подумала о карте Дьявола из колоды Таро. Лицо из зеркала с ужасным глазом посередине и ртом, похожим на врата ада, напомнило ей изображение на той карте.
— О, Леона, — прошептала Сван, — зачем ты нас покинула?
В зеркале промелькнуло быстрое красное мерцание, почти вспышка, и сразу же исчезло.
Сван оглянулась через плечо. Позади нее находилась плита, за ее дверцей трещали алые языки пламени.
Девочка снова всмотрелась в амальгаму. Там виднелась лишь темнота, и она поняла, что печка никак не может отражаться.
Маленькая точка рубиново-красного света снова вспыхнула в стекле и стала расти.
Словно далекие огни, замерцали другие цвета: изумрудно-зеленый, чистейший белый, глубокий, как полночь, синий. Краски становились ярче, сливаясь в маленькое пульсирующее кольцо, о котором Сван сначала подумала, что оно плывет по воздуху. Но в следующий момент она поняла, что смутно различает фигуру, держащую это кольцо. Она не смогла бы сказать, мужчина это или женщина. Сван очень хотелось обернуться, но она не сделала этого, потому что понимала: сзади нет ничего, кроме стены. Нет, это лишь мираж в волшебном зеркале — но что он значит?
Казалось, эта фигура идет — утомленно, но решительно, как будто он или она знает, что длинное путешествие близится к завершению. Сван почувствовала, что человек этот находится от нее очень далеко — может быть, даже в другом штате. На долю секунды она смогла различить его черты, и ей показалось, что это суровое лицо женщины; затем изображение снова затуманилось, и Сван уже не могла бы сказать, так ли это. Казалось, фигура ищет что-то, держа кольцо, сияющее ярче светлячков. Позади нее, возможно, были и другие люди, ищущие во тьме, но Сван из-за дымки не могла их различить.
Фигура и сверкающий многоцветный круг начали угасать. Сван смотрела до тех пор, пока он не уменьшился до размеров пламени далекой свечи. Потом он мигнул, как падающая звезда, и пропал.
— Вернись, — прошептала девочка. — Пожалуйста, вернись.
Но видение не возвращалось. Сван переместила зеркало чуть левее.
А за этим плечом возвышалась лошадь-скелет, а на лошади — костлявый всадник, весь измазанный свежей кровью, а в руке скелета была коса, которую он занес для смертельного удара…
Сван обернулась.
Она была одна. Совершенно одна.
Ее трясло, и она положила зеркало на стол стеклом вниз. Для нее, пожалуй, на сегодня достаточно магии.
«Теперь все изменилось, — вспомнила она слова Леоны. — Все, что было, погибло. Должно быть, сейчас весь мир такой же, как Салливан: все разрушено, все изменилось, превратилось во что-то совсем другое».
Ей была необходима помощь Леоны, чтобы собрать новые кусочки головоломки, но Леона умерла. Теперь остались только она, Джош и Расти Витерс, если он тоже решит пойти с ними.
«Но что означали видения в волшебном зеркале? — изумлялась она. — Было ли это что-то, что непременно произойдет, или что-то, что никогда не случится?»
Сван решила помалкивать об увиденном до тех пор, пока не обдумает это снова. Она еще не знала, можно ли доверять Расти Витерсу, хотя выглядел он вполне нормальным.
Когда мужчины вернулись, Джош спросил Расти, нельзя ли им остаться на несколько дней. Они распределили воду и «Грэви трейн» — и Сван сморщила нос, но в животе у нее заурчало.
— Куда же вы направляетесь? — поинтересовался Расти.
— Еще не знаю. У нас есть крепкая лошадь и самая бесстрашная собачонка, какую мне доводилось видеть, и, думаю, мы будем идти, пока не найдем подходящее место.
— Возможно, это надолго. Вы же не знаете, что у вас впереди.
— Зато я знаю, что у нас позади. То, что впереди, не может быть намного хуже.
— Это только ваши надежды, — заметил Расти.
— Да. — Джош взглянул на Сван.
«Сберегите дитя», — подумал он. Хатчинс собирался выполнять эту обязанность не только потому, что повиновался приказу, но и потому, что привязался к девочке и готов был сделать все от него зависящее и обеспечить ее безопасность — что бы ни случилось. Хотя, понимал он, это похоже на прогулку по самому аду.
— Я предпочел бы присоединиться к вам, если вы не возражаете, — решил Расти. — Все, что у меня есть, — это одежда, которая на мне, мой волшебный пиджак, этот ящичек и зеркало. По-моему, нет смысла оставаться здесь.
— Никакого! — ответил Джош.
Расти посмотрел в затянутое пленкой окно.
— Господи, я надеюсь, что проживу достаточно долго, чтобы снова увидеть, как восходит солнце, и снова иметь возможность отравить себя сигаретами.
Джош не удержался от смеха, Расти тоже захихикал.
Сван улыбнулась, но ее улыбка быстро погасла.
Она чувствовала, что сильно изменилась с тех пор, как маленькой девочкой вместе с матерью вошла в магазинчик Поу-Поу Бриггса. Третьего ноября ей исполнится десять лет, но уже сейчас она ощущала себя по-настоящему старой — по меньшей мере тридцатилетней. И ведь она ничего ни о чем не знала! До того злосчастного дня ее мир ограничивался мотелями, трейлерами и небольшими грязными домишками. А на что же похож остальной мир? Что осталось от него теперь, когда страшный день наступил и прошел?
«Мир продолжит существовать, пусть и измененным, — сказала Леона. — Господь заставил мир сильно завертеться. Он наделил здравым смыслом и душой многих — может быть, таких, как ты».
Девочка вспомнила о Поу-Поу Бриггсе — как он внезапно сел и произнес несколько слов. Тогда произошло что-то, о чем она боялась слишком много размышлять, но сейчас ей хотелось узнать, что это значило. Сван не чувствовала себя особенной ни в чем. Она просто ощущала себя усталой, разбитой и пыльной; и когда она позволила себе подумать о маме, ей захотелось одного: упасть и заплакать. Но она пересилила себя.
Сван мечтала больше знать обо всем — научиться лучше читать, если можно найти книги, задавать вопросы и учиться слушать, учиться думать и всему находить причины. Но она ни за что не хотела взрослеть, потому что боялась мира взрослых. Для нее взрослый был толстопузым забиякой со злобно кривящимся ртом, который затаптывал ее садики, прежде чем они успевали разрастись.
«Нет, — решила Сван, — я хочу оставаться такой, какая есть, и никто не затопчет меня, а если попытается, то весь исколется о шипы».
Помешивая собачью еду, Расти смотрел на девочку. Он заметил, что она глубоко задумалась.
— Пенни за твои мысли, — сказал он и щелкнул пальцами правой руки.
Между его большим и указательным пальцами появилась монета, которую он заранее спрятал в руке. Он кинул монету Сван, и та поймала ее.
Она увидела, что это не пенни. Это был медный жетон размером с четвертак, и на нем над улыбающимся лицом клоуна было написано: «Цирк Райделла».
Сван заколебалась, посмотрела на Джоша, потом снова на Расти. Наконец она решилась:
— Я думаю… о завтрашнем дне.
Джош сидел, прислонившись спиной к стене, прислушивался к пронзительному завыванию ветра и надеялся, что в конце концов им как-нибудь удастся преодолеть зловещий коридор многих «завтра», который простирается перед ними.
Глава 46Христианин в «кадиллаке»
Спортивный зал хоумвудской средней школы превратился в лазарет, и персонал Красного Креста и Армии США доставил сюда генераторы, которые обеспечивали электроснабжение.
Изможденный врач Красного Креста Эйхельбаум вел Сестру и Торсона через лабиринт людей, лежавших на койках и на матрасах, брошенных на пол. Сестра прижимала к себе рюкзак. Последние три дня, с тех пор как их ружейные выстрелы услышала группа часовых, она не отходила от него дальше чем на пять шагов. Горячие кукурузные лепешки, рис и кофе, от которого поднимался пар, в тот вечер показались Сестре изысканным лакомством.
Ее привели в одноместную палату в здании, помеченном при входе табличкой «Новоприбывшие», и передали медсестре в белом костюме и маске. Медсестра раздела ее, приложила к телу счетчик Гейгера и, когда прибор зашкалило, отпрыгнула назад на три фута. Сестру натерли каким-то белым крупнозернистым порошком, но счетчик по-прежнему кудахтал, будто рассерженная курица. Еще с полдесятка чисток опустили показания счетчика до приемлемых границ, но когда медсестра сказала: «Мы должны избавиться от этого» — и взялась за рюкзак, Сестра схватила ее сзади за шею и спросила, не надоело ли ей жить.
Два врача Красного Креста и два офицера, которые походили бы на бойскаутов, если бы не синевато-багровые ожоги на лицах, тоже не смогли отнять у Сестры рюкзак. Наконец доктор Эйхельбаум вскинул руки и крикнул:
— Тогда хоть почистите его!
Рюкзак несколько раз терли и щедро засыпали порошком нехитрый скарб.
— Только держите этот проклятый вещмешок закрытым, леди! — кипятился Эйхельбаум. Половину его лица покрывали синие ожоги, и один глаз у него ослеп. — Если я хоть раз увижу его открытым, он полетит в печь для мусора!
Обоим — Сестре и Полу Торсону — выдали мешковатые белые комбинезоны. Почти все остальные ходили еще и в резиновой обуви, но Эйхельбаум сказал, что запасы «антирадиационной обуви» закончились несколькими днями раньше.
Доктор Эйхельбаум намазал похожей на вазелин субстанцией ожоги на лице Сестры и пристально осмотрел больной участок кожи на ее подбородке, похожий на струп, окруженный четырьмя маленькими, как бородавки, бугорками. Он обнаружил еще два таких же возле нижней челюсти под левым ухом Сестры и седьмую — прямо в уголке ее левого глаза. Доктор сказал, что около шестидесяти пяти процентов выживших имеют такие отметины — очень вероятно, это рак кожи, но он ничего не может с этим поделать. Срезание их скальпелем, сказал он ей, только стимулирует их рост — и сердито указал на черную струпообразную отметину, расползшуюся по его собственному подбородку. Самое необычное в этих отметинах то, пояснил доктор, что они появляются только на лице или вблизи лица. Они ни разу не попадались ему ниже шеи, на руках, ногах или в любой другой области, подвергшейся воздействию излучения.
Импровизированный госпиталь был заполнен жертвами ожогов, людьми с лучевой болезнью и пребывавшими в шоке и депрессии. Более тяжелые больные содержались в специальных палатах, сообщил ей Эйхельбаум. Показатель смертности составлял около девяноста девяти процентов. Не менее серьезной проблемой были самоубийства, ибо с течением времени люди, казалось, все больше осознавали размеры катастрофы, и, по словам доктора Эйхельбаума, число тех, кого находили повесившимися на деревьях, возрастало.
Днем ранее Сестра посетила публичную библиотеку Хоумвуда и обнаружила там полное запустение. Большая часть книг исчезла: их использовали для поддержания огня. Полки были распилены, столы и стулья подготовлены к сожжению. Свернув в один из проходов, где уцелели стеллажи, Сестра уткнулась взглядом в антирадиационную обувь женщины, которая взобралась на стремянку и повесилась на арматуре освещения.
Но среди груды энциклопедий Сестра нашла то, что ей было нужно: книги по истории Америки, «Ежегодник фермера» и некоторые другие издания, которые пожалели сжигать. В них она и отыскала то, что хотела.
— Вот он, — сказал доктор Эйхельбаум, пробираясь между несколькими койками к Арти Виско.
Арти сидел, прислонясь к подушке. Между его кроватью и соседней слева стоял передвижной столик, и Арти был поглощен игрой в покер с молодым негром, лицо которого покрывали белые треугольные ожоги, такие аккуратные, что казалось, будто они отпечатаны на коже.
— Привет! — обрадовался Арти, улыбнувшись Сестре и Полу. — У меня «полный дом»! — И перевернул свои карты.
— Че-ерт! Ты мошенничаешь, парень! — сказал его соперник, но раскошелился на несколько зубочисток из кучки на своей стороне подноса.
— Вот, смотрите! — Арти задрал рубаху и показал им тугую ленту, стягивавшую его ребра. — Робот даже предложил поиграть в крестики-нолики на моем животе!
— Робот? — спросила Сестра, и чернокожий парень поднял палец, словно приподнимая воображаемую шляпу.
— Как вы сегодня? — спросил у Арти доктор. — Медсестра взяла у вас анализ мочи?
— Конечно да! — сказал Робот и присвистнул. — У этого малыша такой член, что, наверное, достал бы отсюда до Филадельфии!
— Здесь не особо секретничают, — объяснил Арти Сестре, пытаясь сохранить достоинство. — Берут анализы при всем честном народе.
— Любая женщина из тех, что здесь вокруг, увидев, что у тебя есть, дурак, будет на коленях молиться за тебя!
— Да что ж это такое! — Арти застонал в смущении. — Может, ты заткнешься?
— Ты выглядишь гораздо лучше, — заметила Сестра.
Кожа Арти уже не была болезненно-серой, и, хотя лицо представляло собой бесформенную массу бинтов и синевато-багровых и алых ожоговых рубцов — келоидов, как называл их доктор Эйхельбаум, — Сестре показалось, что на щеках у него играет здоровый румянец.
— Ну да, я все время хорошею! На днях собираюсь посмотреться в зеркало и снова увидеть улыбающегося Кэри Гранта!
— Здесь нет зеркал, дурак, — напомнил ему Робот. — Все зеркала разбиты.
— Арти прекрасно реагирует на пенициллин, который мы ему вводим. Благодарение Богу, что у нас есть это лекарство, иначе большинство погибло бы от инфекции, — сказал доктор Эйхельбаум. — Он еще не вполне оправился, но, думаю, с ним все будет в порядке.
— А что с тем пареньком, Бьюкененом? И с Моной Рэмси? — спросил Пол.
— Я проверю список, но не думаю, что кто-нибудь из них в тяжелом состоянии. — Доктор обвел взглядом зал и покачал головой. — Здесь так много народу, я не могу знать обо всех. — Его взгляд вернулся к Полу. — Если бы у нас была вакцина, я бы назначил каждому из вас прививку против бешенства, но ее нет, поэтому придется обойтись. Вам остается только надеяться, что среди волков не было бешеных.
— Эй, док, — окликнул Арти. — Как вы думаете, когда я смогу отсюда выйти?
— Самое раннее — через четыре или пять дней. Но зачем? Вы планируете куда-то направиться?
— Да, — ответил Арти не задумываясь, — в Детройт.
Доктор поднял голову и здоровым глазом строго уставился на Арти Виско.
— Детройт, — повторил он. — Я слышал, Детройт был одним из первых городов, по которым нанесли удар. Мне очень жаль, но вряд ли он еще существует.
— Может быть, и нет. Но я все рано собираюсь туда. Там мой дом, моя жена. Господи, да я вырос в Детройте. Разрушен он или нет, я вернусь туда и найду то, что от него осталось.
— Наверное, то же самое с Филадельфией, — тихо шепнул Робот. — От Филли остался только пепел.
— Я должен вернуться домой, — твердо сказал Арти. — Там моя жена. — Он взглянул на Сестру. — Я видел ее, ты знаешь. Я видел ее в стеклянном кольце, и она была совершенно такая же, как в ранней молодости. Может быть, это что-нибудь значит, — например, я должен верить в то, что дойду до Детройта и найду ее. Может быть, найду… а может, и нет, но я должен идти. Ты ведь пойдешь со мной, правда?
Сестра помолчала. Потом слабо улыбнулась и сказала:
— Нет, Арти. Я не могу. Мне надо в другое место.
— Куда? — Он нахмурился.
— Я тоже кое-что видела в стеклянном кольце и должна выяснить, что это значит. Я обязана сделать это точно так же, как ты — идти в Детройт.
— Не знаю, о какой чертовщине вы говорите, — сказал доктор Эйхельбаум, — но куда же вы собираетесь?
— В Канзас. — Сестра заметила, что единственный глаз доктора моргнул. — Город называется Мэтсон. Он есть в дорожном атласе Рэнда Макнелли.
Она нарушила приказ доктора и открыла сумку, чтобы положить в нее дорожный атлас, рядом со стеклянным кольцом, посыпанным порошком.
— Вы знаете, как далеко отсюда до Канзаса? Как вы собираетесь попасть туда? Пешком?
— Именно так.
— Кажется, вы не совсем осознаете ситуацию, — спокойно сказал доктор. Сестра узнала тон, которым с ней говорили в психиатрической лечебнице. — Первая волна ядерных ракет поразила все главные города в нашей стране, — объяснил он. — Вторая волна ударила по военным базам. Третья — по небольшим городам и селам. А четвертая волна уничтожила все остальное, что еще не сгорело. Как я слышал, на пятьдесят миль отсюда на восток и на запад простирается пустыня. Здесь нет ничего, кроме руин, мертвецов и людей, которые жалеют, что выжили. И вы хотите пешком идти в Канзас? Это бессмысленно. Радиация убьет вас. Вы не пройдете и сотни миль.
— Я пережила взрыв в Манхэттене. Так же, как и Арти. Почему же радиация до сих пор нас не убила?
— Некоторые люди способны выдержать большую дозу. Это счастливая случайность. Но это не значит, что вы избежите последствий.
— Доктор, если бы мне было суждено умереть от радиации к сегодняшнему дню, от меня остались бы только кости. А воздух везде полон ею — и вы знаете это не хуже меня! Эта дрянь повсюду!
— Да, ветер разносит радиацию, — признал Эйхельбаум. — Но вы хотите идти прямиком в сверхзараженную зону! Я не понимаю вашего стремления.
— Конечно не понимаете, — сказала Сестра. — И не поймете. Так что не тратьте лишних слов, я немного отдохну здесь, а потом уйду.
Доктор Эйхельбаум снова запротестовал, потом увидел решимость во взгляде женщины и понял, что уговаривать ее бессмысленно. Но в его характере было оставлять за собой последнее слово.
— Вы сумасшедшая, — заключил он.
Развернувшись, он зашагал прочь, решив, что у него есть дела поважнее, чем пытаться удержать от самоубийства еще одну ненормальную.
— Канзас, — мягко сказал Арти Виско, — это далеко отсюда.
— Да. Мне понадобится хорошая обувь.
Внезапно в глазах Арти блеснули слезы. Он схватил руку Сестры и прижал ее к щеке.
— Храни тебя Бог, — пожелал он. — Да сохранит тебя Бог.
Сестра наклонилась и крепко обняла его. Арти поцеловал ее в щеку. Она почувствовала слезы, и у нее заныло сердце.
— Ты самая прекрасная женщина из всех, кого я знал, — сказал Арти. — После моей жены, конечно.
Она поцеловала его и выпрямилась. Ее глаза были влажны, и она знала, что еще много раз вспомнит об Арти и в душе будет молиться за него.
— Иди в Детройт, — сказала она. — Ты найдешь ее. Слышишь?
— Да. Я слышу. — Он кивнул; его глаза блестели, словно новенькие монетки.
Сестра повернулась, чтобы уйти, и Пол Торсон последовал за ней. Она слышала, как Робот за ее спиной сказал:
— Мужик, у меня был дядя в Детройте, и вот что я подумал…
Она вышла из больницы на улицу и постояла, глядя на футбольное поле, покрытое палатками, машинами и грузовиками. Небо было мрачным, серым, тяжелым от туч. Справа, перед высоким зданием школы, под длинным красным навесом, стоял большой щит, где люди приклеивали объявления и вопросы. На этой доске не оставалось свободного места. Накануне Сестра прошла вдоль нее, читая мольбы, нацарапанные на бумаге для заметок: «Ищу дочь, Бекки Роллинз, четырнадцати лет. Потерялась семнадцатого июля в районе Шенандоа…», «Тот, кто располагает информацией о семье Дибаттиста из Скрентона, пожалуйста, оставьте…», «Ищем преподобного Боудена из Первой пресвитерианской церкви Хэзлтона, срочно нужны службы…»
Сестра подошла к изгороди, окружавшей футбольное поле, поставила рюкзак на землю и просунула пальцы в ячейки ограды. Позади нее, у доски объявлений, послышался плач какой-то женщины, и Сестра вздрогнула.
«Господи, — думала она, — до чего же мы дожили?»
— Канзас, говорите? Какого черта вам вздумалось уйти отсюда?
Возле нее к сетке прислонился Пол Торсон. На его сломанной переносице красовалась шина.
— Канзас, — повторил он. — И что там есть?
— Городок под названием Мэтсон. Я видела его в стеклянном кольце, а затем нашла в дорожном атласе. Вот куда я направляюсь.
— Но зачем?
Пол поднял воротник потрепанной кожаной куртки, защищаясь от холода. Он боролся за то, чтобы оставить эту куртку, так же упорно, как Сестра за свой рюкзак, и носил ее поверх чистого белого комбинезона.
— Потому что… — Она замолкла, а потом решила рассказать ему, о чем все время думала с тех пор, как нашла дорожный атлас. — Потому что я чувствую, что меня ведут к чему-то — или к кому-то. То, что я вижу в этом стекле, реально. То, что я вижу, происходит на самом деле. Я не знаю, почему или как. Может быть, это стеклянное кольцо — что-то вроде… трудно сказать… антенны или чего-нибудь такого. Радара или ключа к двери, о существовании которой я никогда и не догадывалась. Но меня зачем-то направляют туда, и я должна идти.
— Сейчас вы говорите как леди, которая увидела чудовище с блуждающими глазами.
— Я и не надеялась, что вы поймете. Не предполагала, что вам есть до этого дело, и не спрашивала вас. Что, вы так и будете околачиваться возле меня? Вам не выделили место в палатке?
— Выделили. Кроме меня, там еще трое. Один все время плачет, а другой без передышки говорит о бейсболе. Ненавижу бейсбол.
— А что вы не ненавидите, мистер Торсон?
Он пожал плечами и оглянулся на пожилую пару. И у мужчины, и у женщины на лицах пестрели келоиды. Старики, поддерживая друг друга и пошатываясь, удалялись от доски объявлений.
— Я не ненавижу быть один, — сказал он наконец. — Не ненавижу рассчитывать только на себя. И неплохо отношусь к себе, хотя иногда и не слишком собой доволен. А еще я не прочь выпить. Вот и все.
— Все это вам подходит. Удачи вам. Что ж, хочу поблагодарить вас за то, что вы спасли жизнь мне и Арти. Вы хорошо заботились о нас, и я высоко ценю это. Так что…
Она протянула ему руку. Но Торсон не пожал ее.
— У вас есть что-нибудь стоящее? — спросил он.
— В смысле?
— Что-нибудь ценное. Нечто, что можно продать или обменять.
— Продать или обменять? Зачем?
Пол кивнул в сторону автомобилей, припаркованных на поле. Она видела, что он смотрит на старый помятый армейский джип с залатанным откидным верхом и маскировочной окраской.
— У вас в рюкзаке есть что-нибудь, на что вы могли бы выменять джип?
— Нет. Я не… — И тут она вспомнила, что глубоко на дне лежат кусочки стекла с вплавленными в него драгоценными камнями, которые она взяла там же, где и стеклянное кольцо, — в руинах магазина хрусталя Штойбена и «Тиффани». Она переложила их в рюкзак из сумки «Гуччи» и забыла о них.
— Вам необходима машина, — сказал Торсон. — Не можете же вы идти пешком отсюда до Канзаса. Как вы собираетесь доставать бензин, еду и воду? Вам понадобятся ружье, спички, хороший фонарик и теплая одежда. Как я уже говорил, леди, то, что там происходит, похоже на Додж-Сити и Дантов ад, вместе взятые.
— Возможно. Но вам-то какое дело, почему вас это вол-нует?
— Совсем не волнует. Я просто пытаюсь предупредить вас, вот и все.
— Я сама могу о себе позаботиться.
— Да, бьюсь об заклад, можете. Держу пари, вы были раньше изрядной стервой.
— Эй! — позвал кто-то. — Эй, а я вас ищу, леди!
К ним приближался высокий мужчина в пальто и кепке с логотипом пива «Строх», тот самый часовой, который услышал выстрелы.
— Ищу вас, — сказал он, жуя сразу две пластинки жвачки. — Эйхельбаум сказал, что вы где-то здесь.
— Вы меня нашли. Что дальше?
— Ну, — сказал он, — когда я увидел вас в первый раз, мне показалось, вы мне хорошо знакомы. Он говорил, вы носите с собой большую кожаную сумку, хотя, полагаю, именно это и сбило меня с толку.
— О чем вы говорите?
— Это было за пару дней до того, как вы, ребята, появились здесь. Парень просто ехал по восьмидесятому шоссе, словно на воскресной прогулке; он был на таком французском гоночном велосипеде, у которого низкий руль. Я хорошо его запомнил, потому что старина Бобби Коутс и я дежурили на колокольне. Бобби ударил кулаком по моей руке и сказал: «Клив, елки, да ты посмотри!» Ну, я посмотрел и увидел такое, что глазам своим не поверил!
— Говори по-человечески, друг! — перебил Пол. — Что же там было?
— Ну что — этот мужик. Катил на велике по шоссе. Но это ладно, потрясающим было другое: за ним гнались почти по пятам тридцать или сорок волков. Цирк! У самой вершины холма этот парень слез с велика и встал лицом к волкам, и они, волки, съежились и прижались к земле, будто столкнулись с самим Господом Богом. Потом они бросились врассыпную и убежали, а мужик покатил дальше. — Клив пожал плечами, на его простоватом лице отразилось удивление. — Ну, мы вышли поговорить с ним. Здоровый парень. Крепкий. Сложно сказать, сколько ему лет. Волосы седые, но лицо молодое. Одет он был в костюм с галстуком и в серый плащ. По его виду нельзя было сказать, что он ранен или еще что-нибудь. У него были двухцветные ботинки. Я это точно помню. Двухцветные ботинки! — Клив хмыкнул, покачал головой и посмотрел на Сестру. — Он спрашивал о вас, леди. Спрашивал, не видели ли мы женщину с большой кожаной сумкой. Сказал, вы его родственница и он должен найти вас. Похоже было, он и в самом деле очень в этом заинтересован и действительно хочет вас найти. Но мы с Бобби, ясное дело, ничего о вас не знали, и этот парень спросил у других часовых, но они тоже не знали вас. Мы сказали ему, что можем взять его в Хоумвуд, приютить, накормить, а ребята из Красного Креста его осмотрят.
Сердце у Сестры сильно заколотилось, и она почувствовала, что ей очень холодно.
— Что… что же с ним было дальше?
— Да ничего. Ушел. От всей души нас поблагодарил и сказал, что ему надо проехать еще много миль. Потом пожелал нам всего хорошего и снова покатил, направляясь на запад.
— С чего ты взял, что этот парень искал именно ее? — спросил Пол. — Он мог искать какую-нибудь другую женщину с кожаной сумкой!
— О нет! — ответил Клив и улыбнулся. — Он описал эту леди так хорошо, что я прямо-таки видел ее лицо. Как фотку. Вот почему я сначала подумал, что вы знакомо выглядите, но только этим утром смекнул, что к чему. Понимаете, сумка у вас была не кожаная, и это меня сбило. — Он посмотрел на Сестру. — Вы его знаете, мэм?
— Да, еще бы, — ответила она, — я знаю его. Он… назвал вам свое имя?
— Холлмарк. Дэррил, Дэл, Дэйв… что-то вроде того. Ну, в общем, он поехал на запад… Не знаю, что он там найдет. Плохо, что вы разминулись.
— Да уж. — Сестре казалось, что ее ребра стягивают стальные ленты. — Очень плохо.
Клив приподнял кепку и ушел по своим делам. Сестра чувствовала, что сейчас упадет в обморок, и прислонилась к ограде.
— Кто он такой? — спросил Пол, но его тон выдавал, что он боится узнать это.
— Я должна ехать в Канзас, — твердо сказала Сестра. — Должна следовать тому, что видела в стеклянном кольце. Он не перестанет искать меня, потому что хочет заполучить его. Чтобы уничтожить. И я не могу позволить ему добраться до кольца, иначе я никогда не узнаю, что мне полагается найти. Или кого я ищу.
— Вам необходимо оружие.
Пол был заинтригован и насторожен как историей Клива, так и ужасом в глазах Сестры. Ни один человек не мог бы проехать мимо волков, не получив ни царапины, думал он. И на французском гоночном велосипеде? Может ли быть, что все, что она рассказала ему, правда?
— Хорошее, солидное оружие, — добавил он.
— Из того, что здесь есть, ни одно не годится.
Она подняла рюкзак и зашагала прочь от школы, вверх по тропинке, к палатке, которую ей выделили. Пол стоял и глядел ей вслед.
«Черт! — подумал он. — Что здесь происходит? У этой женщины — тонна мужества, она собирается снова идти по усеянному трупами шоссе».
Торсон решил, что у нее столько же шансов добраться до Канзаса в одиночестве, сколько у христианина доехать в рай на «кадиллаке». Он окинул взглядом сотни палаток на лесистых холмах, маленькие костры и огни фонарей вокруг Хоумвуда и содрогнулся.
В этом проклятом поселке слишком много людей, подумал он. Он не может оставаться здесь и жить в палатке еще с тремя мужчинами. Куда ни повернись, везде люди. Они повсюду, и Пол понимал, что очень скоро он либо сбежит отсюда, либо сойдет с ума. Тогда почему бы сразу не отправиться в Канзас? Почему бы и нет?
«Потому, — ответил он себе, — что мы никогда туда не попадем. Ну и что? — продолжил Пол безмолвный диалог с самим собой. — Ты планировал жить вечно? Я не могу позволить ей идти одной, — решил он. — Господи боже, я просто не могу ей этого позволить!»
— Эй! — крикнул он вслед Сестре, но она даже не обернулась. — Эй, я, возможно, смогу помочь вам достать джип! Но на большее не рассчитывайте! Не надейтесь, что я сделаю для вас что-нибудь еще!
Сестра не остановилась, погруженная в свои мысли.
— Да, мне, возможно, удастся достать кое-какую еду, а может, и воду! — сказал Пол. — Но оружие и горючее вам придется добывать самой!
«Надо не стоять на месте, а всегда стремиться сделать хотя бы шаг, — думала она. — Даже один шаг приближает вас к цели. Бог ты мой, мне нужно пройти такой длинный путь…»
— Ладно, черт побери! Я помогу вам и в этом!
Сестра наконец услышала и повернулась к Полу:
— Что вы сказали?
— Я сказал, что помогу вам! — Он пожал плечами и подошел к ней. — Могу же и я прибавить еще один слой к этому пирогу из дерьма?
— Да, — сказала она, и в уголках ее губ заиграла улыбка. — Можете.
Стемнело, в Хоумвуде пошел ледяной дождь. В лесу выли волки, ветер разносил радиацию по всей округе. Пришла новая эра.
Глава 47Зеленые мухи
Велосипедные шины пели в темноте. Время от времени они наезжали во мраке на труп или чуть не врезались в разбитую машину, но ноги, казалось, крутили педали без устали, не прекращая работу.
Человек в двухцветных ботинках склонился к рулю и несся по трассе I-80 примерно двенадцатью милями восточнее границы штата Огайо. Прах Питсбурга, словно пыль, облепил его костюм. Он провел два дня среди руин, нашел там группу выживших и поискал в их сознании лицо женщины со стеклянным кольцом. Но ее не оказалось ни в одном из их воспоминаний, и, прежде чем покинуть город, он убедил уцелевших, что горелое мясо мертвецов годится в качестве лекарства от радиации. И даже помог съесть первый труп.
Приятного аппетита, думал он. Его ноги жали на педали, как поршни.
«Где же ты? — гадал он. — Ты не могла уйти так далеко! Слишком мало времени прошло! Если, конечно, ты не бежишь день и ночь, потому что знаешь, что я сзади».
Когда волки сначала огрызались, а потом бросились за ним по пятам, он подумал, что они могли сожрать ее, когда она возвращалась из Восточной Пенсильвании. Но если так, где же кожаная сумка? Ее лица не обнаружилось в сознании часовых Хоумвуда, а ведь если бы она побывала там, хоть один из них видел бы ее. Так где же она? И что гораздо важнее, где стеклянное кольцо?
Ему было неприятно осознавать, что оно где-то есть. Он не знал, что это и зачем оно появилось, но, что бы это ни было, он хотел уничтожить его, растоптать. Разбить на крошечные кусочки и растереть их в порошок о лицо женщины.
«Сестра!» — презрительно хмыкнул он.
Его пальцы гневно стиснули руль. Стеклянное кольцо необходимо найти. Необходимо.
Сейчас — его праздник, и такие вещи недопустимы. Ему не нравилось, как женщина смотрела на кольцо, и еще меньше нравилось, как она боролась за него. Оно давало ей ложную надежду. Это действительно вредная вещь. Надо найти стеклянное кольцо, разбить его вдребезги и заставить ее съесть осколки. Иначе кто знает, скольких еще она заразит, если ее не остановить.
Возможно, она уже мертва. Возможно, кто-то из ее сородичей уже убил ее и украл сумку. Возможно, возможно, возможно…
Слишком много «возможно». Не важно, у кого или где это стеклянное кольцо, он обязан найти его, потому что такие вещи не должны существовать. Когда оно стало темным и холодным в его руках, он убедится, что оно читает его душу.
— Это мой праздник! — крикнул он и переехал лежавшего на дороге мертвеца.
Но существует так много различных мест, в которых можно искать, и шоссе, по которым можно идти! Она, должно быть, свернула с трассы I-80, не доходя до Хоумвуда. Но почему? Он вспомнил ее слова: «Мы идем на запад». Вероятно, она будет идти по пути наименьшего сопротивления. Не нашла ли она приют в одной из маленьких деревушек между Джерси-Сити и Хоумвудом? Если так, значит она позади него, а не впереди. Но восточнее Хоумвуда и этой проклятой станции Красного Креста все и вся мертвы.
Он сбавил темп, проехав мимо свалившегося знака: «Ньюкасл — следующий поворот налево». Он собирался свернуть с дороги и найти где-нибудь карту. Вероятно, стоит проехать по другому шоссе.
Возможно, она взяла южнее и оставила Хоумвуд далеко в стороне. Возможно, в эту минуту она жалась к огню, играя с этой проклятой стекляшкой, на какой-нибудь сельской дороге. Возможно, возможно, возможно…
Это большая страна. Но у него есть время, успокаивал он себя, сворачивая с федеральной трассы на дорогу в Ньюкасл. У него есть завтра, и послезавтра, и послепослезавтра. Это его праздник, и он устанавливает правила. Он найдет ее. О да! Найдет и разобьет это стеклянное кольцо прямо о ее…
Он понял, что ветер стихает. Дуло уже не так сильно, как всего лишь несколькими часами раньше. При слишком сильном ветре он не мог искать ее как следует, но ветер все же был его другом, потому что распространял праздничную пыль.
По-кошачьи шершавым языком он лизнул палец и высоко поднял его. Да, ветер определенно стих, хотя блуждающие порывы еще дули ему в лицо и приносили запах горелого мяса. Пора наконец-то начинать. Он приоткрыл рот. Затем разинул его шире. И еще шире. Большие черные глаза не мигали на его красивом лице.
На его нижнюю губу выползла муха. Это была блестящая уродливая зеленая муха, такая, каких можно согнать с ноздрей распухшего трупа. Она ждала, подрагивая радужными крылышками. Следом за ней из его рта выбралась другая муха. Потом третья, четвертая и пятая. Еще шесть примостились на нижней губе, а десяток вытекли наружу, как зеленый ручеек. Через несколько секунд вокруг рта копошилось более пятидесяти мух — зеленая пена, которая жужжала и вздрагивала в предвкушении.
— Прочь, — прошептал он, и движение губ выслало в воздух новую группу мух.
Их крылья завибрировали на ветру, пока не установили равновесие. Остальные тоже взлетели и облачками разнеслись по всем сторонам света. Мухи были его частью, они жили в сыром погребе его души, где росли подобные твари. Описав бесшумный круг радиусом две или три мили, мухи возвращались, как будто он был центром вселенной. И когда они прилетят обратно, он увидит все то, что зафиксировали их глаза: горящий костер, искрящийся от стеклянного кольца, или ее спящее лицо в комнате, где, по ее мнению, она находилась в безопасности. Если мухи не обнаружат ее сегодня, всегда есть завтра. И послезавтра. Рано или поздно они найдут щель в стене, которая приведет его к ней, и тогда он наконец станцует ватуси на ее костях.
Его лицо было неподвижным, глаза — черные дыры в лице, которое напугало бы луну. Последние два создания, внешне похожие на мух, расширяющие возможности его глаз и ушей, оттолкнулись от его губ и поднялись в воздух, поворачивая к юго-востоку.
Двухцветные ботинки жали на педали, велосипедные шины пели, а мертвые лежали в земле — там, где им и место.