На человека, лежавшего в саркофаге, я долго не решалась посмотреть.
Золото.
Снова золото.
Тяжелое одеяние, столь плотно расшитое золотой нитью, что казалось панцирем, надежно защищавшим такую хрупкую плоть. Из этого панциря выглядывали побуревшие скрюченные руки, больше похожие на птичьи лапы. Правая сжимала хрустальный шар. К левой привязали золоченый посох-палку.
— Это малый императорский жезл, — поправил Альер. — Все-таки тебе несколько не хватает образования. Ничего. Мы это исправим.
Голос его звучал нарочито бодро, но за этой бодростью мне слышались нервические ноты.
Я вновь повернулась к мертвецу. Его лицо скрывала белая мраморная маска.
— Посмертная…
…губы прорисованы красной краской. Глаза подведены черной. Угольные брови, сошедшиеся над переносицей. Крохотная бородка…
— Так было принято. Даже мою тетушку, венценосную Гернарду, которая отравила своего дорогого брата и супруга и правила после его смерти благословенные сто лет, при жизни изображали мужчиной. Да и после смерти… женщина не может быть Императором. Как и ребенок…
— Но ты ведь не стал…
— В каком-то смысле стал. — Он вдруг оказался рядом. — Твой человек был прав в том, что императорские регалии — это сильнейший артефакт. И да, верность подданных он обеспечивал, не без этого… хотя моей тетушке удалось найти лазейку в клятве. В конце концов она отравила особо наглую наложницу, а уж то, что мой дядюшка любил разделять с низшими пищу… увы, это его сгубило.
Холодная ладонь.
И пальцы цепляются за мои, словно он боится, что исчезнет, стоит взглянуть на собственное тело.
— Оно уродливо, — пояснил Альер. — А кому приятно смотреть на уродство? Но я не о том… императорские регалии на многое способны. Взять наше долголетие. Или вот отменное здоровье. Или устойчивость к проклятьям, к ядам… ты же понимаешь, что никакая наследственность не подарит иммунитет к мышьяку.
— Ты знаешь такие слова?
— Ты знаешь. А я пользуюсь. Сейчас мы в какой-то мере едины… тонкий мир. — Альер все же отступил. — Когда стало понятно, что целители меня не спасут, отец велел принести их… и лично надел на мою голову Большой венец… тяжеленная дура, да… если бы немного раньше, глядишь, и спас бы. А так… только агонию продлил. Но сугубо юридически я — Император.
— Очень за тебя рада.
Маска.
И золотой шлем, из-под которого выглядывают белые косицы.
— Меня всегда раздражала эта прическа… извини, я много говорю, но за эти годы я несколько соскучился по общению…
— Ничего…
Я увидела подвеску.
На груди, как он и обещал. Только тонкая цепочка слилась с золотым панцирем, а камень затерялся среди других камней.
— Стекло можешь разбить. Возьми с собой своего человека. Он выглядит достаточно сильным. Только предупреди, чтобы не использовал здесь магию. — Альер отвернулся. — И да… вам понадобятся деньги. Поэтому словом своим я разрешаю взять все, что вы сочтете нужным…
— Спасибо. А если…
…если я уйду?
Дам слово и просто уйду.
Завтра, когда рассветет… что он мне сделает?
— Ничего, — ответил Альер на невысказанный вопрос. — В реальном мире я ограничен своим домом.
Он обвел рукой комнату, которая вернулась к прежнему, уютно-обжитому виду. Огонь. Столик. Вино, фрукты и никаких мертвецов, чью близость я все равно ощущала.
— Ты слишком впечатлительна. — Альер крутил в пальцах бокал, позволяя вину подбираться то к одной, то к другой его стенке. За прозрачным стеклом вино казалось густым и тягучим и цвет имело неестественный, рубиново-яркий. — Но нет, я не боюсь, что ты меня бросишь. Ты слишком нежна, Оливия… впечатлительна… ты мне сочувствуешь… и ты в жизни не бросишь беспомощное дитя…
— Ты давно уже не дитя.
Вот же… а ведь прав, не брошу.
— Да, но ведь выгляжу ребенком, — он лукаво усмехнулся. — Кроме того, я могу быть полезным. К примеру, я могу объяснить твоему человеку, что именно он отыскал. И научить его… теперь я многое знаю.
Интересно откуда…
— Моих учителей похоронили здесь же. Времени у нас было много, заняться нечем… так что… — Альер пожал плечами. — Пожалуй, я с гордостью могу сказать, что являюсь самым образованным Императором в истории…
И сам же рассмеялся.
Мне вот смешно не было.
— Иди. — Он прислушался к тому, что происходило вовне. — Скоро рассвет. И еще. Не вздумай отпускать его, пока солнце не поднимется на две ладони…
Глава 21НЕКРОМАНТ И СОКРОВИЩА
Она спала.
Она спала так крепко и выглядела маняще беззащитной. И не шелохнулась, даже когда Ричард склонился над ее лицом. Занемевшими пальцами он провел по губам… жаль, что не способен ощутить их мягкость. А кожа… такая бархатистая.
Нежная.
Из этой кожи вышел бы удивительного качества пергамент… быть может, позже? Когда Ричард закончит… нет, ее шкуру от Тихона не спрячешь, а альвин ему нужен.
Или не очень?
Стоило подумать… но нет, все-таки нет, быть может, позже, когда у Ричарда появится свой дом с глубоким подвалом, который надежно отделит тьму от света, он воспользуется кожей.
И кровью.
Кровь девственниц на многое способна. Правда, нынешние шлюшки девственность хранить не приучены, что, несомненно, печально, но в любом городе можно отыскать сводню, а уж та, были бы у клиента деньги, расстарается. Деньги у Ричарда имелись.
Да и некромант без работы не останется.
В бездну всю нежить… ему ведь предлагали иные способы. Полегче. Проклятие там… или запретные эликсиры… из крови и плоти многое можно сотворить, что купят с преогромным удовольствием. Конечно, опасное занятие, но риск того стоит…
Оливия вздохнула.
И открыла глаза.
— Утро доброе, — сказал Ричард, улыбаясь. Он очень надеялся, что улыбка выглядела правильно. В меру робкая, слегка виноватая. Он ведь пугал ее? А теперь ему стыдно… да, бесконечно стыдно…
— Доброе. — Оливия села и сжала голову руками. — Уже утро?
— Солнце поднимается…
Ярко-зеленый шар лишь показался. Еще с полчаса — и поднимется над линией горизонта.
— Солнце… — повторила Оливия и попыталась подняться. Ойкнула. — Ноги затекли…
— Пройдет. — Ричард подставил локоть. — Все теперь пройдет…
…и его безумие.
…нет, это не безумие, это просто осознание того, что предыдущая его жизнь была сплошным недоразумением. К счастью, Ричард вовремя это понял. У него есть шанс все исправить.
— Вот и все, — сказал он, пытаясь потянуться. — Проклятье… рук совершенно не чувствую…
— Извини.
Оливия отвела взгляд. И гуля своего — вот мерзость — почесала за ухом. Тот же не собирался уходить, растянулся, набок завалился, показывая поджарое, испещренное шрамами брюхо. И на солнце уставился. Это когда гули рассветом любовались?
— Надо еще немного потерпеть. — На Ричарда эта хитрая сучка не смотрела.
Потерпеть?
Он всю ночь терпел. Сходил с ума от ее близости, от запаха манящего, от невозможности прикоснуться… нет, он прикасался, но не холодной сталью. А она теперь говорит, что он потерпеть должен? Ричарду стоило немалых усилий подавить вспышку гнева.
Нельзя ее пугать.
Он вздохнул и, закатив глаза, сполз по скамье.
— Ричард?!
Гуль тоже вскочил. Заворчал. Ткнулся розовым носом в живот… лишь бы не принял за мертвеца, а то ведь хватанет — и конец.
— Ричард! — Оливия упала на колени. Ни дать ни взять — печальная дева… ладони легли на щеки, повернули голову. — Ричард, очнись, пожалуйста…
Он издал глухой протяжный стон, очень надеясь, что стонет в достаточной мере жалостливо. У женщин мягкое сердце, а эта и вовсе дура…
Она легонько шлепнула по щеке.
И по второй.
— У тебя жар… Ричард…
Жар? Ему холодно! Он замерз за эту треклятую ночь, и так, что того и гляди вовсе окоченеет. Он с трудом сдерживает дрожь…
— И знобит… что нам делать?
Это она у Ричарда спрашивает? Он, между прочим, без сознания. То есть не совсем чтобы без сознания, но Оливия должна думать именно так…
— Ричард, очнись, пожалуйста…
Второй стон был громче и протяжней.
— Ричард!
Этот окрик он пропустил мимо ушей. Скоро она будет кричать по-другому… или все-таки стоит рот заткнуть? Вдруг да Тихон попрется на кладбище с утра пораньше. С этого станется… безумный даже по сравнению с прочими альвинами.
Следующая пощечина была увесистой.
И Ричард открыл глаза.
— Ты живой?
Пока еще да, но не ее усилиями. Нет, а если бы он и в самом деле умирал? Она бы так и сидела, оплакивая? Или предприняла бы что-нибудь?
— Оливия… — его голос дрогнул, что было уместно. — Мне кажется… силы уходят… рук не чувствую совершенно… ожоги…
Солнце поднималось слишком уж быстро. И теперь Ричард четко ощущал горячую близость его. Опасную близость. Еще несколько минут — и станет поздно.
Для чего?
— Пожалуйста… — Он взвыл. И Оливия отступила. — Оливия… я умираю…
Перед глазами и вправду вспыхнули огненные круги.
Один.
И еще один… и в голове зашумело. Боль была такой, что тело свела судорога.
— Отпусти! — взвыл Ричард, пытаясь подняться.
Сила… если бы его сила была с ним… ни одна веревка не удержала бы… ремень… смешно… спутали, как щенка… он все равно вывернется. Сумеет… дотянется до горла… и если бы… если бы на мгновенье всего вернули… силу его… его силу!
А они забрали!
И эта сучка сидит, улыбается… смеется над ним! Орисс смеялась! Вежливая ее улыбка… поздравления… а в душе она хохотала!
— Отпусти…
Кожа горела.
Он точно знает, что горела. Он ощущал запах паленого… и катался по земле, пытаясь сбить невидимое пламя. А когда оно ушло, Ричард понял, что вот-вот замерзнет. Холод шел изнутри. И кости его стали льдом, а мышцы задеревенели, но боль не отступила ни на мгновенье…
Твари!
Все они твари…
Он отомстит… он… из горла вырвался сдавленный хрип… нет, он не умрет, пусть и ждут, что он… а он будет жить… назло всем… будет… и отомстит… всем им отомстит.