Да, я тоже волнуюсь. Не меньше вашего. Не каждый день я отдаюсь мужчине, в которого втюрилась до постоянно мокрых трусов.
Вру.
Помимо похоти есть… Что-то глубже. Что-то, напоминающего мне папу. Ведь, мой папочка любимый, когда ухаживал за мамочкой (а я много слушала воспоминаний от бабушки и дедушки) – выполнял любой её каприз и ввязывался в любой кипиш, если так хотела его «царица»
— Вернуться? — шепот у мочки уха. — Я не для того проходил целый квест «испытай Потапова на прочность» у твоих родителей.
— Они перегнули палку, когда заставили тебя ходить по гвоздям, — громко прыскаю от смеха.
— Зато какова награда за смелость, — лёгкое касание губ чувствительной кожи шее.
Прижимаясь ко мне со спины, Миша буквально взвешивает ладонями мою потяжелевшую грудь. Только трогает, мнет, обрисовывает их контур кончиками пальцев. Меня же подкидывает вверх от разрядов тока, что ударяют прямиком в промежность.
Я отдавала прелюдии больше всего своего драгоценного внимания. Сами поступающие движения – прекрасны, но вот «подготовка» мне приносит не меньшее удовольствие.
— В наличие шампанское, клубника, сливки… — шепчу, предлагая весь ассортимент того, что у меня есть.
— У стены раком, сидя на мне или… Блять, Серафима, мне всё равно уже как мы трахнемся! Главное быть в тебе максимально глубоко! Потоп, пожар, землетрясение… — хрипло посмеивается. — Милая, я тебя так хочу, что уже не соображаю, что несу. Снимай трусишки – сейчас будет жарко!
— Я без них, — провокационно облизываю губы кончиком языка. Не знаю, дойдём ли мы до минета, но мне бы этого хотелось. Попробовать его на вкус. Уверена на все сто процентов, что он «очень вкусный при своей низкокалорийности» (для очень плохих девочек).
— Р-р-р, — разворачивает меня к себе лицом.
Врезаемся губами в друг друга как бешеные, дорвавшиеся до своего персонального наркотика. Поцелуи выходят агрессивные, полные безумия дорваться до сокровенного. Мои пальцы в его волосах, его сжимают тугие бутоны сосков. Мы творим безумие, тяжело дыша в коротких паузах похотливого забвения.
— Не обманула, — раздвигает набухшие складочки, что сочатся соком моего желания. — Серафима Ильинична, а вы – плохая девочка и будете за это наказаны.
— Михаил Михайлович, будьте уверены, что меня и шлепок по заднице доведёт до оргазма за секунды, — не стесняясь, озвучиваю всё содержимое своих мыслей вслух.
Божечки кошечки!
Когда я занимаюсь сексом я не думаю – я действую!
Я заблуждалась, что Миша – «экспонат в музее» и мне только любоваться его мужественной красотой.
Можно трогать все части тела! Да, хоть член! Кстати, его в первую очередь, утоляя своё женское любопытство по самое горлышко (неоднозначно как-то прозвучало).
— М-м-м, — глухо стонет мне в губы. — Всё! С меня хватит!
Где он нашёл стол?! Я думала это тумбочка, накрытая чем-то старым.
Сдёргивая с меня одежду (только снизу), раскрывает бёдра максимально хорошо.
— Красивая-я-я, — рокочет хрипло он. — Блять, какая же ты красивая везде.
Припадая на колени, подтягивает за попу к себе близко. Прикосновение языка к горошинке клитора – «до громкого стона посреди ночи в заброшенном доме» (прим:сравнение со звёздочками надоело автору).
— Мишка мой… — выгибаюсь дугой. — Суровый тир-р-ранище!
— Серафима Ильинична, разрешаю только стонать, — вводит в меня два пальца, растягивая внутренние мышцы.
От шока (да-да!) распахиваю губы и смотрю исключительно в потолок.
Движение языка и пальцев окончательно вышибают мои предохранители. Кричу в голос, содрогаясь всем телом.
— Вкусная, — облизывает пальцы, словно на них мёд, а не соки моего возбуждения.
— Что это было?.. — не чувствую своих конечностей, шепчу задушено.
— То, что ты теперь сделаешь мне, несносная моя, — покрывает поцелуями низ живота, накрывая грудь руками.
Странный шорох на улице заставляет нас насторожиться.
— Миш?.. — свожу колени вместе перед тем, как распахнётся входная дверь (ну, или что от неё осталось).
На спину Потапову запрыгает разъярённая кошка (животное, если быть точной), и царапает его кожу в клочья.
Божечки кошечки!
Да, откуда я знала, что здесь свирепая хозяйка имеется?! Скорее всего, после охоты пришла в свою берлогу, а тут мы!
Как мы смеялись – не передать словами. Миша умудрился вновь треснуться головой об потолок. В том заброшенном доме мы оставили всё, потому что своя шкура ценнее.
— Уезжаем по-английски? — Потапов кивает на записку, что я магнитом прицепила к дверце холодильника:«Мамулечка и папулечка, вспомните себя…»
— А трахаться будем по-русски, — защёлкиваю колпачок на фломастере. — Поехали?
— С тобой не соскучишься.
Глава 24
Глава 24
«Секс глазами женщины».
— Твоя берлога надёжно защищена, — впервые вижу такую дверь, больше напоминающую сейфовую.
— Не поверишь, но ты первая, кто обратил на неё внимание, — хрипло посмеивается надо мной, проворачивая массивный ключ в замке.
— Михаил Михайлович, сейчас не время вспоминать о всяких мамзелях, — щипаю его за бок. — Я всё понимаю, что вы вели активный сексуальный образ жизни. Чистые простыни и отсутствие женских волос на подушках – большего не прошу.
— Что-то мне подсказывает, что вы, Серафима Ильинична, очень ревнивая девушка. И мне лишний раз вас волновать чьими-то женскими волосами и грязными простынями – лучше не стоит.
— А вы, Михаил Михайлович, чуткий человек, — растекаюсь лужицей под его ногами, когда он мягко подталкивает вперёд.
Первый шаг в неизвестность всегда будоражит все органы чувств. Подталкивает к безрассудству. Чувствуешь себя увереннее, чем когда-либо. С Потаповым я прыгаю головой вниз без страховки. Это… ЗАВОДИТ!
— Будьте как дома, Серафима Ильинична, — щёлкает выключателем.
Большая прихожая заливается ярким светом от многочисленных лампочек в натяжном потолке.
— Так и привыкнуть можно, что ссаной тряпкой не прогоните, — оглядываюсь по сторонам, попутно скидывая обувь. — Гостевые тапочки есть?..
— На самом деле, у меня не часто бывают… — прокашливается в кулак, словно очень-очень волнуется. — Одноразовые, кажется, где-то есть. Подожди пару минут, — галантно целует тыльную сторону ладони.
Хотела сказать из разряда нашего «вездесущего женского»: — «Не напрягайся, мне уже хорошо».
Только вот «этого» лучше не делать. Раз скажешь, два – на третий мужчина не захочет проявлять гиперопеку над женщиной.
Зачем ломать себе кайф?.. Наслаждайтесь им.
После того, как мы разобрались с тапочками, я прошлась по квартире. Две комнаты и одна большая гостиная. На кухне «холостяцкий режим». Что меня больше всего поразило, сейчас озвучу.
— Серьёзно?!. — раскладываю на столешнице одну суповую тарелку, одну вилку, одну столовую ложку и одну кружку. — Михаил Михайлович, я думала, что меня уже ничем не удивишь.
— Меньше мыть, — пожимает плечами он. — Завтра же попрошу свою сексуальную секретаршу заказать весь инвентарь. Вот, что приглянётся её светлому взору, то пусть заказывает. Хоть на десять персон.
— Почему же завтра?.. — загораюсь идеей всё здесь обустроить с «шиком».
— Потому что сегодня, Серафима Ильинична, вы будете стонать от наслаждения и забудете обо всём.
— На вашем месте, Михаил Михайлович… — мне затыкают рот самым порочным образом, то есть пока поцелуем (плохие девочки потирают ручки в предвкушении). — Я не была бы так категорична, — «ласково» задеть мужское самолюбие строго показано для горячей прелюдии.
— Меня вставляют наши «Серафима Ильинична и Михаил Михайлович, — покрывает грудь поцелуями, не переставая перекатывать твёрдые горошинки сосков между пальцами. Заставляет полувсхлипывать-полустонать, выгибаясь его ласкам как похотливая мартовская самка. — У тебя есть фетиши, кроме сливок?..
— А-а-ах, всё-таки запомнил-л-л, — облизываю пересохшие губы кончик языка. — Я… Я… Я… — как можно о чём-то думать, когда мои соски горят от ласк, а между ног так мокро, что думаю только ОБ ОДНОМ. — Люблю заниматься сексом при свете-е-е, потому что нравится смотре-е-еть!
— Ещё! — то ли приказывает, то ли умоляет меня выдать все-все свои сексуальные предпочтения.
— Люблю шутить на тему «50 оттенков серого»!
— Ещё!
— Мне заплести косичку, чтобы волосы в рот не лезли-и-и?.. — запрокидываю голову, наслаждаясь всеми признаками приближающегося оргазма.
— Ты безупречна… — сдёргивает одним движением длинную юбку, сшитую по косой. Я так хотела понравиться Мише своей обновкой. Но его, кажется больше заводит гладенький лобок без единого волоска. Откуда знаю – смотрит как толстяк на пирожок, что расположен на полочке за стеклом.
— Гладкая как облачко, — раздвигает набухшие складочками двумя пальцами, немного проникая внутрь. Совсем чуть-чуть. Этого достаточно, чтобы стонать как… Уж точно не «Леди» в строгом пиджаке. — Вижу, что моя девочка очень сильно меня хочет.
«Моя девочка», — сказанная фраза Потаповым, окончательно стирает грани между «оставим на потом» и «живём один раз».
Я не балерина, но ногу задрала «как она самая», чтобы почувствовать язык и пальцы своего ручного мишки в действии.
Второй раз он ласкает меня как в первый. Столько огня в его движениях. Уверенных, ритмичных, порой жёстких, чтобы последним ударом кончика языка по горошинке клитора отправить моё сознание в другую вселенную.
Это так горячо, порочно, запретно иметь мужчину таким способом. Ни одна жировая складочка не помеха для буйства фантазии и утоления сексуального голода.
— Миша-а-а, — прогибаюсь в пояснице, когда он входит в меня сзади. Заполняет тягуче медленно, раскрывая мне какую-то новую грань удовольствия, что дарит женщине первое проникновение. Потапов – «не маленький мальчик».
— Девочка моя, — прикладывает звонко ладонью по ягодице, отчего у меня темнеет в глазах от острых ощущений. — Сладкая, ненасытная, желанная… До чего же ты хороша.