– Конечно, прежде я пойду и спрошу позволения у твоих мамы и отчима. Перед Ангусом мне придется предстать в официальном костюме. Ты ведь никогда не видела меня в килте, обутым в гилли[26], с кинжалом за подвязкой правого гольфа и в моем балморале[27]?
Он шутил, чтобы вызвать у нее улыбку, но этого ему так и не удалось добиться.
– Честно говоря, Нил, я не чувствую себя достаточно… уверенной в себе. Никаких обещаний я дать не могу. Нет, пожалуй, об этом слишком рано говорить. Может быть, ты неверно истолковал мое поведение, в таком случае мне очень жаль, я…
Теперь она уже не так часто плакала, как раньше, и все же на ее глаза навернулись слезы. Нил был таким милым, приятным другом! Что могло быть лучше этого признания и великолепного подарка, в который он, без сомнения, вложил все свои сбережения и который преподнес ей с обезоруживающей искренностью? Он любил ее, она видела, знала это. Кейт не сделала ничего, чтобы ободрить его, но и ничего такого, чтобы лишить надежды. Что и говорить, продемонстрировав недоумение, Кейт поступила эгоистично, воспользовавшись его прекрасным отношением к ней, полным непосредственности, юмора и нежности. Он-то мечтал только о ней, а она всегда мечтала лишь о Скотте.
– Я совсем не хотел расстраивать тебя, – стал оправдываться он, поднимаясь с колен. – Помолвка – это ведь не что-то окончательное, как свадьба. Она охватывает достаточный диапазон времени, чтобы обо всем подумать, свыкнуться с этой мыслью. Не хочешь попробовать?
Нет, все испытания мира, с Нилом или с другим, не смогли бы выбить у нее из головы Скотта. Каждый вечер она засыпала, мечтая о нем и выдумывая невероятные сценарии, соединяющие их. А между тем она прекрасно понимала, что это было химерой, что никогда Скотт не полюбит ее, а всегда будет видеть в ней только милую сестренку. Ничего не могло быть между ними, и она это знала, но все равно под покровом ночи продолжала рассказывать себе все новые и новые главы запретной и восхитительной любовной истории.
Просыпаясь, она смеялась над собой, называла себя сумасшедшей, но тем не менее знала, что, ложась спать, вновь вернется к своим романтическим фантазиям. Может, действительно стоило согласиться на помолвку с Нилом и развеять окончательно эти чары? Но Кейт была слишком честна для того, чтобы отдаться Нилу, воображая себя в объятиях Скотта. Закрыть глаза, представить другое лицо, другое тело? Нет, это было бы предательством, которого Нил не заслуживал. Просто она должна была поскорей расстаться со своими иллюзиями, прежде чем они станут нездоровыми. Вырасти, наконец, оставить эту невозможную любовь маленькой девочки.
– Я должна тебе кое-что сказать, – начала она твердым голосом.
– Нет, ты вовсе не обязана. Полагаю, у тебя были любовные приключения или даже больше, но все это – в прошлом, ты не должна ни в чем мне признаваться. У меня тоже были подружки, так, ничего серьезного, как и у других молодых людей. Надо же мне было набраться кое-какого опыта, иначе в глазах парней я стал бы изгоем. Если ты хочешь меня об этом расспросить, я тебе расскажу откровенно, но сам не собираюсь подвергать тебя никакому допросу. Ты – женщина, которую я люблю, это единственное, что для меня имеет значение.
И снова у Кейт в горле появился ком, но она тут же смахнула выступившие слезы. Доброжелательность Нила потрясла ее, и она почувствовала себя виноватой.
– Никого у меня не было, – призналась она. – Зато в детстве я испытала огромную платоническую любовь к тому, о ком я иногда продолжаю думать и сейчас.
– И к кому же?
– К Скотту.
Она не помнила, как, расчувствовавшись, вдруг произнесла это имя, и тут же пожалела об этом.
– К Скотту? – повторил он изумленно.
– Если ты ему скажешь, я тебя убью!
– О… Конечно, не скажу. Детское чувство, и я это прекрасно понимаю. Почему бы и нет? Он довольно красивый парень. Я, например, в десять лет был просто одержим моей учительницей! Рыжая, с большими зелеными глазами, мы в классе все были от нее без ума, но я даже писал ей стихи.
То, как он обо всем этом рассказывал, сводя все к детским штучкам, немного разочаровало Кейт, но она постаралась не подать виду. Ей-то давно уже было не десять лет, да и стихов Скотту она никогда не писала. Но зато побывала в его объятиях, особенно в тот день, когда с ней случилась беда в лесу, или на школьном вечере, когда они танцевали, так что она помнила запах его кожи, помнила руки, которые держали ее за талию. И в тот самый момент вдруг Скотт показался ей не столь уж недоступным, как рыжая учительница для десятилетнего мальчишки. А что если она не отступится от своей мечты? В конце концов, станет же она когда-нибудь совершеннолетней, тогда она сможет раскрыть свои чувства, попытаться ему понравиться, заставить его забыть о Мэри… Но нет, конечно же, ничего такого не будет. Он либо рассмеется в ответ, либо придет в ужас. И в том, и в другом случае, ей захочется лишь одного – провалиться сквозь землю.
– О чем ты думаешь, Кейт? Все еще о Скотте?
Улыбка Нила вдруг показалась ей искусственной. Она разоткровенничалась, и теперь ей нельзя было не добавлять ни единого слова, иначе Нил поймет, что Скотт был не ее детской первой любовью, а самым настоящим его потенциальным соперником. Тогда он стал бы ее ревновать, возможно, был бы несчастен и не счел бы нужным хранить ее тайну. Эта перспектива была настолько ужасна, что ей пришлось солгать, хотя она ненавидела себя, когда ей приходилось это делать.
– С чего ты взял? Я думала о твоем подарке. О том, что за всем этим стоит.
Держа коробочку открытой, она не прикасалась к кольцу. Тогда Нил его вынул и взял Кейт за левую руку.
– Примерь и скажи, подходит ли оно тебе, нравится ли…
– Оно изумительно, Нил.
Кольцо плотно прилегало к ее безымянному пальцу, а бриллиант сверкал нестерпимым блеском.
– Чтобы ты смогла его носить, – напомнил он, – я должен сначала поговорить с твоей семьей.
Не видя больше выхода из создавшейся ситуации, она попыталась хотя бы выиграть время.
– А пока я хотела бы оставить его у тебя.
Сняв кольцо, она положила его в футляр и закрыла его.
– Я только прошу тебя дождаться моего дня рождения.
– Почему? Это же ничего не меняет!
Он улыбался, пребывая на верху блаженства, что она не отвергла его предложение. Очень нежно, слегка покровительственно, он обнял Кейт, прижав ее к себе.
– Могу я поцеловать мою нареченную? – шепнул он ей на ушко.
Чувствуя, как у нее холодеет все внутри, она позволила ему это сделать.
Мэри старалась держаться, но ее состояние выдавали бледность и осунувшиеся черты лица.
– Я хочу покурить, – сказала она.
Сопровождаемая Скоттом, который нес ее дорожную сумку, она вышла из здания аэропорта и пошла в одну из курилок. Взяв зажигалку, она сама ощутила, что ее руки дрожат.
– Тебе холодно? – удивился он.
– Нет, я просто немного нервничаю. У меня пересадка в Лондоне, а потом мне придется довольно долго ждать вылета в Лиссабон.
Несколько минут назад она зарегистрировала два больших чемодана, которые свидетельствовали о том, что она уезжала на долгое время. Перед тем как выйти из своей квартиры, куда должен был прийти Скотт, чтобы отвезти ее в Эдинбург, до последнего мгновения она не теряла надежды. Но он нисколько не стремился ее удержать, даже наоборот, показался ей довольным и немного игривым. По его мнению, Мэри сделала правильный выбор, и он ее с этим поздравил. Как мог он быть таким равнодушным к ее отъезду? Их разлука должна была продлиться несколько месяцев, а он вовсе и не намекал, что приедет повидаться с ней в ближайшие выходные. Впрочем, он почти ни о чем серьезном с ней не говорил во время дороги.
– Дашь мне знать, дорогая, как ты там устроилась?
Она лишь кивнула, бросила окурок в пепельницу и тут же зажгла вторую сигарету. Устроилась! Он должен был попросить ее позвонить, как только она приземлится, а потом, когда доберется до места. Неужели ему было абсолютно все равно, удастся ли ей там найти подходящее жилье, а главное, как она переживает разлуку с ним! Неужели он не видел, что она находилась на грани отчаяния? Она снова закурила, и если бы могла делать то, что ей сейчас хотелось, то начала бы обгрызать себе ногти.
– Когда ты рассчитываешь ко мне приехать? – спросила она, не сумев удержаться.
Мэри задала ему именно тот вопрос, который поклялась не задавать ни при каких обстоятельствах.
– Ты же знаешь, какая у меня сумасшедшая работа, – сказал он.
– Это не ответ!
– Мэри…
Он протянул к ней руку и погладил ее по щеке.
– От нашей разлуки я чувствую себя больной, – выдохнула она с трудом.
– Мы это уже обсудили и обо всем договорились.
– Возможно, мне кажется, но ты ведешь себя со мной как посторонний… Похоже, что ты провожаешь не очень близкую знакомую и вежливо дожидаешься момента вылета.
Он покачал головой, посмотрев куда-то в сторону. Она ненавидела себя за эти запоздалые упреки, которые ни к чему не вели. Какого черта она за него так цеплялась? До знакомства со Скоттом она больше всего ценила свою карьеру, независимость. Она любила чувствовать себя свободной, победительницей, готовой любить, но только не чувствовать, что ею пренебрегают, что ее больше не замечают. Когда она видела других женщин, которые подчинялись во всем воле своих супругов, забывая о собственных желаниях, она понимала, что такая роль ее не устраивает, что она – совсем другая: более свободная, более уверенная в себе, чем они. Однако она ошибалась. На самом деле она охотно разорвала бы этот контракт с Португалией, и, если бы ее не останавливали сейчас остатки гордости, она готова была бы отдать все за нежное слово или ласковый жест Скотта.
– В твоей жизни есть другая женщина?
Переключив наконец внимание на Мэри, он посмотрел на нее с любопытством.