Что оказалось для меня весьма полезно. Например, я узнала, что сегодня в три часа Анук встречается с Ру на кладбище. С одной стороны, лучше и быть не может; мои планы относительно Вианн близятся к завершению, и пора сменить декорации. Но план похищения чьей-то жизни куда легче изложить на бумаге, чем осуществить; вообще-то обычно мне вполне достаточно нескольких счетов за коммунальные услуги и украденного из сумочки в аэропорту паспорта; мне хватит даже имени на свежей могильной плите — и работа, считай, сделана. Хотя на этот раз мне нужно нечто большее, чем просто другое имя, мне мало простых банковских данных или денег, снятых со счета.
Разумеется, для такой игры нужно быть настоящим стратегом. Ибо здесь, как и при решении любых стратегических задач, важно не только распределить все части головоломки по своим местам, но и сделать это так, чтобы твой противник даже не заподозрил, что происходит, и только после этого решить, какими частями ты можешь пожертвовать, чтобы выйти из игры победителем. Ну а потом состоится поединок — настоящий поединок воли — между Янной и мною; и я, признаться, предвкушаю этот поединок с куда большим нетерпением, чем ожидала. Встретиться с ней лицом к лицу в самом последнем раунде, понимая, что стоит на кону для нас обеих…
Да, эта игра действительно будет стоить свеч!
Итак, подведем итоги. Помимо всего прочего, меня весьма интересовало содержимое пиньяты Янны, я весьма прилежно трудилась над этой загадкой и обнаружила немало всякой всячины.
Во-первых, она не Янна Шарбонно.
Впрочем, это мы уже знаем. Гораздо интереснее то, что она и не Вианн Роше — во всяком случае, об этом свидетельствуют некоторые вещички, хранящиеся у нее в шкатулке. Я чувствовала, что пропустила нечто весьма важное, и на днях, когда ее не было дома, снова там порылась и довольно быстро обнаружила то, что искала.
На самом деле я эту вещь видела и раньше, но не обратила на нее должного внимания, поскольку меня в основном интересовала именно Вианн Роше. Но эта вещь по-прежнему там, в шкатулке, — перевязанный выцветшей красной ленточкой амулет на счастье, которому самое место на дешевом браслете или в рождественской хлопушке; это серебряная кошечка, вся почерневшая от времени. И Вианн хранит его у себя в шкатулке вместе с молочными зубами Анук и потрепанной колодой карт Таро, явно знававших и лучшие времена.
Вианн, как и я, предпочитает путешествовать налегке. Ничто из бережно хранимых ею предметов не носит оттенка тривиальности. Каждая вещичка имела вескую причину быть спрятанной в шкатулку, и уж разумеется, в первую очередь этот серебряный амулет. Между прочим, о нем упоминается и в той газетной вырезке, потемневшей от ветхости и ставшей настолько хрупкой, что я даже не осмелилась ее развернуть; там говорилось об исчезновении полуторагодовалой Сильвиан Кайю, которую более тридцати лет назад беспечная мать оставила в коляске у дверей аптеки.
Пыталась ли она когда-нибудь вернуться? Инстинкт подсказывает мне, что нет. «Ты сама выбираешь себе семью» — так она говорит; и та молодая женщина, ее мать, чье имя в статье даже не упоминается, для нее всего лишь человек с определенным набором хромосом. Для меня же, однако…
Можете назвать меня любопытной. Я поискала сведения о ней в интернете. На это, правда, потребовалось какое-то время — дети ведь пропадают каждый день, а интересовавший меня случай был достаточно давним, да и дело быстро закрыли, поскольку оно оказалось самым заурядным, — но я все-таки нашла все, что мне нужно; я даже имя матери Сильвиан узнала; ей был двадцать один год, когда у нее украли ребенка, а теперь ей сорок девять, как сообщается на сайте «Одноклассники»; разведена, детей нет, по-прежнему живет в Париже рядом с кладбищем Пер-Лашез и содержит небольшой отель.
Отель называется «Стендаль» и находится на перекрестке авеню Гамбетта и улицы Матисса. В нем примерно дюжина номеров, облысевшая от старости рождественская елка, украшенная мишурой, стены с претензией на экстравагантность оклеены вощеным ситцем. У камина стоит небольшой круглый столик, и на нем под стеклянным колпаком застыла фарфоровая кукла в розовом шелковом платье. Вторая кукла — в подвенечном платье — стоит у нижней ступеньки лестницы, точно на страже. Третья — голубоглазая, в шляпке и в пальто, отделанном рыжим мехом, — сидит на стойке портье.
Там же, за стойкой, находилась и сама мадам, крупная женщина с кислой миной на лице и редеющими волосами — как у всех тех, кто вынужден сидеть на диете; но глаза ее были так похожи на глаза ее дочери…
— Простите, мадам…
— Чем могу служить?
— Видите ли, я служу на Монмартре в «Шоколаде Роше». Мы рекламируем особый сорт шоколада, сделанного вручную, вот я и хотела предложить вам на пробу кое-какие образцы…
Выражение ее лица стало еще более кислым.
— Нет, меня это не интересует.
— Но от вас не требуется никаких обязательств. Просто попробуйте, и все…
— Спасибо, не надо.
Естественно, этого я и ожидала. Парижане страшно подозрительны, а мое предложение звучало, пожалуй, слишком заманчиво, чтобы не подозревать никакого подвоха. Но я все же вытащила коробочку с дюжиной наших особых трюфелей и открыла ее. Трюфели, обвалянные в шоколадной пудре, сидели в изящных корзиночках из золотой бумаги, в уголке коробки примостилась желтая роза, а на боковой стенке крышки я нацарапала символ Госпожи Кровавой Луны.
— Там внутри карточка с телефоном, — сказала я. — Если вам понравится, можете сразу позвонить и сделать заказ. Если же нет… — Я пожала плечами. — Эти трюфели за счет заведения. Ну попробуйте. Хотя бы один. Хотя бы интереса ради.
Мадам колебалась. Я видела, что врожденная подозрительность сражается в ее душе с соблазнительным ароматом, исходившим от коробки, — горьковатым, шоколадно-кофейным, с легкой примесью запахов гвоздики, кардамона, ванили и арманьяка; это был аромат минувших лет, горьковато-сладостный, точно прощание с детством.
— И вы что же, по всем отелям Парижа конфеты разносите? Если да, то вряд ли в итоге останетесь в выигрыше.
Я улыбнулась.
— Кто не рискует, тот не пьет шампанское — я так считаю.
Она вытащила из бумажного гнездышка трюфель.
Вонзила в него зубы…
— Хм… Неплохо, неплохо.
На самом-то деле, по-моему, просто отлично. От наслаждения она даже глаза прикрыла; ее тонкие губы увлажнились.
— Ну что, нравится вам?
Должно нравиться! Символ соблазна, знак Госпожи Кровавой Луны, освещал ее лицо розоватым сиянием. И теперь в ней гораздо отчетливей проступают черты Вианн; но Вианн, сильно постаревшей, безумно усталой, накопившей в душе немало горечи в погоне за благополучием; бездетной Вианн, которая всю свою любовь отдает этому отелю и этим фарфоровым куклам.
— Да, это, безусловно, нечто необыкновенное! — восхитилась мадам.
— Наша карточка в коробке. Приходите к нам в магазин.
Мадам сонно покивала, так и не открывая глаз.
— Счастливого Рождества, — сказала я. Мадам не ответила.
А из-под стеклянного колпака мне бесхитростно улыбалась голубоглазая кукла в меховой шубке и шапочке — точно дитя, вмороженное в ледяной пузырь.
ГЛАВА 8
15 декабря, суббота
Я едва дождалась сегодняшней встречи с Ру, так мне хотелось узнать, не переменилось ли его отношение к тому, о чем я ему рассказала, и не удалось ли мне переменить тот ветер. Я ждала какого-нибудь знака Снега, или северного сияния, или какой-нибудь неожиданной перемены в погоде, но утром, когда я встала, за окном было все то же желтое небо, все та же мокрая мостовая. Да и мама, хотя я глаз с нее не сводила, выглядела абсолютно как всегда и, как всегда, возилась на кухне; волосы аккуратно стянуты на затылке, поверх черного платья фартук.
И все-таки, чтобы колдовство подействовало, нужно время. Вряд ли все могло так быстро измениться, и, наверное, с моей стороны было просто глупо ожидать, что Ру сразу вернется к нам, что мама опомнится и поймет, каков на самом деле Тьерри, что снег пойдет — и все это произойдет за одну ночь. Так что я заставила себя соблюдать спокойствие и даже пошла погулять с Жаном-Лу, но в душе только и ждала, когда же пробьет три часа.
В три часа у могилы Далиды. Ее могилу пропустить невозможно — там скульптура в полный рост, хотя я толком и не знаю, кем была эта Далида — какая-то актриса, наверное.[51] Я чуточку опоздала, и Ру уже ждал меня. Было десять минут четвертого, почти совсем стемнело, и, бегом поднимаясь по ступеням к подножию памятника, я едва различала силуэт Ру — он сидел на соседней могильной плите и сам был похож на надгробие, совершенно неподвижный, в длинном сером пальто.
— Я уж думал, ты не придешь.
— Извини, что опоздала. — Я обняла его. — Понимаешь, мне от Жана-Лу нужно было отделаться.
В ответ на мои слова он усмехнулся.
— В твоих устах это звучит довольно зловеще. Он кто?
Я объяснила, испытывая легкое смущение:
— Один мой школьный приятель. Он очень любит это место. И с удовольствием здесь фотографирует. Надеется когда-нибудь встретить здесь настоящее привидение.
— Ну что ж, место он правильно выбрал, — сказал Ру. И посмотрел на меня. — Итак. Что происходит?
Ничего себе! Я даже не знала, с чего начать! Столько всего случилось за эти несколько недель, и потом…
— Вообще-то мы с Жаном-Лу поссорились.
Глупо, конечно, но я разревелась. К Ру это вообще никакого отношения не имело, да я и не собиралась говорить ему об этом, но теперь уже…
— Из-за чего? — спросил он.
— Да так, из-за ерунды. Просто поссорились.
Ру улыбнулся мне такой улыбкой, какую можно увидеть порой на лицах церковных статуй. Нет, сам-то он на ангела, разумеется, ничуть не похож, и все же… Понимаете, у него была такая спокойная, терпеливая улыбка, которая словно говорила мне: «Если нужно, я могу хоть весь день ждать, так что не спеши».
— Он отказывается приходить к нам в chocolaterie, — хлюпая носом, сердито сказала я; больше всего я злилась на себя: зря я сказала об этом Ру! — Говорит, что чувствует себя там не в своей тарелке.