– Эта участь ждёт любого, кто усомнится в моей власти, – заключает он. – Подберите тело и бросьте в море. Пусть пойдёт на пир рыбам.
– Нужна казнь.
При звуке голоса мужа Россиль отрывается от рукоделия. Она вышивала узор из цветов дурмана на отрезе ткани, который в будущем украсит платье. Нелегко изобразить нитками крохотные трубчатые лепестки. Вдоль края ткани она вышивает лозы: они вьются и путаются, подобно змее. Этот бессмысленный труд занимает целые часы. Стоит Макбету войти в комнату, как Сенга подлетает с места и выскальзывает наружу, хоть и бросает напоследок тревожный взгляд на Россиль.
Россиль откладывает иголку и пяльцы.
– Зачем нужна казнь?
– Предатель и сын предателя уже несколько недель гниёт в темнице, – поясняет Макбет. – Разумно было бы поучиться на этом примере. Другие также подвергают сомнению мои замыслы и мою власть.
Сперва Россиль не понимает, почему он говорит ей это. Хотя она сидит на его военных советах молча, ослеплённая повязкой, он уже давно не спрашивает её мнения. Возможно, Макбет решил, что она будет рада узнать, как и когда умрёт Флинс. По крайней мере, в этом он прав.
– Я счёл, что ты можешь помочь изобрести наказание, – продолжает её муж. – Твой отец знаменит своим расчётливым подходом к насилию.
Он собирается наказать её за бездействие Кривоборода. Может быть, корабли герцога несколько поторопит подбитый глаз на прекрасном лице его дочери, или налившийся кровью синяк на скуле, или рана, которую невозможно спрятать под юбкой, – чтобы все мужчины таращили на неё глаза в изумлении. Или, может быть, он уже разочаровался в этом союзе и вместо далёкого отца Россиль выместит свой гнев на ней. Она вновь вспоминает Агасию, поруганную жену, которую передавали между людьми мужа, словно куэйч, по глотку каждому. От паники у неё перехватывает горло.
– Что ты от меня шарахаешься? – требовательно спрашивает Макбет. – Ты что, не хочешь поучаствовать в убийстве этого человека – твоего врага? Вдруг у тебя есть какие‑то умные мысли о самой скверной и позорной кончине.
Её сердцебиение замедляется, но лишь незначительно. Макбет не собирается наказывать её, по крайней мере не в этот раз. Он уже насытился насилием где‑то ещё.
– Нет, мой лорд, у меня нет никаких мыслей, – выдавливает она.
Макбет смотрит на неё как‑то странно, на его лице отражается одновременно удовлетворение и отвращение.
– Разве ты не дочь своего отца?
Россиль не знает, что на это ответить.
Уклоняясь от вопроса, она осторожно предлагает:
– Можно спросить самого Флинса. Притворись, что ты всё ещё его друг. Скажи ему, что вместо него накажешь кого‑то другого. Спроси его, каким должно быть это наказание. Он измыслит наиболее ненавистный ему самому способ казни. Так ты отомстишь ему надёжнее всего.
Макбет упирается в стену, чтобы удержать равновесие и одновременно перенести вес с левой ноги. После долгой паузы он одобрительно заключает:
– Моя умная жена.
– Жена настолько умна, насколько позволяет ей муж.
Россиль ненавидит себя за эти слова. Но каждая минута, проведённая здесь, в кресле, с вышивкой на коленях, – это минута, когда её не бьют, не мучают и не заставляют стоять на коленях. Её жизнь разделилась самым простым образом на две половины: время, когда есть боль, и время, когда её нет.
Уголок рта Макбета приподнимается в улыбке. Он приближается к ней, и Россиль в своём кресле цепенеет. Муж берёт её лицо в ладони, наклоняется и целует в лоб. При этом он тихо, сквозь зубы, вздыхает от боли. Похожим образом звучит его дыхание, когда он наваливается на Россиль сверху. Она сидит неподвижно, словно окаменевшая, дожидаясь, пока Макбет распрямится и уйдёт от неё прочь.
На следующий день Россиль чует запах дыма со склона холма. Пока далеко, но, выйдя на крепостную стену, она различает грязно-серые клубы, расползающиеся над линией горизонта. Столько всего может гореть: амбары с зерном. Дома. Конюшни. Овцы, коровы, лошади, женщины, мужчины. Один взмах клинка превращает детей в сирот. Армия Этельстана так близко.
С верха стены она также наблюдает за внутренним двором. Там снова собираются мужчины, но с каждым днём их становится всё меньше, и вид у них всё более изнурённый. У них рваные тартаны и сгорбленные плечи. Начавшийся было дождь быстро кончился, поэтому лошади выглядят злыми и усталыми. Макбет во время этих сборов не спускается с коня. Так меньше заметна его хромота.
Горный Козёл погиб в бою. Его люди кипят гневом. Макбет кричит:
– Вы что, все цыплята? Без головы вам не выжить?
Толку от этого никакого. По толпе пробегает шум недовольства. Но ни один мужчина не осмеливается в одиночку выступать против него – после того, первого несчастного. Макбет, натянув поводья, направляет лошадь к Белому Лису. Они обмениваются парой неразборчивых реплик. Белый Лис опускает голову. Лошадь Макбета рысцой удаляется от него прочь.
Белый Лис: Сегодня я поведу вас биться против Этельстана. У нашего короля дела здесь, в замке.
Мужчины теперь не могут сдержать ропот протеста. Их глотки исторгают гортанные резкие звуки. Так не должен поступать король. Так не должен поступать праведник. Жених Беллоны будет прятаться за стенами замка, пока его солдаты умирают за него? Проклятие, кто может добровольно согласиться не обагрить в крови врагов бороду и меч?
Макбет говорит:
– Я обещаю вам: все, кто сражается сегодня, обретут вечную славу в истории. Ваши сыновья, внуки и правнуки будут помнить благородство этой борьбы. Как вы прогнали ненасытного льва из страны единорога. А тот, кто принесёт мне голову зелёного принца Йомхара, навеки получит почётное место за моим столом рядом со мной. Я ищу новую правую руку.
Ветер с воем проносится через двор. Он раскидывает взрослых мужчин, как птиц.
Россиль ждёт, пока Сенга заплетёт ей волосы. Они обе стоят на коленях на полу, на подстилке из медвежьей шкуры. У неё по-прежнему густой мех, словно у живого зверя. Пожелтевшие зубы даже не потрескались.
Сенга предлагает:
– Я вам заплету волосы, как принято в Альбе. Хорошо?
– Если хочешь, – вяло соглашается Россиль.
– Так будет больше похоже на королеву.
Королева в грядущем. Король в грядущем. Все эти пророчества сбылись, за исключением ложных, которые она сама вложила в уста ведьм. Теперь она постоянно обдумывает их последние предсказания: ни один мужчина, рождённый женщиной. Пока лес не поднимется на холм. Мысленно разбирает слова по отдельности. Возможно, они подобны глифам или пиктограммам, за которыми стоит тайный смысл. У герцога были мастера-прознатчики, которые изобретали для него такие шифры, чтобы он мог скрывать предательский умысел под любезностями. Эти люди всегда двигались бесшумно, как мыши, и говорили шёпотом. Длинные, худые мужчины с высоко поднятыми напряжёнными плечами. Россиль восхищалась ими. Они видели изнанку известного всем мира.
В детстве она тешила себя мыслью о том, что станет шпионкой, но, разумеется, женщина не может сделаться мастером-прознатчиком. В ведре с водой, как в зеркале, Россиль наблюдает, как Сенга расчёсывает её волосы. Шея мгновенно мёрзнет, когда всю массу волос поднимают наверх. Они такого бледного цвета, что кажется, будто на ней костяной венец.
«Ты прекрасна», – вспоминаются ей слова Лисандра.
«Я странная, – возразила она тогда. – Неправильная».
«Нет. Тебя принудили соответствовать форме, которая тебя ограничивает».
Россиль отталкивает ведро с водой, чтобы не глядеть в него больше. В последний раз ей укладывала волосы Хавис.
Внезапно она поворачивает голову, сбивая руки Сенги.
– Я не допущу, чтобы с тобой случилась беда, – пылко говорит Россиль.
Сенга хмурится.
– Вы о чём это, леди?
– Здесь небезопасно, – объясняет она. – И не будет, пока жив Макбет. А он будет жить вечно.
– Откуда вы знаете?
Потому что лес никогда не взберётся на холм. Потому что нет мужчины, который не был бы рождён женщиной. Но Россиль этого не говорит. Вместо этого она предлагает:
– Я могу дать тебе столько монет, сколько получится собрать, и переодену тебя в чужое платье. Ночью ты убежишь из замка. Вещей и припасов тебе хватит. Ты должна найти своих детей до того, как армия Этельстана прибудет в вашу деревню, и забрать их. За деньги вы сможете добраться довольно далеко.
Сенга опускает руки, и волосы Россиль падают обратно ей на плечи. Некоторые время она молчит, затем спрашивает:
– А как же вы, леди?
Россиль вздыхает.
– Королева не оставит свой народ, – безрадостно отвечает она.
Ещё одна долгая пауза. Очень нежно Сенга приподнимает лицо Россиль за подбородок и заставляет посмотреть на себя. С полуулыбкой она возражает:
– А служанка не оставит свою госпожу.
Россиль дёргается, ускользая от её пальцев, и снова отворачивается. Если она будет слишком долго смотреть на Сенгу, то заплачет. Нельзя допустить, чтобы муж увидел у неё на щеках слёзы. Он не желает, чтобы она чувствовала какие‑либо эмоции, причиной которых он не является.
В то же мгновение дверь распахивается настежь, словно это мысли Россиль призвали их виновника. Сенга быстро накидывает вуаль на лицо своей госпожи. На пороге появляется Макбет, широкой спиной заслоняя свет факела от коридора.
– Мой лорд, – приветствует его Россиль и низко опускает голову.
– Леди Макбет. – Его голос звучит как‑то необычно. Россиль не может точно сказать, что не так, но волоски у неё на руках встают дыбом, словно от холода. – Я только что закончил с Флинсом.
– О. – У неё вспыхивают щёки. – И он сказал тебе то, что ты хотел знать?
Рука Сенги лежит у неё на плече, длинные, чуть загнутые ногти слегка впиваются в кожу. Служанка шевелится, напрягает плечи: едва заметное бесконечно малое движение, как будто она собирается броситься между Макбетом и своей госпожой. Но взгляд Макбета удерживает их обеих на месте.
– Он рассказал мне очень интересные вещи, – говорит Макбет. – Пойдём, жена. Нам надо идти.