Училась.
Старательная? А толку с этой старательности, если учеба тяготила. Кем она хотела быть на самом деле? Никем. Правильный ответ, верно? Ни желаний. Ни устремлений.
Одна сплошная пустота.
Тоска.
И закономерный итог…
— Он давно интересовался Старой Империей… сейчас это не одобряется… очень сильно не одобряется, — хрипловатый голос Ричарда заглушал голоса. Хотя они все одно не замолкали.
…она ведь и мужа, если разобраться, не любила, чтобы по-настоящему, до обмирающего сердца, до бабочек в животе. Она играла в любовь.
Принимала его ухаживания.
Он ведь красиво ухаживал, и это льстило Оливии, не так ли?
Так…
И лучше уж слушать безумную сказку Ричарда, чем позволять какой-то твари копаться в собственных комплексах.
— …он нашел описание одного обряда. Доработал, конечно… кое-что изменил… это я по протоколам понял… они закрыли сам обряд. Как же, тайное знание… запретное… а протоколы осмотра места не удосужились подчистить. Точнее, сделали это топорно… ты знаешь, сколько всего можно узнать по жертве… это непосвященным кажется, что осталось крошево из костей… у меня есть специальная лопаточка, чтобы кости ломать. Очень удобно. Ставишь. И молотком тюк…
Меня передернуло.
Нет. Этак я до утра и не дотяну… сойду с ума или от прелестных историй, или от мерзковатого шепотка. Я не любила мужа? А ведь и вправду. Влад был красив. И ухаживал с размахом. Две дюжины алых роз. Лимузин к университету… завистливые вздохи приятельниц, которые маслом по сердцу… а подруг у меня никогда не было.
Почему?
Вправду ли я такое ничтожество, как шепчут…
…я игрушка.
…позволяла себе быть игрушкой… домом занималась… салфеточками, хрусталем… простыни выбирала, чтобы гармонировали с обстановкой спальни… наряжалась.
Выходила в свет.
Он ведь тоже меня не любил, если бросил. Сложно любить вещь, а ведь я была именно вещью, очередным дорогим аксессуаром, без которых Влад не представлял себе жизни. И сейчас, верно, устроившись на новом месте с тем же размахом, станет ухаживать за очередной дурочкой.
А я…
Зачем я нужна?
Кому?
Не проще ли выйти. Калитка рядом. Змеи не станут меня задерживать. Гуля… он и без меня неплохо жил и дальше будет жить, а меня не станет.
Меня уже нет.
А то, что я существую во плоти, это всего-навсего недоразумение, которое надо исправить.
— Нет, — я зажмурилась.
— Что, зовет? — в голосе Ричарда даже сочувствие слышалось. — Не ходи.
— Не пойду.
— Правильно… ты моя… я не буду трогать твои ногти. У тебя красивые руки.
— Спасибо.
— Жаль будет их ломать…
Вот тебе и… я вздохнула и спросила:
— Так что с тем некромантом? Значит, он пытал людей? И это помогло?
— Помогло. — Ричард смотрел на меня, как сладкоежка на пироженку. — Он получил силу. Много силы… очень много силы… и направил ее в город… подробностей не знаю. Он спас всех. А его судили. Казнили. Обвинили, что именно он выпустил черную гниль.
— Может, и он?
— Чушь, — решительно возразил Ричард. — Не сходится. По документам первый случай был отмечен за месяц до… обряда. Так что нет, им просто нужен был кто-то, кого можно обвинить.
— Знакомо.
…зачем я сопротивляюсь? Это ведь глупо. И Ричард хитер. Мне с ним не справиться. Он освободится, и тогда мне конец. И конец этот будет страшен… неужели я вправду хочу умирать долго? Несколько часов… некроманты многое умеют. А я сама видела его набор инструментов. Неужели не понимаю, что Ричард с удовольствием пустит в дело и скальпель, и разнокалиберные щипцы…
Ногти как лепестки…
Не страшно?
Страшно.
Тогда к чему упрямиться? Надо лишь выйти. И я умру. Без боли. Без страха.
Просто перестану быть.
Закономерный итог никчемного существования.
— Они просто испугались, что он стал слишком силен. Сильных боятся… да… ты слышишь меня?
— Слышу.
— Слушай… ты красивая… ты очень красивая… я ненавижу таких, как ты.
— Почему?
— Вы на всех остальных смотрите свысока. Для вас люди — не люди.
— Разве?
Интересно, долго ли еще до рассвета? И не сойду ли я с ума, этого рассвета дожидаясь?
— Вы думаете, что если вам повезло родиться с голубой кровью в жилах, то вам все позволено… вы не задумываетесь над тем, что другие — тоже люди, что они могут испытывать к вам что-то, помимо восхищения…
Кто ж это его так задел?
— Ничего. — Ричард помолчал. — Мы еще сочтемся… со всеми вами сочтемся.
Мы сидели долго.
Вечность, наверное, и гуля, придремавший у ног, изредка подергивал драным ухом. Вот и все развлечения. Ричард больше не пытался говорить, да я и сама молчала. Долго молчала, пока молчание не стало давить на уши. Где-то в глубине души рождался иррациональный страх.
Бежать.
Куда?
Не важно. Откуда. Прочь от этого места с каменными змеями его, которые следят за каждым моим шагом. Я ведь всегда панически боялась змей. Живых? Эти тоже в какой-то мере живы… надо уходить… надо…
— Ричард…
— Я смогу тебя защитить. — Он понял с полуслова. Он смотрел в глаза, и взгляд его был честен. — Не надо бояться, Оливия… я смогу тебя защитить.
— От чего?
— От всего…
Ложь.
— Только развяжи.
— Нет.
— Думаешь, самая умная? Думаешь, выйдет уцелеть? Сумела открыть… как сумела? Кровью ведь запечатывают, а в тебе нет той крови… не может быть… все они умерли… в Хрониках этого не пишут, но все… и Император… и сто сорок семь наложниц его…
Сто сорок семь? Силен был Император.
Или это самомнение просто?
Лучше о нем. А змей я и вправду боюсь панически, уж не знаю почему…
…змеи выползают на рассвете. И здесь их много. Прячутся в расщелинах, под камнями… старое кладбище — самое подходящее место для них. Сыро и спокойно. Когда же солнце встанет, змеи выползут…
Страх парализовывал.
Лишал воли.
И надо лишь встать и…
Нет.
— …Императрица умерла первой… говорят, он собственной рукой перерезал ей горло. Правильно. Повстанцы бы ее не пощадили… родная сестра… истинная Императрица… сильная. Жестокая. Ее боялись едва ли не больше, чем его…
Страх никуда не уйдет.
И сомнения.
И осознание собственной моей бесполезности. И странная апатия, которая поднималась из глубин души, вытесняя прочие чувства. Чему я сопротивляюсь.
Зачем?
Ради призрака счастливой жизни? Жизнь — это лишь мгновенье. Мне ли не знать… тогда из-за этого некроманта? Кто он мне? Случайный спутник. Ко всему он безумен. Даже если кажется нормальным. Эти больные фантазии не на пустом месте появились.
Меня же вот не тянет ему глотку перерезать.
Ладно, не ему… а представим на его месте моего дорогого супруга? Или Макса… неужели я бы упустила такой шанс поквитаться?
Я сжала кулаки с такой силой, что ногти впились в кожу. Нет. Хватит здесь и одного маньяка.
Глава 19НЕКРОМАНТ И БЕЗУМИЕ
Лежать было неудобно.
И холодно.
Ричард умудрился кое-как поменять положение тела, которое само по себе было неподатливым, словно часть его не соглашалась признавать главенство разума.
Или не разума, но безумия?
Чушь. Он нынешний нормален. Куда нормальней себя же прошлого, вечно страдающего по несбывшимся мечтам. Идиот. Надо было расклеить нежные письма той стервы по Академии. Небось отыскались бы желающие почитать. Особенно то, про трепетные поцелуи, которыми сучка жаждала покрыть его лицо… и надо думать, не только лицо. Развратная шалава… все они такие, из одного теста вылепленные. И эта ничем других не лучше. Жаль, у Ричарда руки связаны. Но это ведь не навсегда?
Когда-нибудь он освободится…
Пальцы-пальчики.
Ногти-лепесточки.
Она будет умолять о пощаде. А Ричард позволит ей думать, что у нее есть шанс спастись. Крохотный такой шанс, но есть. Она будет стараться…
…гуль не спускает с Ричарда желтых глаз. Интересная тварь. Разумна? Или почти разумна? Ее бы в Академию… нет. Там сволочи. И мздоимцы… место Ричарда отдали… да… у него ведь нет за плечами родовитых предков, готовых на все, лишь бы деточка задницу в столице грела. Зато Император жалует таких… за заслуги… жвиркля Ричард добыл. А пожаловали других…
Смешно?
И горько.
И еще злость такая разбирает, не усидеть. И Ричард ерзает, елозит ремнями по мрамору. Бессмысленное занятие, но все лучше, чем просто сидеть. А нож из сапога он зря вытащил. И что за дурость была — дать себя связать? Идиот несчастный.
Идеалист.
Хоть раз бы в жизни сделал то, чего действительно хочется. Кошек мучил. А сколько раз представлял на месте кошки прекрасную Орисс? Хоть бы себе в том признался… что уж теперь?
Ничего.
Оливия все же поплоше будет. Нет в ней нужной стервозности… и этого выражения лица, когда с первого взгляда понимаешь, что не достоин и ноги целовать. Он бы сейчас и не стал целовать… шкуру бы содрал… по лоскуточку… начал с тонкой кожи на щиколотке… вырезал бы узором брачный браслет.
Небось тогда бы раскаялась.
И прощения просила бы…
И быть может, он простил бы… потом… после всего…
Но разные, да… Орисс не выносила тишины, а эта сидит, прислушивается к чему-то… гуля поглаживает… сожрет ее… странно, что до сих пор не сожрал. Но все еще впереди.
Обидно.
Гуль что? Тварь, и только. В нем нет понимания прекрасного. А смерть может быть прекрасна…
— Расскажи мне о той войне, — попросила Оливия. — Или о храме… или о том, что это за вещь…
На ее ладони появилась золотая монетка.
Артефакт!
Его, Ричарда, артефакт. Кровью оплаченный. Шкурой! Да как эта тварь посмела его забрать… ах да, он же сам ей дал… как дал, так и заберет.
— Тебе интересно?
— Да.
Она разглядывала монету. А ведь и вправду интересно. Что ж, почему бы и не рассказать? Времени у них много. И ремни трутся о мрамор… а веревки с ног стянуть вовсе секундное дело… главное, от ремней избавиться… если не сам, то она… надо лишь убедить, что Ричард не опасен.