– Согласно заключению доктора Мэтьюсона, леди Элспет, Джорджа Понглтона и миссис Вайсли настиг сердечный припадок, – инспектор беспомощно развёл руками.
– Что, всех троих? – вырвалось у Оливии. – Но такого просто не бывает! Скажите, инспектор, а обнаружены ли на теле жертв какие-либо повреждения? Что-то, свидетельствующее о предсмертной борьбе или…
– У Джорджа Понглтона на затылке обширная гематома, – нехотя сообщил Грумс.
– Ну, он мог получить её в результате падения. При его комплекции это неудивительно.
– Согласен, почему бы и нет, – пожал плечами инспектор. – Тут же, мисс Адамсон, понимаете как? Нет орудия преступления – нет преступника. Как можно кого-то подозревать, а тем более осудить, если неизвестен способ, каким убийца умертвил своих жертв. Никаких зацепок пока нет, вынужден это признать. К сожалению, дело застопорилось.
– В деревне, сэр, упорно ходят слухи о проклятии рода Понглтонов, – подал голос сержант Бимиш.
Оливия обрадовалась неожиданной поддержке:
– Я же говорю, инспектор, кому-то крайне выгодно, чтобы все думали именно так! Я просто уверена, что нужно сосредоточиться на личности сына Айрин Шепли. Он сирота, а это сужает круг подозреваемых. Кроме того, мы можем точно определить его возраст. Ему сейчас должно быть что-то около двадцати семи или двадцати восьми лет. И есть только один человек, который подходит под это описание.
Инспектора немало покоробило, что настырная мисс Адамсон явно перехватывает инициативу в расследовании, и он не преминул высмеять ее предположения:
– Под это описание, мисс Адамсон, подходит добрая треть жителей деревни. Мне что же, всех прикажете записать в подозреваемые? Сержант Бимиш, например, тоже сирота и вырос в ричмондском приюте. Это все последствия Великой войны и эпидемии синей смерти[17]. Сержант, сколько вам лет? – он резко обернулся к Бимишу.
– Двадцать девять, сэр, – с готовностью ответил тот, и инспектор, удовлетворённо хмыкнув, повернулся к Оливии.
– Ну вот, видите? Кстати, вы так и не сказали, кого прочите в убийцы. Кто же, по-вашему, насылает смерть на представителей рода Понглтонов?
Насмешки полицейского нисколько не поколебали уверенности Оливии.
– Думаю, это Оскар Финч, сэр. Он сам признался мне в том, что воспитывался в приюте. По возрасту он вполне может оказаться сыном Айрин Шепли. Никто ничего не знает о том, откуда он приехал. И он очень странно вёл себя после того, как в часовне обнаружили тело леди Элспет.
– Странно – это как? – насмешливо поинтересовался инспектор, и Оливия поняла, что её версия не показалась ему правдоподобной.
Тем не менее она рассказала, стараясь быть убедительной, о том, как Финч отреагировал на детскую песенку, так некстати вспомнившуюся ей тогда в часовне. Грумс, выслушав, поморщился, и Оливия пожалела о своей откровенности. Понимая настрой инспектора, Бимиш тоже теперь вовсе не скрывал отношения к выскочкам, мнящим себя детективами – он встал у окна, загородив собою свет, и насмешливо поглядывал на Оливию, готовый выпроводить её из кабинета, как только инспектор подаст ему знак.
Долго ему ждать не пришлось. Выразительно посмотрев на часы, Грумс встал и учтиво, но крайне холодно улыбнулся. Оливии ничего не оставалось, как отступить. Стараясь не выдать своего огорчения тем, что инспектор ей не поверил, она сдержанно поблагодарила его за уделённое время и торопливо вышла, но развязная ухмылка сержанта Бимиша долго ещё стояла у неё перед глазами.
После беседы с инспектором Оливии стало понятно, что в расследовании ей придётся полагаться только на свои силы. Его насмешки нисколько не поколебали её уверенности в том, что она на правильном пути, и от намеченных планов она не отказалась.
Дождь лил с прежней силой и прекращаться, по всей видимости, не собирался. Небо затянули тучи, порывы ветра встряхивали кроны деревьев в саду с устрашающей лёгкостью – без зонта, похоже, было не обойтись.
В поисках Хигнетта Оливия отправилась под лестницу, однако в кухне застала только Филиппа. Напевая себе под нос бравурный мотивчик, тот возился с чайником, чашками и блюдцами, безуспешно пытаясь уместить их на крошечном подносе таким образом, чтобы влезла ещё и серебряная вазочка с пышной сиреневой гортензией.
– М-м-м, намечается чаепитие? – поинтересовалась Оливия. – Как любезно с твоей стороны! В такую погоду очень приятно выпить чашку горячего чая. Тем более что я собираюсь наведаться к старухе Грин, а путь неблизкий.
– А, это ты, – Филипп даже не обернулся. – Мисс Прайс сегодня не в голосе, а нам необходимо разучить несколько партий для будущих выступлений. Мы решили полностью пересмотреть её репертуар, чтобы в новом сезоне она могла продемонстрировать все грани своего таланта. Имоджен – трудяга, каких свет не видывал. Просто поразительная работоспособность! – с гордостью заявил он, берясь за поднос и проходя мимо сестры.
– Уверена, Седрик не откажется побеседовать с тобой о нелёгком труде фабричных рабочих, – выглянула в коридор Оливия, но брат был уже на середине лестницы и вряд ли услышал её слова.
Зато их слышал Хигнетт, который в этот момент вышел из кладовой. Повернувшись и увидев его, Оливия вздрогнула от неожиданности.
– Чем я могу помочь, мисс Адамсон? Вы, наверное, искали Анну? – по его лицу было невозможно определить, слышал ли он разговор близнецов целиком или только последние фразы.
– Нет, нет, Хигнетт, я искала именно вас. Я собираюсь в деревню, и мне нужен зонт и, желательно, макинтош.
– Позволю себе заметить, мисс Адамсон, что погода не слишком подходит для прогулки, – дворецкий продолжал стоять на месте, не сводя пристального взгляда с Оливии, и ей вдруг почудилась угроза, исходящая от него. – В такой день лучше всего зажечь огонь в камине и провести время в тепле и уюте, занимаясь своими делами. Я мог бы показать вам дом, ведь совсем скоро мы все покинем его, а Мэдлингтон-Касл, без сомнения, заслуживает внимания.
Не зная, как реагировать на такую вольность со стороны слуги, Оливия растерялась, но тут с лестницы послышался торопливый перестук шагов, и в кухню вошла запыхавшаяся Бернадетта. Вдова и дворецкий обменялись быстрыми взглядами, как если бы у них была назначена встреча.
Словно очнувшись, Оливия настойчиво повторила свою просьбу:
– Я воспользуюсь вашим предложением в другой раз, Хигнетт. А сейчас мне требуется зонт и макинтош. Я буду ждать в холле.
До деревни Оливия добиралась дольше, чем ожидала. От дождей дорога раскисла, и идти приходилось медленно, огибая глубокие лужи. К тому моменту, как Оливия вышла на площадь, нижняя часть её брюк промокла насквозь и неприятно холодила лодыжки. Дождь всё не унимался, улицы были пустынны, и почти из каждой каминной трубы вился лёгкий дымок.
Дойдя до приземистого здания почты, Оливия поняла, что совершенно не представляет, в какой стороне находится дом миссис Грин. В прошлый раз путь к её жилищу показался ей бесконечным, но вполне могло быть, что старушка намеренно вела её длинной дорогой, чтобы после соблазнить чашкой чая и заполучить новую слушательницу деревенских сплетен.
Решив спросить дорогу на почте, Оливия поприветствовала старого знакомца, который на сей раз прятался от дождя в просторной будке, стоявшей у крыльца. Пёс узнал её, вышел, виляя хвостом, но тут же с неудовольствием отряхнулся и, что-то проворчав, вернулся на место. Проливной дождь, равно как и палящий зной, он одинаково не жаловал.
За прилавком на высоком стуле сидела миниатюрная сухая дама в пенсне и вязала из белоснежной шерсти крохотные, будто игрушечные носочки.
– Простите, – обратилась к ней Оливия, – я ищу дом миссис Грин. Мы познакомились пару дней назад, и я хотела бы её навестить.
Вопреки опасениям Оливии, служащая почты не выказала никакого любопытства по этому поводу. Она аккуратно сняла пенсне, положила его стёклами вверх на прилавок и вышла к Оливии. Молча подвела её к окну, а после кратко проинструктировала, по какой дороге ей следует идти и сколько раз и в какую сторону свернуть. Затем она также неспешно ушла за стойку, основательно уселась на стул и снова принялась за вязание.
Оливия решила рискнуть.
– Простите, что отвлекаю, – начала она. – Боюсь, мой вопрос может показаться вам странным. Скажите, не помните ли вы некую Айрин Шепли? Она жила вместе с матерью недалеко от фермы Томасов. Около тридцати лет назад с ней случилось несчастье, и она свела счёты с жизнью.
– А, вы про полоумную Айрин? – довольно равнодушно отозвалась дама в пенсне, расправляя пальцами крохотную вязаную пяточку. – Помню я её. Шепли и её мать убирались у моей свекрови, пока девчонка не натворила бог знает чего и родители мужа не отказалась от их услуг, – она продолжала вязать, шёпотом считая количество петель.
– Да, – подтвердила Оливия, приготовившись к вопросам, с какой стати она интересуется местными событиями давно минувших дней, но их не последовало.
Вместо этого женщина выложила на прилавок клубок белоснежной шерсти и с гордостью сообщила, приглашая разделить её радость:
– Доча моя, старшая, два дня назад разродилась! Первая внучка у меня! И слава богу, что не мальчишка – хлопот с ними не оберёшься. Сначала расстроилась она, мол, муж-то первенца ждал, сына, а я ей говорю: «Неча! Дочь-то всегда к матери ближе». Будет и у неё, и у меня опора в старости. А парни – они ненадёжные. Сегодня вроде тут, а завтра попадёт вожжа под хвост и в Лондон умотает, или ещё куда, – она махнула рукой куда-то в сторону окна. – Или новую войну затеют – там, эти, – высоко подняв брови, глазами она указала наверх, но тут же её скуластое лицо осветила улыбка: – Внучка-то – вылитая моя дочь! Ну прямо как её, малышку, на руках держу! – и глаза у неё засияли той фанатичной любовью, через которую не в силах прорваться трагедии внешнего мира.
– Примите мои поздравления! – Оливия церемонно склонила голову. – Скажите, а вы, случайно, не помните, как выглядела Айрин Шепли? Брюнетка или блондинка? Высокая она была или изящного сложения, вот как вы, например?