Пол встревожился, услышав слова Юэ. Он не мог поверить, что Орден сестер станет удерживать у себя его мать. Много лет? Что, если она вообще никогда не вернется?
– Чем Орден их удерживает?
– Об этом нельзя говорить, – ответил Юэ. – Да и понять это мы все равно не сможем.
Смущенный столь явной демонстрацией эмоций, доктор занялся осмотром и лечением травм Пола. Юноша задумался: интересно, что его мать делает сейчас, далеко отсюда на Уаллахе IX, и что требует от нее Орден?
Орден сестер походил на осьминога, щупальца которого раскинулись по всей Империи. Да еще вся эта секретность и таинственность! Джессика научила сына лишь малой части того, что знала и умела сама: тактике единоборств и дыхательным упражнениям, аналитическим техникам и началам применения Голоса для того, чтобы вызывать у людей нужные реакции. Она говорила, что ей запрещено делиться этими знаниями, но она сделала выбор.
Может, она сейчас принимает наказание? Ее для этого вызвали в Школу Матерей? Преподобные Матери узнали, что она обучает их техникам своего сына? Или дело в герцоге Лето?
Пол был очень близок к матери, он знал о ее сложном отношении к ордену Бинэ Гессерит: эдакой смеси любви и ненависти, восхищения и презрения, послушания и мятежа. Вдруг они никогда не отпустят ее на Каладан? Тогда у него и правда много общего с доктором Юэ.
Орден Бинэ Гессерит специализировался на изучении человечества и путей его улучшения. Интересно, они сами помнят о гуманности, когда требуют ее от других?
Когда доктор Юэ наложил мазь вокруг глаз и повязки на другие травмы, Пол сказал:
– Я чувствую, что отсутствие моей матери подтачивает нашу семью, ослабляет Дом Атрейдесов. Я… мне очень жаль, что и вам грустно.
Тревога, словно темная волна, прокатилась по лицу Юэ, но он быстро взял себя в руки.
– Благодарю вас, молодой мастер. Надо надеяться, что они в добрых руках – моя жена и ваша мать.
Он поклонился, собрал материалы и инструменты и поспешно вышел, словно сомневался, что сможет закончить этот неприятный разговор.
Пол проводил его взглядом и долго стоял, обозревая в пустой коридор. Герцог Лето не вернулся, леди Джессика тоже. В прошлом доктор Юэ работал сноровисто и эффективно, но теперь он вел себя отчужденно. Несмотря на то что он и врач Сукк находились в очень хороших отношениях, Пол не считал его настоящим другом, как, например, Дункана, Гарни и даже чопорного Сафира Хавата.
Пол услышал со двора крик сокольничего, и в тот же миг в открытое окно, хлопая крыльями, влетел краснохвостый ястреб. Хищная птица приземлилась на стол и аккуратно сложила крылья, не коснувшись петиций и документов, лежавших рядом.
Птица искоса посматривала на Пола, а дрессировщик продолжал звать ее со двора. Пол, затаив дыхание, восхищенно смотрел на благородного гостя. Скосив золотистые глаза на Пола, ястреб медленно поворачивал голову из стороны в сторону.
Наконец Пол вздохнул.
– Ну ладно, ладно. Мне надо работать.
Ястреб взмахнул крыльями, взлетел со стола, сделал круг под потолком кабинета и вылетел в окно.
Слишком часто люди преследуют противоположные цели. Так не должно быть. Люди должны сплачиваться, а не разобщаться.
Запертая в темный карцер, Джессика думала о своей резной скульптуре – матери, отце и ребенке, – разломанной мстительной Рутин. Любой женщине, имеющей детей, должно быть понятно ее желание во что бы то ни стало отправить весточку сыну.
Но Джессика взбунтовалась, не подчинилась приказам Ордена сестер и дала им причины посадить ее в холодный карцер с сырыми каменными стенами. Ее держали в пристройке к огромному древнему главному зданию, с которым она сообщалась запертой железной дверью, и это был единственный вход в камеру. Узкое окно располагалось под самым потолком и едва пропускало в карцер тусклый свет. Джессике не хватало роста, чтобы выглянуть наружу. В сыром воздухе висел запах плесени. Жалкое место, и его выбрали умышленно.
Вероятно, Верховная Мать Харишка собирается долго держать ее здесь. Джессика еще не пользовалась парашей в углу, но от нее уже отвратительно воняло. В карцере не было ни водопровода, ни таза, стояла только миска, в которую налили немного воды, и сложенное засаленное полотенце лежало рядом. Все задумано так, чтобы унизить Джессику.
Ей решили напомнить, что она – сестра Бинэ Гессерит. Сидя здесь в одиночестве и сосредоточении, она осознала, что главной причиной наказания явилось не то, что она пыталась отправить письмо сыну, а то, что она вообще испытывала к нему чувства. Джессика страшно скучала по Полу, она хотела прикоснуться к нему, но сестры решили выжечь это стремление – как им удалось сделать это с Ксорой, которую разлучили с ребенком, но при этом ждали, что она и дальше как ни в чем ни бывало станет выполнять приказы Бинэ Гессерит.
Может, изоляция призвана привести Джессику к бездумной покорности, но это был глупейший способ внушения верности ордену. Она бы предпочла сейчас общество Лезии – по крайней мере, старая ведьма не скрывала враждебности.
Джессика вгляделась в темную тень и заметила, что ее дыхание инеем осаживается на стене, но ей приходилось переживать вещи и похуже. Инстинкты требовали вырваться отсюда, кричать, требовать справедливости, объясниться, просить милости, но она твердо помнила уроки Ордена сестер. Джессика успокоила бьющееся сердце и перенастроила обмен веществ так, чтобы не чувствовать неудобств камеры. Благословенные техники Бинэ Гессерит. Какая ирония судьбы – она прибегает к навыкам, которым обучилась в Школе Матерей, чтобы легче перенести наказание.
Возможно, они и хотели, чтобы она это поняла. В конечном счете все сестры возвращаются к истокам, вспоминают то, чему их учили и к чему готовили.
Камера оказалась достаточно просторной для того, чтобы расхаживать из угла в угол. Это не бог весть какой комфорт, но пустота обширного помещения только усиливала ощущение, что идти здесь некуда. Джессика села на жесткую деревянную скамью, дрожа от холода, но снова заставила себя ощутить тепло, немного подняв температуру тела.
Сколько же страдалиц побывали здесь за прошедшие столетия, и много ли из них здесь умерли? Они хотят, чтобы она задумалась и об этом? Полагают, что ее охватит тревога, что она впадет в панику и станет податливой, как воск? Или они сочтут это еще одной слабостью, очередной неудачей?
Вопросы повторялись, замыкая порочный круг.
Когда бронированная дверь захлопнулась, Верховная Мать крикнула из-за нее:
– Ты воспротивилась нам не только тем, что пыталась отправить письмо сыну. Само его появление – уже неповиновение с твоей стороны. Твое решение родить мальчика запустило каскад бедствий – просто Лезия может видеть то, чего не видим мы. – Она прищелкнула языком. – Вероятно, это и свело ее с ума!
Это последние человеческие слова, которые узница слышала больше чем за сутки. Шли однообразные, неразличимые и бесконечные часы. В крайнем случае Джессика могла перейти в состояние транса, в котором обмен веществ снижался почти до нуля, и тогда время для нее потекло бы быстрее. Она способна на такой анабиоз.
Школа Матерей желает, чтобы она стала в их планах бездумной и покорной. Может, Лезия станет для нее «спасением». Выпустят ли ее сестры, если старуха снова начнет драться и требовать, чтобы к ней привели Джессику? «Приведите ко мне Джессику, Джессику с Каладана!»
Ну, положим, теперь она не Джессика с Каладана. Теперь она до мозга костей сестра Бинэ Гессерит, но ей не нравилось, что она больше не верит Ордену сестер, а он никогда не пойдет на компромисс. Бинэ Гессерит воображал, что обладает высшим знанием, беспрецедентными взглядами на историю и род человеческий. Но они забыли о малой, но жизненно важной черте человека – о любви.
Джессика сделала глубокий вдох и прислушалась к сердцебиению. Может, следовало подождать, когда Харишка решит, что выгода от нее исчерпана, и отпустит ее домой, к Полу и герцогу.
Или Орден мог дать ей новое назначение, чтобы просто доказать, что они распоряжаются женщинами, как шахматными фигурами, – и она все равно никогда бы не увидела семью. Все те годы, что Джессика провела с Лето и любила его, она не отвергала Орден сестер, как этого хотел герцог. Видя отчаяние и горе Лето после гибели его сына Виктора, Джессика решила родить ему другого наследника, она выбрала пол ребенка, и этому, как ни парадоксально, ее научил орден. Если бы ей выпал шанс сделать то же самое, она снова, не колеблясь, родила бы мальчика.
Она снова задрожала, несмотря на все усилия не обращать внимания на холод. Бледные тени немного рассеивались тусклым светом, пробивавшимся через высокое окно. Она испытывала растерянность, подавленность и все те эмоции, которые Орден сестер требовал держать на замке.
Когда Сестры ночью ворвались в ее комнату, Харишка сильно разгневалась, и Джессика усмотрела в этом иронию. Очевидно, гнев позволителен Ордену, а любовь запрещена? Но что может быть важнее любви для сохранения будущего человечества?
У Джессики в ушах до сих пор стоял крик Верховной Матери и лязг запираемой двери. Она остро чувствовала свое одиночество, ее оторвали от семьи, и все, что осталось у нее от Лето и Пола, – это воспоминания.
Стоя внутри палаты, где лежала Лезия, Верховная Мать Харишка сверлила взглядом иссохшую костлявую старуху, каким-то образом ухитрившуюся сесть. Женщины смотрели друг на друга, и ни одна не отводила взгляд.
Харишка игнорировала отвратительный смрад, сосредоточившись на этом поединке с противником, подругой… загадкой.
– Мы доставили тебе Джессику, как ты сказала. Мы разлучили ее с сыном, а теперь я требую от тебя сотрудничества. Объяснись! Что ты знаешь? Что должен знать Орден сестер? Что ты видела, и как мы можем это исправить?
Древняя старуха невнятно прохрипела ответ. Она не выдержала взгляда Верховной матери, глаза ее закатились, и теперь виднелись только их белки. С губ срывался хриплый шепот.