— Я не прочь рассказать тебе все, что касается этой семьи. Джейн Четуинд — единственная дочь старого богача. Мать ее умерла, когда она была девочкой. Отец боготворил дочь и давно уже задумал, — когда ей минет восемнадцать лет, — выдать ее замуж за миллионера Биндервилля, самого известного строителя железных дорог в Америке. А вместо этого Джейн без разрешения отца вышла замуж за молодого англичанина, служившего у него в конторе. Он был красавец, с прекрасным образованием, но, к сожалению, небогат. Старик Четуинд разгневался до такой степени, что отрекся от дочери, лишил ее наследства, отказал ей от дома и даже запретил напоминать ему о ней. На счастье молодых супругов, у дяди мистера Черчилля оказалось прекрасное имение в Техасе. Дядя всегда жил в Англии и совсем забросил свое богатое ранчо. Муж Джейн попросил дядю отдать ему имение в аренду и после свадьбы отправился в Техас с молодой женой. Медовый месяц они провели как в сказке. Климат в этой местности так хорош, что новобрачные решили поселиться там на всю жизнь.
Позже у них родилась дочь, которую назвали в честь матери. А чтобы не было путаницы, отец прозвал малышку «леди Джейн».
Мы с миссис Черчилль постоянно переписывались. Счастливая, беззаботная жизнь молодой четы приводила меня в восторг. Родители сообщали мне все, до мельчайших подробностей, что касалось их любимой девочки. Они боготворили ее. Если бы не горькие воспоминания о ссоре с отцом, Джейн-старшая могла бы считать себя избранницей судьбы.
Когда дочери исполнилось три года, Джейн прислала мне в подарок фотографию своей семьи. Потом мы переписывались еще два года, но затем наша переписка внезапно оборвалась. В то время мы с мужем на целый год уезжали в Европу. Когда же вернулись, я обнаружила несколько моих писем, адресованных Черчиллям, — письма переслали обратно. Муж узнал на почте, почему нам вернули письма из Техаса: оказалось, что мистер Черчилль внезапно умер два года тому назад во время эпидемии, а миссис Черчилль немедленно по кончине мужа выехала из прерий. Вместе со своей маленькой дочерью она отправилась в Новый Орлеан, и после этого в Техасе о них не имели никаких сведений. Начальник местной почты написал, что его самого это удивляет, так как миссис Черчилль, уезжая, просила хранить всю ее мебель и дорогие вещи до тех пор, пока она не приедет в Новый Орлеан и не уведомит, куда именно надо все доставить. «Вот уже два года, — писал начальник почты, — как хранятся эти вещи».
Тогда я сама решила заняться этим делом и написала в Нью-Йорк одной моей хорошей знакомой, чтобы она навела справки, где находится старик Четуинд и куда делась его замужняя дочь. Знакомая ответила, ссылаясь на местные газеты, что мистер Четуинд уехал в Европу несколько лет тому назад, а о его дочери ничего сообщить не могла.
Иногда я думаю, Артур, что Джейн уехала к отцу в Европу, помирилась с ним и они живут вместе. Но почему она до сих пор не написала мне, я не понимаю. Есть еще одно обстоятельство, которое меня очень смущает, хотя, на посторонний взгляд — это пустяки. Дело вот в чем: когда мы были еще девочками и учились в пансионе, я заказала для Джейн ко дню ее рождения серебряную шкатулку с эмалью — букетик анютиных глазок и незабудок. На внутренней стороне крышки были поздравительные стихи моего сочинения, а над ними вензель «ДЧ». В прошлом году в одном модном магазинчике я увидела эту шкатулку. «Откуда она у вас?» — спрашиваю. «Одна знакомая принесла, просила продать поскорее», — ответила хозяйка магазина. Выяснилось, что фамилия той знакомой Жозен, живет она на улице Добрых детей. За эту вещицу у меня в магазине попросили тридцать долларов. Я сразу же заплатила, спрятала шкатулку и уехала домой. Дня через два я поехала на улицу Добрых детей, но мадам Жозен оттуда исчезла. «Опоздали, сударыня, — пояснил мне испанец из табачной лавки. — Верно, она жила здесь, но вчера ночью съехала, а куда — неизвестно». И действительно, сколько ее ни разыскивали, она будто в воду канула. Возможно, эту шкатулку украли в Нью-Йорке или в Техасе и привезли сюда для продажи. Я очень рада, что мне случайно удалось вернуть вещь, принадлежавшую Джейн.
Все время, пока мадам Ланье рассказывала о своей подруге, Артур Менар не спускал с нее глаз, явно делая усилия, чтобы удержаться от слез и не заговорить самому. Мадам Ланье иногда вопросительно смотрела на своего собеседника, но он молчал.
— Ну вот, Артур, все, что я знаю, — заключила она. — Теперь твоя очередь.
— Боже! Как я был глуп! — вскричал Артур, вскакивая с места и принимаясь бегать взад и вперед по комнате. — Вы мне сообщили много фактов, но я тоже знаю немало.
— Каким образом, Арти? Умоляю тебя, расскажи подробнее! Ты не представляешь, как мне хочется знать о судьбе Джейн Черчилль!
— Не будь я таким болваном, идиотом, ослом, будь у меня хоть капля мозгов, я бы давным-давно привез к вам в дом миссис Черчилль и ее прелестную девочку! А что я сделал вместо этого? Отправил мать и дочь в Грэтну без провожатого, когда уже темнело, да к тому же я знал, что мать больна! Боже мой, Боже мой! Что я наделал?..
— Арти, Арти! — в отчаянии воскликнула мадам Ланье. — Говори скорее, когда это было? Куда делась Джейн Черчилль со своим ребенком?
— Этого я не знаю! Но сейчас расскажу, что знаю.
И Артур стал подробно описывать свою встречу с миссис Черчилль и ее дочерью: как он подарил девочке голубую цаплю и как простился с ними на станции Грэтна, а сам поехал дальше в Новый Орлеан.
— О, Арти! — упрекнула его мадам Ланье. — Как же ты не догадался проводить их из Грэтны на паром? И привезти прямо к нам? Ведь у Джейн, кроме меня, никого нет знакомых в Новом Орлеане. Каково было ей, больной, ночью оказаться в глухих местах! Ну почему ты не привез ее прямо к нам?
— Миссис Черчилль ни разу не упомянула о вас. Могло ли мне прийти в голову, что вы с нею так дружны и что она едет именно к вам? А навязываться с услугами к малознакомой даме мне показалось неприличным.
— Отчего она на другой день ко мне не приехала?
— Дайте я закончу свой рассказ, и тогда мы вместе над этим подумаем. Расставшись с миссис Черчилль и с девочкой, я долго смотрел им вслед, пока они не стали спускаться к парому. Наш поезд в это время отправлялся дальше, и я занял прежнее место. И тут в том кресле, где сидела мать, я увидел молитвенник в красном кожаном переплете, с серебряными застежками и с монограммой «ДЧ». Это был молитвенник больной дамы. В книге я нашел фотокарточку.
— Так и есть! — сказала мадам Ланье. — Это молитвенник моей дорогой Джейн. Но почему она ни разу не заглянула ко мне? Куда она делась?
— Вот это тайна, — ответил Артур. — Быть может, она почувствовала себя совсем плохо и зашла в ближайший отель… Или с ней… случилась беда. На следующий день я напечатал во всех местных газетах объявление, что в вагоне найден молитвенник с монограммой «ДЧ», и дач свой адрес. Но все напрасно: прошло уже два года, а я не встречал ни матери, ни дочери.
— Как это странно! О, как это странно! — воскликнула мадам Ланье. — Куда отправилась Джейн? Ведь она ехала сюда, чтобы погостить у меня…
— Надо думать, — ответил Артур, — что она не осталась в Новом Орлеане, а в ту же ночь уехала куда-то. Если бы она остановилась в каком-нибудь отеле, я бы непременно через газеты ее отыскал. Скорее всего, она в ту же ночь уехала из города.
— Дорогой мой Арти, лучше скажи прямо, что Джейн умерла! — проговорила со слезами мадам Ланье. — Неизвестность хуже всего.
— Я сам ни в чем не уверен. Но у нас есть маленькая надежда: вы нашли свою шкатулку, а я нашел голубую цаплю, которую подарил леди Джейн. И знаете, как это случилось? Сегодня утром я зашел к одному любителю птиц, смотрю — у него в вольере голубая цапля. А это очень редкая птица в здешних местах. Спрашиваю, откуда она у него. «Да вот, — говорит, — какой-то итальянец принес на днях и продал дешево, очевидно, торопился». Я позвал птицу: «Тони! Тони!» «Тон, тон!» — закричала она и, хлопая крыльями, побежала прямо ко мне. Я понял, что это моя цапля… И действительно, моя.
— Как ты узнал ее?
— Видите ли, у моей цапли под крыльями по три необычных родимых пятна, вроде трех черных крестов. Я их заметил сразу же, когда поймал ее на охоте. Тогда я услышал ее крик из болота: «Тон, тон! тон!» (за что, кстати, и прозвал ее Тони), а потом увидел, как цапля прыгает и хлопает крыльями. Она мне очень понравилась, и я взял ее на руки. Поскольку мне предстояло ехать поездом, я обшил ей одну ногу кусочком кожи и привязал веревку.
— А ты спросил в магазине, где тот итальянец взял птицу? Вероятно, девочка потеряла ее или цаплю украли, как украли мою шкатулку. Боже мой! Как это, однако, могло случиться?
— Не знаю. Но я еще не закончил свой рассказ, — проговорил Артур.
— Продолжай, продолжай… — сказала мадам Ланье, ожидая услышать еще какую-нибудь страшную тайну.
— Заплатив деньги за цаплю, я начал писать свой адрес, чтобы ее сразу же доставили ко мне. Вдруг передо мной возник престранной наружности старик-француз. Увидав Тони, он подскочил к ней, начал гладить ее по голове, смеяться и лепетать что-то по-французски. Сначала я подумал, что это сумасшедший. Я пытался объяснить ему по-французски, что голубая цапля моя и я никому ее не уступлю. Старик же уверял, что эта цапля принадлежит одной маленькой леди, которая прежде жила на улице Добрых детей.
Глаза Мадам Ланье округлились.
— Как? На улице Добрых детей?! — вымолвила она. — Вот странно!
— Старик-француз задыхался от волнения и лепетал: «Я, мосье, уже два дня ищу голубую цаплю, чтобы порадовать маленькую леди». Я попросил старика описать эту леди, и, уверяю вас, он нарисовал портрет, который мы с вами знаем, — Артур указал на фотографию.
— Арти, неужели это родная дочь моей дорогой Джейн? Мать, возможно, умерла… Но где же дочь? Давай завтра же съездим на улицу Добрых детей!
— Девочки мы там не найдем, — ответил Артур. — Старик рассказал мне запутанную историю о какой-то мадам Жозен, которая сбежала ночью и прихватила с собой девочку.