– Я странная. Неправильная.
– Нет, – возражает он. – Тебя принудили соответствовать форме, которая тебя ограничивает. И это тебе не на пользу.
Россиль не разбирает, где заканчивается колдовское принуждение и начинается он сам. Может быть, это её собственные слова просочились ему в рот. Одно мгновение она обдумывает эту виноватую, горестную мысль – но обнаруживает, что ей всё равно. Воздух в комнате напоен тяжёлой густой сладостью. Чем бы ни было это пламя, они горят в нём оба.
Лисандр вновь целует её горло, и Россиль непроизвольно откликается новым стоном. Ей стыдно так откровенно выражать свою потребность, поэтому она зарывается лицом в его плечо, заглушая звук его гладким кожаным коттом. От рта Лисандра у неё на шее наверняка останутся следы: гроздь синяков, фиолетовых с красными точками в местах, где кровь, не проливаясь, подступает близко к коже.
Россиль едва не начинает протестовать, поскольку это определённо выходит за рамки того, что позволит её муж даже в рамках выполнения его приказа. (Убей его.) Но прежде Лисандр расстёгивает её ожерелье. Стягивает украшение, и оно теряется среди простыней.
– Было так мерзко видеть его на тебе, – шепчет он.
Россиль отстраняется.
– Почему?
– Ведь это трофей из завоёванного Кавдора, да? Вопиющий символ гордыни твоего мужа – словно клеймо на тебе.
Она ощущает в себе достаточно смелости, чтобы взять его лицо в руки и наклонить к себе за подбородок.
– А что, если в нём не только чужая гордыня, но и моя защита? Оно словно мой щит.
Уголок его рта приподнимается в улыбке.
– Тогда я отдам тебе обратно твои доспехи, когда мы закончим.
Лисандр ложится на неё, вклинившись между её бёдер, заставляя её раздвинуть ноги. Он ещё раз целует её в губы, и её пальцы нащупывают завязки его котта, но ей не хватает времени распустить их до конца: почти сразу же Лисандр отклоняется от неё, касается губами впадинки над ключицей, следует ртом по линии лифа – нет, там нож, там нож, коротко паникует Россиль, но волны удовольствия смывают страх, – и наконец его голова ныряет меж её колен.
Он целует её бёдра, трогает её плоть, белую и мягкую от лёгкой жизни благородной дамы, и наконец достигает того места, где сама Россиль не осмеливалась касаться себя – во‑первых, потому что для женщины грешно самой, в отсутствие мужчины, доставлять себе удовольствие, и, во‑вторых, потому что она не хочет быть рабой собственной похоти, не хочет, чтобы желание делало её слабой. Она всегда считала, что нельзя доверять собственной телесной оболочке, что та предаст её расчётливый ум.
Теперь её не волнуют эти доводы. Она сжимает простыни в кулаках, пока Лисандр движется между её бёдрами, и от прикосновений его горячего сладкого рта внутри её что‑то поднимается волной, словно кровь пытается прорваться сквозь кожу. Она выгибается, спуская бёдра с кровати, и зажимает себе рот рукой, чтобы заглушить унизительный, чересчур человеческий звук. Никогда прежде она не чувствовала себя настолько ужасно и чудесно плотской.
Внезапно всё прекращается. Лисандр поднимает голову, выпрямляется и, наклонившись над ней, уже без малейшей нежности ощупью находит в её лифе нож.
Сердце Россиль замирает, но она не может выдавить ни слова. Когда Лисандр встречается с ней глазами, там уже нет ни следа томления и ласки. Взгляд у него острый, как зелёный осколок хрусталя.
– Постой… – задыхается она.
Она пытается оттолкнуть его, подняться с постели. Но его рука мгновенно хватает её за горло.
Он почти не прикладывает силу и не пытается ей навредить, по крайней мере, пока она не дёргается, следовательно, ей мучительно нечем дышать из-за паники, а не от боли. Невзирая на протестующие бессловесные мольбы Россиль, свободной рукой Лисандр извлекает из-под лифа её платья нож. С минуту он разглядывает находку, хмыкает, словно его что‑то позабавило, и отбрасывает нож в сторону. Лезвие звенит о камень далеко вне досягаемости Россиль.
– Воинство Макбета, должно быть, оскудело, если он посылает собственную жену вершить такие чёрные дела.
– Прошу, – выдыхает она. – Отпусти меня.
– И ты снова попытаешься меня околдовать?
– Я не собиралась… я не…
– Да, – обрывает её Лисандр. – Ты та, кем тебя называют, Россиль из Бретони. Ты ведьма.
Он использует бретонское, а не шотландское слово. В попытке высвободиться Россиль вцепляется в его запястье обеими руками, но её потуги бесплодны – он слишком силён. В уголках её глаз вскипают слёзы. Крепко зажмурившись, она выговаривает:
– Я всего лишь кинжал в руке моего мужа.
Пустые, плоские слова. Лисандр снова издаёт смешок.
– Возможно, кого‑то другого ты бы убедила. Того, кто тешит себя идеей, будто женщины не обладают никакой силой, кроме той, что им даруют мужчины. – Теперь свободной рукой он расправляет юбку Россиль на бёдрах – неуместным, почти рыцарственным жестом, как будто помогает ей вернуться к утраченной скромности. – Пусть не своими руками, но я знаю, что это ты погубила моего отца и его людей.
Россиль осознаёт, что разыгрывать невиновность бесполезно, поэтому пробует изобразить гнев, но вместо этого слышит в своём голосе капризные нотки:
– А откуда ты это знаешь? Канцлер самолично провёл воззвание к крови.
– Канцлер не обладает ни крупицей прозорливости. Лишь проводит пустые ритуалы.
– Большая дерзость с твоей стороны – так дурно отзываться о главном советнике твоего отца.
– Полагаю, ещё большая дерзость – убить моего отца в его собственной постели.
Россиль не находится с ответом и плотно сжимает губы.
Неожиданно Лисандр чуть ослабляет хватку на её горле – Россиль тут же отпихивает его руки и заставляет себя сесть. Глаза печёт. Она пытается высмотреть у принца за плечом блеск ножа на полу, но его нигде не видно. Гибкое, сильное тело Лисандра преграждает ей путь к двери.
– Не пытайся бежать, – предупреждает он.
– Я не собиралась.
События разворачиваются в обратном порядке: Лисандр завязывает шнурки колета, прежде распущенные Россиль. Выуживает из простыней ожерелье с рубином и протягивает ей. Цепь у него на ладони сворачивается кольцом, как холодная змея. Россиль выхватывает украшение, её щёки пылают.
– Спасибо, – злобно буркает она.
Лисандр кивает.
Внезапно Россиль охватывает новая волна унижения. В памяти прокручиваются последние несколько минут: она падает в его объятия, он прижимает её к кровати и страстно целует, пока хватает воздуха в лёгких, – она ведь поверила, что это её чары пробудили в нём похоть. Но он не был околдован, и все его страстные слова, так воспламенившие её, были ложью, искусным притворством. Больше всего его занимал нож в лифе её платья – и то, как отобрать у неё оружие.
– Значит, на самом деле ты ничего такого не чувствуешь? – невольно вырывается у неё. Вопрос тщеславной, легкомысленной девчонки.
– Мне стоит спросить тебя о том же? – Пристальный взгляд Лисандра встречается с её раздосадованным взглядом. – Ты изобразила желание в своих целях, чтобы обманом приставить мне к горлу нож?
От смущения она почти теряет дар речи.
– Ты сам назвал меня ведьмой, – огрызается она наконец. – У таких созданий нет человеческих чувств.
– Я в это не верю, – отрезает он без малейших колебаний, с поразительной уверенностью. Россиль смотрит на него с удивлением; её тело до сих пор полыхает остаточным жаром. Волосы Лисандра взлохмачены после их возни в постели, но по-прежнему блестят, словно океан под луной. Узкий нос, словно созданный резцом скульптора. Высокие скулы и тёмные тени бессонницы под глазами. На горле у него наливается краснотой синяк. Россиль испытывает странное, неприличное удовлетворение от мысли, что она тоже оставила на нём свою метку.
– Что ты собираешься делать? – спрашивает она наконец. – Перережешь мне горло прямо здесь, в своей постели?
Взгляд Лисандра на мгновение ускользает в сторону, и там, в углу комнаты, Россиль замечает отброшенный нож, блеск лезвия в приглушённом свете очага. Два шага – и Лисандр подберёт оружие. Ещё два шага, сильный замах ведущей руки – и плоть Россиль разойдётся под ударом ножа. Она не сможет остановить свою смерть. Колдовской взгляд её глаз на него не действует, её единственная защита – это непрочное золотое ожерелье. Теперь ещё более унизительно вспоминать, как она назвала эту дурацкую безделушку доспехами.
– Нет, – говорит он.
Но не сразу, несколько мгновений он медлит с ответом. Стоит ли винить его за это? Она пришла в его покои с ножом, она погубила его отца. Можно считать, что тот погиб от руки ведьмы, ведь именно под её внушением чужие мечи пронзили сердце короля Дункана. Невозможно выдумать большего надругательства над именем его отца.
Более того, она погрузила в хаос всю Альбу. Из-за неё Лисандр вынужден добиваться короны, которой даже не желает. При всём старании она не может выдумать причину, по которой он должен пощадить её.
Россиль вскидывает подбородок.
– Почему нет?
– Для меня нет пользы в твоей смерти, – отвечает Лисандр. – Если мне придётся договариваться с твоим мужем, вряд ли стоит начинать торги с предъявления трупа его жены. – Он делает паузу. – Но я понемногу склоняюсь к мысли, что напрасно надеюсь, будто мы успеем обменяться хотя бы парой слов, прежде чем Макбет схватится за меч.
Россиль вспоминает Макбета и его ужасающие габариты. Она уже привыкла к нему, ей он кажется менее ужасающим, но всякий раз, когда разум Россиль отделяется от тела и она смотрит на происходящее со стороны, Макбет снова предстаёт перед ней гороподобным, огромным каменным великаном, вскормленным и вспоенным самой землёй Гламиса. Лисандр силён и ловок, как водяной дух, но ему ни за что не сравниться в бою с её мужем, женихом Беллоны.
Она не должна печалиться об этом. Напротив, эта мысль должна её успокоить. Несколько мгновений назад она думала, что пальцы Лисандра задушат её до смерти. Внезапно её собственная рука взлетает к горлу, где горят синяки, оставленные его ртом. Страх оседает у неё в животе.