Он ведёт её по извилистому лабиринту коридоров, который Россиль теперь помнит даже вслепую. Но не принуждает её завязать глаза – почему? Когда‑то она верила, что понимает своего мужа и его замыслы, но теперь чувствует себя не менее потерянной, чем в первый день в Гламисе, когда дрожала во дворе от дикого холода.
Макбет хромает впереди, Россиль идёт за ним. С этого ракурса она хорошо различает его рану: как она обозначается на каждом шаге под шерстяным чулком, втягивая ткань во влажный разверстый надрез. Кажется невозможным, что он продолжает влачить своё исполинское тело. Порой кухонные мальчишки в Наонете жестоко издевались над собакой, подвязывая ей переднюю лапу, и смеялись над тем, как она ковыляет, скуля из-за этого непривычного путающего сбоя в конечностях. Это зрелище так разозлило Россиль, что ей впервые захотелось, чтобы какой‑нибудь мужчина за неё воздал им по заслугам.
Коридор сужается, факелы тускнеют, вместо света остаются только черные пятна копоти на стене. В конце прохода – прогнившая деревянная дверь, обшитая ржавым железом. За ней скрежещут зубы океана. Разве последнее пророчество не удовлетворило Макбета? Чего ещё ему желать, кроме полной уверенности в будущем, которую ему предложили ведьмы?
Россиль отваживается спросить:
– Тебя что‑то огорчило?
Это может быть что угодно. Негодующая толпа во дворе. Близость армии Этельстана. Затянувшаяся боль от предательства Банко. Но Макбет, почти не глядя на неё, произносит:
– Да. Но сейчас это исправится.
Затем он поворачивает ключ в замке, и их обоих охватывает холод, словно они пойманы в когти жестокой древней богини зимы. Здесь, в Альбе, её зовут Байра – или caillech, богиня-колдунья. Она наполовину женщина, наполовину рогатый зверь.
Прачки шаркают к ним, волоча цепь под водой. Груох посередине держит в руках бельё, распяленное, как паутина. Мокрые белые волосы липнут к тощим шеям. Россиль даже не представляет, какое новое пророчество хочет выпросить у них её муж. Какой страх ему нужно развеять?
Макбет останавливается на ступеньках, он не ступает в воду, не приближается к факелу. И, что ещё более странно, не говорит ни слова. Он просто ждёт, пока ведьмы доберутся до него, в этот раз они подходят гораздо ближе к двери, чем видела Россиль раньше. Отсвет из коридора ложится на их лица, на узловатые пальцы. Живи они в верхнем мире, они были бы повитухами, кормилицами, вдовами, омывающими ноги невестам.
Они замирают на месте и ждут, слегка покачиваясь взад-вперёд, словно их подталкивает ветер. Ветра, конечно, нет, и без их шумной стирки в пещере воцаряются тишина и покой. Россиль пытается встретиться взглядом с Груох, но ей не удаётся проникнуть сквозь молочную гибельную слепоту её глаз.
– Вештица, – говорит Макбет. Слово колечком пара выскальзывает в холодный чёрный воздух. Груох открывает рот, но Макбет вскидывает руку.
– Нет, молчи. Мне не нужно ни совета, ни пророчества.
Рот Груох захлопывается. Словно на собаку рявкнули: «Молчать!»
Россиль смотрит на мужа. Внутри её медленно разрастается страх.
Столь же медленно Макбет тянется к ней. Он находит её плечи, затем спускается руками по торсу, касается груди и укладывает ладони ей на талию. На ней тканевый пояс, но вряд ли это препятствие его остановит. Неужели он хочет взять её здесь, в сырой тьме, под слепыми взглядами Прачек? Это её наказание за бездействие Кривоборода? Макбет не нуждается в том, чтобы доказывать свою силу перед ведьмами; их уже бросили сюда и сковали, и наверняка прежде он обладал Груох, Первой Женой. Россиль, презирая себя за трусость, не может сдержать резкий всхлип.
– А, – хмыкает Макбет. – Так ты считаешь меня недостойным твоей благосклонности?
– Нет, мой лорд. Это не так, просто здесь холодно. – Жалкие оправдания.
Позади неё чёрная вода горбом вздымается вверх, а затем разглаживается, как ткань.
– Я говорил с предателем, сыном предателя, – сообщает Макбет. – Само собой, я воспользовался твоим предложением расспросить его. Я сказал, что хочу наказать другого человека, и спросил, какой пытке его следует подвергнуть. Я не говорил о тебе, леди Макбет, – нет, Росцилла, – нет, Россиль из Бретони, но каким‑то образом у него с языка немедленно слетело твоё имя. Он посчитал, что вместо него я решил наказать тебя. Почему, спросил я. Он посмотрел на меня почти с жалостью, как на несчастного дурака. Жалость – от человека в цепях, над головой которого уже занесён меч. Почему он сразу вспомнил о тебе, Росцилла? Почему он так на меня глядел?
На самом деле это не вопрос. Это западня, скрытая под слоем листвы. Один неверный шаг, и Россиль повиснет в петле.
– Я… я не знаю, мой лорд.
– Ты лгунья, – заявляет Макбет, но в то же время тон его лёгок, словно плоский камешек, прыгающий по водной глади. – Он разъяснил мне все хитросплетения твоей лжи: как сперва ты подстроила мнимое нападение людей в масках, а после оградила Лисандра от кнута. Твоё тело претерпело эту боль вместо него. Я не мог понять, что заставило тебя это сделать. А сейчас понял.
– Нет! – восклицает Россиль. Сердце её бьётся так часто, что ей мерещится, будто оно вот-вот разорвётся. – Это он лжец, он хочет обелить себя, обвиняя меня…
– Тихо. Ты дочь герцога. От него ты переняла все эти уловки.
– Я не владею никакими уловками, – шепчет она. – Я всего лишь леди.
– Ты никогда не была «всего лишь леди», – возражает он. – И всё же мне было нелегко поверить ему, Флинсу. Он действует в своих целях, пусть и не слишком изобретательно. Возможно, подумал я, он просто хочет сам избежать казни. Последний рывок, дикое стремление выжить. Но он был совершенно спокоен, когда рассказывал мне об этом. Когда говорил мне: «Вам наставили рога в вашем собственном доме, мой лорд. Ваша верная жена не так уж верна вам. Она скрывает своё истинное лицо и свои гнусные тайны под вуалью. Она возлегла с принцем Камберлендским за вашей спиной».
Каждая капля крови в теле Россиль обращается жидким огнём. Жар бросается ей в лицо, красит щёки алым.
– Нет, – выговаривает она. – Флинс пытается отвлечь внимание от собственного предательства.
– Я тоже сначала так решил. – Руки Макбета сжимаются на её бёдрах, его пальцы так сильно впиваются в кожу сквозь платье, что наверняка останутся синяки. – Но потом подумал вот о чём: неделями я был с ней, каждую ночь, но ничего не прижилось в её утробе. Она давно обронила первую кровь, и причина не может быть в моём семени. Причина может быть одна: чужое семя было посажено первым. Ты носишь под сердцем чудовищное отродье принца.
У Россиль пропадает дар речи. Она задыхается от подступившей к горлу желчи.
– Пожалуйста, – выдавливает она, как только снова обретает способность вымолвить хоть слово. – Не верь ему. Это неправда.
Он впечатывает раскрытую ладонь ей в живот с такой силой, что вышибает из неё весь воздух.
– Не лги мне.
Россиль спотыкается и еле удерживается на ногах, едва не упав навзничь в воду. Вокруг раздаётся какой‑то шелест, словно ветер рассекает солёный воздух, – но на деле это шёпот ведьм, повисающий вокруг них, проходящий сквозь них, словно они полые. Её имя, тоном предостережения.
Все три, вместе, шепчут:
– Леди Макбет.
– Нет, – рявкает её муж. – Нет, ты больше не леди Макбет. И к своему отцу ты не вернёшься, осквернённая чужеземным принцем, тело которого – лишь оболочка чудовища. Ты теперь никто. Шлюха без имени. Выхаживай своего ребёнка-демона здесь, в темноте.
Он снова толкает её, и Россиль понимает, что раньше он сдерживал себя. Даже когда он раздвигал ей ноги, даже когда вталкивался между её бёдер, он действовал не в полную силу. Сейчас ничто не сдерживает его жестокость, и от этого захватывает дух. Несмотря на то что он хромает, страдая от уродливой незаживающей раны, его жуткая сила словно превосходит силу смертного: он похож на кровожадного зверя, его глаза горят гневом и ненавистью.
Россиль падает. Переворачивается в коротком полёте, платье запутывается в ногах. Её лицо мгновенно погружается в воду, вуаль залепляет щёки, нос и рот. В первое мгновение промокшая одежда не позволяет ей всплыть на поверхность, и внутри её вспыхивает серебряная искра паники, и перед глазами у неё всё белеет, словно от ударившей рядом молнии. Но потом она ощупью приподнимается в воде на колени и нащупывает мокрую вуаль, чтобы откинуть её.
Но поздно – она не может поймать взгляд Макбета. Он уже отвернулся. Он уходит из подземелья, хромая, и захлопывает за собой дверь. Свет в глазах Россиль меркнет.
Тьма, и тьма, и тьма. Россиль тонет во тьме, как в сыром песке. Вода и воздух здесь одно: клубы густого чёрного пара – но какие‑то из них плотнее. Она ковыляет сквозь воду, плывёт по воздуху. Слепо тянется вперёд, спотыкается. Наконец две жёсткие костлявые руки хватают её под мышки, с удивительной силой тянут вверх и ставят на ноги.
Левая ведьма: Вот и ты.
Россиль: Нет, нет, прошу вас. Я не могу остаться здесь.
Правая ведьма: Сначала мы все так говорили. Твои глаза привыкнут.
Россиль: Но что мне делать?
Левая ведьма: Стирать, конечно же.
Россиль: А что я буду есть?
Правая ведьма: Твои зубы способны размолоть косточки угря. Эти твари мягче, чем кажутся. А пробыв с наше здесь, во тьме, ты утратишь смертное зрение и будешь видеть только то, что должно произойти, а не то, что есть или было. Рот у тебя ввалится, останется чёрный провал – изрекать пророчества. Заметила, что ни у кого из нас нет губ? Ну а зачем они нам? Целоваться тут не с кем. Ха! Представь себе!
Россиль: Пожалуйста. Я не такая, как вы.
Груох: Сейчас – нет. Пока нет. Но станешь такой, если останешься. Вот почему ты должна уйти отсюда.
Левая ведьма: Уйти? Некуда идти! Он и не заковал тебя в цепи, но ты здесь в ловушке, как и мы.
Правая ведьма: Глупая девчонка. Если бы мы могли уйти, что, разве мы не ушли бы?
Груох: Замолчите вы обе. Разве эта девушка не такова, как все мы в прошлом? Не леди Макбет? Взгляните на себя. У нас нет имён. Мы в ловушке. Мы слишком долго гнили тут заживо в темноте. Наконец появился шанс – так мы и сами освободимся.