Только вот… представляется, что Милия не собирается уходить вслед за мужем.
Я не ошиблась.
Утро.
Солнце в окна. Птички поют… хотя нет, не поют и не птички: шумит рыночная толпа. И я, стоя на балкончике, вновь смотрю на город. В свете солнечного дня он кажется таким… убогим? Низкие домишки с плоскими крышами. Улочки извиваются.
Пыль.
Пустота.
И плакать охота. Сейчас бы пасть на чью-нибудь героическую грудь и оросить ее слезами горючими… бредовые мысли. Надо бы к завтраку спуститься. Мыслится, что произошедшее ночью не является достаточно веской причиной, чтобы этот завтрак отменять.
Но…
Не хочу.
Милия, Ричард… вчера он проводил меня до моих апартаментов и даже любезно пожелал спокойной ночи. Издевался, не иначе. Я уснула лишь на рассвете, и то не то чтобы уснула, скорее уж провалилась в полузабытье.
К завтраку я все же вышла.
Облачилась в единственное пока свое платье. Плеснула холодной водой в лицо, надеясь, что нынешняя бледность вполне себе аристократична. Спину выпрямила.
Голову подняла.
— Бесконечно рада видеть вас в добром здравии. — Милия улыбнулась.
Почти искренне.
Почти любезно.
Сегодня она выглядела иначе, да… что изменилось? Ей к лицу строгий наряд темно-зеленого цвета. Местный траур? Похоже на то. Ни кружев. Ни оборок. Ни иных украшений. Гладкая переливчатая ткань сама по себе прекрасна. Как и шитье черной нитью.
Волосы забраны в пучок.
В ушах — серьги из какого-то черного металла.
На шее — полупрозрачная лента.
— И я рада… — Я присела. — Как вы…
— Женщины в моем роду всегда отличались немалою выдержкой. — Милия аккуратно разрезала вафлю на махонькие кусочки, каждый из которых прожевывала тщательно, будто не было в мире занятия важней. — Конечно, пойдут слухи… бедный Тарис погиб, защищая меня…
— Что?
Темные глаза блеснули.
— Градоправитель не может быть нежитью, — спокойно сказала Милия, накалывая на вилку мягкий кусочек вафли. — Это подорвет доверие к власти. А вот героически погибнуть, защищая честь и жизнь любимой жены…
Ее губы тронула улыбка.
— Извините…
— Я буду вам очень благодарна, если иное вы оставите при себе, — спокойно сказала Милия.
— Но…
— Оливия, вы ведь позволите называть вас так? Вам, конечно, это кажется ужасным… скрыть правду… но кому она нужна? Вывертень уничтожен, это факт. И останки его будут выставлены на площади. Это тоже факт. Как и урна с прахом моего дорогого супруга, благодаря которому и удалось задержать тварь.
Кружевной платочек скользнул по сухой щеке.
— Скорбь вам стоит отрепетировать, — не удержалась я.
— Всенепременно. Благодарю.
— Значит, правда не нужна? А как же родственники тех девушек…
— Вывертень мертв. Этого достаточно, чтобы родственники успокоились. В остальном же… правда? Будет скандал — и такой, каких здесь не случалось со времен Отречения…
Это еще что за дата? Нет, мне срочно нужен учебник истории. И географии. И вообще…
— Меня, скорее всего, возьмут под стражу, даже если я не виновна, а я клянусь кровью своей, что не виновна. — Милия отложила нож и вилку. — Кто в это поверит? Нет, Императору проще будет казнить меня как соучастницу…
— За что?
— Не «за что», а зачем. Чтобы успокоить возмущенный народ. И чтобы раз и навсегда избавиться от мятежного рода… мы ведь так и не принесли присягу… — Она постучала ногтем по столу. — Мы с вами не враги, Оливия. И я понимаю, что вы смущены и растеряны… не знаю, что с вами приключилось. Уж извините, ваша история выглядит несколько… натянутой. Но я могу вам помочь.
— Чем?
— К примеру, — она сложила салфетку, — выправив бумаги. Что вы смотрите? У меня есть все ключи, в том числе от кабинета Тариса. И я знаю, где лежит городская печать. И я сумею ей воспользоваться. Моя кровь дает некоторые преимущества…
Бумаги — это хорошо.
Очень хорошо.
Плохо, что меня пытаются купить…
— Затем, полагаю, в деньгах вы нуждаетесь. Это тоже поправимо… две тысячи империалов.
— Сколько?
— Три? Четыре? Пять? — Милия наблюдала за мной с насмешкой. — Десять устроит? Я выпишу чеки. Отделения подгорного банка есть в каждом городе. Если же предпочитаете наличные…
— Вы меня покупаете?
— Я с вами договариваюсь.
— Но ведь не только я… знаю…
— Ричард? Этот милый мальчик оказался куда менее упрям…
…и более сговорчив, сиречь продажен?
— А где он?
— На кладбище.
Выжидательный взгляд. И я пожимаю плечами: сама понятия не имею, что именно ему понадобилось. Но всенепременно спрошу. Кладбище? После сегодняшней ночи кладбища меня не пугают.
— …я разрешила действовать по своему усмотрению.
— А вы…
— Печать, дорогая. Малая Императорская печать, которая есть воплощенный символ власти… полагаю, когда Его Величество соизволит снизойти до проблем малого городка, он пришлет наместника. А пока мне придется взвалить на свои плечи все бремя власти.
Что ж, плечи эти пусть и отличаются худобой, но, думаю, бремя власти выдержат.
— Так как, Оливия?
Как?
Не знаю.
Мне нужны были деньги. И документы. И… и чувствовалось, что кроме пряника в широких рукавах — руки Милии казались тонкими и бледными — спрятан и кнут. Но… соглашусь? И что изменится? Тварь ведь и вправду мертва. А Милия жива.
И другие живы.
И…
Я вздохнула.
— Это ведь не… причинит вреда?
— Кому? — насмешливо приподнятая бровь.
— Не знаю. Кому-нибудь…
— Кому-нибудь точно не причинит… так наличные или векселя?
Глава 12НЕКРОМАНТ И КЛАДБИЩЕ
На местном погосте пахло полынью.
В полыни стрекотали сверчки. Где-то далеко надрывался соловей, и вообще было на редкость благостно. Правда, Ричарда сия благостность не способна была обмануть. Он отпустил извозчика, который, узнав, куда направляется честный каро, замолчал, и сделался хмур, и ныне поспешил убраться.
Назад пешком?
Ничего. До города всего-то мили две.
А пока… солнце поднялось. Еще пару часов — и припекать станет, что хорошо, нежить в такую погоду предпочитает прогулкам на свежем воздухе уют и прохладу старых склепов.
Ричард повязал на волосы косынку.
Размял руки.
Огляделся.
Кладбище заложили на вершине холма. Интересно, естественного он происхождения или же очередной древний курган, насыпанный поверх истлевших костей. Ричард читал исследования Тельзора Благого. Теория его о древнем народе великанов была более чем интересна.
Как теория.
Кости те не хранили в себе ни капли магии.
Кладбище спало. Опоясанное стеной из белого заговоренного кирпича — Старая Империя знала толк в защите, — оно дышало обманчивым покоем. Но стоило отворить крохотную калитку — Милия была столь любезна, что предоставила оригинальный ключ, — и все изменилось.
Смолкли сверчки.
Соловей остался где-то вовне. Ударила по ушам гулкая настороженная тишина.
И Ричард остановился.
В шаге от калитки.
Прислушался.
Он всегда умел слышать больше, чем другие. И тишина, неестественная, тяжелая, не была тому помехой.
Вдох.
К запаху полыни добавляется влажный, тяжелый — старого камня. И желтого лишайника, круги которого расползаются на надгробиях… гниющего дерева. Костей.
Кости?
Разрытые могилы… и значит, затаился где-то гуль-мертвоед, который и живым-то не побрезгует. Если один, то выбраться не рискнет. Со стаей… со стаей в одиночку лучше не встречаться. Но запах не сильный, а значит, могил разрыто не так и много. Стая давно бы перекопала кладбище.
Гуля Ричард вычистит.
Несложно.
Что еще?
Силовые потоки… темные пятна провалов. Личинки упырей? Или уже почти взрослые особи, только ослабевшие в запертом этом контуре? Ричард сделал отметки про себя. Упыри или нет, но поработать придется… темно-лиловое пятно.
Гуль?
Похоже на то. Здоровый или… самка? Тогда тем более убрать надо, пока не разродилась. Гули растут быстро, а взрослые способны изгородь подкопать. Для них заговоренный кирпич не преграда. Что еще? Потоки, расползаясь по кладбищу, доходили до ограды, свивались, что ручьи в реку, а река, сделав почетный круг — у калитки она образовывала небольшое завихрение, — устремлялась к центру.
К храму?
Ричард открыл глаза и поморщился. Солнечный свет показался неожиданно резким. Да и к обыкновенному зрению следовало привыкнуть.
В нем, в обыкновенном, и кладбище было… обыкновенным.
Полынь и крапива. Травы. Звездчатка-могильница на старых камнях. Иные вовсе лишайником заросли, не различить ни имен, ни эпитафий. Другие поднимаются из пышных моховых шуб. Третьи просели, утонули в жирной земле, что в болоте…
Могилы…
Разные.
Простые, с темными кругляшами надгробных камней. Под такими в Старой Империи хоронили обыкновенных горожан, если хватало у них денег на приличный погост. А нет, то и… да, гуля, пожалуй, стоит поискать в дальней канаве, которая по сути своей одна сплошная могила для городской бедноты.
Вот камни высокие.
И не простой гранит, а темный, абисский… такой стоит дороже. А вот и мрамор, за столетия не утративший благородной своей красоты. Зачарован, а потому не тронут ни мхами, ни лишайниками. Земля чуть просела под тяжестью памятника, но и только.
Дева коленопреклонная роняет слезы в чашу.
В руке ее лилия… и значит, похороненная здесь лайра умерла девицей. Что ж, случается, хоть и не часто… напротив нее застыл воин. Меч обнажен, следовательно, скончался от ран. Второй — с воздетым над головой — убит на поле боя.
Этот язык камней завораживал Ричарда. Удивительно было читать о людях, которые умерли давным-давно, задолго до его, Ричарда, рождения, вот так, по позам и символам.
По лепесткам опавшим — четверо детей остались… ягненок на руках — после долгой болезни… ворон и ветвь омелы — знание и способность к чародейству…
Он остановился перед храмом.