Фонтан и огонь
Глава 55Знаки и символы
Джип грохотал по заснеженной, изрытой колеями дороге, минуя разбитые и брошенные владельцами машины, черневшие по обочинам. Тут и там в серых сугробах лежали замерзшие трупы, и Сестра увидела одного с воздетыми руками, словно в последней мольбе о пощаде.
Они подъехали к безымянному перекрестку, и Пол резко сбавил скорость. Он посмотрел через плечо на Хью Райана, который втиснулся сзади вместе с багажом. Хью, держа костыль обеими руками, храпел.
— Эй! — сказал Пол и осторожно потряс спящего. — Просыпайся!
Хью всхрапнул еще раз и наконец открыл плотно закрытые глаза.
— Что это? Мы уже приехали?
— Черт возьми, нет! Мы, должно быть, ошиблись и уже миль пять едем не той дорогой! Здесь нет никаких признаков жизни!
Пол посмотрел на окружавшую их местность через лобовое стекло и почувствовал угрозу новых снегопадов. Свет как раз начал убывать. Пол не хотел смотреть на прибор, чтобы удостовериться, сколько осталось бензина, потому что и так знал, что они едут уже на копоти.
— Я думал, ты ориентируешься, куда ехать! — бросил он через плечо.
— Да, — заверил Хью, — но прошло уже немало времени с тех пор, как я отваживался далеко уезжать от Моберли.
Он вгляделся в унылый ландшафт и изрек:
— Мы на перекрестке.
— Мы это знаем. Какую нам теперь выбрать дорогу?
— Здесь должен быть знак. Может быть, его свалило ветром.
Хью поменял положение, пытаясь найти привычный ориентир. Правда, которую он скрыл от Сестры и Пола, заключалась в том, что он никогда не бывал здесь раньше, но очень хотел уехать из Моберли, потому что боялся быть убитым среди ночи из-за своих запасов шерстяных одеял.
— Ну, давайте подумаем: по-моему, я припоминаю большую рощу старых дубов, возле которой мы сворачивали направо.
Пол закатил глаза. По обеим сторонам узкой дороги стоял густой лес.
— Слушай внимательно, — сказал Пол. — Мы у черта на куличках, у нас заканчивается бензин, а в данный момент здесь нет канистр, откуда можно было бы перелить его в бак. Уже темнеет, и я думаю, что мы сбились с дороги. А теперь скажи мне, почему я еще не свернул твою тощую шею?
Хью смотрел уязвленно.
— Потому, — сказал он, исполненный достоинства, — что вы приличный человек. — Он метнул взгляд в сторону Сестры, которая, обернувшись, смотрела на него уничтожающе. — Я действительно знаю дорогу. Правда знаю. Я ведь провел вас вокруг сломанного моста?
— Куда ехать? — прямо спросила Сестра. — Налево или направо?
— Налево, — сказал Хью и тотчас же пожалел, что не сказал «направо», но было уже поздно, а ему не хотелось выглядеть идиотом.
— Или Мериз-Рест окажется за следующим поворотом, — предупредил Пол, — или нам вскоре придется прогуляться.
Он завел джип и повернул налево. Дорога вилась между мертвыми деревьями, их ветви переплелись и закрывали небо.
Хью устроился поудобнее, ожидая упреков, а Сестра дотянулась до лежавшей у ее ног кожаной сумки. Она нащупала внутри стеклянное кольцо и вытащила его. Положив кольцо на колени, она вглядывалась в его мерцающие глубины, манившие сверканием драгоценных камней.
— Что ты высматриваешь? — спросил Пол. — Есть что-нибудь?
Сестра покачала головой в ответ. Краски переливались и играли, но картин еще не составляли. Как и почему работало стеклянное кольцо — это оставалось загадкой. Пол сказал, что, по его мнению, радиация, возможно, превратила стекло, драгоценные камни и металлы в своеобразную сверхчувствительную антенну, но на что она была настроена — никто из них сказать не мог. Сестра и Пол пришли к согласию, что стеклянное кольцо ведет их к кому-то и что слушаться его означает отринуть ту часть своего «я», которая отказывалась от веры в чудеса. Использование этого кольца было равносильно прыжку в никуда, отказу от сомнения, страха и других эмоций, засорявших ум. Применение его было окончательным актом веры.
«Ближе ли мы к ответу на наши вопросы или дальше? — мысленно спросила Сестра, вглядываясь в кольцо. — Кого мы ищем и зачем?»
Ответы на ее вопросы могли быть выражены символами и картинками, знаками, тенями и звуками — отдаленными человеческими голосами, скрипом колес или лаем собаки.
Ярко, как метеор, вспыхнул бриллиант, и свет побежал вдоль ниток серебра и платины. Все больше алмазов зажигались от этого света, как по цепочке. Сестра чувствовала, что сила стеклянного кольца тянется к ней, затягивая ее внутрь, все глубже и глубже, и все ее существо сосредоточилось на вспышках света, которые появлялись в гипнотическом ритме. Ее уже не было в джипе с Полом Торсоном и одноногим доктором Хью. Она находилась где-то на заснеженном поле, покрытом пеньками. Но одно дерево все-таки осталось, оно было усыпано алмазно-белыми цветами, которые летели по ветру. На стволе дерева виднелся след от ладони, как будто выжженный, — длинные тонкие пальцы, молодая рука.
А по стволу шли буквы, словно нарисованные пальцем в огне: «С… В… А… Н».
Сестра попробовала повернуть голову, чтобы лучше рассмотреть то место, где стояла, но видение померкло, где-то у края картины появились чьи-то призрачные фигуры, далекие голоса. Потом внезапно видение исчезло, и Сестра вернулась в джип, по-прежнему сжимая в руках кольцо.
Она выдохнула воздух, который надолго задержала.
— Опять, — сказала она Полу, — я опять видела это: одинокое дерево на поле с пнями, отпечаток ладони и слово «Сван», выжженное на стволе. Сегодня отчетливее, чем прошлой ночью, и, кажется, я даже почувствовала запах яблок.
Накануне они целый день провели в поисках Мериз-Реста, а ночевали в развалинах фермерского домика. Там Сестра впервые и увидела цветущее дерево. Картинка была более отчетливой, чем раньше. Женщина смогла подробно разглядеть дерево — каждую тоненькую веточку и даже крошечные зеленые почки, которые выглядывали из-под цветков.
— Я думаю, мы приближаемся, — сказала она, и сердце у нее заколотилось. — Образ был яснее, четче. Мы наверняка приближаемся!
— Но все деревья мертвы, — напомнил Пол. — Только посмотри вокруг. Ничто не цветет — и даже не собирается. Почему эта штука показала тебе цветущее дерево?
— Не знаю. Если бы знала, я бы тебе сказала.
Она опять сосредоточилась на стеклянном кольце. Оно пульсировало в такт ее сердцебиению, но больше не приглашало путешествовать. Послание было доставлено и, по крайней мере сейчас, не повторится.
— Сван. — Пол покачал головой. — В этом нет ни малейшего смысла.
— Есть. Так или иначе, какой-то смысл есть. Мы просто должны сложить кусочки вместе.
Руки Пола сжали руль.
— Сестра, — сказал он с некоторым сожалением, — ты говоришь то же, что несколько лет назад. Ты смотришь в стеклянное кольцо и пытаешься гадать, как цыганка на кофейной гуще. Мы ездим взад и вперед, следуя знакам и символам, которые, возможно, ни черта не значат. — Пол пристально взглянул на нее. — Ты когда-нибудь думала о такой возможности?
— Мы нашли Мэтсон, не так ли? Мы нашли карты Таро и куклу. — Сестра говорила уверенно, хотя она и сама не раз пугалась того же — но только на миг или два, а потом ее решимость возвращалась. — Я уверена, оно приведет нас к кому-нибудь — к кому-то очень важному.
— Другими словами, ты хочешь верить в это?
— Я хочу сказать, что верю в это! — отрезала Сестра. — Как я могу продолжать, если не верю?
Пол глубоко вздохнул. Он устал, в бороде его чесалось, и он знал, что от него пахнет, как от клетки с обезьянами в зоопарке. Сколько времени прошло с тех пор, как он принимал ванну? Лучшее, что ему удалось сделать в последние несколько месяцев, — это без особого энтузиазма растереться снегом с золой. За прошедшие два года они, как пара осторожных боксеров, танцевали по кругу этого таинственного кольца, обсуждая, свойственны ли этому разноцветному чуду ошибки. Сам Пол не видел в кольце ничего, кроме цветных пятен, но он много раз спрашивал себя: а что, если женщина, с которой он путешествовал и которую, по сути, успел зауважать и полюбить, выдумывала эти знаки и символы, интерпретируя их так, чтобы продолжать вместе с ним безумные поиски?
— Я верю, — сказала Сестра, — что это дар. Я верю, что нашла кольцо не просто так. Верю, что оно ведет нас к чему-то важному. И все, что нам является в нем, — это ключ к тому, куда нам нужно идти. Разве ты не понима…
— Чушь, — перебил ее Пол и чуть не ударил по тормозам, но испугался, что джип вылетит с дороги.
Сестра посмотрела на него, и на ее лице, почти скрытом ужасными наростами, отразились шок, гнев и разочарование.
— Ты видела дурацкую клоунскую морду в этой проклятой штуке, помнишь? — продолжал он. — Ты видела старую телегу или что-то вроде того и еще тысячу других вещей, которые просто не имеют никакого смысла! Ты сказала: нужно идти на восток, потому что тебе показалось, будто эти видения, или сны, или черт знает что, становятся сильнее, а потом ты велела ехать обратно на запад, потому что видения стали посещать тебя реже и ты старалась сосредоточиться на направлении. После этого ты распорядилась идти на север, а потом на юг, а потом опять на север и снова на юг. Сестра, ты видишь в этой проклятой штуке то, что хочешь увидеть! Ну, мы нашли Мэтсон! Ну и что? Может, ты что-то слышала о нем в детстве! Ты об этом когда-нибудь думала?
Сестра сидела молча, крепко прижимая к себе стеклянное кольцо, и наконец сказала то, что хотела сказать очень-очень давно.
— Я верю, — сказала она, — что это дар Божий.
— Хорошо. — Он горько улыбнулся. — Ну посмотри вокруг. Просто посмотри. Ты никогда не допускала, что, быть может, Бог попросту безумен?
Слезы жгли ей глаза. Она отвернулась от него. Черта с два он увидит, что она плачет!
— Это все ты, разве не понимаешь? — продолжал он. — Это то, что ты видишь, то, что ты чувствуешь, то, что ты решила. Если эта проклятая штука ведет тебя куда-то или к кому-то, то почему она не показывает тебе правильную дорогу? Почему она играет такие шутки с твоим разумом? Почему дает тебе ключи к разгадке по частям?
— Потому, — ответила Сестра с легкой дрожью в голосе, — что владеть даром еще не означает уметь им пользоваться. Виновато не стеклянное кольцо — виновата я, потому что есть предел моему пониманию. Я стараюсь изо всех сил, и, может быть… может быть, тот, кого я ищу, еще не готов, чтобы его нашли.
— Что? Продолжай!
— Может быть, обстоятельства еще не сложились, картина пока не полная, и именно поэтому…
— О боже! — устало сказал Пол. — Ты бредишь, понимаешь? Ты выдумываешь какие-то вещи, не существующие в реальности, потому что очень хочешь, чтобы они были правдой. Ты не можешь допустить, что мы потратили семь лет жизни, гоняясь за призраками.
Сестра посмотрела на расстилавшуюся перед ними дорогу. Она вела в темный, глухой лес.
— Если ты так считаешь, — сказала она наконец, — то зачем ты странствовал со мной все это время?
— Не знаю. Может быть, потому, что я хотел верить так же сильно, как и ты. Я надеялся, что во всем этом безумии есть какая-то система, но ее нет и никогда не было.
— Я помню радио, — сказала Сестра.
— Что?
— Радиоприемник, — повторила она. — Тот, с помощью которого ты удерживал людей в своей хижине от самоубийства. Ты их вдохновлял, давал им надежду. Помнишь?
— Ладно. Ну и что?
— Разве ты сам не надеялся, что в этом приемнике зазвучит человеческий голос? Разве ты не говорил себе, что, может быть, в следующий раз или позже там раздастся сигнал от других выживших? Ты шел на это не только ради того, чтобы поддержать горстку уцелевших незнакомцев. Ты делал это еще и для того, чтобы выжить самому. И надеялся, что, может быть, однажды тишину в приемнике нарушит что-нибудь, кроме помех. Ну так вот, это… это мой приемник. — Она погладила гладкое стекло. — И я верю, что он настроен на какую-то силу, которую я пока не умею понять, но в которой не сомневаюсь. Нет. Я собираюсь продолжать поиски — постепенно, шаг за шагом, с тобой или без тебя…
— Что за черт?.. — перебил ее Пол на повороте.
Посреди дороги под нависшими деревьями стояли три больших снеговика, в шапочках и шарфах, с камушками вместо глаз и носов. Один из них, казалось, курил трубку из кукурузного початка. Пол сразу же понял, что не сможет вовремя остановиться, и, хотя он нажал на тормоз, колеса забуксовали в снегу и переднее крыло джипа задело крайнюю фигуру.
От толчка Пол и Сестра едва не ударились о ветровое стекло, а Хью крякнул. Мотор джипа захлебнулся и заглох. Сестра и Пол увидели, что там, где стоял снеговик, теперь лежала груда снега вокруг замаскированного дорожного заграждения из металлолома, кусков дерева и камня.
— Черт! — сказал Пол, когда снова обрел голос. — Какой болван поставил этих поганых…
Ноги в стоптанных коричневых ботинках приземлились на капот джипа.
Сестра подняла взгляд и увидела человека в драном коричневом пальто с надвинутым капюшоном. От одной его руки к трем ветвям над дорогой тянулась веревка, в другой он держал пистолет, нацеленный через ветровое стекло на Пола Торсона. Еще несколько фигур бежали от леса, окружая джип.
— Бандиты! — заныл Хью, выпучив от ужаса глаза. — Они ограбят нас и перережут нам глотки!
— Черта с два, — спокойно сказала Сестра и положила руку на приклад ружья. Она подтянула себе дробовик, прицелилась в фигуру на капоте и собралась выстрелить, когда двери джипа рывком открылись.
Дюжина пистолетов, три винтовки и семь заточенных деревянных копий угрожали Сестре, столько же оружия нацелилось на Пола.
— Не убивайте нас! — закричал Хью. — Пожалуйста, не убивайте нас! Мы отдадим вам все, что хотите!
«Хорошо тебе так говорить, у тебя-то нет ни черта!» — подумала Сестра, глядя на грозную стену дул и копий.
Она прикинула, сколько времени уйдет у нее на то, чтобы повернуть ружье и выстрелить в бандитов, и поняла, что окажется в небытии, как только сделает резкое движение. Она застыла с одной рукой на ружье, а другой стараясь защитить стеклянное кольцо.
— Выйти из джипа, — скомандовала фигура на капоте. Голос был молодой — мальчишеский. Пистолет сдвинулся в сторону Сестры. — Убери палец с крючка, если хочешь остаться в живых.
Она заколебалась, всматриваясь в лицо захватчика, хотя и не могла различить его черты из-за капюшона пальто. Пистолет был нацелен чрезвычайно уверенно, а тон был невероятно деловым.
Сестра моргнула и убрала палец со спускового крючка.
Пол знал, что у них нет выбора. Он выругался, испытывая сильное желание задушить Хью Райана, и встал из-за руля.
— Да, проводник ты еще тот, — сказала Сестра Хью, глубоко вздохнула и вышла из машины.
Она возвышалась над своими захватчиками.
Это были дети.
Все они были худые и грязные, младшему около десяти, а старшему, наверное, шестнадцать — и они, все как один, уставились на пульсировавшее стеклянное кольцо.
Глава 56Задачка для хирурга
Громко галдя, буйная шайка из двадцати семи маленьких разбойников гнала по заснеженному лесу Пола, Сестру и Хью, подталкивая их дулами винтовок и острыми наконечниками копий. Примерно в сотне ярдов от дороги пленникам приказали остановиться, и они подождали, пока несколько мальчишек расчистят завал-маскировку из веток и мусора у входа в небольшую пещеру. Ствол винтовки толкнул Сестру внутрь, за ней последовали остальные.
За входом пещера расширялась. Там было сыро, но горели десятки свечей, а в центре пылал небольшой костер, дым от которого выходил через отверстие в потолке. Еще восемь мальчишек, все тощие и болезненные на вид, ждали возвращения товарищей. Когда брошенные сумки пленников были открыты, дети закричали и засмеялись, разбрасывая запасную одежду, обрядились в шерстяные шарфы и шапки и заплясали вокруг костра, как разбойники. Один из них вскрыл посудину с самогоном, которую захватил с собой Хью, и хриплые крики стали громче. К ним добавился стук деревяшек и палок, отбивавших ритм о картонную коробку, и шум тыквенных трещоток.
Хью неустойчиво балансировал на костыле и единственной ноге, пока мальчишки крутились вокруг, тыча в него копьями. Он уже слышал рассказы о лесных бандитах, и ему не нравилось, что его могут скальпировать или содрать с него кожу.
— Не убивайте нас! — старался он перекричать веселье. — Пожалуйста, не… — И сел на пол, когда крепкий на вид десятилетний задира с лохматыми черными волосами выбил у него костыль.
Последовал взрыв смеха, и еще больше стволов и копий стало толкать Пола и Сестру. Женщина оглядела пещеру и увидела сквозь дым маленького худого мальчишку с рыжими волосами. Он держал в руках стеклянное кольцо и напряженно вглядывался в него. Второй ребенок отнял у него кольцо и убежал. Третий напал на второго, стараясь ухватиться за сокровище. Потом к кольцу бросились другие, и вот уже там толкалась и дралась целая толпа оборванных мальчишек, и Сестра потеряла из виду стеклянное кольцо. Еще один мальчишка ткнул ей в лицо ее же собственным ружьем и ухмыльнулся, затем умчался, прихватив банку с самогоном, и присоединился к общему торжеству.
Когда Пол помог Хью подняться, в его ребра вонзилось копье. Он сердито повернулся к своему мучителю, но Сестра схватила Пола за руку, чтобы погасить его порыв гнева. Мальчишка, в чьи спутанные волосы были вплетены кости какого-то мелкого животного, ткнул ее копьем в лицо, чуть не выколов глаз. Она бесстрастно посмотрела на него, а он захохотал, как гиена, и ускакал прочь.
Шельмец, забравший у Пола «магнум», пританцовывая, пробежал мимо, едва удерживая двумя руками тяжелое оружие. Посудина с самогоном передавалась по кругу, возбуждая в маленьких бандитах еще большее неистовство. Сестра боялась, что они начнут палить из ружей — в ограниченном пространстве пещеры рикошет мог оказаться смертельным. Она увидела отблеск стеклянного кольца, когда один из мальчишек отнимал его у другого, затем за него начали драться еще двое, и ей стало плохо при мысли, что оно сейчас разобьется. Она шагнула вперед, но острия полудюжины копий вонзились ей в спину.
А потом произошло нечто ужасное. Негодник, уже одуревший от самогона, поднял стеклянное кольцо над головой, и в это время его схватил сзади другой, стараясь отнять сокровище. Кольцо выскользнуло из их рук и полетело вниз. У Сестры застрял ком в горле. Она увидела, как оно страшно медленно падает на каменный пол, услышала свой крик: «Нет!» — но ничего не могла сделать. Кольцо падало… падало… падало…
Чья-то рука подхватила его прежде, чем оно ударилось об пол, и оно засверкало пламенными цветами, как будто внутри него взрывались метеоры.
Его поймал тот парень в пальто с капюшоном, который приземлился на капот джипа. Он был выше других по меньшей мере на фут; и когда он двинулся к Сестре, мальчишки перед ним расступались. Его лицо все еще было скрыто капюшоном. Крики, стук хлопающих деревяшек и барабанный бой зазвучали реже и слабее. Парень неторопливо шел сквозь толпу, и стеклянное кольцо пульсировало сильным медленным сиянием. Он встал перед Сестрой.
— Что это? — спросил он, держа сокровище перед собой.
Другие перестали плясать и кричать и стали собираться вокруг, чтобы понаблюдать.
— Это мое, — ответила Сестра.
— Нет. Было твое. Я спросил, что это.
— Это, — она сделала паузу, выбирая, что сказать, — это волшебство. Это чудо, если знаешь, как им пользоваться. Пожалуйста, — она услышала в своем голосе необычную мольбу, — пожалуйста, не разбейте его.
— А если бы я его не поймал? Дал ему упасть и разбиться? Чудо бы исчезло?
Сестра молчала, зная, что парень насмехается над ней.
Он стянул капюшон, открыв лицо.
— Я не верю в чудеса, — сказал он. — Это для детей и умственно отсталых.
Он был старше других — лет семнадцати или восемнадцати, почти одного роста с ней, а ширина плеч говорила о том, что когда он вырастет, то будет крупным мужчиной. Лицо у него было худое и бледное, с острыми скулами, а глаза пепельно-серые. В темные волосы до плеч были вплетены небольшие косточки и перья, и он выглядел суровым и серьезным, как индейский вождь. Нижнюю часть лица прикрывала редкая светло-каштановая бородка, но Сестра видела волевой квадратный подбородок. Широкие темные брови добавляли лицу суровость, а нос был смят и искривлен, как у боксера. Он был симпатичный юноша, но, конечно, опасный. И, как поняла Сестра, он не был ни ребенком, ни дураком.
Он молча рассматривал стекло, потом спросил:
— Куда вы собирались?
— В Мериз-Рест, — нервно проговорил Хью. — Мы просто бедные путешественники. Мы ничего не…
— Заткнись, — приказал парень, и Хью осекся.
Несколько секунд вождь неподвижно и пристально смотрел на Пола, затем хмыкнул и отвел взгляд.
— Мериз-Рест, — повторил он. — Вы примерно в пятнадцати милях к востоку от него. Зачем вы туда направляетесь?
— Мы собирались пройти через него по дороге на юг, — сказала Сестра. — Рассчитывали добыть еду и воду.
— Вот как? Ну тогда вам не повезло. Еды в Мериз-Ресте почти не осталось. Они там голодают, а пруд у них высох примерно пять месяцев назад. Для питья они растапливают снег, как все.
— Снег радиоактивный, — сказал Хью. — Если будешь часто пить талый снег, умрешь.
— А ты кто? Эксперт?
— Нет, но… я был врачом и знаю, о чем говорю.
— Врачом? Каким?
— Хирургом, — ответил Хью, и гордость снова прокралась в его голос. — Я был лучшим хирургом в Амарильо.
— Хирургом? Ты хочешь сказать, что оперировал больных?
— Правильно, и у меня не умирали пациенты, ни разу.
Сестра решила шагнуть вперед. Рука парня мгновенно схватилась за пистолет у пояса под пальто.
— Послушай, — сказала Сестра, — давай покончим с этим хождением вокруг да около. Вы уже забрали все, что у нас есть. Остаток пути мы пройдем пешком. Но я хочу получить обратно это стеклянное кольцо. Сейчас же. И если вы собираетесь убить меня, лучше убейте, потому что или вы возвращаете мне кольцо, или я сама возьму его у вас.
Парень, не шелохнувшись, изучал ее ястребиным взглядом.
«Начали!» — подумала Сестра.
Сердце у нее забилось. Она сделала движение, чтобы подойти к вождю, но он неожиданно засмеялся и отступил. Кольцо он поднял над головой, как будто хотел уронить его на пол пещеры. Сестра остановилась.
— Не надо, — попросила она. — Пожалуйста, не надо!
Его рука задержалась в воздухе. Сестра напряглась, готовая броситься за кольцом, если он разожмет пальцы.
— Робин? — позвал слабый голос из глубины пещеры. — Робин?
Парень еще несколько секунд пристально смотрел в лицо Сестры — взгляд был тяжелый и жесткий, — затем моргнул, опустил руку и протянул кольцо женщине.
— Держи. Все равно ему грош цена.
Сестра взяла кольцо со вздохом облегчения.
— Никто из вас никуда не уедет, — сказал парень, — особенно вы, доктор.
— Как? — Хью ужаснулся.
— Идите вглубь пещеры, — скомандовал вождь, — вы все.
Они заколебались.
— Быстро! — сказал он голосом человека, привыкшего, чтобы ему повиновались.
Пленники послушались, и через мгновение Сестра увидела в дальнем углу еще нескольких мальчишек. Трое из них были с маской Иова различной степени тяжести, один вообще едва держал свою изуродованную голову. В углу на подстилке из соломы и старых листьев лежал худой мальчик — шатен лет десяти или одиннадцати, лицо его блестело от горячечного пота. На его бледной груди, пониже сердца, было наложено что-то вроде пластыря из слежавшихся листьев, вокруг которых сочилась кровь. Увидев незнакомцев, раненый постарался поднять голову, но у него не хватило сил.
— Робин, — прошептал он, — это ты?
— Я здесь, Баки. — Робин склонился над ним и отвел влажные волосы со лба мальчика.
— Мне больно… Очень больно. — Баки закашлялся, и на его губах запенилась кровь; Робин листочком быстро стер ее. — Ты ведь не отпустишь меня в темноту?
— Нет, — тихо сказал Робин, — я не позволю тебе уйти в темноту. — Он посмотрел на Сестру глазами древнего старика. — Баки подстрелили три дня назад.
Осторожными движениями он мягко снял пластырь из листьев. На месте раны алела безобразная дыра с гноившимися, отекшими серыми краями. Робин перевел взгляд на Хью, потом на стеклянное кольцо.
— Я не верю в волшебство или чудеса, — сказал вождь. — Но может быть, чудо — то, что мы сегодня нашли вас, док. Сейчас вы удалите пулю.
— Я? — Хью задохнулся. — О нет! Я не могу. Нет!
— Вы сказали, что оперировали больных. Вы сказали, что у вас не погиб ни один пациент.
— Это было целую вечность назад! — завопил Хью. — Посмотрите на рану! Она слишком близко к сердцу! — Он протянул дрожащую руку. — Такой рукой я не могу даже салат нарезать.
Робин встал и приблизился к Хью, так что они оказались почти нос к носу.
— Вы врач, — сказал он. — Вы сейчас удалите пулю и приведете мальчика в порядок — или можете начинать копать могилы для себя и своих друзей.
— Но я не могу! Здесь нет ни инструментов, ни света, ни дезинфекции, ни обезболивающих! Я семь лет не оперировал, да и вообще не был кардиохирургом! Мне очень жаль. У этого мальчика нет шансов…
Пистолет Робина вновь поднялся и уперся в горло Хью.
— Врач, который отказывается помочь человеку, не должен жить. Вы же только небо коптите.
— Пожалуйста, прошу вас. — Хью задыхался, глаза у него лезли из орбит.
— Подожди минутку, — сказала Сестра. — Рана уже открыта. Все, что тебе нужно сделать, — это удалить пулю.
— Ну да, конечно! Ага! Просто удалить пулю. — Хью хихикнул почти на грани истерики. — Сестра, пуля может быть в любом месте! А чем я должен останавливать кровь? А как я должен выковыривать эту проклятую штуку оттуда — пальцами?
— У нас есть ножи, — сказал Робин. — Мы можем прокалить их на огне. Это их очистит.
— В подобных условиях не может быть такого понятия, как «чистота»! Боже мой, вы не знаете, о чем вы меня просите!
— Мы не просим, мы приказываем. Делайте, доктор.
Хью взглянул на Пола и Сестру, в надежде на помощь, но они ничего не могли изменить.
— Я не в силах, — хрипло прошептал он. — Пожалуйста… Я убью его, если попытаюсь удалить пулю.
— А если не попытаетесь, то он наверняка умрет. Я здесь вождь. Когда я даю слово, я его держу. Баки подстрелили, потому что я послал его с другими, чтобы остановить проезжавший грузовик. Но он еще не был готов убивать и не умел достаточно быстро уворачиваться от пуль. — Робин ткнул пистолет в шею Хью. — А я готов убивать. Я уже делал это раньше. И сейчас я обещал Баки, что сделаю для него все, что смогу. Так что или вы удаляете пулю, или мне придется вас убить.
— Но я столько всего забыл! — Хью сглотнул, и его глаза наполнились слезами от страха.
— Вспоминайте. И побыстрее.
Хью дрожал. Он зажмурился, а когда снова открыл глаза, парень все еще был здесь. Сердце доктора билось так, что пульсация отдавалась по всему телу.
«Что я помню? — спросил он себя. — Думай, черт возьми!» Ничего не сходилось, все тонуло в тумане памяти.
Вождь ждал, держа палец на спусковом крючке. Хью осознал, что придется действовать по наитию. И да поможет им всем Бог, если его ждет неудача.
— Кому-то придется поддерживать меня, — удалось выговорить ему. — У меня не очень хорошо с равновесием. И свет. Мне нужно как можно больше света. Мне нужно… — «Думай!» — велел он себе. — Три или четыре острых ножа с узкими лезвиями. Потрите их золой и прокалите на огне. Мне нужны тряпки, и… о господи, нужны зажимы, и пинцеты, и зонды… не могу же я просто убить этого мальчика, черт побери! — Он сверкнул глазами на Робина.
— Будет все, что вам нужно. Хотя и не это медицинское дерьмо, но я достану вам другое.
— И самогон, — сказал Хью, — банку. Для мальчика и для меня. Мне нужна зола, чтобы помыть руки, и может понадобиться ведро, если меня вырвет. — Дрожащей рукой он оттолкнул пистолет от горла. — Как вас зовут, молодой человек?
— Робин Оукс.
— Замечательно, мистер Оукс. Когда я начну работу, вы и пальцем не должны меня касаться. Не важно, что я буду делать, не важно, что, по-вашему, я должен делать. Иначе я так испугаюсь, что мы оба можем умереть. — Хью посмотрел вниз, на рану, и поморщился: она была очень, очень скверной. — Из какого оружия в него стреляли?
— Не знаю. Думаю, из пистолета.
— Это мне ничего не говорит о размерах пули. Ей-богу, это безумие! Я не могу убрать пулю из раны, которая так близко к…
Пистолет снова взметнулся. Хью увидел, что палец парня лежит на спусковом крючке, и осознание того, что он оказался так близко к смерти, вернуло на его лицо маску высокомерия.
— Убери пушку от моего лица, свинтус, — сказал он и увидел, как сощурился Робин. — Я сделаю все, что смогу, но не обещаю чуда, понимаешь? Хорошо? Что ты здесь стоишь? Доставай то, что мне нужно!
Робин опустил пистолет и пошел за самогоном, ножами и золой.
На то, чтобы напоить Баки так, как это нужно было Хью, ушло примерно минут двадцать. Другие мальчишки под руководством Робина принесли свечи и расставили их вокруг Баки. Хью протер руки золой и стал ждать, пока обработают лезвия.
— Он называет вас Сестрой, — сказал Робин женщине. — Вы монашка?
— Нет. Просто меня так зовут.
— Эх.
В голосе парня прозвучало разочарование, и Сестра решилась спросить почему. Робин пожал плечами:
— У нас были монашки там, где мы жили, в главном корпусе. Я звал их черными дроздами, потому что они всегда налетали на меня, когда думали, будто я сделал что-то не так. Но некоторые были ничего. Сестра Маргарет говорила, что дела у меня поправятся. Ну там семья, дом и все прочее. — Он оглядел пещеру. — Ну как, похоже на дом?
До Сестры дошло, о чем говорит Робин.
— Вы жили в приюте?
— Да. Все мы. Многие заболели и умерли, когда похолодало. Особенно самые маленькие. — Его глаза потемнели. — Отец Томас умер, и мы похоронили его за главным корпусом. Сестра Линн умерла, потом сестра Мэй и сестра Маргарет. Отец Каммингс ушел ночью. Я не виню его — кто же хочет заботиться о стаде ничтожных доходяг? Некоторые другие тоже ушли. Последним умер отец Клинтон, и тогда остались только мы.
— А там с вами были старшие ребята?
— Да. Несколько человек, но большинство просто покинули нас. Так или иначе, я остался за старшего. И рассудил так: если я уйду, то кто позаботится об этой шпане?
— Значит, вы нашли эту пещеру и стали грабить?
— Конечно. Почему бы и нет? Ведь мир сошел с ума, так? Почему же нам не грабить людей, если это единственный способ выжить?
— Потому что это грех, — ответила Сестра.
Парень рассмеялся.
Она дала его смеху затихнуть, а потом спросила:
— Сколько людей ты убил?
С его лица исчезли следы улыбки. Он пристально посмотрел на свои руки. Это были руки мужчины, грубые и мозолистые.
— Четверых. Иначе они убили бы меня. — Он неловко пожал плечами. — Это не важно.
— Ножи готовы, — сказал Пол, возвращаясь от костра.
Стоя на костыле над раненым мальчиком, Хью глубоко вздохнул и наклонил голову. Так он постоял с минуту.
— Хорошо. — Голос у него был тихий и смирившийся. — Принесите ножи. Сестра, вы не могли бы встать рядом на колени и поддерживать меня? Еще мне нужно, чтобы несколько мальчишек держали для безопасности Баки. Нельзя, чтобы он метался.
— Может, просто треснуть его как следует и вырубить? — спросил Робин.
— Нет. Есть риск повредить мозг. Кроме того, первым импульсом человека, которого ударили до потери сознания, является рвота. Нам ведь это не нужно? Пол, не подержишь ли ноги Баки? Надеюсь, от того, что ты увидишь немного крови, тебе не станет плохо?
— Не станет, — сказал Пол, и Сестра припомнила тот день на трассе I-80, когда он потрошил волка.
Принесли горячие ножи в металлическом горшке. Сестра опустилась на колени возле Хью и дала ему возможность опереться на нее. Тяжесть оказалась невелика. На землю рядом с собой она положила стеклянное кольцо. Баки был пьян и бредил, он говорил, что раздается пение птиц. Сестра прислушалась, но услышала только завывание ветра у входа в пещеру.
— Милостивый Боже, направь, пожалуйста, мою руку, — прошептал Хью.
Он взялся за нож. Лезвие было слишком широким, и он выбрал другой. Даже самый узкий из этих ножей будет неуклюжим, как сломанный палец. Он знал, что одна ошибка — и можно прорезать левый желудочек сердца, а тогда ничто не остановит фонтан крови.
— Начинайте же, — подгонял Робин.
— Я начну, когда буду готов! И ни одной проклятой секундой раньше! А теперь отодвинься от меня, парень!
Робин отступил, но остался достаточно близко, чтобы наблюдать.
Несколько человек держали Баки за руки, за голову и плечи, прижимая тело мальчика к земле, а почти все остальные, даже жертвы маски Иова, сгрудились вокруг. Хью взглянул на нож в своей руке — тот дрожал, и дрожь не прекращалась. Пока нервы у него окончательно не сдали, он наклонился вперед и прижал горячее лезвие к краю раны.
Брызнул гной. Тело Баки дернулось, и мальчик взвыл от боли.
— Прижимайте его сильнее! — нервничал Хью. — Держите его, черт подери!
Мальчишки изо всех сил старались удержать пациента, и даже Полу было трудно зафиксировать его дергавшиеся ноги. Нож Хью пошел глубже, и крик Баки эхом отразился от стен.
— Вы убиваете его! — закричал Робин.
Но Хью словно не слышал. Он схватил банку с самогоном и стал брызгать им вокруг и внутрь гнойной раны. Теперь мальчишки едва могли удержать Баки. Хью осторожно продолжил операцию, его сердце колотилось так, будто рвалось из груди.
— Я не вижу пулю! — сказал он. — Она ушла слишком глубоко!
Кровь выбивалась струйкой, густая и темно-красная. Он выбрал осколки разбитого ребра. Ниже лезвия билась и пульсировала алая губчатая масса легкого.
— Держите, прижимайте его крепче, ради бога! — закричал Хью.
Лезвие было слишком широким: это был не скальпель хирурга, а нож мясника.
— Я не могу этого сделать! Не могу! — взвыл Хью и отбросил нож.
— Убирай ее оттуда, и все! — Робин приставил пистолет к его голове.
— У меня нет нужных инструментов! Я не могу работать без…
— К черту инструменты! — закричал Робин. — Работай пальцами, если нужно! Только удали пулю!
Баки стонал, его веки лихорадочно дрожали, тело так и стремилось скорчиться эмбрионом. Остальные прикладывали все усилия, чтобы удержать его. Хью пребывал в отчаянии: в горшке не осталось больше узких лезвий, подходивших для работы. Пистолет Робина упирался в его голову. Хирург покосился в сторону и увидел на земле стеклянное кольцо. Он заметил два тонких острых выступа и следы еще трех.
— Сестра, мне нужен один из этих шипов как зонд, — сказал Хью. — Ты не могла бы отломить один для меня?
Она поколебалась только одну-две секунды, а затем шип оказался у него на ладони, переливаясь всеми цветами радуги.
Раздвинув края раны одной рукой, он вставил зонд внутрь алого отверстия.
Хью пришлось глубоко ввести инструмент: мурашки поползли по спине при мысли, что́ мог задеть зонд.
— Держите его! — предупредил он, уводя кусок стекла на сантиметр левее. Сердце работало, тело проходило еще один болевой порог.
«Спеши! Спеши! — думал Хью. — Найди эту сволочь и вытащи!»
Зонд проскользнул еще глубже, но никакой пули по-прежнему не было.
Вдруг хирургу показалось, что стекло нагревается у него в руке. Оно стало очень теплым, почти горячим.
Еще две секунды — и он уже не сомневался: зонд нагревается.
Баки содрогнулся, его глаза закатились, и он, к счастью, потерял сознание. Клуб пара поднялся из раны, как при выдохе. Хью решил, что пахнет паленым мясом.
— Сестра? Я не знаю, что происходит, но думаю…
Зонд коснулся твердого предмета в губчатой глубине тканей, менее чем в полудюйме от левой коронарной артерии.
— Нашел! — прохрипел Хью, сосредоточившись на определении размеров пули концом зонда.
Кровь была везде, но это была не алая артериальная кровь, движение ее было вялым. Зажатое в руке стекло стало горячим, а запах горелой плоти усилился. Хью ощутил, что его нога и нижняя часть тела замерзают, но из раны поднимался пар. Ему пришло в голову, что кусок стекла каким-то образом направляет тепло его тела, повышая температуру в глубине раны. В руке он почувствовал силу — спокойную, уверенную силу. Казалось, она потрескивала у него в пальцах, как разряды молнии, очищала мозг от страха, выжигала паутину паров самогона. Он внезапно ощутил, как тридцать лет медицинского опыта снова влились в него, почувствовав себя молодым, выносливым и бесстрашным.
Он не знал, что это за сила — волна самой жизни или что-то такое, что люди в церкви называют спасением, — но он снова мог оперировать. Он мог достать эту пулю. Да. Мог.
Руки у него больше не дрожали.
Он осознал, что ему нужно подвести зонд под пулю и поднимать ее до тех пор, пока он не сможет взяться за нее двумя пальцами. Левая коронарная артерия и левый желудочек находились близко, очень близко. Он стал работать геометрически точными движениями.
— Осторожно, — предупредила Сестра, понимая, что ей не следовало говорить это.
Хью склонился над раной и вдруг крикнул:
— Больше света!
Робин поднес свечу ближе.
Пуля высвободилась из окружающих тканей. Хью услышал шипение, почувствовал запах горелого мяса и крови. «С чего бы это?» — подумал он, но времени размышлять не было. Осколок стекла слишком нагрелся, его едва можно было держать, хотя Хью и не осмеливался осознать это. Он чувствовал себя так, словно сидел по грудь во льду.
— Я ее вижу, — сказал Хью. — Небольшая, слава богу!
Он забрался двумя пальцами в рану и зажал ими кусочек свинца. Извлек то, что напоминало сломанную пломбу, и бросил Робину.
Потом он стал вынимать из раны зонд, и все услышали легкие щелчки и потрескивание плоти и крови. Хью не мог поверить тому, чему стал свидетелем: поврежденная ткань в ране прижигалась и затягивалась по мере того, как он вытаскивал осколок стекла.
Зубец вышел, раскаленный добела. Когда он оказался вне раны, послышалось быстрое шипение, кровь свернулась, инфицированные края вспыхнули голубым огнем, который горел в течение четырех быстрых ударов сердца Сестры и погас. Там, где несколько минут назад была дыра, теперь темнел коричневый обожженный круг.
Хью держал кусок стекла перед глазами, и его лицо озарилось чистым белым светом. Он чувствовал сильное тепло, хотя самый жар был сосредоточен на кончике шипа. Врач осознал, что это-то и способствовало прижиганию мелких сосудов и разрезанию тканей — осколок действовал подобно хирургическому лазеру.
Внутреннее пламя зонда стало меркнуть и исчезать. Пока свет слабел, Сестра увидела: то, что играло, как драгоценные камни, превратилось в черные угольки, а соединенные ниточки драгоценных металлов — в полоски пепла. Свет продолжал слабеть, пока наконец не осталась лишь искра белого огня на острие: она пульсировала в такт биению сердца Хью — раз, два, три — и погасла, моргнув, как мертвая звезда.
Баки спокойно дышал.
Хью, весь в пятнах пота и крови, взглянув на Робина, хотел что-то сказать, но не сразу смог это сделать. Нижняя часть его тела снова разогревалась.
— Я полагаю, это означает, — сказал он наконец, — что сегодня вы нас не убьете?
Глава 57Тысячи мерцающих свечей
— Как дела? — Джош подтолкнул Сван локтем.
— Нормально. — Она подняла обезображенную голову из складок пальто. — Еще не умерла.
— Просто проверяю. Ты весь день такая тихая.
— Я думала.
— Ясно.
Он смотрел, как Киллер бежит по дороге, останавливается и лает, призывая догонять его. Мул шел с хорошей скоростью, и Джош держал поводья свободно. Расти Витерс с трудом тащился рядом с повозкой, целиком скрытый под своей ковбойской шляпой и тяжелым пальто.
Фургон с надписью «Странствующее шоу» поскрипывал, дорога шла через густой лес. Облака, казалось, висели прямо над вершинами деревьев, и ветер почти затих — редкий случай. Джош знал, что погода непредсказуема и может измениться в мгновение ока: в один день случатся и снежный буран, и гроза, а на следующий день спокойные ветры внезапно могут закрутиться в торнадо.
За последние два дня они не встретили ни души. Натолкнувшись на полуразрушенный мост, они вынуждены были сделать крюк в несколько миль, чтобы вернуться к главной дороге. Немного дальше путь оказался перекрыт буреломом, и снова нужно было искать объезд. Но сегодня, примерно три мили назад, они миновали дерево, на стволе которого было написано: «На Мериз-Рест», и Джош вздохнул свободнее. По крайней мере, они двигались в правильном направлении и до города было недалеко.
— Интересно, а если я тебя спрошу, о чем ты думаешь? — подзадоривал Джош.
Сван пожала худенькими плечами и не ответила.
— Дерево, — сказал он, — ведь об этом, да?
— Да.
Яблоневый цвет, распустившийся среди снегов и пней, продолжал преследовать девушку в мыслях: жизнь среди смерти.
— Я много думала об этом, — подтвердила она.
— Не знаю, как тебе это удалось… но… — Джош покачал головой.
«Законы жизни изменились, — подумал он. — Теперь всем правят тайны».
Он слушал, как поскрипывают оси и хрустит снег под копытами Мула, а потом заставил себя спросить:
— На что было похоже это чувство?
— Не знаю. — Сван опять пожала плечами.
— Знаешь, не скромничай. Ты так хорошо все сделала! Мне интересно: что ты ощущала при этом?
Она молчала. В пятнадцати ярдах впереди несколько раз гавкнул Киллер. Сван поняла его лай как знак, что путь свободен.
— Я ощущала… будто я фонтан, — ответила она, — а дерево утоляет жажду. Но при этом будто я еще и огонь, и на какое-то мгновение… — Она подняла изуродованное лицо к тяжелому небу. — Я подумала, что могу вспомнить, как это — смотреть на звезды, видеть путь в темноте… Словно обещание. Вот на что это было похоже.
Джош знал: то, что испытала Сван, значительно превосходило глубину его ощущений, но понял, что девушка хотела сказать о звездах. Он не видел их семь лет. Ночами стояла безбрежная темнота, как будто лампочки перегорели даже на небесах.
— Был ли прав мистер Моуди? — спросила Сван.
— Насчет чего?
— Он сказал: раз я смогла разбудить одно дерево, то смогу сделать и так, что поля и сады снова зазеленеют. Он сказал… у меня внутри сила жизни. Неужели он был прав?
Джош не ответил. Он припомнил кое-что еще из слов Сильвестра Моуди: «Мистер, эта Сван может снова пробудить всю землю!»
— У меня всегда хорошо росли деревья и цветы, — продолжала девушка. — Когда я хотела помочь больному растению, я руками рыхлила землю, и сухие листья опадали, а зеленые росли гораздо лучше. Но я никогда раньше не пыталась исцелять деревья. Я имею в виду… одно дело вырастить садик, но деревья сами о себе заботятся. — Она повернула голову так, чтобы увидеть Джоша. — А если бы я снова смогла вырастить сады и хлеб? Вдруг мистер Моуди был прав и во мне есть что-то, что могло бы пробудить их и заставить расти?
— Не знаю, — сказал Джош. — Наверное, это принесет тебе славу. Но, как я и говорил, одно дерево еще не сад.
Он поерзал на жесткой доске. От таких разговоров ему делалось не по себе. «Сберегите дитя», — вспомнил он. Если Сван действительно способна высекать искру жизни из мертвой земли, то не этот ли дар, вызывающий трепет и благоговение, был причиной приказа Поу-Поу?
В отдалении снова загавкал Киллер. Сван напряглась: лай был другим, более высоким и частым, похожим на предупреждение.
— Останови повозку, — сказала она.
— Что?
— Тормози.
Сила, прозвучавшая в ее голосе, заставила Джоша натянуть поводья.
Расти тоже остановился.
— Эй, почему мы не едем?
Сван слушала лай Киллера, доносившийся из-за поворота. Мул поднял голову, втянул носом воздух и издал глубокое горловое ржание.
«Еще одно предупреждение, — подумала Сван. — Конь почуял опасность, которую еще раньше заметил пес».
Она наклонила голову, чтобы видеть дорогу. Все казалось обычным, но изображение расплывалось перед ее единственным глазом, и она знала, что зрение быстро ухудшается.
— В чем дело? — спросил Джош.
— Непонятно. Во всяком случае, Киллеру оно не нравится.
— Может быть, город за поворотом! — предположил Расти. — Схожу узнаю!
Засунув руки в карманы пальто, он направился вперед, к повороту. Терьер все еще неистово лаял.
— Расти! Подожди! — окликнула Сван, но ее голос был так невнятен, что Расти не расслышал и продолжал идти быстрым шагом.
Джош сообразил: у товарища нет ружья и при этом неизвестно, что там такое.
— Расти! — крикнул он, но тот уже свернул за поворот. — О черт!
Борец отстегнул клапан повозки, открыл обувную коробку с пистолетом и торопливо зарядил его. Он слышал лай Киллера, разносящийся по лесу, и знал — через секунду Витерс обнаружит, что нашел пес.
За поворотом Расти не увидел ничего, кроме продолжения шоссе и леса. Киллер стоял посреди дороги примерно в тридцати футах от него и отчаянно лаял на что-то справа. Шерсть терьера поднялась дыбом.
— На какую чертовщину ты напоролся? — спросил Расти, и Киллер кинулся к его ногам, едва не сбив его. — Глупая псина!
Он наклонился, чтобы взять собаку на руки, и в этот момент почувствовал запах. Резкий отвратительный запах.
Он узнал его. Едкий секрет дикого животного.
Совсем рядом послышался душераздирающий визг, и что-то серое метнулось от края леса. Он не видел, что это было, но стремительно поднес руку к лицу, чтобы защитить глаза.
Зверь прыгнул ему на плечо, и через мгновение Расти почувствовал, что запутался в живой колючей проволоке. Он отшатнулся, пытаясь закричать, но ему не хватало воздуха. Его шляпа, забрызганная кровью, отлетела, а он осел на колени.
Ошеломленный, он увидел, кто на него набросился.
В шести футах от него, выгнув спину, припала к земле рысь размером почти с теленка. Выпущенные когти напоминали кривые кинжалы, но не это чуть не лишило Расти рассудка. У чудовища было две головы. Пока одна зеленоглазая морда визжала, словно кто-то водил бритвой по стеклу, вторая обнажила клыки и свистела, как работающий радиатор.
Расти попытался медленно отползти. Но тело ему не повиновалось. С его правой рукой что-то случилось, а по лицу с правой стороны ручьем текла кровь.
«Кровотечение! — подумал он. — У меня сильное кровотечение! О боже, я…»
Рысь взвилась в воздух, как раскручивающаяся пружина, ее когти и двойной набор клыков были готовы разорвать Расти на куски.
Но в прыжке она была атакована. Киллер почти оторвал чудовищу ухо. Они приземлились в когтистой, визжащей ярости, во все стороны летели шерсть и кровь. Через мгновение битва закончилась: громадная рысь опрокинула Киллера на спину, и клыкастая пасть одной из голов разорвала терьеру горло.
Расти попытался встать на ноги, зашатался и снова упал. Рысь повернулась к нему. Один набор клыков щелкнул в его сторону, другая голова тем временем принюхивалась. Расти поднял обутую ногу, чтобы наподдать чудовищу, когда оно нападет. Рысь присела.
«Вперед! — подумал Расти. — Попробуй-ка, ты, двухголовая тварь…»
Он услышал «крак!» — треск пистолетного выстрела. Примерно в шести футах за рысью посыпался снег. Чудовище завертелось на месте, и Расти увидел, что к нему бежит Джош. Хатчинс остановился, прицелился и снова выстрелил. Пуля опять прошла мимо. Теперь рысь крутилась то влево, то вправо, как будто ее головы не могли договориться, в какую сторону бежать. Головы огрызались друг на друга, отталкиваясь около шеи.
Джош встал поустойчивее, прицелился одним глазом и спустил курок. Наконец он попал. Одна голова взвизгнула и завыла, вторая зарычала на Джоша. Он снова выстрелил и промахнулся, но следующие две пули попали в цель. Чудовище задрожало, дернулось в сторону леса, повернулось и снова метнулось к Расти. Глаза одной головы закатились так, что стали видны белки, но другая, все еще живая, обнажила клыки, чтобы вцепиться в горло Расти.
Чудовище приближалось. Витерс услышал собственный крик, но менее чем в трех футах от него рысь зашаталась, и ее лапы подкосились. Она упала на дорогу, хватая воздух живой головой.
Расти отполз прочь, но по его телу вдруг прокатилась волна ужасной слабости. Когда Джош побежал к нему, Расти лежал прямо на снегу. Встав на колени возле него, Джош увидел, что вся правая сторона лица у него разорвана от волос до челюсти, а весь правый рукав до плеча искромсан.
— Я сыграл в ящик, Джош, — объявил Расти со слабой улыбкой. — Сомневаться не приходится.
— Держись.
Джош убрал пистолет и поднял Расти с земли, взвалив его себе на плечо. Показалась и Сван, она старалась бежать, но теряла равновесие из-за тяжести головы. В стороне, в нескольких футах от них, как стальной капкан, захлопнулись челюсти рыси-мутанта. Тело зверя содрогнулось, глаза закатились, как страшные стеклянные шарики. Джош прошел мимо рыси к Киллеру. Розовый язык терьера высунулся из окровавленной пасти и лизнул Джошу ботинок.
— Что случилось? — отчаянно закричала Сван. — В чем дело?
Услышав голос хозяйки, Киллер попытался подняться, но тело не слушалось его. Голова пса безвольно висела, и, когда он свалился около Джоша, тот увидел, что собачьи глаза уже остекленели.
— Джош? — позвала Сван. Она держала руки перед собой, потому что едва различала, куда идет. — Скажи что-нибудь, черт побери!
Киллер вздохнул еще раз и издох.
Джош шагнул и встал между Сван и собакой.
— Расти ранили, — сказал он. — Это была рысь. Нам нужно доставить его в город, и поскорее!
Он схватил девушку за руку и потащил к фургону, чтобы она не успела увидеть мертвого терьера.
Джош бережно уложил Расти в задней части повозки и прикрыл красным одеялом. Раненый дрожал и был в полубессознательном состоянии. Джош велел Сван оставаться с ним, а сам взял Мула за поводья.
— Но, пошел! — крикнул он.
Старый конь, удивленный то ли командой, то ли непривычной горячностью возницы, с фырканьем выпустил пар через ноздри и быстро порысил вперед, таща фургон с новой силой.
Сван открыла клапан тента:
— А что с Киллером? Мы же не бросим его!
Джош все еще не мог набраться смелости сказать ей, что терьер мертв.
— Не беспокойся, — ответил он, — пес найдет дорогу. — И похлопал вожжами по крупу Мула. — Живей давай. Шагай, мой мальчик!
Повозка проехала поворот, колеса прокатились мимо Киллера, и Мул, взрывая копытами снег, побежал к Мериз-Ресту.
Глава 58Швея
Дорога тянулась еще с милю, а затем перешла в однообразный холмистый пейзаж, который когда-то, возможно, был вспаханными полями. Теперь это была покрытая снегом пустыня, где чернели редкие деревья неестественных, сюрреалистических очертаний. Но и здесь вырос город: по обеим сторонам дороги теснились сотни три лачуг, сколоченных из разноцветных деревяшек и побитых ветром. Джош подумал, что семь лет назад подобная картина означала бы, что он приближается к гетто, но сейчас он обрадовался до слез. Грязные проулки проходили между лачугами, из печных труб вился дымок. В окошках, утепленных пожелтевшими газетами и страницами журналов, горели лампы. Костлявые собаки выли и лаяли у ног Мула, пока Джош вел повозку между хижинами. За дорогой впереди чернела куча опаленных обломков — там сгорел до основания один из домов Мериз-Реста, огонь унялся довольно давно, и пожарище запорошил недавно выпавший снег.
— Эй! — закричал Джош. — Кто-нибудь, помогите!
Несколько худых ребятишек в оборванных пальто выскочили из проулков посмотреть, что происходит.
— Есть здесь где-нибудь врач? — спросил их Джош, но они разбежались и снова исчезли между домами.
Открылась дверь ближайшей лачуги, и оттуда осторожно выглянуло лицо с черной бородой.
— Нам нужен врач! — попросил Джош.
Бородатый покачал головой и закрыл дверь.
Джош, призывая доктора, погнал Мула дальше, вглубь города из хибар. Открылось несколько дверей. Хозяева смотрели, как он едет мимо, но никто не предложил помощь. Свора собак, деливших в грязи останки какого-то животного, зарычала на Мула, но старый конь держался спокойно и уверенно.
Из домишки, шатаясь, вышел истощенный человек в лохмотьях, с лицом, испещренным красными рубцами.
— Здесь нет места! Нет еды! Нам здесь не нужны чужаки! — взревел он и ударил по тенту повозки гнутой палкой.
Они уже проехали, а он все еще что-то бормотал.
Джош повидал на своем веку множество скверных местечек, но это было хуже всех. До него дошло, что это город случайных людей, где никому нет дела, кто живет или умер в соседней лачуге. Здесь витал дух поражения и фатальной депрессии, и даже в воздухе чувствовался запах полного разложения. Если бы Расти не был так тяжело ранен, Джош погнал бы Мула сквозь эту язву под названием Мериз-Рест прочь, туда, где воздух был бы хоть вполовину приличнее.
Вдоль края дороги, спотыкаясь, двигалась фигура с изуродованным лицом, и Джош понял: этот человек страдает тем же, чем и они со Сван. Он окликнул его, но тот — то ли мужчина, то ли женщина — повернулся и убежал в проулок. В нескольких ярдах в стороне на земле лежал мертвец, раздетый догола, с торчавшими ребрами и зубами, оскаленными в гримасе смерти. Вокруг крутилось несколько собак, но они еще не начинали пиршества.
Вдруг Мул остановился, как будто уперся в каменную стену, громко заржал и чуть не взвился на дыбы.
— Успокойся же! — закричал Джош, вынужденный силой усмирить коня.
Он увидел, что на дороге перед ними кто-то есть. Этот кто-то был одет в изношенную джинсовую куртку и зеленую кепку и сидел в красной детской коляске. Ног у фигуры не было, закатанные брючины были пустыми ниже колен.
— Эй! — крикнул Джош. — В этом городе есть врач?
Человек медленно повернул к ним лицо. Это был мужчина со светлой жидкой бородкой и мутными, измученными глазами.
— Нам нужен врач! — сказал Джош. — Вы можете помочь?
Джошу показалось, что человек улыбнулся, но он не был в этом уверен.
— Добро пожаловать! — сказал незнакомец.
— Доктора! Вы что, не слышите?
— Добро пожаловать! — повторил человек и засмеялся, и Джош понял, что он не в своем уме.
Инвалид потянулся, сунул руки в грязь и, отталкиваясь от земли, поехал через дорогу.
— Добро пожаловать! — крикнул он и укатился в переулок.
Хатчинса пробрала дрожь, и не только от холода. Глаза этого человека… это были самые ужасные глаза, в которые Джош когда-либо глядел. Он успокоил Мула и двинулся вперед, продолжая взывать о помощи. Изредка из дверного проема выглядывало чье-то лицо и тут же быстро скрывалось. Джош боялся, что Расти сейчас умрет. Истечет кровью, и ни одна сволочь в этой чертовой дыре пальцем не шевельнет, чтобы спасти его!
Желтый дымок плыл по дороге, колеса повозки катились по лужам человеческих отходов.
— Кто-нибудь, помогите нам! — Голос Джоша срывался. — Пожалуйста… ради всего святого… кто-нибудь, помогите нам!
— Что здесь за адский шум?
Джош испуганно оглянулся на голос. В дверном проеме ветхой хижины стояла чернокожая женщина с длинными пепельными волосами. На ней было пальто, сшитое из сотни старых лоскутков.
— Мне нужно найти врача! Вы можете мне помочь?
— Что с вами? — Ее глаза цвета медных монет сузились. — Тиф? Дизентерия?
— Нет. Моего друга ранили. Он здесь, в фургоне.
— В Мериз-Ресте нет врача: умер от тифа. Нет никого, кто мог бы вам помочь.
— Но он истекает кровью. Неужели его негде положить?
— Можете отнести его в яму, — предложила она. У нее было величественное лицо с заостренными чертами. — Это примерно с милю отсюда. Туда складывают всех.
В дверях появилось темное лицо мальчика лет семи-восьми, и женщина сжала ладонью плечо ребенка.
— Некуда его положить, кроме как туда, — сказала она.
— Расти еще жив, леди! — резко ответил Джош. — Но он наверняка не выживет, если я не смогу найти для него помощь! — И он дернул поводья Мула.
Черная женщина дала ему проехать несколько ярдов, а потом позвала:
— Погодите!
Джош держал Мула в узде. Женщина спустилась по ступеням и подошла к повозке. Мальчик нервно следил за ней.
— Откройте-ка эту штуку! — сказала она.
Внезапно брезент на задней стенке распахнулся, и она оказалась лицом к лицу со Сван. Женщина отступила на шаг, но, глубоко вздохнув, собрала все свое мужество и заглянула в повозку, где под красным одеялом лежал окровавленный белый человек — и не двигался.
— Он еще жив? — спросила она у фигуры без лица.
— Да, мэм, — ответила Сван. — Но он не очень хорошо дышит.
Негритянка смогла разобрать только «да», больше ничего.
— Что случилось? — спросила она.
— На него напала рысь, — объяснил Джош, обходя повозку.
Он так сильно дрожал, что едва держался на ногах. Женщина посмотрела на него долгим тяжелым взглядом проницательных глаз цвета меди.
— Проклятая тварь с двумя головами, — добавил Джош.
— Да. Таких много в окрестных лесах. Убивают насмерть.
Она взглянула на дом, потом снова на Расти. Раненый тихо застонал, и она увидела ужасную рану на его лице.
— Ладно, раз так — несите его ко мне, — тяжело выдохнула женщина сквозь стиснутые зубы.
— Вы можете ему помочь?
— Посмотрим.
Она пошла к своей хибаре, повернулась и сказала:
— Я швея. Умею шить иглой и кетгутом. Несите.
Внутри лачуга оказалась такой же мрачной, как и снаружи. Когда женщина зажгла две лампы, они увидели, что на стенах развешаны яркие куски ткани. Посередине стояла печка-времянка, сооруженная из частей стиральной машины, холодильника и различных деталей не то легкового автомобиля, не то грузовика.
За бывшей решеткой радиатора горело несколько деревянных обломков. Печка давала тепло в радиусе всего двух-трех футов. Дым выходил через дымоход, поднимавшийся к крыше, и внутри хижины висел желтоватый туман. Мебель — стол и два стула — была грубо выпилена из источенной жучком сосны. Окна были закрыты старыми газетами, а сквозь щели в стенах задувал ветер. На сосновом столе лежали обрезки ткани, ножницы, иголки и тому подобное, а в корзинке — еще больше лоскутов разных цветов и фасонов.
— Не бог весть что, — сказала негритянка, пожав плечами, — но все же лучше, чем у других. Вносите его сюда.
Она показала Джошу на вторую, меньшую комнату, где стояла койка с железным каркасом и лежал матрас, набитый газетами и тряпьем. Рядом на полу было набросано тряпье, там же лежали небольшая лоскутная подушка и тонкое одеяло, под которым, как предположил Джош, спал мальчик. В комнате не было окон, но горел фонарь, и свет отражался от блестящей жестянки, заменявшей абажур. На стене висела написанная маслом картина: черный Иисус на горе в окружении овец.
— Кладите, — сказала женщина. — Да не на мою постель, дурак. На пол.
Джош опустил Расти на груду тряпья и подложил ему под голову подушку из лоскутков.
— Снимите с него куртку и свитер, чтобы я поглядела, осталось ли у него на руке мясо.
Джош сделал все, как она велела. Сван остановилась в дверях, наклонив голову набок, чтобы видеть. В другом углу комнаты стоял мальчик и не сводил со Сван глаз.
Женщина сняла фонарь и опустила его на пол рядом с Расти. Она тихо присвистнула:
— Эта дрянь процарапала его до кости. Аарон, сбегай принеси сюда другие лампы. Да, и еще длинную иголку, моток кетгута и острые ножницы. Ну, быстрей!
— Да, мама! — сказал Аарон и промчался мимо Сван.
— Как зовут твоего друга?
— Расти.
— Дело плохо. Не знаю, смогу ли я зашить его, но попробую. У меня нет ничего, чтобы очистить его раны, кроме снеговой воды, но вы наверняка не хотите, чтобы эта чертова грязь попала в открытую…
Она замолчала, глядя на пятнистые руки Джоша, снявшего перчатки.
— А ты белый или черный? — спросила она.
— Это имеет значение?
— Вряд ли.
Аарон принес два фонаря, и она пристроила их около головы Расти. Мальчик снова вышел, чтобы принести остальное, что ей было нужно.
— А имя у тебя есть?
— Джош Хатчинс. Девушку зовут Сван.
Она кивнула. Ее длинные тонкие пальцы прощупывали рваные края раны у плеча Расти.
— Я Глория Бауэн. Живу тем, что перешиваю людям одежду, но я не врач. Самое близкое к медицине из того, что я делала в жизни, это помогала некоторым женщинам при родах. Но я знаю, как шить одежду, кожаные вещи, шкуры, и, может, человеческая кожа не очень-то отличается…
Тело Расти неожиданно напряглось, он открыл глаза и хотел сесть, но Джош и Глория Бауэн удержали его. Минуту он пытался бороться, затем, казалось, понял, где он, и снова обмяк.
— Джош? — спросил он.
— Да. Я здесь.
— Ведь эта сволочь схватила-таки меня? Двухголовая мерзкая рысь. Саданула мне прямо по заднице. — Он мигнул и посмотрел на Глорию. — А ты кто?
— Я та женщина, которую ты начнешь ненавидеть через три минуты, — спокойно ответила она.
Вошел Аарон с тонкой заостренной костяной лучинкой длиной дюйма три и положил ее на ладонь матери вместе с маленьким, похожим на восковой шариком кетгутовой нити и ножницами. Затем мальчик отошел к другой стене комнаты, поглядывая то на Сван, то на всех остальных.
— Что ты собираешься со мной сделать? — Расти разглядывал костяную иголку, пока Глория вдевала кончик нитки в ее ушко и завязывала крошечный узелок. — Для чего это?
— Скоро узнаешь. — Она взяла тряпицу и отерла с лица Расти пот и кровь. — Собираюсь немного тебя заштопать. Зашить, как новую рубашку. Устраивает?
— Боже… — только и удалось сказать Расти.
— Связать тебя или ты перенесешь это как мужчина? У меня нет ничего, чтобы заглушить боль.
— Просто… говорите со мной, — попросил Расти. — Ладно?
— Конечно. О чем хочешь поболтать? — Она пристроила иглу у порванной плоти на плече Расти. — Как насчет еды? Жареные цыплята. Большая корзина цыплят по-кентуккийски и горячих специй. Тебе как, нравится? — Она поудобнее взялась за иглу и приступила к работе. — Только вспомни запах жареных цыплят по-кентуккийски!
Расти закрыл глаза.
— Да, — хрипло прошептал он. — О да… Конечно.
Сван не могла смотреть на то, как страдает Расти. Она ушла в соседнюю комнату и стала греться у печки. Аарон поглядывал на нее из-за угла, отдергивая голову, чтобы его не было видно. Услышав, как Расти затаил дыхание, она подошла к двери, открыла ее и шагнула наружу.
Девушка забрала из повозки Плаксу, а потом постояла, поглаживая шею Мулу. Она беспокоилась о Киллере. Как он их разыщет? И если рысь так сильно ранила Расти, что она могла сделать с псом?
«Не беспокойся, — сказал Джош. — Он найдет дорогу».
— У тебя голова там, внутри? — спросил тонкий любопытный голосок рядом с ней.
Сван разглядела Аарона, стоявшего в нескольких футах в стороне.
— Ты ведь умеешь разговаривать? Я слышал, ты что-то говорила маме.
— Я умею разговаривать, — ответила она. — Но я должна говорить медленно, иначе ты не сможешь меня понять.
— У тебя голова похожа на большую старую тыкву.
Сван улыбнулась, и мышцы на лице туго натянулись, будто вот-вот порвутся. Она знала, мальчик говорит так потому, что честен, а не потому, что жесток.
— Наверное, так. Да, голова у меня внутри. Она просто прикрыта.
— Я видел людей, которые выглядят так же, как ты. Мама говорит, это действительно тяжелая болезнь. Говорит, что заболеваешь и болеешь всю жизнь. Так, что ли?
— Я не знаю.
— Она говорит, это не заразно. А если бы было заразно, то уже весь город болел бы. А что это за палочка?
— Это магическая лоза.
— А что это такое?
Она объяснила, что с помощью магической лозы ищут воду, если правильно держать рогульку, но сама она еще не находила воду ни разу. Сван припомнила мягкий голос Леоны Скелтон, как будто проскользнувший сквозь время, чтобы прошептать: «Работа Плаксы еще не закончена, — по крайней мере, в будущем она очень понадобится!»
— А может, ты ее неправильно держишь? — сказал Аарон.
— Я просто пользуюсь ею при ходьбе как тростью. Я не очень хорошо вижу.
— Похоже на правду. У тебя совсем нет глаз.
Сван рассмеялась и почувствовала, что лицевые мышцы расслабились. Новое дуновение ветра принесло тошнотворный запах разложения, который Сван почувствовала, как только они въехали в Мериз-Рест.
— Аарон, — спросила она, — что это за запах?
— Какой запах?
Она поняла, что мальчик привык к нему. Везде валялся гниющий мусор и отбросы, но этот запах был еще отвратительнее.
— Он приходит и уходит, — сказала она. — Его приносит ветер.
— А, наверное, это пруд. Я имею в виду то, что от него осталось. Это не очень далеко. Хочешь посмотреть?
Нет, подумала Сван. Она не хотела подходить к чему-то столь ужасному. Но в голосе Аарона слышалось горячее желание сделать приятное, а ей стало любопытно.
— Ладно, но нам придется идти действительно медленно. И не убегай, не оставляй меня одну, хорошо?
— Хорошо, — ответил он и сразу пробежал по грязному проулку футов тридцать, прежде чем остановился и подождал, пока она его догонит.
Сван шла за ним по мерзким узким переулкам. Многие лачуги сгорели, и люди копали себе убежища в развалинах. Она нащупывала дорогу с помощью Плаксы и испугалась тощей желтой собачонки, вынырнувшей из проулка. Аарон затопал на дворняжку, и та убежала. За закрытой дверью жалобно плакал голодный ребенок.
Потом Сван чуть не споткнулась о человека, свернувшегося в грязи. Она хотела наклониться и дотронуться до его плеча, но Аарон сказал:
— Да он мертвый! Пойдем, это не очень далеко!
Они прошли между жалкими хижинами, сбитыми из обломков, и вышли на широкое поле, занесенное серым снегом. Повсюду на земле лежали замерзшие скрюченные тела людей и животных. «Пойдем!» — позвал Аарон, нетерпеливо подпрыгивая. Он родился среди смертей и видел их столько, что давно привык. Мальчик перешагнул через труп женщины и пошел вниз по отлогому склону холма к большому пруду, который за эти годы затянул сотни странников, пришедших в колонию Мериз-Рест.
— Вот он, — сказал Аарон, когда Сван добралась. И указал пальцем.
Примерно в сотне футов от них, окруженное мертвыми деревьями, находилось то, что раньше действительно было очень большим прудом. Сван увидела, что в нем осталось, может быть, на дюйм желто-зеленой воды, а все вокруг превратилось в тошнотворную потрескавшуюся желтую грязь.
И в этой грязи белели десятки наполовину скрытых скелетов людей и животных, как будто их засосало вглубь, когда они пытались добыть остатки этой тухлой воды. На костях в ожидании расселись вороны. Здесь же лежали кучи замерзших человеческих экскрементов, и запах, который шел от этой свалки на месте бывшего пруда, вызвал у Сван спазмы. Это выглядело отвратительно, как открытая рана или немытый сток для нечистот.
— Примерно здесь можно стоять, чтобы не вырвало, — сказал Аарон, — но я хотел, чтобы ты на него посмотрела. Правда, он необычного цвета?
— Боже мой! — Сван боролась с тошнотой. — Почему никто это не вычистит?
— Вычистит что? — спросил Аарон.
— Пруд! Ведь он же не всегда был такой.
— Нет. Я помню, когда в пруду была вода. Настоящая, чтобы пить. Но мама говорит, что она просто кончилась. Говорит, не может же это длиться вечно.
Сван пришлось отвернуться. Она поглядела в сторону, откуда они пришли, и увидела на холме одинокую фигуру, набиравшую в ведро грязный снег. Пить воду, полученную из талого серого снега, было равносильно медленной смерти, но все же это было гораздо лучше, чем ядовитый пруд.
— Я уже готова идти обратно, — сказала она мальчику и медленно направилась вверх по холму, нащупывая дорогу с помощью Плаксы.
На вершине Сван едва не споткнулась о тело, лежавшее у нее на пути. Она остановилась, посмотрела вниз: детский труп. Невозможно было сказать, мальчик это или девочка, но ребенок умер, лежа на животе, одной рукой вцепившись в землю. Другая, замерзшая, была сжата в кулак. Сван пристально смотрела на эти маленькие ручки.
— Почему здесь столько трупов? — спросила она.
— Потому что они здесь умерли, — сказал Аарон так, будто она была выжившей из ума старухой с тыквой вместо головы.
— Этот пытался что-то откопать.
— Должно быть, какие-то корешки. Иногда в земле можно откопать корешки, а иногда нет. Когда мы их находим, мама варит из них суп.
— Корешки? А какие корешки?
— Ты задаешь слишком много вопросов, — раздраженно сказал он и пошел вперед.
— Какие корешки? — медленно, но твердо повторила Сван.
— Я думаю, корешки злаков, — пожал плечами Аарон. — Мама говорит, здесь раньше было большое кукурузное поле, но все умерло. Ничего не осталось, только немножко корешков, если, конечно, кому-то повезет. Ну, пойдем! Я замерз.
Сван оглядела бесплодное поле между лачугами и прудом. Трупы лежали, как странные знаки препинания, выведенные на серой наклонной дощечке. Картина эта то слабела, то четче вырисовывалась у нее перед глазами, а то, что находилось под толстой коркой нароста, что бы это ни было, горело и саднило. Бледные замерзшие руки ребенка снова привлекли ее внимание. Что-то особенное было в этих ручках, и она подумала об этом, но она не знала — что. Ее тошнило от запаха пруда, и она снова последовала за Аароном к хижинам.
«Здесь раньше было большое кукурузное поле, — вспоминала она слова Аарона. — Но все умерло».
С помощью Плаксы она отгребла снег. Земля была темная и твердая. Если здесь и остались какие-то корешки, то они скрыты глубоко под коркой.
Они еще возвращались теми же проулками, когда Сван услышала ржание Мула — это был клич тревоги. Она ускорила шаг, постукивая перед собой магической лозой.
Когда они вышли из переулка рядом с хижиной Глории Бауэн, Мул пронзительно заржал, что означало гнев и страх. Она повернула голову, чтобы посмотреть, что происходит, и наконец выяснила: около фургона толпились люди в лохмотьях и рвали его на части. Они кромсали полотняный тент на куски и дрались за обрывки, хватали одеяла, консервы, одежду и винтовки, лежавшие в повозке, и убегали.
— Прекратите! — крикнула Сван, но, конечно, никто не обратил на нее внимания.
Один из мародеров попытался выпрячь Мула, но конь взбрыкнул и лягнул так яростно, что грабителю не поздоровилось — его отбросило прочь. Кто-то хотел даже снять колеса с повозки.
— Прекратите! — закричала Сван и, спотыкаясь, бросилась вперед.
Человек, натолкнувшись на нее, сбил ее в холодную грязь и чуть не наступил. Рядом, в луже, двое мужчин дрались из-за одеяла. Борьба кончилась тем, что третий схватил это одеяло и удрал.
Открылась дверь хижины: Джош услышал крик Сван и теперь увидел, как рвут на части фургон их странствующего шоу. Его охватила паника. Это было все, что у них оставалось в этом мире! Вот побежал человек с охапкой свитеров и носков в руках, и Джош кинулся за ним, но поскользнулся в грязи. Грабители рассыпались во все стороны, уволакивая остатки парусины, всю еду, оружие, одеяла. Женщина с оранжевым шрамом через большую часть лица и шею попыталась стащить куртку со Сван, но девушка согнулась, и женщина с криком разочарования ударила ее. Когда Джош поднялся, нападавшая уже убежала в один из переулков.
К этому времени все грабители скрылись, а с ними и содержимое повозки, включая бо́льшую часть самого фургона.
— Черт побери! — неистовствовал Джош.
Ничего не осталось, кроме каркаса повозки и Мула, который еще продолжал храпеть и брыкаться.
«Мы прямо как выброшенные на берег, — подумал Джош. — Нечего есть, не осталось даже паршивого носка!»
— Ты как? — спросил он у Сван, подходя, чтобы помочь ей встать.
Стоящий около нее Аарон потянулся было, чтобы потрогать ее голову, похожую на тыкву, но в последнюю минуту отдернул руку.
— Нормально. — Плечо у нее слегка побаливало в том месте, куда ее ударили. — Думаю, все в порядке.
Джош заботливо помог Сван подняться.
— Они взяли все, что у нас было!
Это его беспокоило. В грязи лежали скудные остатки их имущества: помятая жестяная кружка, разодранная шаль, изношенный ботинок, который Расти все собирался починить, да так и не собрался.
— Если вы оставите здесь вещи просто так, то их обязательно украдут! — сказал Аарон умудренным тоном. — Это любой дурак знает!
— Ну, — вздохнула Сван, — может быть, им эти вещи нужнее, чем нам.
Джош хотел было скептически засмеяться, но сдержался. Она была права. У них-то имелись, по крайней мере, теплые куртки и перчатки, шерстяные носки и прочные ботинки, а наготу некоторых расхитителей прикрывали лишь лоскутки — и это было единственное сходство с садом Эдема.
Сван подошла к Мулу и успокоила старого коня, тихонько почесав ему нос. Однако, даже стоя спокойно, он продолжал тревожно и угрожающе фыркать.
— Заходи-ка внутрь, — сказал ей Джош. — Снова поднимается ветер.
Она направилась к нему и остановилась, когда Плакса наткнулась в грязи на что-то твердое. Сван осторожно наклонилась, пошарила по земле и подобрала темное овальное зеркало, которое кто-то уронил.
«Магическое зеркало», — подумала она, выпрямляясь.
Много времени прошло с тех пор, как она в него вглядывалась. Но теперь она обтерла его о джинсы и подняла перед собой, держа за ручку, на которой были вырезаны две маски, смотревшие в разные стороны.
— Что это такое? — спросил Аарон. — Ты видишь себя в нем?
Сван едва различала смутные очертания головы и подумала, что и в самом деле похожа на раздутую старую тыкву. Она опустила руку — и в зеркале как будто что-то сверкнуло. Девушка подняла его снова и повернула так, чтобы зеркало смотрело в другом направлении: она охотилась за вспышкой света и не могла ее найти. Тогда она подвинулась примерно на фут вправо, повернулась и затаила дыхание.
Всего в десяти футах от нее виднелась фигура, державшая светящийся круг, — теперь уже близко, совсем близко. Сван все еще не могла подробно разглядеть черты. Однако она смутно чувствовала — в этом лице что-то было не так. Оно было искажено и обезображено, но не так, как ее собственное. Сван подумала, что это, должно быть, женщина — просто по тому, как та держалась. Так близко, так близко — и все равно Сван знала, что если она повернется, то там ничего не окажется, кроме лачуг и переулков.
— Куда направлено зеркало? — спросила она Джоша.
— На север, — ответил он. — Мы приехали с юга. Оттуда. — Он показал в обратном направлении. — А что?
Он никогда не мог понять, что она видела, когда смотрела в эту штуку. Когда бы он ее ни спросил, она пожимала плечами и откладывала зеркало в сторону. Но оно всегда напоминало Джошу о строках из Библии, которые любила читать его мать: «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно; тогда же лицом к лицу».
Раньше фигура со светящимся кругом света никогда не оказывалась так близко. Иногда она стояла так далеко, что свет лишь мерцал в зеркале. Сван не знала, чья это фигура или что это за кольцо света, но чувствовала, что это кто-то и что-то очень важное. А теперь женщина была совсем близко, и Сван подумала, что она, должно быть, где-то к северу от Мериз-Реста.
Она уже собиралась рассказать об этом Джошу, когда за левым плечом у нее возникло лицо прокаженного, похожее на пергамент. Чудовищная физиономия заполнила все зеркало, рот-трещина с серыми губами приоткрылся в усмешке, во лбу возник алый глаз с угольно-черным зрачком. На щеке, как прорезь, открылся второй рот, полный острых зубов, и они потянулись вперед, словно хотели укусить Сван сзади за шею.
Девушка повернулась так быстро, что вес головы едва не опрокинул ее. Дорога позади была пустынна.
Сван опустила зеркало. Для одного дня она и так видела достаточно. Если то, что показывает ей магическое стекло, правда, значит фигура с кольцом света в руках где-то очень близко.
Но еще ближе было то, что напомнило ей Дьявола из колоды Таро Леоны Скелтон.
Джош наблюдал, как Сван поднималась по ступенькам из шлакоблоков в хижину Глории Бауэн, затем посмотрел вдоль дороги на север. Все было тихо, только ветер относил в сторону дымок из трубы. Он опять взглянул на повозку и покачал головой. Джош считал, что Мул выбьет дерзость из любого, кто попытается украсть его, а больше уже и нечего было брать.
— Вот и вся наша еда, — сказал он в основном себе. — Каждая крошка, черт побери!
— А я знаю место, где можно поймать много больших цып, — сказал Аарон. — Хотите покажу? Вы их быстро наловите.
— Быстро наловим? Кого?
— Крыс, — сказал мальчик, будто каждый дурак знал, благодаря чему в Мериз-Ресте выжило в эти годы большинство людей. — Их мы сегодня и будем есть, если вы останетесь.
Джош с трудом сглотнул, но он уже был знаком с запахом и вкусом крысиного мяса.
— Надеюсь, у вас есть соль, — сказал он, поднимаясь вслед за Аароном по ступенькам. — Я люблю, чтобы было совсем соленое.
Не успев дойти до двери, он почувствовал, как напряглась кожа на затылке. Он услышал, что Мул храпит и ржет, и снова оглянулся на дорогу. У него появилось неприятное ощущение, что за ним следят, — нет, даже более того. Его вскрывают!
Но никого не было. Совсем никого.
Вокруг вихрился ветер, и в нем Джошу послышался какой-то царапающий звук — точно скрип несмазанных колес. Звук сразу же пропал.
Быстро темнело, и Джош знал, что в этом месте он не выйдет ночью на улицу даже за приличный бифштекс. Он вошел в хижину и закрыл дверь.