Они пили спиртное. Пьянствовали. Прямо как папа Ингалиль.
Сюсанна отвернулась, ища взгляд Бьёрна, но напрасно. Он сидел с закрытыми глазами, отгородившись от всех. К тому же он держал в руках такую же банку с пивом, как та, из которой только что пил Пео. Попробовал бы кто-то объяснить это Инес и Биргеру. Посмел бы этот кто-то…
И попробовал бы тот же кто-то, кто угодно, но не Сюсанна, рассказать им об этих девчонках, о девицах, стоявших у входа в Народный парк, когда подъехал автобус. Они не кричали, только стояли и глазели, пока директор парка отпирал ворота. Роббан открыл форточку и что-то им кричал, слал воздушные поцелуи и вел себя так, что Томми и Ева то и дело заливались хохотом у него за спиной, и в эту секунду Сюсанна поняла, что должна уйти, что она вообще больше не может тут оставаться. Потому что эти девчонки были такие же, как она. Они — это она. Тот же возраст. Такие же прически. Так же одеты. Значит, это над ней издевается Роббан и хохочут Томми с Евой. Сюсанна чувствовала, как краска приливает к щекам, пока автобус трогался и въезжал в парк, чувствовала, как ей стыдно быть той, кто она есть, и как от этого стыда подступают слезы. Она отвернулась к окну, сидела и смотрела на этот непролазный лес, почему-то названный парком, пока краска не отлила от щек и слезы не отступили. Когда автобус припарковался позади летней эстрады, все уже прошло. Она смогла встать и выйти как ни в чем не бывало, хотя было уже совершенно ясно, что все переменилось. Но она не отправилась со всеми осматривать помещение за сценой, а осталась стоять на этой вот площадке, посыпанной гравием. И с тех пор так и стоит, пытаясь принять решение.
Она схватила кошелек, лежащий в кармане, дурацкий кошелек из вишневого кожзаменителя, который она купила, чтобы произвести впечатление на Еву, и изучила его содержимое. Купюра в пятьдесят крон, которую Инес вручила ей, пока Биргера не было дома. Деньги, за которые придется отчитываться. Семь крон в отделении для монет. В потайном кармашке — первые пятнадцать крон, отложенные на покупку модного черно-белого платья с оптическим узором. Зачем только оно ей теперь? И билет на поезд, маленькая твердая картонка, которая доставит ее из Норчёпинга в Ландскрону. Может, по нему можно будет уехать прямо из Несшё? Проблема только в том, что она не знала, как пройти к вокзалу. Понятия не имела. И не знала, есть ли сегодня поезда на юг. Все-таки праздничный день, Вальборг, могли и отменить…
Она поворачивается и смотрит на автобус. Хассе, вынырнувший из кабины, открыл багажник сбоку и как раз выгружал здоровенный усилитель на ручную тележку. Ему помогал какой-то дядька. Сюсанна не знала, кто это. Никто из них не смотрел в ее сторону. Оба молча и сосредоточенно тащили тяжелые вещи. Дождь разошелся, и куртка на спине уже промокла.
Сюсанна вздохнула, поправила капюшон и побрела к эстраде. Ставя ногу на первую ступеньку, она стиснула кулаки в карманах и как можно медленнее прошла все пять ступенек, ведущих к помещению за сценой.
Там оказалась только одна гримерка, куда они и набились, всей компанией. Бьёрн — перед зеркалом, все с тем же ускользающим взглядом, который был у него весь этот день. Ева — рядом на стуле, но отвернувшись от него, с улыбкой, адресованной Томми. Тот сидел на широкой лавке, которая шла вдоль всей торцевой стены, с красной гитарой, лежащей на коленях, и курил. Никлас стоял у Бьёрна за спиной и разглядывал себя в зеркало, чуть поправил свою длинную стрижку, а потом тряхнул головой, чтобы увидеть, как волосы лягут. Буссе откинулся назад на стуле и отпил еще пива из банки. Пео поглаживал палочки и поглядывал на дверь. А там, совсем рядом с Сюсанной, стоял Роббан, прислонившись к дверному косяку, и отвинчивал крышку своей фляги.
— О, — сказал он. — Смотрите, кто пришел! Сестра, которая не сестра. Или кто там она ему теперь?
Сюсанна попыталась улыбнуться, но получилось не очень. Углы губ задрожали, и спустя секунду все уже смотрели на нее, смотрели и видели, что она сдерживает слезы. Бьёрн казался удивленным, Буссе и Никлас чуть наклонились вперед, чтобы лучше видеть, Пео удивленно открыл рот, Роббан поднял брови, Томми бросил взгляд на Еву, сдерживая улыбку. А Ева подняла голову и одарила Сюсанну весьма и весьма холодным взглядом, заставившим ее примерзнуть к месту. Только попробуй, вполне внятно говорил этот взгляд. Только попробуй.
Директор парка стал для Сюсанны спасением. Он вдруг положил руку ей на плечо, и она инстинктивно сделала шаг назад и скрылась за его спиной. А он встал на пороге и откашлялся, словно собираясь сказать речь, а потом произнес, по-смоландски кругло:
— Так, парни, если кому по-маленькому, то поторопитесь, потому что тут туалетов нет, они в том домике под горкой. А то через десять минут открываем ворота, так что вы уж поторопитесь.
Он чуть качнулся на пороге, сунул руки в карманы и окинул гримерку взглядом. Бьёрн уже встал, Томми осторожно и аккуратно положил гитару на лавку у стены. Директор кивнул им и добавил:
— В общем, вы поняли.
~~~
Наконец-то дома!
Элси чуть откинулась на спинку кресла, оглядела радиорубку и положила руки на письменный стол. Пусть просто полежат, белые и расслабленные, пока она смотрит в окно. Серые сумерки. Серое море. Серое небо. И Дания чуть в стороне, черная Дания, уже зажегшая свои огни.
Интересно, в Дании тоже отмечают Вальборг, день прихода весны? Наверное. Она не знала, да и не особенно хотела знать. Хотелось только сидеть и смотреть на море. Ощутить себя снова дома, хотя раньше она никогда не бывала на борту этого судна — «Анастасия», — названного именем младшей дочери последнего русского царя. Той, что якобы выжила во время расстрела — по чистой случайности! — и теперь живет в США под именем Анна Андерсон. Элси улыбнулась. Сведения из прессы. Со столика в приемной у зубного.
Нет. Пора делом заняться.
Она открыла журнал и просмотрела последние записи. Прежний радист, по-видимому, заболел неделю назад, но кто-то все-таки продолжал аккуратно вести записи. Схватив ручку, она записала: 1845 GMT FM MALMOE BND ROTTERDAM. TEST RCVRC XMTRS AUTOALARM OK. BATTARIES ACID 1.27. Что означало, что «Анастасия» вышла из порта Мальмё в 18.45 курсом на Роттердам, что радиоприемник, передатчик и автоматический передатчик сигналов тревоги проверены и находятся в рабочем состоянии и что батареи аварийного передатчика заряжены. Она вошла в эфир и запросила берег, BND ROTTERDAM QRU? Есть радиограммы для меня? Ответ пришел немедленно, NIL. Ничего.
Все было как всегда. Как должно быть. И ей самой оставалось сделать только одну вещь, прежде чем оставить Швецию и Ландскрону позади. Она перешла к радиотелефону. Сигнал был мощный и четкий; когда он достиг дома Инес и Биргера, то показалось, что это обычный телефонный звонок. Когда трубку наконец взяли, Элси наклонилась над столом. Словно разговор предстоял конфиденциальный.
— Инес?
— Элси? Тебе что, телефон провели?
Инес ответила необычно звонко. Почти смеющимся голосом. Элси чуть помедлила с ответом.
— Нет. Я снова в море. Сейчас идем через Эресунн.
— Что?
— Радист на этом судне заболел. Пришлось срочно замещать.
Инес замолчала. Удивилась, видимо, как это пароходство сумело найти Элси, но так и не спросила. Только кашлянула и понизила голос:
— Да. Наверное, это тоже хорошо. Что ты снова смогла выйти в море.
Элси перевела дух. Тон у Инес не осуждающий и не сердитый, а приветливый и сочувственный.
— Да. Правда.
Снова молчание, но молчание доброжелательное. Молчание сестер.
— Я отдала Лидии ключи от квартиры, — проговорила наконец Элси. — Но думаю, было бы не хуже, если бы ты забрала их у нее.
Инес чуть слышно вздохнула. Поняла.
— Да, наверное.
— Сможешь заплатить за свет, когда придет счет?
— Конечно.
Вот и все. Конечно. Инес по-прежнему другая. Может, и Элси станет другой. Если только Бьёрн… В этом месте мысль закладывает широкий вираж.
— Что, покрасила свою комнату?
Элси было слышно, как Инес улыбается, там, у себя в холле.
— Да. И стало так красиво. Красиво и светло. Мне будет там так хорошо!
Элси улыбнулась в ответ у себя в радиорубке:
— Здорово!
Инес понизила голос:
— А Биргер сейчас готовит ужин. Впервые в жизни.
Элси фыркнула:
— Красота! — а потом, сама не понимая, как это произошло, наклонилась еще ниже над столом и произнесла полушепотом: — Я сегодня говорила с Бьёрном. О его отце.
Стало тихо. Инес не отвечала. Но Элси слышала ее дыхание — сперва долгий глубокий вдох-выдох, потом три коротких и поверхностных. И попробовала продолжить:
— Я подумала, он имеет право… Но он не захотел слушать. Он сказал, что не хочет знать.
Подступивший вдруг плач не дал договорить. Инес по-прежнему молчала в своем холле, молчала и слушала всхлипывания своей сестры. Элси, шмыгнув носом, сделала еще одну попытку:
— Он сказал, что я ему не мама!
Наверное, Инес выдохнула именно теперь. И наверное, Элси услышала бы это, если бы ее собственный плач не заглушал остальные звуки. Так что услышала она только, когда Инес наконец произнесла:
— Но ведь ты это знала.
Она по-прежнему говорила как сестра. Огорченная и сострадающая. И Элси словно видела ее расстроенное лицо, когда она продолжила:
— Я думала, что ты это сама уже поняла.
~~~
Звуки были обычные, как всегда перед выходом на сцену. Гул голосов, просачивавшийся в гримерку, выкрики тут и там, взрывы хохота, перекрывающие все остальное. Людоеды собираются, подумал он, но одернул себя и заставил встретить собственный взгляд в зеркале. Нет, так нельзя. Никогда. Потому что день, когда ты начнешь думать о публике как о людоедах, станет днем провала. Тогда ты не решишься выйти на сцену.
— Черт, — произнес он вслух и в тот же миг понял, что это была ошибка.
— Что? — переспросил Никлас, стоявший позади него и смотревшийся в зеркало. Он всегда смотрелся в зеркало.