— Миссис Джонс, я сознаю, что все это может оказаться для вас потрясением, особенно если учесть объем состояния, о котором идет речь. Но, в сущности говоря, никаких причин для тревоги нет. Мы действуем как единоличные душеприказчики мистера Мак-Дурбрински. Как вам, должно быть, известно, мистер Мак-Дурбрински был джентльменом до крайности замкнутым, если не сказать скрытным, и лишь немногие знали об истинном размахе его деловой деятельности, каковая охватывала далеко не одно только швейное производство с его основными продуктами, а именно дамским бельем и спальными принадлежностями.
— Мистер Саттон, я действительно думаю, что мне следует сказать вам — я не понимаю, о чем вы говорите, и не понимаю, какое отношение это имеет ко мне.
— О, но мы уже скорым шагом приближаемся к этому. Не знаю, осведомлены вы об этом или нет, однако мистер Мак-Дурбрински был также финансистом, основателем нескольких хорошо известных ныне американских компаний, в которые он вложил немалые средства, — главным образом тех, что подвизаются в электронике, британском банковском деле и компьютерной индустрии. Что и объясняет причину, по которой относительно небольшое швейное предприятие, куда меньшее, скажем, чем “Братья Митчелл”, позволило мистеру Мак-Дурбрински стать столь состоятельным человеком. Уже многие, как вы знаете, годы страдая от почечной недостаточности, мистер Мак-Дурбрински незадолго до смерти распродал почти все свои долевые паи. По счастью, это случилось в то время, когда цены на них сложились особенно высокие. Так что, к полной, возможно, для вас неожиданности, состояние мистера Мак-Дурбрински, с той точностью, с какой его пока удается определить, может исчисляться суммой, весьма значительно превышающей двадцать восемь миллионов долларов или около того — по нынешним оценкам. А мы, смею сказать, подсчетов еще не закончили. Да. Я вижу, вы сильно удивлены. Мы тоже.
— Могу ли я все-таки попросить, мистер Саттон, чтобы вы объяснили мне, о чем вы говорите. Пожалуйста. Мне, разумеется, лестно, что выбор ваш пал на меня, однако надеюсь, все ваши речи не являются прикрытием некоторой разновидности торговли белыми рабами. И мне не следует готовить себя к необходимости с криком бежать к лифту.
— Ха-ха, что ж, вот теперь я могу поверить, что вы и мистер Мак-Дурбрински были друзьями и что вы должны немало знать о его делах.
— Друзьями мы с мистером Мак-Дурбрински никогда не были. И о делах его мне решительно ничего не известно.
— Понятно. Ага. Хорошо. Конечно, он был господином более чем осторожным. И полагаю, при размерах его состояния, мог производить впечатление человека, если позволите так выразиться, прижимистого и чрезмерно консервативного. Как вам известно, найдутся люди, которые могли бы поддаться искушению охарактеризовать мистера Мак-Дурбрински в выражениях куда более сильных, назвав его, скажем, скупердяем, однако не будем плохо отзываться о мертвых. Но, как вы, безусловно, знаете, многие очень не любили его и, как вы опять-таки знаете, несколько лет назад это привело мистера Мак-Дурбрински к продолжительной и ожесточенной тяжбе с родственниками, по счастью благополучно завершившейся, хотя в ходе ее были высказаны обычного свойства угрозы и притязания, разумеется абсолютно безосновательные, что, полагаю, и объяснит вам, почему мистер Мак-Дурбрински оставил завещание столь оригинальное и, льщу себя надеждой, способное принести вам, миссис Джонс, столь значительную выгоду. По сути, тут присутствует сходство с делом, которое рассматривалось, сколько я помню, не так уж и давно. И подобные которому могут, без нашего о них ведома, втайне проворачиваться по всей Америке.
— Боюсь, что мне снова придется прервать вас, мистер Саттон. Мне ничего не известно о делах, давних или нынешних, на которые вы намекаете. Я со всем вниманием слушаю вас, стараясь уловить хотя бы намек на смысл всего вами сказанного, но на деле так и не получила ни малейшего представления о том, какое, боже ты мой, отношение имеет ко мне мистер Мак-Дурбрински.
— О, но ведь вы же были знакомы с мистером Мак-Дурбрински.
— К сожалению, нет, если, конечно, душа моя не переселялась удивительным образом в кого-то другого. Я ни разу в жизни не слышала об этом человеке и не встречалась с ним.
— Понимаю.
— И честно говоря, я вообще представления не имею, зачем я здесь нахожусь и о чем идет разговор. Насколько мне известно, неоплаченных счетов за дамское белье у меня нет. На самом деле я сижу перед вами и гадаю, что же я такого натворила и почему меня вознамерились преследовать по суду. И во сколько мне обойдется тяжба или ее улаживание. Хотя, во сколько бы она ни обошлась, у меня таких денег все равно не найдется.
— Понимаю. Ну-с, простите мне мой смешок, от судебного преследования вы более чем далеки. Как и от понесения издержек, если, конечно, не считать наших гонораров — гонораров душеприказчиков, каковые суммы будут просто вычтены из состояния в целом.
— Мистер Саттон, я уверена, произошла какая-то путаница с установлением личности и все, сказанное вами, следовало сказать кому-то другому. И, извините, мне действительно пора идти.
— Прошу вас, миссис Джонс, простите, если я настою на том, чтобы вы задержались еще ненадолго. Разумеется, вы более чем вольны уйти, но я бы вам этого не советовал. Нам очень не терпится прояснить это дело, и думаю, вы поймете, по какой именно причине, когда услышите все, что я хочу вам сказать. Впрочем, я уже понял, что обязан дать подробные объяснения. Из коих вы, не сомневаюсь, поймете, почему предполагалось, будто вы знали мистера Мак-Дурбрински.
— Да не знала же я его. И никого с похожей фамилией не знала.
— Ну-с, мистер Мак-Дурбрински был по происхождению русским евреем, а “Мак” прибавил к своей фамилии Дурбрински, поскольку желал ощущать себя в большей мере причастным к проводимому в День святого Патрика параду, за каковым он неизменно наблюдал из окон своей квартиры на Пятой авеню. Это, разумеется, шутка. Уверен, у него имелись иные причины. Простите, миссис Джонс, я вижу, она вас не позабавила.
— Нет. В самом деле, нисколько. Не потому, что она ничуть не смешна, просто я, если говорить прямо, до смерти перепугана, поскольку не могу понять, что здесь происходит.
— Прошу меня извинить. Видите ли, хоть нам и не удалось найти ничего такого, что указывало бы на какие-либо отношения между вами и мистером Мак-Дурбрински, мы все же были совершенно уверены в существовании между вами некой личностной связи. И я прошу у вас прощения за наши предположения и за внушенную ими тревогу, которая, как я теперь ясно вижу, вас снедает.
— Да. Снедает.
— Что ж, тогда перейдем прямо к делу, к конечной его, как принято выражаться, сути. За вычетом издержек, связанных с похоронами, а также некоторыми относительно мелкими долгами и расходами, вы, если исключить из рассмотрения его экономку миссис Келли, являетесь, согласно последнему волеизъявлению мистера Мак-Дурбрински, единственной его наследницей, получающей все и вся, чем он владел ко времени своей кончины, то есть всю реальную материальную и интеллектуальную собственность, какую нам удалось на сегодняшний день выявить. Видите ли, на самом деле мы должны были обратиться к вам раньше, непосредственно после смерти мистера Мак-Дурбрински, однако нам пришлось разбираться с кое-какими досадными притязаниями, плюс с еще одним именем в книге соболезнований, оказавшимся, как выяснило проведенное нами расследование, фиктивным.
— Боже мой, я в это не верю.
— Да, миссис Джонс, но, если позволите, я продолжу. Просто ради того, чтобы привлечь ваше внимание к предметам, о коих вам, возможно, захочется узнать сразу, а также к тем, что связаны с некоторыми предыдущими моими замечаниями. Унаследованное вами имущество включает в себя квартиру из одиннадцати комнат, полностью обставленную и расположенную на Пятой авеню. Кстати сказать, неподалеку от музея “Метрополитен”. Хотя, возможно, и ближе к галерее Фрика, что, если я вправе это предположит^, вы можете счесть наибольшим ее достоинством. Квартира состоит, это уже в скобках, из большой гостиной и библиотеки, обладающей некими отличительными особенностями деликатного отчасти свойства, коими мы не станем сейчас вас обременять, затем — домашнего офиса мистера Мак-Дурбрински, череды главных спален, окна которых смотрят на парк с пятого этажа, и его собрания произведений искусства. Добавлением к этим одиннадцати комнатам служат отдельные помещения для прислуги, а именно три спальни и две ванных комнаты. В настоящее время там проживает миссис Келли, ирландка, много лет прослужившая у мистера Мак-Дурбрински экономкой и исполняющая ныне обязанности сторожихи. Она получает по завещанию сто семьдесят пять тысяч долларов. Продолжит ли у вас служить миссис Келли — вам решать, однако, если ей по какой бы то ни было причине будет отказано от места или если она пожелает уйти сама, ей причитается еще сто семьдесят пять тысяч. Имеется также “роллс-ройс”, стоящий в расположенном прямо через улицу подземном гараже. Опять-таки вы в совершенном праве решить, будете ли вы и в дальнейшем пользоваться услугами Стива, исполнявшего при мистере Мак-Дурбрински обязанности водителя и являющегося также владельцем самого этого гаража. Еще имеется находящаяся в округе Патнам, штат Нью-Йорк, небольшая рыбацкая хижина, к которой прилагается триста девяносто акров преимущественно покрытой лесом земли, вмещающей также личное озеро площадью в семьдесят восемь акров, где мистер Мак-Дурбрински удил рыбу. В ваше распоряжение поступают и одиннадцать склепов в мавзолее мистера Мак-Дурбрински на Вудлонском кладбище — двенадцатый уже занят им самим. Мавзолей считается не лишенным определенных архитектурных достоинств и одним из самых изысканных зданий, возведенных на этом кладбище за последние годы.
— Если сказанное вами — до крайности причудливая шутка, она нисколько не удалась. А если не шутка, значит, вы обратились не к тому человеку. Я, право же, полагаю, что все это слишком далеко зашло.