В ночь на 18 февраля все мы плохо спали: сказывается нервное напряжение и усталость. Выйдя из палатки, я вооружился биноклем и начал оглядывать горизонт. Неожиданно увидел дым, а спустя некоторое время — пароход: мачты, трубы. Позвал ребят, закричал:
— Идите сюда, виден пароход!
Наступают решающие часы: надо расставаться со льдиной, которая была нашим пристанищем девять месяцев. Хотя в последние дни ледяное поле и сломалось, но даже обломок льдины честно служил нам.
Мне очень не хотелось, чтобы нас снимали со льдины самолётами: на самолёте много не перебросишь. А мы решили взять с собой все оборудование и снаряжение, даже оставшиеся продукты.
Настали ночь и день 19 февраля 1938 года, я их никогда не забуду.
В час ночи на вахту вступил Петя: он дежурил по лагерю. Я был выходным, но мне не спалось. Сел с ним играть в шахматы. Каждые полчаса выходили из палатки и смотрели, не оторвался ли ещё кусок льдины.
Ширина нашей льдины была уже только тридцать метров. Кроме того, она ещё лопнула в четырех местах. Мы регулярно осматривали трещины, чтобы в случае подвижки льда успеть вывезти груз, уложенный на нарты.
Всё шло, как обычно: Женя провёл метеорологические наблюдения, Эрнст передал сводку на «Таймыр», я проиграл Пете четыре партии в шахматы.
Выйдя из палатки, мы увидели упёршийся в небо луч прожектора. Потом прожектор начал бродить по горизонту: нас нащупывали, но не могли найти.
Мы побежали на торос. Я схватил по пути бидон с бензином. Дважды разводил костёр, сложенный из тряпок, старых мехов и валенок, облитых керосином. Горело великолепно: пламя поднималось высоко.
Весёлый вёл себя ночью очень плохо. Как только в нашу сторону проникал серебристый луч прожектора, пёс начинал неистово лаять.
В полдень получили по радио — от «Мурмана» и подошедшего «Таймыра» — требование: «Давайте огни, факелы».
Я возмутился: целую ночь мы жгли бензин, керосин, а они все ещё требуют огня.
— Что им здесь — Баку, что ли? — проговорил я с досадой. Всё-таки огни мы зажгли.
В час дня пароходы задымили вовсю; они были уже совсем близко. В два часа дня корабли достигли кромки льда, пришвартовались к ней. Было видно, как люди спешат спуститься на лёд…
И радостно, и в то же время немного грустно расставаться со льдиной, обжитой нами.
К нам шли люди со знамёнами. Я бросился вперёд, навстречу им. С двух сторон подходили таймырцы и Мурманцы. Среди них много товарищей по прежней совместной работе на полярных станциях. Нас начали обнимать и качать. На мне чуть не разорвали меховую рубашку.
… Лагерь прекращает своё существование.
Эрнст сидит в своём снежном домике и передаёт наш рапорт правительству об окончании работы станции.
«Безгранично счастливы рапортовать о выполнении порученного задания. От Северного полюса до 75-го градуса северной широты мы провели полностью все намеченные исследования и собрали ценный научный материал по изучению дрейфа льда, гидрологии и метеорологии, сделали многочисленные гравитационные и магнитные измерения, выполнили биологические исследования.
С первого февраля, когда на 74-м градусе наше поле разломилось на части, мы продолжали все возможные в этих условиях наблюдения. Уверенно работали, ни минуты не беспокоясь за свою судьбу, знали, что наша могучая Родина, посылая своих сынов, никогда их не оставит. Горячая забота и внимание к нам партии, правительства и всего советского народа непрерывно поддерживали нас и обеспечили успешное проведение всей работы.
В этот час мы покидаем льдину па координатах 70 градусов 54 минут нордовой, 19 градусов 48 минут вестовой, пройдя за 274 суток дрейфа свыше 2500 километров. Наша радиостанция первой сообщила весть о завоевании Северного полюса, обеспечивала надёжную связь с Родиной и этой телеграммой заканчивает свою работу.
Красный флаг нашей страны продолжает развеваться над ледяными просторами».
Пока Кренкель отстукивал ключом последнюю радиограмму, я отошёл в сторону, и на меня набросились матросы, кочегары, кинооператоры, полярники.
Эрнст вышел из снежного домика своей радиостанции. Только что он передал «Всем, всем, всем…» о том, что радиостанция закончила свою работу в Центральном полярном бассейне.
Мы прощаемся с лагерем.
Идём на корабли. На снежном холме развевается флаг СССР; я укрепил древко на высоком торосе.
По морской неписаной традиции капитан последним покидает свой корабль. Льдину покидал последним я. Хотелось сказать: «Прощай, льдина! Ты верно послужила советским людям. До свидания, Арктика! Мы ещё встретимся с тобой в недалёком будущем!»
Станция «Северный полюс» закрыта…
Я на «Мурмане». Попал сюда по жеребьёвке вместе с Эрнстом. Женя и Петрович — на «Таймыре». Сижу в уютной каюте, пишу последние строки, перелистываю тетради дневника, и кажется мне, что льдину я ещё не покинул, что мне снится сон — сладкий, радостный. Но это не сон: я на борту советского корабля, среди друзей, среди дорогих советских людей.
Так окончился более чем девятимесячный дрейф станции «СП-1». В 1977 году работает уже «СП-23». Им, нынешним жителям полюса, конечно, легче. Многое изменилось — условия жизни, работы, связь с Большой землёй.
Нам порой было очень тяжело: негде согреться, негде высушить одежду, и так — месяцами. Сегодня на полюсе живут в доме с газом и электричеством. И мы с Женей, как по привычке зову я академика Евгения Константиновича Фёдорова, очень рады, что теперь у полярников хорошие условия для работы.
Никогда не утолится человеческая жажда познания мира, и чем лучше условия для исследовательской работы, тем большие результаты она принесёт.
Наша работа принесла первые достоверные данные о природе Центральной Арктики и вместе с тем открыла дорогу новому, ныне широко применяющемуся методу её исследования. Эти данные, впервые представленные П. П. Ширшовым и Е. К. Фёдоровым на общем собрании Академии наук СССР в марте 1938 года, затем были использованы в тысячах научных трудов как в нашей стране, так и за границей.
Отмечу очень кратко то новое, что принесла науке работа станции «СП-1».
Так, стало известно, что Ледовитый океан представляет собой глубокую впадину на поверхности Земли (позднее выяснилось, что здесь не одна, а несколько впадин, отделённых друг от друга высокими подводными хребтами, — они как бы остались у нас «за спиной»). Наши измерения позволили обрисовать профиль океанского дна по направлению от полюса к Атлантическому океану.
Измерения силы тяжести позволили оценить кривизну этой части планеты и составить некоторое представление о её глубинном геологическом строении. Столь же интересными для геологов были и результаты магнитных измерений. Определения магнитного склонения — угла между направлением горизонтальной составляющей магнитного поля и меридианом — немедленно использовались на практике. Только зная склонение, можно пользоваться магнитным компасом. Валерий Чкалов, Михаил Громов, Сигизмунд Леваневский, а затем и лётчики, искавшие исчезнувший экипаж Леваневского, уже пользовались этими сведениями.
Наблюдения опровергли господствовавшее в то время убеждение, что над Центральной Арктикой находится обширный и устойчивый антициклон, постоянно прикрывающий Северный полюс шапкой холодного воздуха. Оказалось, что циклоны проходили, через полюс не реже, чем вдоль окраинных морей Северного Ледовитого океана, нередко у нас на льдине было теплее, чем в Москве.
Само движение льдины, отмечавшееся на географической карте, давало не только общее представление о дрейфе льда в океане— скорость дрейфа оказалась выше ожидавшейся, — но и позволяло выявить закономерность дрейфа.
Было найдено постоянное течение на поверхности океана, имеющее скорость около одной мили в сутки у полюса и значительно большую при выходе в Атлантический океан. Удалось определить и дополнительный снос льдины под действием ветра, дующего в том или ином участке океана. Полученные сведения очень скоро нашли своё применение, с ними считаются и сегодня, когда оценивают движение крупных ледовых массивов, столь необходимое для ледовых прогнозов, для того, чтобы найти наивыгоднейшие пути кораблям.
Большое значение для погоды на всём Северном полушарии имеет поток тепла, идущий вместе с воздухом и водными массами от средних широт в область Арктики. Давно известно, что мощное тёплое течение Гольфстрим, начинающееся в Карибском море, проходит вдоль берегов Западной Европы, обогревая её, и затем уходит куда-то на север. Мы нашли это течение на глубине в несколько сот метров у самого полюса и проследили гидрологическими приборами на протяжении всего дрейфа. Как оказалось, его вода не только теплее, но и значительно более солёная; в результате, как более тяжёлая[12], она «тонет» в менее солёной воде Ледовитого океана, уходит в глубину, распространяясь на огромные расстояния, далеко за полюс. Течение это служит важным элементом в тепловом балансе Арктики.
А сколько споров о возможности существования живых существ в центральной части Арктики вели биологи! Лишь весьма немногие из них, и прежде всего Вильялмур Стеффансон, отстаивали возможность жизни в этом районе. Мы решили этот спор. Мы нашли и зафиксировали жизнь во всех её проявлениях — от малейших растений и животных в толще воды до тюленей, медведей, птиц.
ТЕПЛО РОДНОЙ ЗЕМЛИ
В тот день, как мы оказались на кораблях, радио принесло нам приветствие И. В. Сталина:
«Папанину, Ширшову, Кренкелю, Фёдорову.
Поздравляем вас с успешным выполнением ответственного задания.
Вся наша страна гордится вашей героической работой.
Ждём вашего возвращения в Москву.
Братский привет!»
Как счастье были восприняты и так запомнились навсегда наш путь до Москвы и последующие дни и недели.
В Ленинград мы прибыли во вторник 15 марта. Газеты писали тогда, что «встреча вылилась в народное торжество». А как волновалась наша четвёрка!…