Шаддам испустил долгий глубокий вздох.
– Герцог Лето явился сюда, и мы оказали ему милость и уделили внимание. Он откровенно искал возможности укрепить позиции своего Дома. Как он мог предъявлять такие требования, если отказался принять предложение и сделать то, о чем его просили? – задал Император явно риторический вопрос. – Он же не мог не знать, что за возвышение придется заплатить. Зачем он попусту потратил мое время?
Фенринг заметил, что отороченный золотом плащ Императора выглядел не так безупречно, как всегда.
Мохайем, стоя неподалеку, анализировала каждое произнесенное слово. Она являлась не только Вещающей Истину, но и советником, способным нашептать Шаддаму на ухо хитрую интригу или раскрыть хитросплетения чужих замыслов. Фенринг не любил становиться объектом ее пристального внимания, а кроме того, он знал, что все увиденное она тотчас передаст в капитул ордена Бинэ Гессерит.
– Ах-х-х, он даром отнял время и у меня, сир, – сказал Фенринг, ломая пальцы. – Я потратил массу сил, использовал все свое влияние, чтобы сделать из него нашего протеже. Я рассчитывал, что он проявит большую, э-э, гибкость… и податливость. – Его близко посаженные глаза заблестели, он оживился. – Но усилия все же не пропали даром. Лето Атрейдес удивительный и противоречивый человек с очень неудобной совестью. Он на самом деле хочет возвысить свой Дом, но желает сделать это на своих условиях.
Глаза Шаддама холодно блеснули.
– На его условиях? Не могу же я, на самом деле, позволить каждому аристократу ставить собственные условия! Лето может подать остальным дурной пример, и они начнут задавать слишком много неуместных вопросов. Так я скоро перестану быть Императором.
– Вы правы, сир.
– С другой стороны, при всей его способности портить мне настроение, строгие понятия Лето о чести делают его предсказуемым и надежным. Он спас мне жизнь на Оторио, как, между прочим, и твою, и я глубоко ему за это благодарен. Но его добровольная моральная смирительная рубашка делает его слишком независимым в глазах других. Он что, не понимает, что это я устанавливаю правила?
– Уверен, что понимает.
– Вот интересно, – проговорил Шаддам и побарабанил пальцами по подлокотнику хрустального трона, – когда аристократы платят мне дополнительный налог на специю, это ведь не только пополнение императорской казны, но и проявление вассальной верности, не так ли? Они все это понимают. Это не предмет для сделок и переговоров. Именно поэтому я намерен вскоре устроить торжественную публичную демонстрацию, чтобы показать всем, как народ и в особенности мои аристократы вносят свой вклад в улучшение Империи. Может, там должен присутствовать и Лето…
Фенринг нахмурился. Он сомневался, что тяжкое бремя дополнительного налога являлось лучшим способом компенсировать ущерб от взрыва на Оторио; эта мера только раздражала Ландсраад. После возвращения графа с Арракиса Император поделился с ним легкомысленным планом устроить процессию и выставить на всеобщее обозрение доходы Империи от всех налогов. Императора очаровала эта идея, но Фенринг счел ее скорее провокацией, нежели торжеством, однако переубедить Шаддама не смог. Фенрингу следовало бы лучше разбираться в характере своего старого друга и понимать, когда и как можно на него надавить.
Сейчас он надеялся, что сможет направить в иное русло мысли Шаддама относительно герцога Атрейдеса.
– Хм-х-х-ах, тем не менее многие вещи могут стать предметом и сделок, и переговоров, сир. Иногда легче получить нужное, чем-то удовлетворив другую сторону. Наша с вами многолетняя дружба есть результат таких малозаметных переговоров и взаимных уступок. – Он прошелся перед троном, рассуждая вслух. – Я пока не хочу сбрасывать со счетов герцога Каладана. Возможно, мне как-то удастся его использовать. Он не проявляет интереса к специи, но что-то же его волнует? Может, я найду способ сделать его нашим должником, но сохранить у него иллюзию, что он действует на своих условиях.
Он поступил правильно, напомнив Императору об их дружбе. За это Фенринга вознаградили мимолетной улыбкой, а выражение лица Шаддама смягчилось.
– Помимо всего, что ты для меня делаешь, ты еще и мой придворный философ? Философствуй и улаживай дела, как тебе заблагорассудится, Хасимир, но помни, что иногда все же приходится пускать в ход нож.
Фенринг поклонился, лучезарно улыбнувшись.
– Я бы мог пустить его в ход и убить герцога, но сначала хотел бы собрать больше информации, а это, хм-х-х, может потребовать визита в его владения – мне надо увидеть Лето в его стихии. – Он посмотрел в глаза Императора. – Это лучший способ понять, что ему нужно.
– Да, присмотрись к нему внимательно. Временами Лето становится загадкой, а я не могу доверять человеку, которого не понимаю. – Шаддам кивнул, очевидно, заинтригованный идей Фенринга. – Я не уверен, что мой кузен действительно такой уж поборник чистоты и приверженец безупречной чести. Мне это кажется надменностью. Он просто любит казаться чище остальных. – Шаддам провел ладонью по гладко причесанным рыжеватым волосам. – Я начинаю подозревать, что это показное. Что, если на самом деле он сочувствует Союзу Благородных?
После террористической атаки Якссона Ару на Оторио Император каждый протест или возражение считал признаком мятежа, хотя в течение всей истории Ландсраада аристократы всегда оставались чем-то недовольны и во все время его правления неодобрительно относились к поступкам и решениям Шаддама. Лично Фенринг не видел никаких доказательств преступной деятельности виконта Тулла с Элегии или лорда Раджива Лондина (несмотря на то, что последний открыто критиковал трон) и даже недавно убитого герцога Фаусто Вердена.
Нет, определенно, это не относится к Лето Атрейдесу.
– Хм-м-м, я считаю, что герцог Каладана глубже и сложнее, чем думают люди. Честь Атрейдеса – это не простая аффектация, во всяком случае, не для Лето и его предшественников.
Император недоверчиво фыркнул.
– Если он так мудр и глубок, почему у него только одна планета? Зачем он отказался от достояния Дома Колона, хотя это действие не принесло ему никакой выгоды? Никто не просил его об этом. И почему он отверг брачное предложение Дома Лондинов? Он что, на самом деле наивный глупец или просто целится выше? – Он снова постучал пальцами по подлокотнику хрустального трона. – Да, Хасимир, я хочу, чтобы ты выяснил, что происходит на Каладане. Продолжай наблюдать за Лето Атрейдесом, узнавай, что сможешь, – возвысь его и сделай союзником, или нам придется действовать иначе. Я не хочу сомневаться в людях, которые меня окружают.
Фенринг тоже имел немало вопросов, хотя и смягченных убеждением, что в своих собственных глазах Лето Атрейдес выглядит героической личностью, строящей наследие своими руками. Герцог просто нуждался в руководстве, его следовало верно сориентировать в имперской политике и научить обходить ограничения, наложенные на него совестью.
– Очень хорошо, я отправлюсь на Каладан, сир. Я пообщаюсь с Лето на его родной планете, выясню его интересы и слабые стороны, постараюсь укрепить узы, способные связать меня с ним. На самом деле я уже подумываю о вложении денег в его торговлю лунной рыбой. На Каладане я попробую перевернуть несколько камней и посмотрю, что из-под них выползет.
Он станет следовать инстинктам, они его никогда не подводили.
Подавшись вперед на троне, Император сказал:
– Твой взгляд остер как бритва, Хасимир. – Он привстал. – Что ты чувствуешь во мне?
Фенринг энергично качнулся назад на каблуках.
– Вы опасный человек, сир, как и я. Но мы близкие союзники, у нас общие интересы, и кроме того, мы друзья. – Он, однако, не желал, чтобы Шаддам отвлекся. – Если мы сможем ввести Атрейдеса в наш круг и заставить его разделить наши цели, это позволит восстановить баланс сил в Империи и укрепить наши позиции.
Император презрительно усмехнулся.
– Герцог Лето Атрейдес? Правитель планеты, которая почти целиком состоит из океанов? Ты слишком низко метишь, друг мой.
– Лето хорошо приняли в Ландсрааде; аристократы знают, что он человек слова. Я слышал, как он говорил о традициях Империи и о силе прежних императоров из Дома Коррино. Он не из тех, кто участвует в заговорах и мятежах, несмотря на его независимую натуру.
Мохайем внезапно удивила их обоих, неожиданно заговорив:
– Он спас жизнь и мне. Рядом с ним много лет оставалась его леди, сестра ордена Бинэ Гессерит, но недавно мы отозвали ее на Уаллах IX, так как она получила другое задание. – Она поджала морщинистые губы. – Лето отказался от предложенной ему новой наложницы, поэтому в настоящее время у нас нет ока на Каладане. Придется Ордену сестер постараться лучше.
Шаддам усмехнулся.
– Мне кажется, он не барон Молаи, который готов прыгнуть на любую новенькую наложницу, которую вы ему подсунете.
Вещающая Истину приняла оскорбленный вид.
– У нас, Бинэ Гессерит, есть навыки и опыт в отборе подходящих спутниц для аристократов. Мы могли бы предоставить герцогу новую партнершу, полностью соответствующую его потребностям и вкусам, но он отверг саму идею. Мы, однако, попытаемся еще раз.
Фенринг слушал Преподобную Мать с большим интересом, хотя хорошо знал, что произошло с Лето и его леди Джессикой.
– Возможно, хм-м-м, в первый раз вы сделали слишком удачный выбор.
Всякий, кто переходит мне дорогу, рискует быть убитым. Вызовите мое неудовольствие, и шансы, что вы этого не переживете, будут велики.
Получив трудное задание дяди Глоссу, Раббан отбыл с Гайеди Прим в свое именное владение на Ланкивейле. На родину, которую он ненавидел и презирал. В поездке его сопровождал Питер де Врие.
Раббан стоял на обледенелой террасе своей дачи в устье одного из самых глубоких и холодных фьордов. Он расстегнул на груди толстое меховое пальто, и холодный воздух сильно его взбодрил. Раббану нравилось повсюду подвергать испытаниям свою физическую выносливость – и здесь, у арктических фьордов, и в знойной пустыне Арракиса. Это тренировка выживаемости, а Раббан умел выживать.