аружу. А снаружи…
И опять Макгилликадди мрачно хмурился на Лэда. Колли отвечал на это заинтересованным взглядом. Породистая и правильно выращенная собака так же хорошо «читает» выражения лица, как профессиональный нищий. Лэд видел неприязнь, с какой смотрел на него из-под тяжелых век Макгилликадди, и всей душой рвался выразить полную взаимность этих чувств, да только команда Хозяйки наделила этого хмурого чужака иммунитетом.
Поэтому Лэд просто развернулся к пастуху спиной, сел, прижал шерстистые уши к голове, вскинул нос к небу и принюхался. Макгилликадди слишком много времени провел рядом с животными, чтобы не почувствовать оскорбления в позе и действиях собаки. Кулак пастуха решительно сомкнулся вокруг посоха.
Спустя полчаса в Усадьбу прибыл и сам Фермер с Уолл-стрит. Он приехал в двухместном автомобильчике, рядом с любителем-животноводом сидел его четырехлетний сын с одутловатым бледным лицом, а в ногах лежало то ли какое-то четвероногое, то ли куча лохмотьев.
Хозяйка и Хозяин, с приличествующими улыбками на лице, вышли на веранду, чтобы встретить гостей. Лэд, вернувшийся от импровизированной овчарни, стоял рядом с ними. При виде и запахе новых посетителей колли оказался во власти смешанных эмоций.
В машине находилось дитя. И хотя в жизни Лэда дети встречались нечасто, он их любил, любил так, как пес с большим телом и большой душой всегда любит слабых и беззащитных. И поэтому Лэд обрадовался, заметив ребенка.
Но животное, скорчившееся возле ботинок Фермера с Уолл-стрит, являло собой совсем иной тип гостей. Лэд определил, что это собака, но таких собак он еще не встречал. Она была какой-то дефективной. Кстати, и маленький мальчик выглядел нездоровым.
— Итак! — звучно провозгласил Фермер с Уолл-стрит, — вот и я! Овцы до вас добрались без проблем? Отлично! Я так и знал. Макгилликадди — гений, нет ничего, чего он не сумел бы сделать с овцами. Вы помните Мортимера? — спросил он и вынул квелого мальчугана из машины. — Уж так он просил, чтобы я взял его в поездку, что его мать не выдержала и отпустила его со мной. Я не сомневался, что вы будете рады. Поздоровайся с нашими друзьями, Морти, лапочка.
— Не хочу! — набычился Морти-лапочка и спрятался за отцовскую спину.
Потом его взгляд упал на Лэда. Колли подошел прямо к мальчику, ухмыляясь от уха до уха и восторженно наморщив нос — так, что стали видны все до единого передние зубы. Морти рванулся вперед, чтобы познакомиться с ним, но Фермер с Уолл-стрит живо подхватил мальчика на руки.
— Чего это ваша зверюга скалится на моего сына? — возмущенно вопросил Фермер с Уолл-стрит. — Такую злую собаку вы обязаны держать на привязи!
— Он не скалится, — с негодованием возразила Хозяйка. — Он улыбается. Лэд очень добродушный. Да он скорее позволит, чтобы его самого изрезали на кусочки, чем обидит ребенка.
Все еще сомневаясь, Фермер с Уолл-стрит осторожно опустил сына на пол веранды. Морти тут же набросился на Лэда, стал тискать и дергать величественного колли и так и эдак.
Если бы любой взрослый человек, за исключением, конечно, Хозяйки и Хозяина, попробовал так обращаться с Лэдом, то изогнутые белые клыки очень быстро погрузились бы в тело обидчика.
Даже Хозяин с некоторой тревогой следил за разворачивающейся сценой, но Хозяйка ничуть не опасалась за поведение своего обожаемого питомца. И Хозяйка, как всегда, была права.
Ибо Лэд сносил тисканье и дерганье не просто терпеливо, а с наслаждением. Он ежился от удовольствия, когда мальчик больно тянул его за ухо или щипал, и в ответ пытался слюняво поцеловать бледное личико, находящееся с его мордой на одном уровне. Морти ответил на поцелуй тем, что шлепнул колли по морде. Лэд еще энергичнее замахал хвостом и приткнулся поближе к своенравному малышу.
Тем временем Фермер с Уолл-стрит громогласно призвал всех обратить внимание на второе из двух сокровищ, которые он привез с собой.
— Мелисанда! — воскликнул он.
По его призыву косматое существо в машине отвело раздраженный взгляд от Лэда и соизволило обернуться к владельцу. Это было что-то среднее между бобтейлом и таксой: сухопарое тело покрывал соломенного цвета мех, между кривыми задними лапами вяло двигалось жалкое подобие хвоста, из-под щетинистой челки блестели злые глазки. Она не была симпатичной, эта собака, которую Фермер с Уолл-стрит только что окликнул поэтичным именем Мелисанда.
— Что это за порода? — спросил Хозяин.
— Это прусская овчарка, — горделиво поведал Фермер с Уолл-стрит. — Она первый представитель своей породы на американском континенте. Я заплатил тысячу сто долларов чистоганом одному человеку из Чикаго, который привез ее. Собираюсь показать ее на Выставке в «Гардене» следующей зимой. Ну, как она вам, дружище?
— Жаль вас огорчать, — покачал головой Хозяин, — но все-таки я с удовольствием скажу все, что думаю об этом человеке из Чикаго. Он — того же рода потрясающий умник, что и тот, кто продал всю землю между Нью-Йорком и Джерси-Сити[6] по тысяче долларов за акр и распространил серию десятидолларовых абонементов на посещение Центрального парка[7].
Но поскольку Фермер с Уолл-стрит был его гостем, Хозяин сказал это только в своем воображении. Вслух же он забормотал какой-то неискренний комплимент, владелец же тем временем доставал из автомобиля щуплое недоразумение.
Как только лапы Мелисанды коснулись земли, она остервенело накинулась на Лэда. С рычанием она рвалась к его горлу. Лэд просто повернул лохматое плечо навстречу атаке. И Мелисанда осталась ни с чем, если не считать клочка длинных волос в пасти. Колли никак не стал отвечать на это нападение. Фермер с Уолл-стрит выкрикивал команды, которые Мелисанда игнорировала, пришлось ему оттаскивать свою драчливую любимицу за шиворот.
После этого прусская овчарка стоимостью в тысячу сто долларов заметила летнюю радость Хозяйки — одного из молоденьких фазанчиков, который прогуливался по газону. С ликующим лаем Мелисанда ринулась в погоню.
Собак Усадьбы всегда обучали избегать домашнюю птицу, фазан не ведал страха и потому стал легкой добычей Мелисанды.
Лэд низко зарычал. Хозяйка закусила губу, чтобы сдержать всплеск негодования при виде того, как уничтожают дорогих ее сердцу птиц. Хозяин поспешно произнес что-то, но его заглушил крик Фермера с Уолл-стрит, который пытался остановить свое сокровище и предотвратить дальнейшее смертоубийство.
— О-хо-хо! — воскликнул гость, когда он наконец вернулся на веранду, таща за собой Мелисанду. — Досадно, что так случилось, но вы уж не обижайтесь. Понимаете, Мелисанда такая активная, ее трудно контролировать. С чистопородными собаками всегда так, вы не находите?
Хозяин, к которому был обращен вопрос, оглянулся на жену. Но та как раз отошла, чтобы подобрать несчастного мертвого фазанчика и погладить его потрепанный плюмаж. И поэтому Хозяин позволил себе роскошь быть более прямолинейным в беседе. При Хозяйке он не мог этого сделать — из боязни огорчить ее грубым попранием законов гостеприимства.
— Чистопородный пес, — произнес он веско, — либо лучший пес на земле, либо худший. В первом случае он способен научиться слушаться и вести себя во всем так, как положено чистопородному животному. И для этого не нужны ни наказания, ни крики. Во втором случае владельцу стоит отыскать простачка и продать ему никчемную шавку за тысячу сто долларов. Вы заметили, наверное: я сказал «владельцу», а не «хозяину». Эти два термина — как небо и земля. Любой, кто готов заплатить за собаку ее цену, становится ее владельцем, но даже все деньги на свете не сделают человека хозяином собаки, если он сам не сможет стать им. Подумайте над этим.
Фермер с Уолл-стрит побагровел. Хозяин уже раскаивался в том, что из-за недоверия к Лэду и убийства фазанчика резко говорил со своим гостем — пусть незваным, нежеланным, но гостем. А тот крякнул, хмыкнул, надел на Мелисанду ошейник и ворчливо осведомился, нельзя ли посадить ее в свободную конуру.
Хозяйка вернулась к мужчинам, когда садовник увел бестию стоимостью одна тысяча сто долларов в ее временное пристанище. К этому моменту Хозяйка совладала с чувствами и смогла вежливо обратиться к гостю:
— Я никогда не слышала о такой породе — прусская овчарка. Она обучена пасти овец?
— Нет, — ответил Фермер с Уолл-стрит. При мысли о чудесных свойствах его любимицы он сразу позабыл о неприятных словах Хозяина. — Еще нет. Вообще-то она ненавидит овец. И она такая молоденькая, мы даже не пробовали дрессировать ее. Два-три раза мы водили ее на пастбище — всегда на поводке, разумеется, но она набрасывается на овец и чуть с ума не сходит от злости. Макгилликадди говорит, что овцам вредно пугаться. Так что пока мы держим Мелисанду подальше от них. Но к следующему сезону…
Больше он ничего не успел рассказать. Протяжный жалобный вопль, испущенный луженой глоткой, прорезал спокойную атмосферу Усадьбы.
— Морти! — в панике выпалил гость. — Это Морти! Скорее!
Определить, откуда доносится этот пронзительный визг, было несложно. Туда и побежал Фермер с Уолл-стрит — вверх по ступеням веранды и затем в дом. Следом за ним поспешили Хозяйка и Хозяин.
Лапочка Мортимер, как оказалось, был слеплен из того теста, из которого делают исследователей. Никакие ограничения, даже веранда, не могли помешать ему изучать новое. Дурацкие разговоры взрослых ему наскучили, дружеские знаки внимания Лэда утомили, и мальчик проскользнул через приоткрытую входную дверь в гостиную.
День выдался прохладный, и в камине полыхал веселый огонь. Перед камином раскинулся огромный глубокий диван. Ровно посередине дивана лежало что-то пушистое и серое — словно клубок пыли, который служанка заметает под кровать.
Когда Мортимер и не отстающий от нового идола Лэд вошли в комнату, мохнатый шар лениво развернулся и потянулся — и стало понятно, что никакой это не шар, а необыкновенно пушистый серый котенок — новая персидская кошечка Хозяйки, крайне вспыльчивая и носящая загадочное восточное имя Типперэри