В их первую встречу она подумала, что её муж приятнее на вид, чем она ожидала от мужчины почти вдвое старше её, но при этом его черты грубы и угловаты, как скалы Гламиса. Словно он вырос прямо из камня. Теперь Россиль снова вспоминает эту мысль. С тем же успехом между ней и дверью мог бы стоять каменный столп.
– Из раны Флинса не пошла кровь, – говорит он. – Из тех, кого привели к нему, он никого не узнал.
Россиль сглатывает.
– Это трудно, – замечает она, – ведь они были в масках. И всё случилось так быстро.
– Конечно. – Долгое время Макбет молчит, изучая её взглядом. Он не боится смотреть ей прямо в глаза, сквозь вуаль. Затем он неожиданно заявляет: – Твой подарок смотрелся бы лучше, будь цепочка покороче.
Рука Россиль рывком взлетает к горлу, к ожерелью. Не оставляя ей времени для возражений, Макбет подходит к ней сзади, откидывает в сторону волосы, раскрывает ожерелье и затем снова зажимает застёжку. Теперь украшение прилегает к её шее настолько туго, что трётся о кожу при каждом движении, даже при кратком вдохе. Теперь она не сможет забыть, что носит его.
– Благодарю, – хрипло говорит она, когда Макбет отступает на шаг. – Я счастлива иметь супруга, который оказывает мне такие почести.
– Да, я воздаю честь тебе – и древним обычаям Гламиса.
Древние. Россиль думает о трёх Прачках. Ей приходит на ум, что Макбет, возможно, даже вынужден чтить старые традиции и так же, как Прачки прикованы цепью в подземельях его замка, он сам связан с ними. Возможно, если он не будет соблюдать древние обычаи этой земли, сила ведьм ослабнет. Они больше не смогут защищать его или произносить для него пророчества.
Эта мысль придаёт ей смелости.
– Ты исполнил первое из трёх моих желаний, и так быстро.
Комната внезапно погружается в тишину. И затем, повергая Россиль в ужас, Макбет садится на кровать рядом с ней.
Сердце Россиль замирает от страха. Но муж лишь опускает руку на край её платья, как бы аккуратно пригвождая её к месту, и задумчиво смотрит куда‑то мимо неё.
– Леди Росцилла, – начинает он, – тебе известно, что значит быть праведным человеком?
Вот что значит Макбет. Праведник. Это не родовое имя, как она думала в начале. Это не имя его отца, переданное ему по праву рождению и крови. Это наименование он заслужил собственными поступками.
В Бретони праведность – синоним благочестия. Должно подчиняться указаниям папы, приглашать на военные советы священнослужителя. Лорд Варвек не праведник и никогда не старался им притвориться. Он предпочитает быть горностаем, а не львом. Слухи о его коварной натуре доставляют ему удовольствие.
Макбет не праведник. Его советчицы – ведьмы. Он женат на чужестранке, отмеченной печатью колдовства. Но, возможно, в Гламисе праведность означает нечто иное.
– Я всего лишь женщина, – напоминает Россиль. – Этот вопрос мне не по уму.
Макбет не выражает согласия, но и не оспаривает её слова.
– В Альбе, – говорит он, – быть праведником – значит соблюдать обеты перед своим кланом. Я тан Гламиса, глава клана Финдлайх. Мой долг – защищать свой народ и прикладывать все силы, чтобы укрепить его благополучие. Но что мне делать, если мой клан не чтит меня в ответ?
Россиль изумлённо моргает. Он просит у неё совета? Нет, этого не может быть. Он просто рассуждает вслух, а она – случайная свидетельница. По крайней мере, так она думает, пока Макбет не поворачивается к ней с серьёзным видом. В его глазах – вопрос.
– Ты должен найти тех, кто на самом деле искренне уважает тебя, – неуверенно говорит она. – И держать их при себе.
– Да, – соглашается Макбет, сгребая в горсть ткань её платья. – Тебя мне непременно нужно держать рядом – мою умную верную жену, которая хранит мои тайны и чтит свои клятвы.
Это звучит как похвала, но в ней скрыта угроза. Она, Россиль, сможет быть его женой, только оставаясь умной и преданной, продолжая хранить его тайны и всегда подчиняясь ему. А не будучи его женой, она отправится, как Хавис, гнить на дне океана.
Россиль кивает.
– Хорошо, – говорит Макбет. Поднявшись на ноги в полный рост, он почти касается макушкой потолка. – Попытки канцлера провести воззвание к крови пока не увенчались успехом, и память Флинса также его подводит. Я буду искать совета в другом месте. У меня нет выбора. Я должен знать, где проросли семена измены, чтобы вырвать её с корнем.
Россиль молчит, сидя в напряжённой позе на самом краешке кровати.
– Идём, – велит Макбет.
И она покорно встаёт.
Россиль с первого раза хорошо запомнила путь в подземелье. Даже в темноте она могла бы отыскать в переплетении узких коридоров верную дорогу. Ей достаточно прислушаться к нарастающему шуму океана, который с каждым шагом делается громче, словно от скребущихся снизу волн её отделяет только пол – тонкая плёнка между жизнью и смертью, землёй и подземным миром, в который верили римляне.
В Бретони есть легенда о затонувшем городе Ис, который однажды снова поднимется из волн. Тот, кто первым увидит шпиль его церкви или услышит колокола, станет королём. Париж поглотит вода, и вместо него воздвигнется Ис. Эта легенда осталась неподвластна самому папе римскому – даже христианской культуре не удалось её изгнать.
Из всех древних сказаний именно это Россиль слышала чаще всего, ведь в нём рассказывалось о главном желании мужчины: чтобы его враги были повержены, а он сам получил бы право устанавливать новый мировой порядок. Эта легенда любима как крестьянами, так и дворянами: она уравнивает всех. У любого зрячего мужчины есть шанс стать королём.
В коридоре Россиль ведёт рукой по стене, трогая камни. Так ли стар этот замок, как утверждает Флинс? Шелест волочащегося по полу платья немного отличается от ритма волн под полом. Макбет идёт вперёд, не оглядываясь. И при каждом движении ожерелье трётся о шею Россиль, оставляя красный раздражённый след на коже.
Макбет в последний раз поворачивает за угол и вставляет ключ в замок прогнившей деревянной двери. Но до того, как её муж повернёт ключ, Россиль рискует задать вопрос:
– Они всегда пророчествуют?
Макбет оборачивается к ней: он удивлён, но не сердит.
– Иногда пророчествуют. Иногда дают мне советы. Но я полагаю, что любой совет – своего рода пророчество. Предупреждение о том, что произойдёт, если предпринимать какие‑то действия – или наоборот.
Возможно, она зря считала мужа таким уж дикарём, а на деле он гораздо мудрее.
– Они говорили и с твоим отцом?
Лицо Макбета каменеет. Она зашла слишком далеко.
– Этого тебе знать не дано, леди Росцилла, – говорит он. – Эта власть дана лишь тану Гламиса.
И всё же он ответил на её вопрос. И отец его, и дед были танами Гламиса – это она узнала ещё в Наонете, до того как они поженились. Это редкость в Альбе, да и в Бретони тоже. Титулы непостоянны. Порой они ускользают из рук отца, не успев перейти по наследству к сыну. То, что принадлежит по праву рождения, всё равно предстоит удержать самому. Несколько поколений могут погибнуть в одной битве. Власть отнимают в тайной подковёрной борьбе, короны расплавляют в кузнечных горнах, замки сжигают дотла.
Нужна большая сила, чтобы удержать один и тот же титул на протяжении жизней трёх мужчин. Но вместе с силой возрастает и угроза. Ничто не крепнет со временем. Напротив, время разрушает.
Макбет открывает дверь, и порыв холодного солёного воздуха сносит назад юбки Россиль. Вуаль забивается ей в рот. Давясь кашлем, она ступает за порог в несовершенную, неверную тьму пещеры. Факел в центре пока горит, пламя отбрасывает на потолок странные тени, но они не складываются в узор, их невозможно проследить, зарисовать или увидеть в них нечто осмысленное. Они неясны. Разглядеть в них ничего другого она не может.
Ржавые цепи поют свою нестройную песню, похожую на колокольный звон. Бледные фигуры ведьм внезапно, как вспышки молний, возникают из темноты. В восковом жёлтом свете их болезненно-белая кожа тошнотворно, переливчато лоснится. Похожий серебристый налёт проступает на мясе, когда оно начинает гнить. На этот раз Россиль не крестится, хотя испытывает побуждение это сделать.
Макбет идёт по воде вброд. Истлевшая ткань в руках ведьм от постоянной сырости стала полупрозрачной, сквозь неё виднеются их костлявые пальцы. Раз за разом они с плеском погружают тряпьё в воду, поднимают, выжимают. Снова швыряют вниз. Они как будто не замечают Макбета, но, как только он доходит до факела, тут же поднимают на него молочно-белые невидящие глаза.
– Макбет, – говорит ведьма посередине. Обломки зубов у неё во рту до сих пор острые.
– Макбет.
– Макбет.
Он отвечает на приветствие каждой:
– Вештица. Вештица. Вештица. Пророчество исполнилось. Тан Кавдора мёртв. Теперь я занял его место.
– Значит, тан Кавдора жив, – заключает левая. В её хриплом голосе звучит нотка извращённого веселья, как будто она радуется собственной шутке. Россиль впервые видит в этих трёх существах хоть что‑то человеческое. Выражение их собственных устремлений, а не содействие воле её мужа.
– Да, – признаёт Макбет. Слово слетает с его губ вместе со струйкой пара. – Но в Гламисе поселилась измена. Кто‑то из моего клана злоумышляет против меня.
Свет факела мерцает в глазах ведьм, словно серебристые рыбы снуют в мутной воде, лишь изредка выдавая себя яркими вспышками чешуи.
– Ищи изменников, – бормочет одна.
– Я ищу, – подтверждает Макбет. – Но пока мне не удалось их найти. Какой совет вы мне дадите?
Ведьмы неразборчиво переговариваются между собой. Россиль никак не может понять, знают ли они вообще, что она здесь? Они не показывают, что знают. Неужели её присутствие неощутимо и даже здешний затхлый воздух не колеблется от её дыхания?
– Совета нет, – наконец говорит ведьма в середине. – Есть новое пророчество. Хочешь услышать его?
Лицо Макбета покрыто плёнкой влаги, на бороде она превращается в изморозь.
– Всегда.
– Слава Макбету, – говорит ведьма слева. – Тану Гламиса.