От Германа ждать помощи не приходилось. Дай она ему цыпленка, все равно он не сможет сварить из него суп, настолько беспомощен. Не приходилось удивляться, что Микки Столли терпит его в качестве шпиона Эйба. Он знал, что вреда от Германа никакого не будет.
Она приказала Герману взять финансовые документы по трем большим фильмам, снимавшимся на студии. И до сих пор – ничего. Она потребовала, чтобы он организовал просмотр съемочного материала по «Настоящему мужчине». Герман и этого не сделал. Они чем-то отговорились, и он не посмел возразить.
Прибыв на работу на студию в свой второй понедельник, Лаки твердо решила, что на этой неделе все пойдет по-другому.
Гарри Браунинг после той знаменитой ночи пирога с семгой с ней практически не разговаривал. Пробормочет приветствие, опустив глаза, и все. Он стал обедать в другое время и, завидев ее, мгновенно испарялся. Так что на Гарри рассчитывать не приходилось.
Между тем она всерьез взялась за Олив: поздравила ее с обручением, подарив бутылку шампанского среднего качества, при каждой возможности забегала, чтобы узнать, готовы ли финансовые документы для мистера Стоуна, оставалась поболтать о всяких пустяках.
Олив постепенно стала относиться к ней лучше.
– Вы не такая, как здешние секретарши, – призналась она. – Их ничто, кроме мужчин и косметики, не интересует.
Они вместе посмеялись.
– А что вас интересует? – спросила Лаки, стараясь втереться к ней в доверие.
– Я горжусь тем, что я – лучшая секретарша, какая только была у мистера Столли. Вы же знаете, мы, англичанки, очень преданы своей работе.
– Давно вы у него работаете?
– Пять лет, – ответила Олив с гордостью – И он меня ценит. Подарил машину на Рождество.
– Машину! Просто замечательно!
– Да. Мистер Столли – хороший хозяин.
Все попытки узнать, каков же мистер Столли как человек, ни к чему не привели. Олив верноподданно держала рот на замке. Особо раздражающее свойство англичан.
Лаки умудрилась довольно интересно провести выходные, хотя и здорово подустала. Вечером в пятницу она улетела в Лондон, куда прибыла в субботу в полдень. Остаток дня и воскресное утро она провела с Роберто. Затем на «Конкорде» улетела в Нью-Йорк, и уже оттуда – в Лос-Анджелес.
Ей надо отвлечься, да и Роберто был в восторге от ее приезда. Они катались на лодке в Гайд-Парке, потом ели гамбургеры в кафе «Хард-Рок», зашли в магазин игрушек и посмотрели фильм.
Бобби просто великолепен. В свои шесть с половиной лет он вылитый маленький Джино. Такие же черные глаза и волосы, такая же упругая походка, тот же острый ум.
– Я скучаю по тебе, мам, – сказал он ей на прощание.
– Ты будешь со мной все лето, – пообещала она, обнимая его. – Мы поедем в Калифорнию и будем все вместе жить в большом доме у моря. Ты, Ленни, Бриджит и я. Договорились, малыш? Как тебе это нравится?
Он молча кивнул, и Лаки уехала, оставив его с нянькой и двумя постоянными телохранителями. Печально, что жизнь Роберто проходила под охраной, но после похищения она не могла рисковать. В конце концов, все складывалось не так уж плохо. Ему нравилась школа, свою няньку Чичи, хорошенькую девушку с Ямайки, ухаживавшую за ним с младенчества, он просто обожал.
В Лос-Анджелес Лаки вернулась в полной боевой готовности. Воскресным вечером позвонила Ленни в Акапулько.
– Как сделка? – спросил он.
– Да медленно продвигается, – ответила она, подготавливая его к дальнейшей отсрочке. – Ты же знаешь, какие они, эти японцы.
– Весело проводишь время?
– Без тебя? Ужасно!
– Эта дерьмовая картина.
– Ты это уже семь тысяч раз говорил.
– Можно и в семь тысяч первый повторить.
– Я люблю тебя, Ленни, – сказала она проникновенно, испытывая непреодолимое желание оказаться рядом с ним.
– Докажи.
– Как?
– Бросай сделку и садись на ближайший рейс.
– Ты когда-нибудь слышал такое слово – терпение?
– Я стараюсь.
– Продолжай стараться.
Все неприятности забудутся, стоит ему узнать, что она купила студию. Вот уж когда он пожалеет о своих постоянных упреках.
Сегодня, в понедельник утром, стоя перед Германом, Лаки готова действовать.
– Мистер Пантер желает поговорить с вами, – объявил он, едва она появилась на пороге.
– В самом деле? Почему?
– Не знаю.
День выдался особенно жарким. Лаки с отвращением поправила парик. Маскарад был еще неприятнее после двух дней свободы. Она плюхнулась на стул и позвонила Эйбу.
Трубку сняла Инга. Тон резкий, враждебный.
– Кто говорит?
– Лаки Сантанджело.
– Сейчас узнаю, сможет ли мистер Пантер подойти к телефону.
– Он звонил мне, Инга. Уверена, что он подойдет.
– Увидим.
Черт бы ее подрал, эту барракуду! Через несколько секунд послышался дружелюбный, возбужденный голос Эйба.
– Ну, как дела, Лаки? Что происходит? Что это ты мне не звонишь? Ты забыла, что обещала держать меня в курсе дела?
– Мы договаривались о шести неделях, Эйб. Я не думала, что вы потребуете еженедельных отчетов.
– Мне же жутко интересно, девонька. Про все хочу знать.
– Пока я мало что узнала.
– Приходи вечером ужинать. В шесть.
– Только вы, я и Инга?
– Да, да, – подтвердил он нетерпеливо.
– Жду не дождусь, – саркастически заметила Лаки.
Как только она повесила трубку, Герман немедленно пожелал узнать, чего же хотел Эйб.
– Меня, – сухо ответила Лаки.
Бедолага Герман шутки не понял и тупо уставился на нее. Она потянулась за сигаретами и закурила.
– Они прислали финансовые документы?
Он отрицательно покачал головой.
– Позвоните Микки Столли лично и скажите ему, что вы должны получить их сегодня или будет хуже.
– Что будет хуже? – хрипло спросил Герман.
– Хороший вопрос. – Она задумчиво погрызла карандаш. – Или вы позвоните Эйбу Пантеру и пожалуетесь, что Микки Столли не желает с вами сотрудничать и что, возможно, ему следует заменить вас более молодым и энергичным человеком. Микки это не понравится.
Герман ослабил узел галстука, открыв цыплячью морщинистую шею.
– Сегодня очень жарко, – пробормотал он.
– Это вы мне говорите? – вздохнула Лаки, снова сражаясь со своим париком. – А будет еще жарче. Так звоните, Герман. Вы готовы?
Он неохотно кивнул.
Лаки соединилась с Олив, которая сообщила, что у мистера Столли заседание и его нельзя беспокоить.
– Мистер Стоун желает поговорить с ним насчет копий финансовых документов, которые он запрашивал неделю назад. И я тоже напоминала вам, Олив. Когда мы их получим?
– А вы еще не получили? У меня создалось впечатление, что мы их посылали, – несколько расстроенно сообщила Олив.
– Пока нет.
– О Господи!
– Я могу зайти и забрать, – предложила Лани.
– Я сначала справлюсь у мистера Столли, когда закончится совещание. Я вам перезвоню.
Лаки повесила трубку.
– Вы получили то, что обычно называется отлупом по-королевски, – проинформировала она Германа. – Или, как говаривает мой папочка, вас послали на хрен.
Герман вздрогнул.
– Но я, – весело возвестила Лаки, – займусь этим делом персонально. – Она вскочила на ноги, неожиданно ощутив прилив энергии. – Сегодня же документы будут у нас. Сидите тихо, Герман, и положитесь на меня. До скорого.
Вокруг главного здания царила привычная суета. Люди входили и выходили. Служащие в узких джинсах и расстегнутых у ворота рубашках. Сверкали золотые цепочки. Тонны лака для волос. Тела, загоревшие на теннисных кортах, или просто подкрашенные. И это были мужчины.
Женщины как бы разделялись на две категории: деловые и любительницы удовольствий. На деловых были строгие костюмы с пиджаками, шелковые блузки и серьезные выражения лиц. Любительницы удовольствий носили одежду в обтяжку и мини-юбки, под которыми явно не имелось трусиков.
Порой невозможно было определить, кто чем занимается. Одна из секретарш, одетая вполне консервативно, отличалась настолько убийственной красотой, что вполне сходила за кинозвезду. А прекрасно одетый молодой человек, весь увешанный золотом, просто-напросто работал посыльным в экспедиции.
Два самых популярных режиссера, специализировавшиеся на эротических фильмах ужасов, приносящих огромные бабки и посему столь дорогих сердцу Микки Столли, напоминали пару уличных бродяг. Лаки узнала их среди входящих в здание по недавним фотографиям в «Вэрайети».
Фрэнки Ломбардо и Арни Блэквуд были партнерами. Арни худой и долговязый, жирные волосы стянуты в пучок на затылке, водянистые глаза спрятаны за зеркальными очками. Фрэнки отличался непослушными темными волосами, спутанной бородой, кустистыми бровями и огромным брюхом.
На студии их прозвали Слизняками, а женщины-служащие старались их по возможности избегать. «Сексуально озабоченные свиньи» – такова самая мягкая их характеристика.
Лаки на расстоянии проследовала за ними прямиком к кабинету Микки Столли, где их остановила Олив.
– Джентльмены, – сухо произнесла она. – Присядьте, пожалуйста. Мистер Столли примет вас через минуту.
– Что за акцент! – воскликнул Фрэнки, примостившись на кончике ее стола и сдвигая с места своей тушей фотографию жениха Олив.
– Высший класс! И что за задик! – поддержал его Арни. – Я бы не возражал, если бы какая-нибудь англичаночка делала мою грязную работу. Ты как насчет этого, Фрэнки?
– Что Арни пожелает, то Арни и получит, – пообещал Фрэнки, и тут они оба заметили на пороге Лаки.
– Привет, красотка, – сказал один из них громким наглым голосом. – Ты никогда не задумывалась над тем, что тебе надо сменить парикмахера?
Арни захохотал.
– По мне, похоже на парик. Интересно, а что под ним?
Теперь загоготал Фрэнки.
Лаки пришлось прикусить язык, чтобы не отчехвостить этих тупых засранцев как следует. Она припомнила рассказ Гарри Браунинга о их непристойном поведении в просмотровой.
Олив вскочила, два ярко-красных пятна появились на ее типично английском бледном лице.