Но в случайные совпадения Макс тоже не верил. Тогда как случилось, что женщина, которую он ... к которой он испытывает самые нежные чувства, оказалась сестрой заносчивого стервеца? Его охватило чувство такого ужаса, что у него прервалось дыхание и панически засосало под ложечкой. Ему нужно убираться отсюда. Надо все хорошенько обдумать. Не должно ему что-то говорить или делать и потом безмерно об этом сожалеть. Здесь ему оставаться нельзя. Но и без нее он жить уже не сможет. Что за дьявольский замкнутый круг!
Ратледж рассказывал подробно, как ему пришло в голову сделать портрет своего покойного зятя.
Тогда я взял миниатюру и отнес ее Вейдену, – продолжал он радостным голосом. – Понимаешь, у его кузины Эви потрясающие способности к рисованию, просто поразительные. Несколько лет назад Вейден приносил показать старые наброски, которые делались на нашей охоте, – неужели не помнишь, она тогда зарисовала дом, гончих, даже пару собак Уилла? Она хорошенько разглядела миниатюру и нарисовала портрет!
– Замечательно, – бесцветным голосом сказала Кэтрин.
– Ничего, что я так сделал, Кэт? – Ратледж как-то странно посмотрел на сестру. Чертовски тяжело было тащить его сюда из самого Эссекса.
Прижав руки к груди, как волнующаяся школьница, сестра только переводила взгляд с портрета на брата и обратно, не имея сил ответить. Макс шагнул в круг рассеянного света от лампы.
– Кэтрин, я здесь сейчас явно лишний, спокойно сказал он. – Мне нужно идти.
Он отвесил чопорный поклон ее брату:
– Мистер Ратледж, ожидаю вас завтра утром у себя в кабинете в Уайтхолле.
Ратледж окинул его рассеянным взглядом, как если бы Макс оказался подметальщиком улиц.
– Да бросьте, де Роуэн, – пренебрежительно отмахнулся он, – мне вам сказать больше нечего.
Его хамская заносчивость до глубины души возмутила Макса.
– Может быть, и так, сэр, зато мне есть что вам сказать, – твердо возразил он. – А еще больше – у вас спросить. В частности, мне хотелось бы поболтать с вами о вопиюще огромных долгах, в которые вы влезли в игорном салоне у О'Халлерана.
– Вы говорите про Томми? – Ратледж с высокомерным презрением посмотрел на де Роуэна. – Так там всего тысячи две фунтов, пустяк. Такие долги я делаю чуть ли не каждый день, потом возвращаю, конечно. А вам-то что за дело?
Макс скупо усмехнулся.
– Мне более чем любопытно узнать, как вы расплатитесь с другим долгом, – холодно пояснил он.
У Кэтрин даже глаза стали круглыми.
– В самом деле, Макс, – сердито вмешалась она в разговор, – я не могу понять, почему ты принимаешь так близко к сердцу долги моего брата. Они отвратительны, согласна, но он всегда с ними расплачивался и ...
Она резко оборвала себя и, взяв дрожащей рукой Макса за плечо, повернула его к себе лицом.
– Макс, дорогой, неужели ты считаешь? Бентли же не из тех, кто ... я имею в виду, ты же не думаешь, что он ...
Макса пронизала внезапная, до боли, нежность, и он попытался прогнать ее прочь.
– Дело касается только вашего брата и меня, Кэтрин, – мягко объяснил он, – к вам оно не имеет никакого отношения.
Кэтрин сильнее сжала плечо Макса.
– Макс, ты, наверное, не понял, – у нее вдруг застыло лицо, – то, что касается одного из Ратледжей, касается нас всех. Будь осмотрителен. Очень осмотрителен. Вопреки тому, что могут думать все остальные, мы в нашей семье очень крепко держимся друг за друга.
Ее отстраненный тон задел его за живое.
– Приверженность семье похвальна, но она не принимается во внимание, когда кого-то из семьи подозревают, – негромко заметил он.
От внезапно возникшего напряжения, казалось, вокруг них сгустился сам воздух.
– Это ведь касается леди Сэндс, не так ли? – Голос Кэтрин напоминал лед.
C Ратледжа в один миг слетела вся его невозмутимость. Он подошел ближе, поочередно оглядывая каждого.
– Что там с леди Сэндс, Кэт? – игривым тоном поинтересовался он.
Кэтрин внимательно на него посмотрела.
– Бентли, ты ее знал? Вы были ... близки?
Ратледж слегка побледнел.
– Я бы сказал, что это мое личное дело, – спокойно ответил он. – Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит?
Кэтрин поджала губы.
– Ну что ж, если только я не ошиблась в своей догадке, – ответила она и скрестила руки на груди, – то мой любовник подозревает моего брата в совершении убийства. Я имею право сообщить ему, Макс?
Макс стоял в нерешительности.
– Кэтрин, ведется расследование, – ушел он от прямого ответа. – Я должен делать свою работу.
Кэтрин покачала головой.
– Нет, Макс. Нет! Теперь уже не просто расследование.
Ратледж застыл с ошалелым видом.
– Бога ради, о чем вы тут болтаете? – спросил он внезапно охрипшим голосом и схватил свою сестру за плечо. – Джулия ... она ... не умерла?
Кэтрин медленно повернулась к нему.
– Да, Бентли ... Господи! Так ты не знаешь?
Онемевший на миг Ратледж помотал головой.
– Я же отсутствовал ... Я же столько времени проторчал в провинции, даже газет в руки не брал. – Его красивое лицо как-то осунулось и смялось. – Зачем кому-то так поступать с Джулией?
– Возможно, из-за денег, – очень тихо заметил Макс. – Украден знаменитый семейный сапфир Сэндсов.
В одно мгновение лицо Ратледжа исказилось от ярости.
– А ты, значит, думаешь, что я бы ее убил? Обокрал бы ее? Боже мой, парень, Джулия была совершенно безвредным существом! Праздной и безрассудной – да, но безвредной! Вы, сэр, вы под подозрением! Заявляетесь сюда, соблазняете мою сестру – леди! – и после осмеливаетесь оскорблять меня под крышей дома моего брата! – Тон его исполнился холодным бешенством. – Убирайтесь! Убирайтесь отсюда, или я не ручаюсь за последствия!
Кэтрин пристально смотрела на брата, даже не поворачивая головы в сторону Макса.
– Извини нас, Бентли, – сказала она, настойчиво подталкивая брата к двери, – пожалуйста, пойди и собери его вещи. А потом Макс уйдет. Обещаю.
Ратледж заколебался, потом со злостью схватился за дверную ручку.
– Тогда позволь мне помочь ему побыстрее убраться отсюда! – бросил он, широко распахивая дверь b со всего маху захлопывая ее за собой.
Кэтрин, машинально стиснув руками юбку, повернулась и посмотрела Максу в лицо.
– Он невиновен, Maкc, – едва слышно выговорила она.
Макс пристально смотрел ей в лицо и молчал.
– Невиновен он! – повторила она. – Возможно, он с ней ... спал. Я не знаю, Макс, но как ты можешь так на меня смотреть? Как ты можешь такое думать после всего, что произошло между нами ...
– Что такое я могу думать, Кэтрин? – требовательно спросил он и потуже затянул на шее узел галстука.
Кэтрин никогда не думала, что его глаза могут стать такими бездонно-черными и обжигающе-ледяными.
– Макс, неужели ты думаешь, что я не знаю? Что я не вижу, чего ты боишься? – Она повела рукой в сторону кровати. – Ты думаешь, что я все подстроила, что в некотором роде с моей стороны все было хитроумной уловкой?
– Я такого не говорил.
– Тебе и не нужно говорить. – Кэтрин подошла совсем близко к нему и решительно положила руку ему на плечо.
Он вздрогнул и отвернулся.
– Не надо, Максимилиан! – прошептала молодая женщина. – Ты не заткнешь мне рот. Вызывай моего брата на допрос, если тебе нужно, – хотя, я уверена, ты сразу убедишься, что он невиновен, – но не раскрывай нашего имени. Хотя бы сейчас. Не тогда, когда у нас столько поставлено на карту.
Услышав ее слова, он с силой сжал ее плечи.
– О чем ты, Кэтрин? – хрипло спросил он и даже тряхнул ее немного. – Что у нас поставлено на карту? Г олова твоего брата? Или еще что-то? Отвечай!
– Макс, Макс, – тихо сказала она, чувствуя, как на глаза ей наворачиваются·слезы, как все сильнее стискивает он руками ей плечи. – Как ты такое можешь спрашивать? Что ты хочешь, чтобы я тебе сказала? Что я тебя люблю? Что я хочу послать тебя ко всем чертям? Господи, я страшно боюсь, что и то и другое окажется правдой!
Макс притянул ее к себе и, наклонив голову, накрыл ртом ее губы. Поцелуй был коротким и решительным. Кэтрин тихонько ахнула. Она чувствовала, как его сердце бьется рядом с ее сердцем, чувствовала, как от страсти напрягается его тело. Целовал он ее жадно и отчаянно, и губы его несли откровенную чувственность и одновременно неожиданную растерянность, как при первом поцелуе. Кэтрин совершенно забылась в таком налетевшем на нее урагане нежности. Как же она нуждалась в нем! Как ей хотелось, чтобы он остался, чтобы не было того, что произошло!
В коридоре раздалось громкое топанье, и они отпрянули друг от друга, но не настолько быстро, чтобы их не увидел распахнувший дверь Бентли. Он бесцеремонно швырнул мокрые сапоги и одежду Макса на ковер, оглядев их обоих с нескрываемым отвращением.
– Уилл заслуживал лучшего, Кэт, – холодно заметил он. – Он считался моим лучшим другом, и он был хорошим мужем. Ты обесчестила его. Безмерно. И скрываться теперь бессмысленно. Тринкл подняла на ноги всех слуг и погнала работать.
Макс промолчал и принялся одеваться. Кэтрин отступила к кровати, отвернулась и замерла там, устало обхватив себя за плечи, дожидаясь, пока Макс приведет себя в порядок. При звуке открываемого окна она обернулась.
Макс подтянул ремень, перекинул одну ногу через подоконник, и только тут она обрела дар речи.
– Макс! – выкрикнула она, бросаясь к окну. – Господи, здесь же три этажа!
Ни единая черточка не дрогнула у него на лице, и взгляд его глаз остался непроницаемым.
– Будет лучше, если ваши слуги ничего не узнают про ваше бесчестье, мэм, – только и ответил он и скрылся из виду.
С приглушенным криком Кэтрин уперлась ладонями в подоконник и высунулась наполовину из окна в рассветный полумрак. За спиной ее маячил Бентли.
– Макс, – крикнула она снова, – осторожнее!
– Чтоб мне сдохнуть! – пробормотал Бентли с ноткой уважения в голосе. – Что за чертов недоумок!
Но Макс уже наполовину спустился по кирпичной стене, умело цепляясь то за водосточную трубу, то за ставни, действуя споро и бесшумно, как заправский взломщик. У Кэтрин сердце остановилось в груди, когда Макс почти добрался до самого низу и повис, опасно раскачиваясь. Впрочем, она зря волновалась. С силой оттолкнувшись обеими ногами от стены, Макс перелетел на добрых шесть дюймов в сторону от чугунной балюстрады и уверенно приземлился на обе ноги на мокрую и блестящую от дождя булыжную мостовую. Поднявшись на ноги, он как кот растворился в перекрестках улиц.