Было ли это непонятное упрямство, вызванное обидой, либо зародившиеся сомнения в естественности смерти леди Элспет – она пока не знала. Оливия сидела на краешке кровати у себя в комнате, держа спину очень прямо, а руки, сцепленные в замок, положив на колени. Глаза её были закрыты, перед внутренним взором мелькали, словно кадры кинематографической ленты, картины праздника и события последних часов. Ей отчётливо вспомнилось лицо леди Элспет, то, каким оно было, когда та сидела под деревом и жадно пила лимонад. Возможно, что уже в тот момент с ней происходило нечто, что и привело к скоропостижной смерти.
Не в силах бездействовать и нуждаясь в поддержке брата, Оливия отправилась в холл. По дороге ей встретился Хигнетт – в руках у него был чайный поднос с одной чашкой чая и серебряным молочником. Лицо дворецкого выглядело искренне опечаленным.
В трактире долго не снимали телефонную трубку, а когда томный женский голос, принадлежавший, несомненно, Айви, протянул «Алло-о-оу», то выяснилось, что ни Филипп, ни мисс Прайс ещё не возвращались. На заднем фоне рокотал океан людских голосов – этим вечером у завсегдатаев «Розы и короны» было что обсудить.
Стоя в сумрачной прохладе холла с телефонной трубкой в руке, Оливия представила, как брат и его спутница сидят в кинозале бок о бок, и на их лицах оживление и восторг от праздного времяпрепровождения и взаимной симпатии. Филипп, скорее всего, даже и не знает о том, что произошло в Мэдлингтон-Касл, иначе – ей отчаянно хотелось в это верить – он непременно бы нашёл способ поддержать сестру.
От грустных мыслей её отвлекла Присцилла. Она спустилась в холл и быстро приблизилась к Оливии. Лицо её выражало одновременно и дружеское участие, и некоторую холодность, отчего она выглядела растерянной.
– Я боюсь, мисс Адамсон, что мы все отнеслись сегодня к вам не слишком справедливо. Знайте, я вовсе не считаю вас способной на подобные шутки с записками. Я убеждена, что такие выходки совершенно не в вашем характере. Скорее уж это похоже на дело рук Оскара Финча. Ему всегда нравилось мистифицировать окружающих. И… Вот, – она протянула Оливии сложенный вдвое чек. – Анна нашла его на прикроватном столике леди Элспет. Моя свекровь, скорее всего, выписала его заранее и собиралась отдать его вам сегодняшним вечером или завтрашним утром. Я знаю, каково это – зарабатывать на жизнь собственным трудом, и не хочу, чтобы вы оказались в неловком положении и были вынуждены вести разговор об оплате своих услуг с Джорджем или Викторией.
Она взяла Оливию за руку, вложила в неё чек и, покачав головой, пресекла все возражения с её стороны:
– Леди Элспет терпеть не могла быть чьей-либо должницей. Не отрицайте её последнюю волю, мисс Адамсон. Поверьте, вы найдёте этим деньгам лучшее применение, чем Джордж.
Не найдя подходящих слов для отказа, Оливия приняла у неё чек, но заглянула в него лишь тогда, когда Присцилла покинула холл. Сумма, выписанная размашистым почерком со старомодными виньетками, была более чем щедрой – настолько, что ей представилось, какое негодование охватит Джорджа, узнай он об этом.
После несправедливых обвинений, высказанных в её адрес, Оливия хотела поддаться малодушному порыву и попросить Анну принести ей ужин в комнату, но быстро передумала. Собравшись с духом, она переоделась и отправилась в столовую через анфиладу узких и сумрачных коридоров Мэдлингтона. Ей вспомнилось, как недавно на этом пути её сопровождала леди Элспет – полная жизни, искрящаяся обаянием и предвкушающая грядущее празднество и не совсем невинные развлечения, которые мог подарить ей визит родственников.
Когда она вошла в столовую, ни Седрик, ни Джордж с Викторией даже не посмотрели в её сторону, и только Бернадетта не удержалась от хмурого осуждающего взгляда, да Финч с ухмылкой отпустил пару замечаний на тему шутников и их сомнительных забав.
Ужин был преотвратным: сплошь консервированные мясные закуски – серо-розовые, в дрожащем желе, тут же растекающемся по тарелке мутноватой лужей, и остатки нераспроданных пирогов, принесённые из чайного шатра, – но никто не роптал. Мысли всех присутствующих вращались вокруг внезапной кончины леди Элспет и последующих за этим событий.
Вообще, можно было с уверенностью утверждать, что единственными людьми, кому было по-настоящему, от сердца, жаль взбалмошную и жизнелюбивую леди Элспет, были Присцилла и Оливия Адамсон.
Братьев общая потеря не только не сплотила, но и, наоборот, вызвала нарастающее напряжение между ними, от которого, казалось, в столовой витает запах озона, предвещающий скорую яростную грозу. Напряжение это выражалось мрачными взглядами в упор и отвлечёнными фразами, демонстрирующими готовность к боевым действиям. Между Присциллой и Викторией тоже наблюдалось заметное охлаждение, и из-за всей этой холодной чопорности и слов, пропитанных вежливостью и в то же время ледяной неприязнью, крошечная Бернадетта с испуганным узким личиком чувствовала себя настолько потерянной, что готова была разрыдаться. Её миссия, её самое главное в жизни дело – оберечь своих детей, дать им судьбу лучшую, чем уготована ей или их отцу, – была под вопросом, и эта неизвестность заставляла её нервничать так сильно, что столовые приборы в её руках выбивали дробь, соприкасаясь с тарелкой.
Когда подали анжуйский пирог, который Анна присыпала сахарной пудрой с целью скрыть растёкшуюся глазурь, Оливия, сославшись на головную боль, покинула столовую. Пока она шла к выходу, за её спиной нарастал, точно шорох приближающейся морской волны, осуждающий шёпот, и ей стоило серьёзных усилий не ускорить шаг и выйти из комнаты с достоинством.
Оливия позвонила в «Розу и корону» ещё раз, и после долгого ожидания вновь услышала недовольный голосок Айви: «Мистер Адамсон ещё не возвращался». Задумчиво постукивая трубкой по ладони, не в силах заставить себя вернуться в свою сумрачную комнату и зная, что определенно не сомкнёт глаз до рассвета, она решилась на рискованный шаг.
К этому времени июньские сумерки загустели и укрыли все окрестности поместья серо-лиловой кисеёй, так что Оливия не опасалась, что кто-то сумеет её заметить. Она быстро, чтобы не передумать, вышла через холл на крыльцо и торопливо спустилась в сад. Когда Оливия обходила клумбу с цветущими розами, то в нос ей ударил резкий запах хереса и влажной земли, и она чуть помедлила, недоумённо водя головой и принюхиваясь.
Однако терять время не годилось, и она снова пошла быстрым шагом, почти побежала, но, когда в щёку врезался крупный жук, тихонько вскрикнула от неожиданности и умерила шаги.
Над часовней на фоне ночного неба выступала зубчатая стена леса. Здание, укрытое до самого верха разросшимся за долгие годы одеялом из плюща, выглядело тёмным, угрожающим, и Оливия только сейчас сообразила, что осмотреть его внутри у неё не получится – она не захватила с собой ни фонарика, ни свечи.
Тем не менее отступать было поздно. Она поднялась по высоким ступеням и толкнула дверь – та распахнулась легко, без скрипа. Застоявшаяся, затхлая прохлада нежно окутала её, когда она вошла под своды часовни, и под ногами захрустели мелкие камешки.
Когда к этим звукам прибавились чьи-то вкрадчивые шаги, Оливия резко обернулась. На фоне дверного проёма стояла, широко расставив ноги, тёмная фигура. В тот же миг захлопнулась дверь, и в глаза ей ударил узкий луч ручного фонарика.
– Так-так, мисс Адамсон, и что же вам здесь понадобилось?
От неожиданности она растерялась, тело до странности одеревенело.
– Мистер Финч, вы не могли бы… – попросила она, прикрывая глаза ладонью. – Я так ничего не вижу.
Он повёл фонариком в сторону, и жёлтый луч зазмеился по стене, покрытой трещинами.
– Зачем вы пришли сюда? Вам совершенно нечего здесь делать, – тон Финча был весьма нелюбезен.
Он хмуро, без намёка на улыбку, смотрел Оливии прямо в глаза, ожидая ответа, и загораживал собою выход.
Внезапно Оливия разозлилась. Финч и до этого дня вёл себя большей частью надменно, а его манера ухмыляться и отпускать едкие замечания по каждому поводу была ей неприятна.
– С какой это стати вы меня допрашиваете, мистер Финч? И что привело сюда вас? Вы шли за мной следом? Крадучись, как я понимаю, иначе я бы услышала ваши шаги раньше.
Финч приглушённо рассмеялся, и луч фонарика заплясал, хаотично перемещаясь по стенам.
– Нет, мисс Адамсон, я заметил вас, только когда вы поднялись по ступеням. Я шёл сюда кружным путём, через старые конюшни. А привело меня в часовню – вы не поверите! – любопытство. Леди Элспет была моим близким другом, что бы ни говорили злые языки, и меня ошеломила мысль, что она скоропостижно умерла здесь, в заброшенной часовне, совсем одна, от загадочного сердечного припадка. Вот я и решил взглянуть на это место. Признайтесь, всё было так, как предположил инспектор? Вы назначили встречу, а когда ей стало дурно, испугались и сбежали?
– Я уже говорила это, мистер Финч, и готова повторить вновь: я не писала эти записки и не назначала встреч ни леди Элспет, ни Бернадетте. Записки с таким же успехом мог написать кто угодно – например, вы.
– Ну и зачем бы мне это понадобилось? – ухмыльнулся Оскар Финч. – К чему, по-вашему, мне было плести интриги? Или вы намекаете, что я заманил леди Элспет сюда и сказал ей что-то такое, что вызвало сердечный припадок, привёдший к смерти?
– А вообще бывает, чтобы человек умер от потрясения? – Оливия вдруг ухватилась за это предположение. – Может такое произойти – в жизни, я имею в виду, а не в бульварных листках о всяких ужасах, которые по субботам продают мальчишки-газетчики?
– Ну-у-у, у кролика или мыши, например, может разорваться сердце от испуга, – неуверенно протянул Финч. – Такое бывает, и в этом нет ничего удивительного. Дело в том, что нервная система у грызунов устроена несколько иначе, чем у животных других видов, в частности…
– Но леди Элспет не кролик и не мышь, – перебила его Оливия. – Может быть, у неё были проблемы со здоровьем? День и правда был неимоверно знойным. Я знала одного человека, который пострадал от апоплексического удара после того, как в жаркий день прошагал десять миль без единой передышки. И я сама видела, как леди Элспет ощутила недомогание. Ей стало дурно ещё у загона со свиньями, где вы так отчаянно сражались за главный приз, – позволила она себе небольшую колкость.