Виктория ещё раз дёрнула за сонетку, но никто – ни Анна, ни Хигнетт, – не явились на её зов. Убедившись, что успокоительные капли подействовали на Седрика, она спустилась в холл как раз в тот момент, когда раздался звонок в дверь.
Виктория помедлила, уверенная, что сейчас-то, наконец, явится кто-то из слуг, но звонок раздался ещё раз, и ещё, и снова, и, чтобы прекратить этот звон, ей пришлось отворить дверь самой.
– Долго же вы, – проворчал инспектор, вручая ей шляпу, будто какой-то горничной. – Где мисс Адамсон? Позовите-ка мне её, – и, заметив, с какой надменной злобой Виктория смотрит за него, прибавил: – Уж будьте так добры, миссис Понглтон.
Никаких приказов Грумса, Виктория, само собой, исполнять не собиралась, но тут по ступенькам в холл сбежала Оливия.
– Я так и знала, что вы приедете, инспектор, – сообщила она несколько самодовольно. – Пойдёмте в библиотеку.
– Лучше в кабинет лорда Артура. Мне там как-то привычнее, – возразил Грумс из чистого упрямства и желания настоять на своём.
– Как хотите, – согласилась Оливия, пряча улыбку.
Все трое, включая Викторию, которая так и несла шляпу инспектора на вытянутой руке, вошли в кабинет. Солнце с безжалостной откровенностью высветило нежную бахрому пыли, свисающую с портьер, и у инспектора сразу же засвербело в носу.
Грумс расположился на своём привычном месте, за столом, и Оливии не оставалось ничего другого, как присесть в кресло напротив. Виктория заняла второе свободное кресло, предварительно избавившись от шляпы и демонстративно отряхнув руки.
Молчание нарушил Грумс. Откинувшись на гнутую спинку высокого стула, он сцепил ладони на животе и уставился на Оливию взглядом, в котором ей почудилось равное количество досадливого раздражения и восхищения.
– Ну?! Мисс Адамсон? Мне вас уговаривать, что ли? Я желаю во всех подробностях знать, как так вышло, что вы меня обскакали. Только не вздумайте нести чепуху, что вам всё было ясно с самого начала и дело это проще не придумаешь, – сварливо предупредил он.
Оливия, которую смущал пристальный и весьма недоброжелательный взгляд Виктории, неосознанно села очень прямо, словно прилежная ученица пансиона, отвечающая урок строгому учителю.
– Не буду, инспектор, – пообещала она. – Дело это далеко не простое, и я блуждала в тумане непозволительно долго. Не буду скрывать от вас, что я не сумела бы его раскрыть, если бы не случайность. Преступный план Присциллы был настолько хорош, что она имела все шансы остаться безнаказанной.
– Местный викарий, мистер Рутлинг, после второй рюмки шерри утверждает, что случайность суть проявление вмешательства божественной воли, – перебил её Грумс задумчиво.
Оливия никак не прокомментировала это заявление и после короткой паузы продолжила:
– Изначально меня, как и вас, инспектор, ввело в заблуждение поведение леди Элспет и её сыновей и невесток.
– Что вы имеете в виду? – буркнул Грумс, поднимая взгляд от листа бумаги, который по привычке принялся вертеть в руках.
– У леди Элспет было доброе сердце, она была щедрой и стремилась помогать тем, кто нуждался в этом. Но она была не лишена и известной доли ехидства. Её выводили из себя попытки сыновей диктовать ей свою волю и осуждение невесток за неразумные, по их мнению, траты. После гибели мужа леди Элспет впервые получила возможность вознаградить себя за годы подчинения его воле, и отказываться от жизненных благ в угоду родственникам она вовсе не собиралась. Получив в единоличное пользование семейный капитал Понглтонов, она дразнила сыновей, сталкивала лбами невесток и наблюдала за всем этим с нескрываемым удовольствием. Это противостояние придавало её жизни остроту, но сильно злило окружающих. Потому в первый круг подозреваемых я включила только Джорджа, Седрика, Викторию и Присциллу. У каждого из них, как мне тогда казалось, был мотив желать леди Элспет зла.
Виктория издала шумный вздох, но, на удивление, сдержалась и ничего не сказала.
– Почему вы не поверили, что леди Элспет умерла от естественных причин? – поинтересовался инспектор.
– Записки, – лаконично пояснила Оливия. – Мне было сразу понятно, что записки нужны для отвода глаз. Я точно знала, что не писала их, и то, что кто-то решил воспользоваться моим присутствием в поместье и подставить меня, говорило о злом умысле. Присцилла решила перестраховаться и написала записку от моего имени не только для леди Элспет, но и для Адель Хигнетт, которая на тот момент была известна всем как Бернадетта, вдова Монтгомери Понглтона. Убийце было необходимо отвести подозрения от себя, ведь она уже знала, что леди Элспет будет не единственной жертвой. Присцилла на всякий случай решила обеспечить себе алиби, и, пока Адель покорно сидела в оранжерее, она сделала вид, что всюду ищет её, а сама тем временем получила возможность проникнуть в часовню и дождаться там леди Элспет.
– Что ещё за Адель Хигнетт?! И причём здесь Бернадетта? – выдержка изменила Виктории, но инспектор крайне неучтиво прервал её:
– После! – приказал он. – Об этом после, если не возражаете. Как она провернула всё с леди Элспет? – обратился он к Оливии. – Признаться, я не до конца понял, при чём тут грибы. На предварительном допросе Присцилла обходила эту тему стороной, хоть и призналась в совершённых преступлениях. А херес? Вы ведь о хересе с ней говорили?
– Да, инспектор, – кивнула Оливия и зябко повела плечами, хотя в кабинете старого лорда не было сквозняков. – Я же говорю: план Присциллы был почти безупречен. Не знаю, известно ли вам…
Раздался робкий стук в дверь, она приоткрылась, и в кабинет, держась за руки, вошли Филипп и Имоджен Прайс. Не обращая внимания на недовольные взгляды инспектора и Виктории, молодые люди проскользнули внутрь и застыли у стены, жестами показывая, что извиняются за своё вторжение и не собираются никому мешать.
– Так вот, – продолжила Оливия, когда суматоха улеглась, – не знаю, известно ли вам, инспектор, но в здешних краях женщины, чьи мужья слишком часто захаживают в паб, порой прибегают к одному эффективному средству. Невзрачный маленький гриб, который называют «чернильный колпачок», или «погибель пьяницы», имеет любопытное свойство: в малых дозах и в сочетании с алкоголем он вызывает сильное сердцебиение и одышку, что должно способствовать формированию стойкого отвращения к горячительным напиткам. Если же дозу увеличить, то его действие может спровоцировать сердечный припадок с летальным исходом.
– Никогда о таком не слышал, – с некоторой долей ревности произнёс Грумс. – А у вас-то, мисс Адамсон, откуда такие познания?
– Я узнала о таком способе борьбы с неумеренными возлияниями в детстве, когда мы с матерью жили в одном маленьком семейном пансионе на юге Англии. Отчаявшаяся жена мистера Блейни, одного из постояльцев, как-то раз перестаралась с этим средством, и беднягу еле откачали. И я невероятно зла на себя, что не вспомнила об этом раньше! – Оливия с сожалением покачала головой. – Действие грибов Присцилла сначала испытала на миссис Вайсли, чем и объясняется недомогание несчастной кухарки. Убийце было необходимо проверить, через какой промежуток времени после приёма начинается реакция, а пристрастие кухарки к хересу было известно в Мэдлингтоне всем.
– Хм, – инспектор нахмурился. – Ну, предположим, с кухаркой всё понятно. Но леди Элспет? Насколько я знаю, в замке не подавали аперитив и не держали алкоголя.
– Всё так, – кивнула Оливия, – и Присцилла отлично знала, что причиной тому нездоровое пристрастие Седрика в недавнем прошлом. Во время его визитов алкоголь в Мэдлингтоне был под запретом, и она ничем не рисковала, воплощая свой дьявольский план в жизнь. Пунш, сэр. Всё дело в праздничном пунше.
– Она подсыпала грибы в чашу с пуншем? – усомнился Грумс. – Но тогда отравились бы все, кто его пил.
– В чаше с пуншем не было грибов, инспектор, только превосходный эль и немного бренди. Грибы были за предшествующим празднику ужином, который мы все с таким удовольствием ели. Цесарка с шампиньонами – отличный способ замаскировать небольшое количество «чернильных колпачков».
– Боже мой! – ахнула Виктория и схватилась на грудь. – То есть мы все могли…
– Теоретически – да. Однако по традиции пунш на июньском празднике разливает и пьёт с арендаторами только хозяйка поместья, больше никто. Расчёт Присциллы был верным: леди Элспет почувствовала недомогание почти сразу же после того, как вручила подарки и выпила пару бокалов за будущий урожай. Когда она подходила к часовне, то уже задыхалась, и то, что там произошло, стало последним, что она увидела в своей жизни. Присцилла и правда постаралась, чтобы для леди Элспет всё случилось как можно быстрее.
– Кукла? – инспектор щёлкнул пальцами, обрадованный, что картина хотя бы одного убийства прояснилась. – Она использовала куклу, которую потом обнаружили дети?
Оливия не успела ответить. Дверь снова отворилась с лёгким скрипом, и на пороге возник Хигнетт. Инспектор с досадой махнул ему рукой, и дворецкий занял место у камина, рядом с Филиппом и мисс Прайс, прекратившей, наконец, выдавать себя за баронессу, отчего её подвижное лицо приобрело более свойственное ему выражение детского непосредственного восторга произошедшей на её глазах драмой.
– Наш разговор по душам, мисс Адамсон, имеет всё больше и больше свидетелей, – не скрывал Грумс своего недовольства, и, словно в подтверждение его слов, дверь вновь распахнулась, и в кабинет вошёл Седрик.
За несколько часов, прошедшие с разоблачения Присциллы, он заметно переменился. Обычно суетливый, многословный, сейчас Седрик выглядел спокойным, но спокойствие это было той опасной разновидности, когда человек сам доподлинно не представляет, чего ждать от себя в том новом мире, что его окружает.
Он прошёл через весь кабинет и медленно опустился на диван, стоявший у окна. Солнце вызолотило его светлые волосы, оставив лицо в тени, и до слуха Оливии донёсся короткий прерывистый вздох.