а они постоянно в садике вертелись!
– И людей убивали? – задумался я.
– Так Инна говорила.
– Что еще о них знаешь?
– Вспоминала, что по два раза в день собираться приходилось. Утром и вечером, а не придешь – влетит. У них что-то вроде групповых исповедей было…
– Ясно, – кивнул я и спросил: – Во сколько именно встречались, не говорила?
– Вроде в семь. И утром и вечером. Инна еще говорила, что очень неудобно добираться было, но пропускать нельзя: и старший накажет, и ломать начинало, если слишком долго не приходили. – Парень перевел дух и облизнул пересохшие губы. – Колдунам два раза по полчаса хватало на сутки, а нам уже через пару часов в городе плохо становилось.
– Понятно.
– А что с ней, кстати? – встрепенулся оборотень. – С Инной?
– Понятия не имею, – отмахнулся я и в свою очередь спросил: – Много вы людей убили?
– Не знаю, – отвел взгляд оборотень. – Я с ними недолго…
– Примерно?
– Да не знаю! В нормальном же состоянии никогда не охотились, а так ничего толком не соображаешь, вставляет лучше героина! – И в глазах паренька промелькнул отблеск легкого сожаления. Не об убитых, нет. Скорее уж об упущенных возможностях. – Да и что нам оставалось? Отсюда толком не выбраться, работы нет, жрать нечего. Или грабь, или с голоду подыхай.
– Просто убивали или развлекались сначала?
– По-разному. – Голос оборотня прозвучал неожиданно глухо, на шее набухла и лихорадочно забилась жилка. – По-разному было. Но просто убивать, конечно, не так весело. Вот загнать, распластать, сломать – это кайф, это такой кайф!
Взор возбужденного воспоминаниями парня подернулся поволокой, а мышцы неожиданно окрепли и ремни, притягивавшие руки к подлокотникам, стали медленно, но неотвратимо растягиваться. Виталий отскочил к двери, я резко подался вперед и саданул оборотня кулаком по носу.
– Ай, блин! – взвизгнул парень, по лицу которого заструилась кровь. – Да чего вы?!
– Очухался?
– Нормально со мной все! И не надо как на маньяка смотреть! Я же ничего с собой поделать не мог! От меня ничего не зависело!
– Это понятно. – Я вспомнил о развешанных на деревьях черепах и попросил напарника: – Позвони куратору, спроси, куда пациента доставить. – А когда Виталий вытащил телефон, то указал ему на пленника: – Не здесь.
Водитель выбрался наружу и захлопнул за собой дверь; я тут же ухватил шприц, уверенным движением воткнул иглу в пульсировавшую на шее оборотня вену и до упора утопил поршень.
Ничего от тебя не зависело, говоришь? Ну-ну. Хапани тогда кайфа напоследок!
Глаза паренька едва не вылезли из орбит, он распахнул рот для крика, но голосовые связки уже парализовало, и следующие пару минут пленник бился в безмолвных судорогах, удерживаемый на месте скрипевшими от напряжения ремнями. Под конец чуть не вырвался, но это уже так, конвульсии.
Сопли, моча, кровь – не завидую тем, кому здесь убираться придется.
Эх, жаль, я все же не садист – разобрал бы этого выродка на органы живьем и без анестезии, еще б и подзаработал. Легко отделался, гаденыш…
Выложив на сиденье кобуру с пистолетом, я забрал перчатки – хорошие перчатки, в хозяйстве сгодятся, – выбрался из фургона и задвинул за собой дверцу. Подошел к Виталию и хлопнул его по плечу:
– Отбой.
– Чего? – обернулся ко мне парень и прикрыл телефон ладонью. – Что случилось?
– Похоже, я с дозировкой перемудрил. Преставился болезный.
– Вот ведь! – Виталий заглянул внутрь и едва сдержал рвотный порыв, накативший из-за ударившей в нос вони рвоты, экскрементов и гниющего тела. – Твою мать!
– Я пистолет в воде искупал, почистить надо. И перчатки пока оставлю, сдавать не буду. Хорошо?
– Хорошо. А ты куда?
– В душ. Он у вас где?
– В спортзале был?
– Нет.
– В общем, спускаешься в подвал, там сразу на входе раздевалка.
– Пусть одежду туда принесут, лады?
Азарт – да, у меня тоже азарт! – отпустил, и сразу стали беспокоить позабытые на время мелочи жизни. Сырая одежда липла к телу, мокрые ботинки мерзко хлюпали, спину и шею ломило. Еще и морозить начало. Хреново, короче…
Ежась, я беспрепятственно прошел через пропускной пункт и заперся в душевой. Морщась от боли во всем теле, разулся и с трудом стянул мокрую от пота кевларовую рубаху. Камуфляжные штаны и тельняшку кинул под дверь, туда же сложил остальную амуницию и, отрегулировав краны, шагнул под тугие струи воды.
Уф, хорошо. Замечательно просто…
Пережитое отступило, руки перестали дрожать, и сразу неподъемной тяжестью навалилась усталость. Я подставил лысину под падавшую сверху теплую воду и какое-то время ни о чем не думал, а просто наслаждался покоем.
Все испортил стук в дверь. Обмотавшись полотенцем, я забрал одежду и возвращаться в душ уже не стал. Умиротворенность схлынула, остались лишь слабость и непонятное раздражение.
Потянувшись протереть запотевшее стекло, я обратил внимание на исчертившую правое предплечье черную вязь замысловатых татуировок, росчерков ожогов и ниточек шрамов.
Черные! Они до сих пор черные!
А ведь магической энергии вокруг ни на карат! Неужели побочное действие «Магистра»?
Надо бы с ним поаккуратней…
Насухо вытершись, я оделся – блин, ботинки с носками сырые! – и вышел в заставленный тренажерами зал. Поднялся на первый этаж и отправился на поиски куратора, но сразу был отловлен заместителем директора по режиму и поставлен перед нехитрым выбором: или оформить необходимые документы прямо сейчас, или через пять минут оказаться с заблокированным пропуском на руках.
– Нашим легче, – поморщился я. – Работать не придется, а зарплату мне на карточку перечисляют.
– Откуда столь негативное отношение к работе? – нахмурился Борис Федорович.
– Слова «раб» и «работа» созвучны, что как бы намекает. Нет?
– Идемте, – потянул толстяк меня за собой. – В противном случае я поставлю этот вопрос перед руководством! У нас проверка, а по зданию человек без допуска расхаживает!
– Да перестаньте! Просто не время сейчас. Все утро по болоту лазил, вон – даже ботинки еще не просохли…
– Я вас предупредил!
– Хорошо, хорошо…
Я обреченно вздохнул и поплелся вслед за Прокофьевым. Начальство сейчас совсем пришибленное, понимания моя позиция точно не найдет. Проще один раз отмучиться и забыть, как страшный сон.
Но проще ли? Техника безопасности, правила поведения при пожаре, пути эвакуации в случае чрезвычайных ситуаций, пропуск в помещения с каким-то там классом секретности, доступ к информационным носителям НИИ, очередная подписка о неразглашении…
Заполняя все эти бесчисленные бумажонки, я потихоньку зверел и, когда Прокофьев с невозмутимой улыбкой попросил ответить еще на парочку вопросов, уже не без труда подавил желание послать толстяка куда подальше. Но подавил и махнул рукой:
– Спрашивайте.
– Мне непонятны два момента. – Борис Федорович задумчиво постучал ластиком на конце карандаша о стол и перешел к расспросам: – В первую очередь ваш функционал в качестве заместителя директора центра повышения квалификации. И, во-вторых, пробел в трудовой деятельности с две тысячи второго по две тысячи седьмой годы.
Я поднялся из-за стола, подошел к двери и уже на пороге обернулся:
– В моей трудовой биографии нет никаких пробелов. Скорее уж пробелы имеются в вашем допуске к ней.
– Стойте!
Не став ничего даже слушать, я с грохотом захлопнул за собой дверь и отправился в приемную Грачева. Там плюхнулся на диван и, расшнуровывая ботинки, попросил ошарашенно наблюдавшую за мной секретаршу:
– Виолетта Марковна, будьте любезны, пригласите Владимира Николаевича.
– Что, простите? – переспросила та, решив, что ослышалась.
– Там у вас на селекторе кнопочка такая специальная, – я стянул сырые носки и улегся на диван с ногами, – вы ее нажмите и скажите…
Секретарь выполнила мою просьбу, даже не дослушав. Дверь кабинета тотчас распахнулась, и в приемную вышли и куратор и замдиректора.
– Головой ударился? – нахмурился Шептало.
– И головой тоже, – подтвердил я. – Просто в кабинете одни стулья, а мне бы полежать немного…
Старею, наверное. В том же Патруле и не в такие передряги попадать случалось, но ничего – после руки в ноги и километров десять по морозу да еще с вещмешком за спиной. Хотя, с другой стороны, там особого выбора и не было. Не можешь идти? Ну так ложись и умирай. А здесь цивилизация, здесь я лег и отдыхаю. Не на снегу или бетоне стылом, а на мягком диване. В тепле и уюте. Компания, правда, подкачала…
– Виолетта Марковна, сто грамм коньяку молодому человеку, – распорядился Григорий Петрович.
Я забрал у секретарши бокал, более чем наполовину наполненный янтарного цвета напитком, и улыбнулся:
– Знаете, я бы и от чая еще не отказался. А то все коньяк да коньяк…
Грачев мое самоуправство пресекать не стал, дождался, когда секретарша приготовит чай, и только потом попросил:
– Виолетта Марковна, вы сходите пока на обед, мы тут небольшое совещание устроим.
– Как скажете, Григорий Петрович. – Тетенька с невозмутимым видом взяла свою сумочку и вышла в коридор.
Шептало развалился на стуле для посетителей и покачал головой:
– Опять ты, Лед, облажался…
– Чего это? – удивился я. – С какой стати я облажался? Тем более – опять?
– А то, что пленник во время допроса умер, – это нормально? Нам, между прочим, теперь придется его тело утилизировать.
– Да и хрен бы с ним, выкиньте на свалку и все дела. – Я хлебнул коньяка, запил его обжигающе-горячим чаем и шумно выдохнул. – К тому же умер он не во время… – хотел уже сказать «по результатам допроса», но вовремя поправился, – а после допроса. И до своей безвременной кончины много интересного успел рассказать.
– Например? – заинтересовался прислонившийся к столу секретарши Грачев.
– Например, первоначально колдунов натаскивал какой-то гуру. И не надо быть семи пядей во лбу, чтоб понять, откуда он взялся.