Гордость Ангуса была сильно задета, он повернулся к сыну спиной и скрестил руки. Но, несмотря на свой гнев, он не собирался усугублять ситуацию. Через секунду он услышал, как хлопнула дверь. Не двинувшись с места, он подождал, пока не услышал, как мотор джипа заревел у него под окном. Наверняка Скотт отправился в Глазго, где только что снял квартиру. Он пообещал, что один-два вечера в неделю будет заезжать в Джиллеспи и обсуждать с ним дела. Но что будет теперь? Какая досада, что они рассорились из-за бабьих пустяков. Ангус всегда гордился, что ему удавалось сохранять хорошие отношения с сыном и в его детстве, и в подростковом возрасте, несмотря на смерть Мэри, и, конечно, во многом благодаря помощи Мойры, а также правильному выбору пансиона. Став взрослым, Скотт продолжал с уважением относиться к отцу, и со временем между ними установилось своего рода полное теплоты и привязанности сообщничество, приятное для обоих. Увы, приезд Амели и ее отпрысков испортил все. Вот только что Скотт осудил его, осмелился назвать марионеткой, чего Ангус вынести просто не смог. Нет, он вовсе не стал марионеткой в объятиях Амели! Влюбленным – да, но ясность мыслей при этом ему никогда не изменяла. По крайней мере, он на это надеялся. Но ведь и Скотт тоже должен был понимать, что Ангус не мог полностью игнорировать желания супруги. И то, что Амели заботило будущее ее детей, тоже вполне нормально. Две винокурни и прядильная фабрика – это три предприятия, принадлежавшие Ангусу, и, если бы он запретил доступ туда своим пасынкам, создалось бы впечатление, что он их не принимает. Разве не могло быть такое, что, соприкоснувшись с деловым миром, мальчишки открыли бы в себе интерес к производству и приобрели желание трудиться? Даже если Ангус и сам не очень-то в это верил, все же он должен был дать им этот шанс. Больше того, он обязан был им его дать. Да и много ли он просил у Скотта? Совсем чуть-чуть усилий и доброжелательности. Ничего сверх этого. В любом случае Ангус был главой клана Джиллеспи, кому, как не ему, надлежало сохранять порядок в семье?
Он вернулся в свой кабинет и принялся нервно поигрывать гильотинкой для сигар. Прекрасная серебряная вещица, на которой были выгравированы его инициалы, но главное – это был подарок Скотта, который тот преподнес ему четыре года назад. В те времена его сын подрабатывал кое-где, когда случалась такая возможность на каникулах, чтобы скопить немного карманных денег. Да и сам Ангус делал то же самое в его возрасте и не считал зазорным подрабатывать официантом либо разносчиком газет. Зато если Скотту приходилось помогать отцу в работе во время сбора урожая ячменя или на стрижке овец, Ангус никогда ему за это ничего не платил, и Скотт считал это в порядке вещей. Между ними вообще никогда не вставал вопрос денег, пока однажды Мойра не сказала брату, что он не слишком-то щедр по отношению к сыну. И немедленно после этого Скотт получил свой первый автомобиль – подержанный «Остин», что привело его в неописуемый восторг. Воспоминания об этом вызвали улыбку на лице Ангуса, и он заметил, что его гнев на сына улетучился. Теперь, наверное, по дороге в Глазго Скотт тоже успокоился. Не пройдет и нескольких дней, в худшем случае недель, и все войдет в прежнюю колею. А в ожидании этого Ангус вполне мог сообщить Амели приятную новость, что обещало ему хороший вечер, за которым должна была последовать восхитительная ночь.
4
Красный от гнева Дэвид ворвался в кухню, где Мойра готовила суп из чечевицы.
– Я не… прислуга! – воскликнул он.
– Конечно, нет, Дэвид. Что это с тобой?
– Амели заговорила со мной неприязненным тоном. Похоже, она надеется, что я тут же соберу вещи и уйду!
– Да ладно, не смеши. Соберешь вещи? Не говори так, Дэвид, твое место среди нас.
– Тогда нельзя со мной обращаться как с бездельником. Я – управляющий, у меня есть четкие обязанности в Джиллеспи, и Ангус на меня рассчитывает. Не будь я здесь, как бы выглядел сейчас особняк? Покинутое всеми здание, окруженное джунглями со всех сторон. Эта женщина понятия не имеет, как управлять таким поместьем, как наше. Она лишь кичится своим французским акцентом, думая, что это очень шикарно, но в деле ничего не соображает.
Мойра положила половник и повернулась, чтобы взглянуть на Дэвида. Обычно немногословный, он сказал сейчас за минуту больше, чем говорил за неделю.
– Видите ли, она хочет, чтобы наняли настоящего садовника, профессионала. А знаешь, что я тебе скажу? Она с ее манией величия хочет разорить Ангуса. Но Ангус – а я знаю его лучше, чем ты, – он ни за что этого не допустит. И потом, я надеюсь…
Покачав головой, Мойра прошептала:
– Ну, надейся, надейся…
Они обменялись многозначительными взглядами, потом Дэвид пожал плечами и сел поближе к огню. С тех пор как Амели приехала в Шотландию, он избегал любых замечаний по ее поводу, считая, что супруга Ангуса достойна уважения. Ангус был его богом, он испытывал по отношению к нему бесконечную благодарность и никогда не позволял себе его критиковать. Много лет назад, когда Дэвид явился в Джиллеспи попросить помощи у кузена, он никак не ожидал, что его с первых же минут встретят с таким радушием. Ангус увидел в его появлении чуть ли не дар божий, поскольку давно искал человека, которому он мог бы доверять, чтобы тот стал управляющим его поместьем. Занятый и без того сверх меры делами на трех предприятиях, он не мог заниматься всем сам, а чужака на роль управляющего брать не хотел. А вот кузен – это было как раз то, что нужно, так он его тогда и заверил с большой теплотой.
Дэвид отнюдь не был полным ничтожеством, как полагала Амели. Оставшись без средств после банкротства, а затем и самоубийства отца, который разорился в туристическом бизнесе, он едва не стал алкоголиком. Слишком застенчивый, чтобы ухаживать за девушками, чересчур замкнутый, чтобы обзавестись друзьями, он время от времени подрабатывал, где придется, на разных мелких работах. Ему нравилось что-то делать своими руками и при этом находиться на улице, причем в любую погоду. Не получивший образования, он предпочитал слушать других, а из-за отсутствия средств одевался кое-как. Тем не менее когда-то он получил хорошее воспитание, которое осталось при нем и которому он никогда не изменял. За его манеры никому не приходилось краснеть, когда семья Джиллеспи собиралась вместе за обеденным столом, хотя он почти все время молчал, да и одет был в униформу садовника.
С первой же минуты Ангус понял, насколько важен будет для него в качестве работника двоюродный брат. Несмотря на то что он познал тяжелые времена, Дэвид был очень честен и сторицей готов был отплатить за услугу, которую ему оказали. Тут же состоялась и сделка: Дэвиду предлагались кров, стол, право считать себя членом семьи, однако ни зарплаты, ни какого-либо договора не предусматривалось. Но кузен Ангуса и без того был счастлив, ведь главное, что тот вел себя с ним как с равным, и Дэвид от одного этого был на седьмом небе. Так что в благонадежности кузена Ангус не ошибся. Нельзя сказать, что Ангус действовал исключительно по альтруистическим соображениям, протянув руку помощи обездоленному родственнику. А чтобы привязать того к себе еще больше, время от времени совал ему несколько банкнот на карманные расходы с дружеским подмигиванием.
Мойра знала все это, но она никогда не стремилась разочаровать Дэвида, открыв ему суть дела. Коль уж Дэвид хотел видеть в Ангусе благотворителя, пусть так оно и будет, она не станет препятствовать. Но при таком обороте, как сегодня, что она могла ему сказать? Что в глазах Амели он не имел никакой ценности как работник? Что в случае конфликтной ситуации Ангус мог его прогнать без зазрения совести?
– Постарайся не обращать на нее внимания, – посоветовала она. – Парк Амели нисколько не интересует, она скоро забудет об этом и займется чем-нибудь другим.
– Амели не из рода Джиллеспи и никогда не станет одной из нас, – проворчал Дэвид. – И она даже не шотландка! К счастью, она не так молода, чтобы завести с Ангусом общих детей, слава тебе, Господи!
– Она могла бы, пожалуй. В наши дни женщины не стесняются рожать все позже и позже, им хоть трава не расти.
– И что, Ангус согласится на это? – возмутился Дэвид, подняв к небу глаза.
– Кто знает…
– Представляешь себе физиономию Скотта?
– Нет, лучше уж не думать об этом.
– Вместо того чтобы благодарить Бога, я лучше попрошу Его охранить всех нас от этой беды. Пожалуй, на этот раз схожу в церковь и поставлю свечку.
Дэвид стал говорить медленнее и уже не так возмущенно. Наверное, он смирился с потрясениями, которые, возможно, были уже не за горами, но никак от него не зависели. Мойра, напротив, вбила себе в голову, что должна во что бы то ни стало отстоять независимость брата. Она видела, что тот уступает все больше и больше требованиям Амели, хотя и понимала, что делает он это скорее чтобы не нарушать мир в доме, а не потому, что подпал под ее влияние. Брат обладал слишком мощной индивидуальностью и силой характера, чтобы принять что-то в угоду другому человеку. Он всегда все тщательно рассчитывал, и если одной рукой что-то давал, то другой всегда умел взять. И с Амели он вел себя точно так же, как и со всеми остальными. Он сделал уступку жене в том, что касалось Джона, принудив сына открыть для него двери винокурни, но одновременно с этим хоть на время избавлялся от присутствия противного мальчишки. Содержа детей Амели, он ни за что на свете не упомянул бы их в своем завещании. Мойра была в этом совершенно уверена. Если только… Не одержали бы верх над его разумом плотские утехи! Ангус любил женщин и был не очень-то избалован ими до вторичной женитьбы. Мэри отказывала ему в близости после родов, а оставшись вдовцом, вряд ли он соблазнил хоть одну. Мойра предполагала, что для удовлетворения своих потребностей он иногда прибегал к услугам профессионалок или, по крайней мере, женщин легкого поведения. Так что теперь в свои шестьдесят, имея в постели симпатичную женщину двадцатью годами младше, Ангус должен быть на верху блаженства. Неужели до такой степени, что он мог забыть традиционные ценности? Как она могла знать, ведь для нее любовь была «неведомой землей», ибо никто никогда на нее не претендовал. В молодости у Мойры случались редкие флирты, и сердце у нее билось чаще, как и положено, однако помимо нескольких поцелуев ей и вспомнить-то было нечего. С одной стороны, она не отличалась привлекательностью, а с другой – ее суровый братец своим навязчивым покровительством быстро отваживал от нее всех женихов. Брат и сестра были очень похожи – оба массивные, «с низкой посадкой», лишенные какой бы то ни было изюминки в грубоватых лицах. То, что могло еще хоть как-то сойти в Ангусе, – этаком мужественном игроке в регби, обличию Мойры не придавало ни малейшего шарма. И так как она была от природы добра и довольно покорна, много лет Ангус ревниво следил за ее нравственностью, даже не осознавая, что просто мешает ей жить собственной жизнью. Так, из молодой женщины она постепенно перешла в разряд старых дев. А между тем Мойра не испытывала по этому поводу никакой горечи. Многие из ее подруг, вышедшие замуж с большой помпой, кончили разводом, обливаясь слезами. Пары то сходились, то расходились, и мало среди них было по-настоящему счастливых союзов. И уж пусть ей не повезло с мужем, зато в другом она была счастлива: у нее был Скотт. Этот семилетний мальчик, только что потерявший мать, нуждался в ласке, и она без малейших колебаний вручила ему свое сердце.