Судя по тому, что я оказалась здесь, на меня напали. Кто-то ударил меня по голове, а когда я потеряла сознание, меня принесли сюда и заперли. Вот только кто и зачем?
Голова немилосердно болела, но я всё равно постаралась сосредоточиться.
Ни леди Розмари, ни Паула не смогли бы этого сделать. У них не хватило бы сил затащить меня в подвал, тем более что часть пути пришлось бы проделать по коридору первого этажа.
Разве что у одной из них был помощник. Но эта версия казалась мне слишком невероятной. Доверять такую тайну кому-то еще было бы крайне неосмотрительно. То, что знают двое, рано или поздно узнают все.
Скорее, нападавшим был мужчина. Возможно, как раз Рамзи. Но что могло побудить его поднять на меня руку?
Да, он вызвал у меня подозрения, но от-то об этом не знал! Он никак не мог догадаться, что именно я собиралась рассказать его светлости.
Вот если только он считал, что это именно я убила его возлюбленную и хотел отомстить мне за это. Да, это было вполне возможно. Если он любил мисс Дженкинс, то мог затаить ненависть и воспользоваться подвернувшимся случаем. Он увидел меня в коридоре и не сдержался.
Но ведь он не мог не понимать, что меня будут искать? И пусть даже он запихнул меня в самый дальний и заброшенный подвал дома, герцог и инспектор наверняка догадаются обыскать абсолютно все помещения в Кросби-холле.
Впрочем, даже если меня найдут, то я всё равно не смогу обвинить Рамзи в покушении. Я не видела нападавшего, и всё, что у меня есть — только предположения. Хотя кто еще, кроме него, мог это сделать?
Если только Сэмюэль. Но зачем? Если это он убил своего отца, то ведь ситуация развивалась так, как было надо ему. Основной подозреваемой считают именно меня. А этим нападением он, напротив, ослаблял позиции обвинения. Если только…
Ох, нет! По всему моему телу прошла дрожь. Мне стало дурно, и я предпочла вернуться к тому месту, на котором пришла в себя, и вновь опустилась на сено. Потому что было трудно справиться с тем ощущением ужаса, что меня охватило.
Если это сделал Сэмюэль, то он наверняка сумеет обратить мое исчезновение в свою пользу. Он же так настойчиво подводил герцога к мысли, что я могу сбежать из Кросби-холла. И теперь он будет настаивать на своей версии. И если он будет достаточно убедительным, то его светлость ему поверит.
Ведь это же так удобно — свалить всю вину на меня и закрыть это дело. Ну, а то, что преступницу не нашли, это уже не так важно.
Стоило мне представить, что я так и останусь в этом подвале, как я почувствовала тошноту. А потом вскочила на ноги и закричала.
Мне нужно было сделать хоть что-то, лишь бы не сидеть просто так! И я, наконец, отыскала дверь и принялась стучать в нее кулаками.
Но это ни к чему не привело. Никто не откликнулся. А двери были слишком крепкими, чтобы я могла с ними что-то сделать.
Я кричала и рыдала так долго, как только могла. А потом у меня закончились силы, и я опустилась на пол прямо у дверей. Голоса уже тоже не было. Я только почти беззвучно всхлипывала.
А потом я услышала странный звук. Вернее, это сначала я сочла его странным. Но уже через несколько мгновений я поняла, кто это был — лорд Тревис, четвертый граф Кросби.
— Ваше сиятельство! — я собрала остатки сил для этого крика.
Его пение раздалось чуть ближе. А вскоре я увидела и его самого.
Для призрака толстая дверь не стала преградой. И теперь его сухощавая фигура, освещаемая тусклым пламенем свечи, нарисовалась в нескольких шагах от меня.
И вот, что было странно — свеча ведь тоже не была материальной, и тем не менее она давала какой-то свет. Иначе как бы я смогла увидеть графа? Или он сейчас был лишь плодом моего воображения?
Я уже ничего не понимала.
Глава 37. Герцог Стенфорд
— Подумайте хорошенько, Чандлер! — потребовал я. — Если мисс Дженкинс встречалась с кем-то из слуг в этом доме, то вы должны были это знать!
Дворецкий посмотрел на меня с обидой.
— Должно быть, вы понимаете, ваша светлость, что подобные отношения между слугами не приветствуются ни в одном приличном доме. И если бы я знал…
— Хорошо, — перебил я его, — я неправильно выразился. Разумеется, вы о них не знали. Потому что если бы вы знали, то немедленно рассчитали бы и мисс Дженкинс, и ее кавалера.
— Именно так, ваша светлость, — с достоинством подтвердил Чандлер.
— Что же, я допускаю, что они хорошо скрывали свои чувства. Но, быть может, вы вспомните хоть что-то, что могло бы указывать хоть на какого-то мужчину в окружении мисс Дженкинс, к которому она была неравнодушна?
На сей раз он по-настоящему задумался.
Я понимал его сомнения. Если хозяева узнают, что слуги в доме крутили шашни, а дворецкий об этом не знал, то репутация Чандлера заметно пошатнется. Особенно, когда станет известно, что эти слуги еще и шантажировали хозяев.
— Послушайте, Чандлер! Вы должны понять, что речь сейчас идет, возможно, о спасении леди Кэтрин. Если ей каким-то образом удалось узнать имя сообщника мисс Дженкинс, то он мог напасть на нее и даже убить. И если вы не сможете нам помочь, то я просто не представляю, как еще мы сможем установить личность этого человека. Наверняка кто-то из служанок что-то знал. В столь замкнутом обществе даже обмен взглядами не может остаться незамеченным. Разумеется, мы с инспекторов опросим всех здешних горничных и посудомоек. Но, возможно, с нами они не будут столь откровенны, как с вами. Вам они доверяют, и вы знаете их куда лучше, чем вы, и наверняка сможете понять, если кто-то из них вам солжет.
— Я поговорю с каждой из служанок, ваша светлость, — поклонился он. — И немедленно сообщу вам, как только что-то узнаю.
Я отпустил его и снова принялся думать. Если та версия, что я изложил ему, была верна, то значит, леди Кэтрин как-то сумела догадаться, кто был сообщником Шейлы Дженкинс. Так почему об этом до сих пор не смог догадаться я сам?
Какие факты были в распоряжении ее сиятельства? Те же самые, что и у меня. Разве только она что-то скрыла от меня. Но это вряд ли, потому что она должна была понимать, насколько это может быть опасным. И она шла, чтобы поговорить со мной!
Конечно, она знала тех слуг, что работали в доме, и могла вспомнить что-то, что видела раньше, но чему тогда не придала значения.
Я перебирал всё, что было связано с мисс Дженкинс, снова и снова. В комнате горничной мы нашли брошь леди Паулы. А вот никаких черновиков записок или бумаги, которыми она должна была промокнуть эти записки, дабы подсушить чернила, там не было. Хотя наверняка первые письма писала именно Шейла. Впрочем, от таких улик она вполне могла сразу избавиться. Но почему третью записку, которую подсунули в комнату леди Кэтрин, написал уже ее сообщник?
А в том, что это было так, я не сомневался. Сама девушка в ту ночь была пьяна. Должно быть, сообщник пришел к ней, обнаружил ее пьяной и решил сам написать послание графине. И сам же отнес его в комнату ее сиятельства.
Мисс Дженкинс жила в отдельной комнате и даже в отдельном коридоре, где находилась еще только одна комната — самого дворецкого. А вот ее сообщник наверняка делил комнату с кем-то. И если эта комната находилась в том коридоре, где жили большинство слуг, то хоть кто-то должен был слышать, как он выходил куда-то по ночам.
Хотя, разумеется, он мог говорить, что отправляется в уборную. Устав за день, слуги обычно крепко спали, и его сосед по комнате мог не заметить, во сколько именно он возвращался.
Кажется, именно в уборную ходила та горничная, которую он увидел возле комнаты мисс Дженкинс. Поэтому она и услышала звук упавшего на пол подсвечника. Потому что из своей комнаты она этот звук вряд ли бы различила.
Так, стоп! Но ведь именно это сказал оказавшийся у комнаты Шейлы лакей! Он сказал, что этот звук поднял его с кровати. Но между двумя коридорами слишком большое расстояние!
А ведь я даже не запомнил имени этого лакея! Хотя в протоколах допроса, составленных Мэдисоном, оно точно было!
Я напряг свою память. Джон Рамзи! Да, именно так! Мне нужно было срочно с ним поговорить!
Я схватил колокольчик, чтобы вызвать дворецкого. Но в эту же самую секунду он сам появился на пороге.
— Ваша светлость! Одна из горничных сказала, что Шейла Дженкинс была весьма увлечена одним из наших лакеев.
И он произнес именно то имя, которое я мысленно произносил сам.
Я дождался инспектора Мэдисона, и мы отправились вслед за Чандлером в ту комнату, которую занимал названный лакей.
И страх, который отразился на лице одетого в униформу мужчины, о многом нам сказал.
— Мистер Рамзи, у нас есть к вам несколько вопросов! И будет лучше, если вы ответите на них честно!
— Д-да, ваша светлость, — пролепетал он. — Чем я могу вам помочь?
— Это вы убили лорда Кросби? — я решил идти напрямик, без всяких предисловий.
— Что? — он побледнел так сильно, что было похоже, что он вот-вот упадет в обморок. — Конечно, нет, ваша светлость! Как вы могли такое подумать?
Но я не стал ему ничего пояснять, а задал следующий вопрос:
— А убийство мисс Дженкинс ваших рук дело?
Он затрясся еще сильней, и на сей раз в его взгляде, помимо удивления и страха, мелькнуло что-то еще.
— Нет! Зачем бы мне было это делать?
— Возможно, затем, что мисс Дженкинс была вашей любовницей и слишком многое знала о вас? Например, она знала, что вы шантажировали леди Паулу и леди Кэтрин и могла рассказать это своей хозяйке. Вы испугались, что она выдаст вас и вы окажетесь в тюрьме, и предпочли заткнуть ей рот. А может быть, она знала и что-то еще? Уж не вы ли, случайно, украли табакерку лорда Кросби?
Теперь его бросило в краску. Кажется, и это предположение оказалось правильным.
Он замотал головой, но ответить что-либо не смог.
— Послушайте, Рамзи, если табакерку украли именно вы, и мы найдем ее среди ваших вещей, то…
Судя по всему, она действительно была в его комнате, потому что это сразу развязало ему язык.