Он говорил очень искренне. София не могла обидеться на него за то, что он осмелился дать ей совет, потому что в его голосе она уловила печаль и страдание, так похожие на ее собственные.
— Вы потеряли кого-то, кто вам дорог?
— Да.
Она осторожно спросила:
— И вы всегда следуете своим собственным советам?
Он издал горький смешок:
— Нет. Я ничего не забываю и не прощаю. — Он покачал головой, и густые волосы снова упали ему на лоб. — Никогда.
— Значит, и я буду делать так, как я хочу.
— Вы не понимаете. У меня мужское дело.
— Точно так же и у меня. Но если по воле случая этим делом приходиться заниматься женщине, так тому и быть. Полковник Белтон разместился в Брайтоне. Он был командующим офицером в полку моего мужа в Сан-Себастьяне. Я не думаю, что он откажется выслушать меня.
Жак был поражен:
— Вы собираетесь встретиться с ним?
— Месье, я собираюсь делать именно то, что считаю нужным.
— Не… — начал он. Затем он посмотрел позади нее и раздраженно откинулся на спинку стула.
Удивившись, София молча посмотрела на него, потом боковым зрением она заметила, что к ним подошли сэр Вальтер и Онория.
Сэр Вальтер сердечно сказал:
— Я наконец-то уговорил свою дочь откланяться. Она хочет пожелать нашим гостям спокойной ночи.
Десерней сразу же поднялся.
— Значит, и мне пришло время уходить. — Он улыбнулся одной из самых своих очаровательных улыбок и посмотрел на Онорию. — Какой чудесный вечер вы нам подарили! Благодарю вас. Если бы я не смог прийти, я сожалел бы об этом всю свою жизнь.
Когда София тоже поднялась, ее сразу же осенило, как очень по-французски звучала его речь: «Если бы я не смог прийти, я сожалел бы об этом всю свою жизнь», но в то же время сказал он это абсолютно искренне. Она увидела, какой эффект произвели его слова на Онорию, и чтобы скрыть смятение девушки и свое собственное, она наклонилась вперед и поцеловала ее в щеку.
— Это был замечательный бал. Ты счастлива?
Глаза девушки сияли.
Сэр Вальтер повернулся, чтобы идти, но Десерней продолжал что-то говорить Онории. София повернулась к дивану, чтобы взять свои вещи, больше не слушая.
Затем он оказался рядом с ней, и когда она взяла перчатки, он успел схватить ее палантин. Они оба выпрямились в одно и то же время, и София отметила, что сэр Вальтер и Онория остановились в нескольких шагах, ожидая, чтобы всем вместе выйти в холл.
София опустила глаза, избегая взглядов наблюдавших за нею. Пока она натягивала перчатки, Десерней поправлял палантин на ее плечах. Он стоял слишком близко, но ей хотелось, чтобы он был еще ближе. Когда тончайшая ткань укрыла ее спину, он приобнял ее за плечи и слегка сжал. Это было слишком фамильярно, но, вместо того чтобы возмутиться, София почувствовала прилив возбуждения и даже не могла сдвинуться с места. Ей хотелось просто стоять в этом пространстве, которое он создал вокруг нее, и чтобы он продолжал обнимать ее.
Наконец ей удалось выйти из оцепенения, чтобы последовать за всеми остальными через залу, по широкому коридору, а затем спуститься в холл по главной лестнице. Десерней молча сопровождал ее.
В холле леди Монтегю прощалась с гостями. Когда лакей начал провожать гостей ко входу, София поняла, что Жак Десерней уйдет последним. Ей безумно хотелось, чтобы он остался, и она сожалела о том, что не может задержать его и спросить о том, что сейчас было заперто внутри ее сознания.
Десерней стоял в холле, и его глаза были прикованы к ней. София не смогла произнести ни слова; она чувствовала комок в горле, который не давал ей ни дышать, ни говорить. Его взгляд приковывал ее к себе. Жак улыбнулся и поклонился ей.
— Спокойной ночи, леди Гамильтон. До скорого свидания.
До скорого. Он сказал: «До скорого».
Глава 11
Париж
Если я дурак, то я нахожусь в замечательной компании, так как никто не знает, как действовать. Само окружение меняется у нас на глазах. Первый день, когда мы ждали Бонапарта в Тюильри, был показателем всего. Люди горько сокрушались по поводу того, что в тронном зале все еще лежал синий ковер с эмблемой французского королевского дома. А потом кто-то подцепил ногой угол ковра и отогнул его назад, чтобы открылся следующий слой, где повсюду была изображена пчела Бонапарта. Таким образом, старый королевский ковер был выкинут, и его место в тронном зале занял императорский. Сам император был чрезвычайно доволен этим маневром. Он сразу же развил бурную деятельность, принимая решение о ссылке или аресте всех могущественных роялистов, таких как Талейран, Ларошфуко, Монтескье, и о захвате их земель и награбленных ими богатств.
Ему удалось сформировать правительство, несмотря на то что пришлось привлечь людей, которых он когда-то в прошлом обманул, оскорбил, возненавидел или уволил. Коленкур, возглавивший Министерство иностранных дел после командования армией. Даваит, величайший маршал, которого он оставил. Камо, который когда-то осуждал Бонапарта, а теперь помогал создавать новую «Свободную империю».
Париж, столица хамелеонов. Бенджамен Констан — в высшей степени ироническая фамилия — поливал грязью новую власть в «Журналь де Пари» и расхаживал туда — сюда как мученик обстоятельств. «Я скорее умру, чем попаду в эти руки!» — гордо заявлял он. Но после того как его вызвали к Бонапарту в Тюильри и предложили поучаствовать в создании новой конституции, его мнение изменилось на совершенно противоположное: «Восторг, изумление! Что он за удивительный человек!»
Никто, кроме Констана, не верит, что конституция значит для Бонапарта больше, чем бумажный змей. Он убежден, что люди хотят «знаменитой твердой руки императора». И нравится им это или нет, они ее почувствуют.
В ночь после прибытия, прежде чем Фуше был объявлен министром безопасности, он и старый Комбасер обсуждали сложившуюся ситуацию. Я сидел в углу кабинета, молча и внимательно слушая, но не предавая бумаге ни слова. В этой комнате где-то на стене есть панель, через которую Фуше спасся бегством в тот день, когда люди короля пришли арестовать его. Многое изменилось с тех пор, хотя вы бы не подумали так, глядя на гладкое лицо дьявола и слушая этот жалобный голос.
Комбасер указывал на то, что в системе идей Бонапарта нет разницы между понятиями «справедливость» и «национальная безопасность».
Фуше говорил со скучающим видом:
— Он не изменился. Он такой же деспот и так же безумен, каким был и всегда.
Комбасер настороженно посмотрел на него.
— Никто не знает, где они находятся. Мой секретарь ожидал, что в его дверь в любой момент может постучать полиция. — Когда Фуше никак не отреагировал, старик продолжал: — Но он был готов пересидеть это. Он дает Бонапарту пятнадцать дней; фактически мы заключили пари на этот счет.
Фуше повернулся ко мне, и его маленький рот изобразил натянутую улыбку, а глаза с ленивыми веками сжались в узкие щелочки.
— Каковы твои шансы, Роберт?
Я ответил:
— Если его не будет к тому времени, я получу сто пятьдесят франков. Если он останется у власти, за каждый день, что он пробудет после этого, я отдам по десять франков.
Тонкие губы сжались.
— Пари заключено. Ставлю сотню.
Себастьян наслаждался своим третьим визитом в лагерь. Это было оживленное место, где ожидание новой войны занимало мысли каждого. И если в этой массе людей был кто-то, кто замышлял недоброе или, того хуже, предательство, Кул был уверен, что понадобится немного времени, прежде чем это проявится. Ветераны по кампании на Пиренейском полуострове знали его как офицера в отставке, чья биография начиналась в Индии, поэтому считали его соперником по славе. Себастьян познакомился с офицерами и солдатами из собственного полка принца-регента, проявив свою дружелюбность и доверительный настрой. Он переговорил с командиром, единственным, кто знал о его миссии, и тот предупредил, что он может не стесняться в средствах, вплоть до того, чтоб «заниматься перешептываниями в углах», чтобы обнаружить трусов, если таковые найдутся. Тот факт, что он ирландец, будет лишь способствовать доверию.
Во время вышеупомянутого разговора Себастьян осторожно, не разглашая каких-либо фактов, намекнул, что он один или два раза выполнял миссию агента-провокатора в Индии, тем самым возбудив любопытство командира. Но Себастьян оставил все без объяснений. Это поставило его в сильную позицию. Принц-регент, советники принца и командующий армией в Брайтоне верили ему. Он позволил себе хитрую ухмылку удовлетворения.
Это был замечательный день, в солнечном свете чувствовалось даже немного тепла, когда он прогуливался вдоль между аккуратными рядами палаток по направлению к учебному плацу Десятого гусарского полка в сопровождении майора Хупера и лейтенанта драгунского полка по имени Пейн.
Он огласил свое желание увидеть личный состав полка в процессе учений, и Пейн вел их по направлению к роще рядом с какими-то навесами, которые, как он сказал, служили местом для склада оружия и обмундирования, а позади них располагалась площадка свободной земли для учебных боев с мечами. Оттуда доносились лязг метала, топот и шарканье ног. Затем послышались крики, за которыми неожиданно последовал взрыв смеха.
Подойдя ближе, они увидели толпу солдат, за исключением пары рабочих, беливших стену, которые прекратили работу, чтобы не пропустить битву. Когда Себастьян заметил сражающихся мужчин, он сначала принял это за дуэль, к тому же опасную. Себастьян обратил внимание на приземистого темноволосого молодого драгуна с ожесточенным выражением лица. Тот дрался так, словно сражался за свою жизнь.
Они дрались на саблях, злобно сверкавших на солнце, и Себастьяну понадобилось мгновение, чтобы заметить: острия клинков и края лезвий были затуплены, хотя это не делало удар менее безболезненным, в чем только что убедился на себе драгун. Его сабля выпала из рук со скрежещущим завыванием, и он отступил в сторону. Но не прошло и нескольких секунд, как он вернулся на арену с другой стороны. Наблюдатели на противоположной стороне бросились врассыпную от другого человека, который неистово размахивал своей саблей, злобно ухмыляясь и резким движением головы откидывая св