– Баркер, – подсказала ему Присцилла без всякого энтузиазма. – Но Виктория права, дорогой, не стоит сейчас рассуждать об этом.
– Это почему это? – Седрика впал в одно из тех своих настроений, когда его было сложно унять. – Я всего лишь хочу сказать, что, пока другие думают только о своём благе, некоторые из нас пекутся о ближних, презрев собственные тяготы. Уверен, что эта миссис Баркер была благодарна, что кто-то предложил ей помощь. Подумать только, несчастная женщина всю свою жизнь трудилась не покладая рук, чтобы на склоне лет столкнуться с одиночеством и немощью и остаться без всякой поддержки со стороны тех, на кого она годами гнула спину! – бурно жестикулируя, Седрик смахнул со стола фарфоровый молочник и тот упал в траву, треснув ровно посередине.
Присцилла подняла половинки, с которых стекали белые капли.
– Я схожу в кухню, – миролюбиво предложила она. – Мисс Адамсон, не желаете составить мне компанию?
Оливия заколебалась, опасаясь привлекать внимание к своему недомоганию, но Виктория уверенно заявила:
– Совершенно нет нужды куда-то идти, для этого есть прислуга, – и она позвонила в колокольчик, бесполезный здесь, на приличном расстоянии от дома.
– Во-о-от! О чём я и говорил! – Седрик обрадованно подскочил на месте и хищно простёр ладони к жене брата. Выражение лица у него при этом было пренеприятное. – Прислуга! Для всего есть прислуга, не правда ли? Анна вычистит столовое серебро, Хигнетт откроет двери, кухарка приготовит обед. А что они за люди, в чём нуждаются, о чём страдают – это ведь не так уж и важно, верно? Вам вот, дорогая Виктория, например, известно, что миссис Вайсли снова слегла? Держу пари, что вы и не знаете, что за недуг приковал её к постели. А вот Присцилле это известно – только лишь она одна и поднималась к ней, чтобы отнести бульон и проведать больную.
– Как раз недуг миссис Вайсли мне хорошо известен, – со значением произнесла Виктория, ханжески поджав губы, и Седрик, осознавший, что далеко зашёл, стушевался и принялся неловко отирать пот со лба вынутым из кармана платком. – А горничная Анна – воровка, и я обязательно напишу об этом в её рекомендациях. У меня пропала ценная брошь, подаренная мне Джорджем на годовщину свадьбы, и я уверена, что её взяла именно эта невоспитанная девица.
– Миссис Вайсли и правда так плоха, как говорит Седрик? – Оливия наклонилась к Присцилле, стараясь не вслушиваться в перепалку Седрика и Виктории.
– Нет, что вы! С ней всё будет в порядке. Мы с Анной отыскали её запасы хереса и перепрятали их, так что кухарку скоро ждёт выздоровление.
– Насколько я знаю Викторию, кухарку скоро ждёт увольнение, – с прежней запальчивостью, но всё-таки понизив голос, многозначительно заявил Седрик.
Как бы Виктории ни хотелось проучить деверя за дерзость, но она сдержалась. К столу как раз приблизилась баронесса фон Мюффлинг, державшая Джорджа под руку, и Филипп Адамсон, а семейная склока в присутствии гостей, которые могли бы оказаться полезными её мужу, была бы не к месту.
Когда все расселись, и Виктория начала разливать чай, на лужайке показался Оскар Финч. Он приветственно махал шляпой, сверкал беспечной мальчишеской улыбкой и шёл так быстро, что Хигнетт не успел его опередить. Они подошли к столу почти одновременно, и теперь дворецкий растерянно топтался за его спиной, не зная, стоит ли докладывать хозяйке о ещё одном госте, хотя необходимость в этом явно отпала сама собой.
– Вот так сюрприз, мистер Финч, – протянула Виктория не слишком радостным тоном. – Вы, верно, проезжали мимо?..
– О, это моя вина, – спохватилась Присцилла и с мягкой улыбкой пояснила: – Я встретила мистера Финча сегодня в деревне, и мы разговорились. Выяснилось, что владелица квартиры на время его отпуска сдала комнату, в которой он живёт, молодожёнам из Лидса. Конечно же, я пригласила мистера Финча погостить у нас, раз он остался без крова. Вот только рассказать об этом я совершенно забыла. Ну просто вылетело из головы!
– Всё верно, – Финч обратил к присутствующим своё сияющее дружелюбием лицо. – И я несказанно благодарен за приглашение. Возможность провести эти жаркие дни на природе – просто дар небес, не иначе!
Виктория сдержанно улыбнулась, но вид её не оставлял сомнений, что она на самом деле думает о тех, кто сваливается как снег на голову во время послеполуденного чая, и о тех, кто раздаёт приглашения направо и налево, не спрашивая предварительно мнение хозяйки дома.
– Хигнетт, передайте Анне, чтобы она принесла молоко и ещё одну чашку, – приказала она.
Пока Финча знакомили с Филиппом и баронессой фон Мюффлинг, пока все светским тоном уверяли друг друга, что рады, невероятно рады знакомству, Оливия пила чай и бездумно наблюдала за перемещением кружевных теней на скатерти. Невзирая на то, что день клонился к вечеру, солнце не прекращало лить сверху свой беспощадный свет, и лучи его, проникая сквозь плотную листву, рассылали по льняному полотну искристые дрожащие пятна. Взгляд Оливии упал на индийскую шёлковую шаль, наброшенную на кресло, в котором сидел Джордж, вместо накидки, и ей вспомнилось, что эта же самая шаль укрывала плечи леди Элспет в тот день, когда она приветствовала компаньонку в Мэдлингтон-Касл. Прошло всего несколько дней, и вот уже леди Элспет покоится на семейном кладбище Понглтонов, а её вещами без всякого стеснения распоряжается властная Виктория.
С безотчётным чувством неприязни Оливия посмотрела на Джорджа, который в этот момент, словно подслушав её мысли, с энтузиазмом принялся рассуждать о переустройстве всего поместья.
– Разумеется, это потребует немалых расходов, – мечтательно и вместе с тем деловито заявил он, не сводя глаз с Филиппа. – Но затраты окупятся всего за несколько лет. Под площадку для гольфа я планирую отвести западное поле, а котлован для плавательного бассейна мы выроем…
– П-п-постой-ка, Джордж, – перебил его Седрик, вскакивая из-за стола и приходя в сильнейшее возбуждение, – к-какой котлован? К-какой бассейн? Ты в своём уме? Ты что, собираешься…
– Седрик, не надо! – в голосе Присциллы слышались одновременно раздражение и мольба. – Сядь, дорогой, не стоит сейчас спорить об этом!
– Успокойся, Присцилла, мы с ним не будем спорить об этом ни сейчас, ни потом, – Джордж самодовольно откинулся на спинку кресла и шумно отхлебнул чай. – Всё уже решено. Поместье ветшает с каждым годом, и скоро, если ничего не предпринять, от него останутся одни развалины. Я не в силах смотреть на то, как упорный труд моих предков идёт прахом, и не собираюсь сидеть сложа руки. Мэдлингтон должен приносить доход, в противном случае на него наложит лапу Национальный траст. Я не могу допустить, чтобы по дому моих предков за шиллинг и шесть пенсов водили посудомоек и докеров.
Он взглянул на Седрика с видом победителя и повернулся к баронессе, показывая брату, что разговор окончен.
– Н-нет, Джордж, постой! – Седрик, не поддаваясь на увещевания жены, отступать не собирался. – Я ещё не всё сказал. Ты не имеешь права так поступать! Западное поле граничит с фермой Леттеров. Их семья арендует эту землю уже двести сорок лет. Что ты собираешься им сказать?! Что из-за твоего каприза у них под окнами богатые иностранцы будут играть в гольф?
– Я собираюсь им сказать, что арендный договор будет расторгнут с начала следующего года, – против обыкновения, Джордж сохранял спокойствие, и голос его звучал тем тише, чем громче говорил Седрик. – Леттерам придётся искать другую землю, так как на месте их фермы будут построены гостевые шале.
– Что, прости?.. Шале?! – Седрик силился ещё хоть что-то произнести, но вместо этого только беспомощно моргал.
– О, в прошлом году в Швейцарии я жила в очень милом шале на берегу озера, – глухим баском сообщила баронесса всем присутствующим. – Думаю, это отличная затея. В таких местах всегда бурлит светская жизнь и встречается много знакомых, с кем можно приятно провести время. Игра в гольф, в бридж, небольшие вечеринки с коктейлями… Я с радостью порекомендую Мэдлингтон-Касл приятелям. Мы с моими немецкими друзьями с удовольствием будем приезжать сюда немного развеяться. Не поймите меня превратно, но в Англии редко где умеют по-настоящему веселиться, – и она отправила в рот маленькое круглое пирожное в розовой глазури.
– Будь ты… Будь ты проклят, Джордж. Будь ты проклят на веки вечные, – Седрик сбросил с плеча ладонь Присциллы и медленно зашагал к дому, оставив всех, кто сидел за столом, в неловком молчании.
– Я знаю, как убили леди Элспет! – сообщила Оливия.
Трое молодых людей медленно шли по тисовой аллее, в конце которой виднелся заросший камышами пруд. Где-то рядом надрывалась лесная птица, потревоженная вторжением чужаков. Они уже удалились на достаточное расстояние от дома, чтобы их не подслушали, и теперь могли говорить свободно. Впрочем, Понглтонам сейчас было не до гостей – они были слишком заняты семейным скандалом.
– Ещё недавно ты не была уверена в том, что леди Элспет вообще убили, – резонно заметил Филипп, внимательно глядя на сестру. – Кстати, почему ты хромаешь? Тебе что, пришлось вступить в схватку с беспощадным убийцей?
– Я запнулась о жёлоб для стока воды, – пояснила Оливия, поморщившись. – Но перед этим я увидела кое-что сногсшибательное. Кое-что в буквальном смысле сногсшибательное, – повторила она и сделала загадочное лицо.
Чего у мисс Прайс было не отнять, так это умения слушать, особенно в том случае, если предмет разговора касался таинственных событий или необъяснимых явлений. Вот и теперь она придвинулась к Оливии почти вплотную и молча, чуть приоткрыв губы, будто ребёнок, увлечённый сказкой, сверлила её внимательным взглядом.
Воодушевлённая интересом к её злоключениям, Оливия продолжила:
– Дети Бернадетты играли с куклой! И вы просто не представляете себе, насколько она ужасна!
– Что может быть ужасного в кукле? – усомнился Филипп.
– А то, что я уверена – именно с помощью этой куклы убийца отправил леди Элспет на тот свет! Она большая, почти с меня ростом, и сделана из простыней, песочных грелок и верёвок, а вместо волос у неё мотки шерсти! У куклы нет глаз, только рот, грубо нарисованный красной краской. Когда я заглянула в двери конюшни, мальчишки как раз раскачивались вместе с ней, и мне показалось, что на меня стремительно надвигается призрак в развевающихся одеждах. При свете дня это было не особенно ужасно, скорее неожиданно, но если леди Элспет увидела такую же картину в часовне, и если у неё было больное сердце…