— Владимир Павлович, пойдёшь работать в наш штаб? — спросил я его.
— Сочту за честь.
Так мы приобрели отличного инспектора. Он был незаменим там, где надо было снять с корабля грузы, вес которых превышал возможности крана, и где требовалось, умело комбинируя портовые и судовые средства механизации, снять тот или иной тяжеловес с корабля прямо на железнодорожную платформу. Тут команду принимал на себя Попов, и никогда не было у него ни одного срыва.
В один из январских дней 1942 года в штаб явился молодой голубоглазый офицер и чётко отрапортовал:
— Лейтенант Котомкин явился в ваше распоряжение, товарищ уполномоченный Государственного Комитета Обороны.
С Виктором Ивановичем Котомкиным я не расставался до конца войны. Он состоял при мне в должности адъютанта. Хотя внешне Виктор и казался медлительным, но быстро и чётко исполнял поручения, отличался спокойным и общительным характером. Конечно, нелегко ему было при нашей почти круглосуточной работе, при моём вспыльчивом характере. Но Виктор обладал недюжинной выдержкой и отличной физической закалкой.
Приход каждого конвоя ставил новые, неожиданные проблемы. Вот пример. Обычно мы подгоняли к борту корабля плавучий 45-тонный кран и его стрелой снимали один за другим с палубы судна танки и ставили их на платформы. Но в один из налётов немецкая фугасная бомба попала в кран, и он тут же затонул вместе с танком. Что же теперь делать?
Руководитель британской миссии военно-транспортных перевозок в Мурманске мистер Маккормак в тот же день спросил меня:
— Как вы думаете теперь выгружать танки и другие тяжёлые грузы? Не придётся ли их отправлять обратно?
— Не беспокойтесь, мистер Маккормак, придумаем что-нибудь.
Англичанин ушёл, а я немедленно поехал в порт, разыскал руководителя портовиков Новосадова, посоветовался с ним.
Затем пригласили представителя военной миссии США Френкла и отправились осматривать иностранные пароходы, стоящие под разгрузкой у причалов. Наконец мы увидели то, что искали: над одним из причалов возвышался огромный корпус красавца парохода, он собственной грузовой стрелой поднимал с палубы танк и переносил за борт. Я вызвал вахтенного офицера и попросил провести нас к капитану. Нас принял молодой и быстрый американский моряк с капитанскими нашивками на кителе. Разговор начали без дипломатической подготовки:
— Капитан, сегодня немецкие лётчики потопили наш единственный плавучий кран.
Капитан кивнул головой:
— Я видел…
— Так вот, — продолжал я, — это значит, что нам нечем теперь выгружать танки и другие тяжёлые грузы.
Капитан все ещё не понимал, куда клоню я разговор.
— Свои тяжёлые грузы я могу выгрузить сам, без помощи кранов порта.
— В том-то и дело, капитан, что мы очень рассчитываем на вашу помощь.
— Я вас не понимаю.
— Какую грузоподъёмность имеет ваша корабельная стрела?
— 60 тонн.
— Вот и прекрасно. Позвольте нам демонтировать её и оставить здесь.
Капитан помрачнел.
— Я своими глазами видел, как необходимо русским то оружие, что мы привозим сюда. Ради победы над Гитлером я готов отдать вам не только стрелу, но и весь пароход. Только не я хозяин корабля.
— Мне нужно лишь ваше согласие. А с хозяином мы уладим дело через мистера Френкла.
Капитан задумался, потом кивнул:
— Хорошо, я согласен. Но должен же я получить какую-то компенсацию! Хотя бы в виде подарка жене хозяина парохода.
— А что она любит?
— О, больше всего она любит русские меха.
— Будет русский мех, — пообещал я.
Прямо из порта я поехал на судоремонтный завод Морфлота к Прокофьеву. К счастью, директор был на заводе.
— Андрей Прокофьевич, выручайте!
— А разве я когда-нибудь отказывался помочь?
У Прокофьева на заводе Наркомфлота только что закончили ремонт парохода «Кама» — это не очень большое судно оказалось весьма кстати. Директор тут же вызвал инженеров, прораба, мастеров и дал им задание демонтировать кран на американском судне и установить его на «Каме». Судоремонтники сразу поняли смелость идеи и важность задания, и вскоре стрела стояла уже на «Каме».
Ну, а мех? Конечно, в магазинах его и в помине не было. Шкурку голубого песца я получил из зверосовхоза, находившегося в Коле.
«Кама» работала отлично. Пароход был небольшой, мог легко маневрировать у причалов. Он подходил к борту иностранного судна и снимал с «иностранца» танки, тяжёлые ящики с вооружением, самолёты, переносил их на свою палубу, а затем переходил к свободному причалу, где его уже ожидал состав, и этой же стрелой перегружал свои грузы на платформы. Мистер Маккормак не скрыл своего удивления, увидев, как быстро решили мы проблему. Конечно, одной «Камы» было мало. И тут нам помог уже сам Маккормак. При его содействии нам удалось договориться с союзниками, и следующим караваном в Мурманск пришли два парохода с тяжеловесными стрелами. После выгрузки своих грузов они присоединились к «Каме» и в течение всего 1942 года выполняли ту же работу.
В Мурманске иностранные моряки чувствовали себя не так уютно, как в Архангельске. Правда, в их распоряжении был ресторан «Арктика», где могли они отдохнуть и развлечься. Но город часто бомбили, им приходилось отсиживаться в бомбоубежищах, и они предпочитали поскорее разгрузиться и уйти в море. Не то, чтобы они трусили, совсем нет. Они сражались храбро, но, как я заметил, не было у них того беспокойства за судьбу корабля, которое так свойственно нашим морякам. Мы знали немало случаев, когда команда советского торпедированного парохода оставалась на нём до последнего момента, боролась за своё судно и приводила его в порт, в то время как при первом же попадании торпеды или бомбы в английское или американское судно его экипаж спешно покидал корабль, хотя тот сохранял плавучесть и управление. В этих случаях военные корабли эскорта обычно торпедировали свой же корабль, покинутый командой.
Экипажи иностранных судов были многонациональны и разноязычны. Среди моряков попадались и случайные люди, никогда до этого не нюхавшие моря и пошедшие в рейс ради хорошего заработка.
Приходили корабли под норвежскими флагами с экипажами, состоящими сплошь из норвежцев, были и пароходы с командами, состоящими из поляков. Моряки, чья родина находилась под пятой фашистских оккупантов, отличались особой дисциплиной и сознательностью. Они стремились внести свой вклад в победу над общим врагом.
Мне приходилось иметь дело преимущественно с капитанами, и должен сказать, что подавляющее большинство были настоящими моряками и настоящими людьми. Они понимали, как тяжело приходится Советской стране, видели, как мужественно переносят наши люди тяготы войны, видели страдания и лишения. С каждым пароходом отплывало в океан значительно больше друзей Советского Союза, чем находилось на этом же судне до прихода.
С чувством благодарности и большого уважения я вспоминаю капитана американского парохода «Форт Гленора» Корнелиуса Аронделла, который мог служить для всех капитанов образцом выполнения своего долга. Его пароход подходил к причалу с готовыми стрелами и запущенными в работу лебёдками. Аронделл лично наблюдал за разгрузкой своего корабля, следил, чтобы все судовые механизмы работали безотказно, чтобы команда помогала портовым грузчикам. Капитан оставлял в порту не только привезённый груз, но охотно с нами делился судовыми запасами продовольствия и топлива, оставляя себе на обратный переход только минимум.
Разные бывали капитаны и их экипажи, но, повторяю, в большинстве это были смелые люди. Они ежедневно рисковали жизнью во время переходов по северным коммуникациям Атлантики. И всё-таки вновь и вновь возвращались к нашим берегам, привозя грузы военного назначения.
Январским вечером 1942 года позвонил из Москвы Микоян: — С очередным конвоем к вам придут два танкера с бензином. Разгрузите их вне очереди, срочно нужен бензин. Каждый танкер везёт 10 тысяч тонн…
Я созвал оперативное совещание: где разгружать танкеры? Торговый порт фашисты бомбят ежедневно, одной бомбы в танкер достаточно, чтобы уничтожить значительную часть порта.
Первым подал голос инспектор Погосов:
— Лучшее место — Лесной причал. Он в стороне от порта. Предложение было дельное. Я одобрил его, и мы стали готовить Лесной причал к приёму танкера. Делали это в строжайшей тайне. Кто мог гарантировать, что в порту не притаились тайные агенты врага?
Стоял январь, светлого времени выдавалось совсем немного. Работы на Лесном причале мы вели в темноте, ночью подтянули туда порожние цистерны.
Восемь иностранных кораблей каравана уже стояли на внешнем рейде порта, и буксиры начали подводить их к причалам, когда ко мне пришёл мистер Маккормак и вежливо сказал:
— В составе конвоя прибыли два танкера с высокооктановым бензином. Их нельзя ставить к причалам порта — это огромный риск и для самих танкеров и для других пароходов…
— Что же вы предлагаете? — спросил я.
— Отправить танкеры с кораблями военного эскорта обратно. Завтра уходит конвой, и придётся включить танкеры в караван… Очень сожалею…
— Поедемте со мною, — предложил я ему.
Мы приехали на Лесной причал. Там всё шло, как и должно было идти: буксиры швартовали танкеры к причалу, на рельсах стояли цистерны, готовые принять бензин.
Все работы велись в темноте. Я категорически запретил пользоваться даже карманными фонариками. Территория причала была оцеплена воинской частью и усиленно охранялась. Маккормак был удовлетворён.
Танкеры отправили из Мурманска пустыми, а по Кировской дороге помчались на юг эшелоны с цистернами, заполненными бензином.
Все последующие танкеры мы разгружали на Лесном причале. Здесь же выгружали и взрывчатку.
Иногда я и сам удивлялся, как удалось нам так быстро запустить в ход огромный и сложный механизм — Мурманский порт. На что в мирное время потребовалось бы не меньше года, делалось за месяц. Конечно, осуществили мы всю эту работу благодаря помощи, которую мы получали отовсюду: от Государственного Комитета Обороны и центральных наркоматов и ведомств, особенно от Наркомата обороны. Партийная организация области, советские органы, хозяйственные учреждения Мурманска также помогали нам оперативно и безотказно. Военные советы Карельского фронта, Северного ф