– Если бы это было так, я бы тебе сказал. Я не из тех мужчин, которые ведут двойную игру. Мне казалось, что ты меня лучше знаешь, Мэри.
– Тогда почему у нас все уже не так, как раньше?
Эту жалкую, банальную сцену Мэри устроила только для одного – чтобы Скотт сжал ее в объятиях, произнеся единственное слово, которое ей хотелось услышать: «останься».
– Я приеду в Лиссабон, как только у меня будет свободный уик-энд, – ответил он, взглянув на часы. – Пойдем, ты опоздаешь на самолет, они уже должны были объявить посадку на твой рейс.
Обескураженная, она прошла за ним внутрь аэропорта. Безумное желание отказаться от поездки овладело ею, но вот только что она от этого выиграет? Скотт не поймет, нет, и не станет любить ее больше, а она плюс ко всему лишится такой блестящей возможности сделать карьеру.
«Да плевать мне на все! Я хочу только этого человека, и больше ничего. Только он имеет для меня значение!»
С паспортом в руке она повернулась к Скотту.
– Ну вот, – сдавленным голосом проговорила она. – Я буду очень скучать по тебе. И по Шотландии тоже, конечно.
– У тебя там будет много солнца, новые пейзажи и огромное вдохновение для ваших azulejos[28]!
– Ты меня не забудешь?
Наконец он ее обнял, на мгновение прижал к себе, прошептав:
– Держись, Мэри, все будет хорошо.
Она почувствовала, как губы Скотта коснулись ее губ, потом он тотчас же отстранился. Они обменялись последним взглядом, потом он еще раз обернулся и зашагал по холлу. Кто-то толкнул ее, но она стояла неподвижно со своей дорожной сумкой в ногах. В этот миг Лиссабон показался ей концом света и последним местом на земле, куда она хотела бы попасть. Она умирала от желания кричать, позвать Скотта, броситься за ним в погоню. Сощурив глаза, чтобы в последний раз разглядеть в толпе его фигуру, она увидела его и глубоко вздохнула. Чей-то бесстрастный голос по громкоговорителю передал, что заканчивается посадка на Лондон. Мэри подхватила сумочку и только сейчас очнулась. В душе ее была смерть.
Сидя в изножье кровати, Ангус блаженно улыбался.
Вот уже несколько дней Амели была с ним очень мила, не жаловалась на неудобства своего положения и спускалась ужинать вместе с семьей. Заботясь о своей внешности, она тщательно подкрашивалась, носила свободные, но элегантные платья и сменила туалетной водой свои духи с пьянящим ароматом. С Ангусом она была согласна буквально во всем, даже соглашалась заниматься с ним любовью, сообщив, что ее гинеколог не видел в этом особых противопоказаний. Неужели из-за будущего ребенка характер ее настолько переменился? Ребенок от Ангуса окончательно сделал ее законной частью этой родовитой шотландской семьи, придал ей новый и неоспоримо более высокий статус в ней. Помимо этого, беременность, сама по себе уже требующая повышенного внимания к Амели из-за ее возраста, сделала ее объектом всеобщей заботы, и она с удовольствием пользовалась этим и гордилась.
– В том, что касается имен, – сказала она, – я почти всю ночь думала об этом. Из уважения к тебе я хотела бы, чтобы это было исконно шотландское имя.
– Ты – прелесть!
– Нет, это естественно. Для мальчика, я думаю, подошли бы имена Брюс или Дуглас, а для девочки – Изобел[29] или Ребекка. А у тебя какие предложения?
– Ну… для девочки есть еще Ирвин, а для мальчика – Лиам или Дункан. Но твой выбор будет моим, душенька.
– Дуглас Джиллеспи – звучит неплохо.
– А когда мы узнаем пол ребенка?
– На следующем УЗИ. В прошлый раз ребеночек свернулся калачиком, так что мы даже ничего не разглядели!
Она разразилась веселым смехом и сложила руки на животе, в последнее время этот жест стал для нее привычным.
– Надеюсь, ты счастлив, Ангус? Это же необыкновенный шанс, как для тебя, так и для меня, зачать ребенка в таком возрасте.
– Конечно, я очень счастлив, – подтвердил Ангус, не моргнув глазом.
Она не оставляла ему возможности выразить самое мизерное сомнение, он должен быть в восторге, так что ему приходилось притворяться, несмотря на все его мысли на этот счет.
– Когда ты сделал мне предложение выйти за тебя замуж, я уверена, что ты и представить не мог, что нам выпадет такое счастье, ведь правда?
– Действительно, я не думал об этом. Я влюбился в тебя и был готов заботиться о твоих детях, что, как мне кажется, я и сумел тебе доказать с тех пор, и…
– Но теперь я подарю тебе собственного ребенка!
Он хотел бы ответить, что у него уже есть Скотт, но, конечно, не сделал этого. Примирение с сыном вот что доставило ему истинное удовлетворение, хотя он и догадывался, насколько оно было хрупким. Но их воссоединение меньше всего касалось Амели.
– И все-таки есть кое-что, что меня во всем этом немного беспокоит, – неуверенно произнесла она.
– В чем дело, мое сердечко?
Удобно откинувшись на подушки, она сначала пристально посмотрела на него, затем резко выпрямилась, наклонилась и взяла его за руку.
– Я хочу, чтобы у этого ребенка было прекрасное будущее, хорошо обеспеченное будущее. До сих пор я из стеснительности не заговаривала с тобой об этом, но на самом деле я очень волнуюсь. Твой сын меня ненавидит, он ненавидит моих детей и никогда не полюбит того, кто скоро родится. Наоборот!
– Посмотрим, Амели…
– Я знаю, что говорю. Если это будет мальчик, Скотт выйдет из себя от ярости.
– Он на такое не способен.
– Да будь ты хоть чуточку понятливее! Ты утверждаешь, что он хорошо воспринял эту новость, но, когда вы были вдвоем, у него просто не было выбора. Если бы ты знал, как он на меня смотрит, когда ты поворачиваешься к нему спиной!
– Ты сама все это придумываешь. Сначала он не одобрил наш брак – это правда.
– И терпеть не мог моих детей!
– Он обожал Кейт с первого дня, а теперь он очень сблизился с Джорджем.
– Но с Джоном у него отвратительные отношения, ты не можешь этого отрицать.
– Джон сам виноват в их плохих отношениях.
Амели подняла глаза к небу, но, как всегда, она не успокоилась на одном Джоне, против которого Ангусу не имело смысла ничего говорить.
– В данном случае я не имею в виду моих детей, а именно нашего ребенка, который у нас родится. Совершенно невинное, беззащитное существо. Если с тобой что-то случится – ты заболеешь, произойдет несчастный случай на охоте или что-нибудь еще, – каковы будут права нашего ребенка? А мои? Я не знаю, каков правовой статус супруги у вас в Шотландии, но Скотт быстренько поставил бы меня на место! Ты должен защитить нас, Ангус, нашего ребенка и меня. Никогда бы я не попросила тебя сделать этого до своей беременности. Деньги меня не интересуют, я не алчная. Жить рядом с тобой – достаточно для моего счастья, говорю тебе от души. Но я, как львица, отношусь к своим детям и готова на все, чтобы защитить их, если кто-нибудь захочет причинить им зло.
Ангус старался сохранить лицо невозмутимым, но на самом деле он испытал шок от этого разговора. Таким образом, предположения Скотта оказались верными? Еще осталось совсем немного до того, как Амели произнесет роковое слово «завещание», призывая составить его в свою пользу. Должно быть, она ощутила его внезапный дискомфорт, поскольку весело рассмеялась, с хорошо отработанной небрежностью.
– Ты знаешь, что шотландцы пользуются репутацией скупцов? Скупость – это такой же символ для шотландца, как берет или французский багет для француза! Но кому, как не мне, знать, что ты – самый щедрый и добрый из всех людей на свете. Ты так меня балуешь, никогда не упрекаешь за излишние расходы, и вопрос денег никогда не считался между нами запретным. Именно поэтому я без всякой задней мысли и заговорила об этом с тобой. Естественно, ты поступишь так, как сочтешь нужным, так, как это покажется тебе справедливым. И все-таки я уверена, что лучше было бы свои решения доверить бумаге, потому что слова иногда имеют свойство улетать.
– Ты считаешь, что я должен составить завещание в твою пользу? – нейтральным тоном спросил Ангус.
– Тебе решать, дорогой. Но если ты преждевременно… и пока наш ребенок не повзрослеет, кто же будет за ним присматривать?
Она по-прежнему крепко сжимала его руку, словно чтобы придать ему решимости. Она наклонилась к нему, и декольте ее платья распахнулось, и он увидел ее пышные груди. Ангус ощутил безумный прилив желания и вместе с тем ужасное чувство горечи.
– Нам пора спуститься вниз, поужинать, – проговорил он. – Если, конечно, ты достаточно хорошо себя чувствуешь…
Он не желал больше слышать ни слова об этом проклятом завещании, и ему нужно было как можно скорее навести порядок в своих мыслях. Неистовое желание зарыться головой меж грудей Амели или взять их, полновесные, налитые, в руки в конечном итоге могло сделать из него полного идиота. До такой степени идиота, чтобы лишить его воли, чего, вероятно, она и ждала от него. Не это ли в шутку предсказывал Скотт?
Пока Амели вставала и проходила перед ним со своим округлым, выпяченным вперед животом, она вдруг показалась ему отчего-то жалкой и вызвала у него нежность. Ведь на этот раз она защищала их общего ребенка, а не только своих, как это бывало обычно. Увы, никогда Ангус не сможет убедить ее, что Скотт – слишком честный, слишком порядочный человек, чтобы обидеть кого-либо, а тем более не кого-то, а кровного родственника. И поскольку он так и не сможет убедить в этом жену, ему придется принять решение, которое, каким бы справедливым оно ни было, непременно разожжет в ней гнев. И будет мешать ей спать по ночам куда больше, чем раздумья над именем еще не родившегося ребенка.
Развалившись в одном из зеленых кожаных кресел, Грэм потягивал виски.
– Я измучен, вымотан до предела, – жаловался он Скотту. – Да и Пэт не лучше меня! Мы и с первым-то ребенком замучились, а тут еще близнецы… Пэт, наверное, придется бросить работу.