Леди Малиновой пустоши — страница 22 из 86



— Мамочка, ты здесь, ты со мной? Ты мне не снишься?



Проклиная себя за постоянную загруженность и невнимание к ребенку, хотя он старался изо всех силенок быть полезным и постоянно во всем участвовал, капризничал очень редко, выполняя свое обещание вести себя хорошо, если мама не умрет, я так же тихонько ему ответила.



— Ну что ты, малыш! Конечно, я здесь, я с тобой! Посмотри, что вкусного я тебе принесла!



И плюнув на всю диетологию и педагогику, я ночью кормила своего сына простыми сырниками и поила молоком из кружки. И четко понимала — именно этому малышу было суждено стать моим ребенком, плоть от плоти моей, кровь от крови моей. И за него я порву любого. Это Мой Сын! Поев, малыш разомлел в моих объятиях, глазки медленно закрылись и он счастливо засопел. Я ещё немного посидела с ним, затем уложила в кроватку, подоткнув одеяло со всех сторон и пошла к себе. После такого накала эмоций внутри было какое-то опустошение. Наскоро помывшись, я упала в постель и уснула. Кузя обещал все прибрать на кухне и в детской, перенести в тайную нишу, в наш сейф, чай для хранения, поэтому я спала с чистой совестью.



ГДЕ-ТО В ЭТОМ ЖЕ МИРЕ…

Он проснулся резко, как будто вынырнул из глубины, причем было ощущение какой-то неправильности. Открыв глаза, осторожно осматривался. Место ему было незнакомо, но что-то напоминало. Небольшая комната, простая деревянная мебель, домотканые половички на полу, в общем, стиль кантри. Тюфяк, на котором он лежал, кололся соломой, но это было привычно ему. Привычно? Он ничего не понимал. Все ему было знакомо и незнакомо одновременно, привычно и непривычно, какая-то деревня пришла на ум (country — в переводе с английского деревня). Он попытался вспомнить, что с ним произошло. Перед глазами замелькала странные картинки — ночь, блестящая от дождя дорога, резкий поворот, полет, удар, удар в грудь, гаснущим сознанием успевает увидеть арбалетный болт, торчащий из груди, хлынувшую изо рта горячую кровь, замедленное падение на землю, удар по голове. Дальнейшая попытка вспомнить что-либо привела к такой острой боли в голове, прострелившей его до пяток, что он потерял сознание. Очнулся вскоре. Тошнило, болела голова и грудь. Вспоминать он пока больше не рисковал. Опять продолжал оглядываться. Было прохладно, тряпка, закрывавшая окно, колыхалась от ветра. Окно открыто? Порыв ветра откинул хлипкую занавеску и через оконную раму без стекла? стало видно рассветное небо, зелёные холмы вдалеке, мычание и возня животных где-то неподалеку. Что-то заворочалось рядом с ним. Он повернул голову и в испуге отпрянул в сторону, несмотря на боль в груди. Рядом сонно потягивалась голая женщина, широко зевая. Встрепанная копна рыжеватых кудрявых волос, зелёные глаза с кошачьим разрезом, длинная шея, пышная белая грудь, нескромно торчащая из-под одеяла. Он испуганно спросил.



— Ты кто??



Та деланно изумилась.



— Я кто? Так я ээ… Линн, Линни, жена твоя! Ты что, как с лошади упал, не помнишь совсем ничего? То-то ты в горячке почти месяц метался да потом, сколько ещё просто без сознания колодой валялся, мы уж боялись, не выживешь ты. А вот оклемался.



— А я кто?



Линн хихикнула.



— Ну, ты совсем! Гленн, Гленн ты, Мак-Фергюссон!



Он опять упал на подушку, пытаясь понять, что к чему. Вроде бы он внутренне согласен, что он Мак-Фергюссон, а вроде, как и чужое имя. Ладно, пусть будет рабочей версией. Откуда у него в голове такие странные слова?


Глава 18

Я проснулась под утро, небо только начало окрашиваться первыми лучами солнца в розоватый цвет. Я лежала, не открывая глаз, пытаясь понять, что меня разбудило, какая неправильность ощущается вокруг. Наконец, не имея четкой информации о происходящем, решила просветиться и осторожно приоткрыла один глаз. Вроде бы я в своей спальне, в своей кровати. Открыла оба глаза, повернулась на бок. Напротив моей кровати, в кресле сидел Кузя, в уже починенной после великого побоища одежде и вздыхал. Вид у него был виноватый, и он отводил глаза в сторону. Я встревожилась.



— Кузя, солнышко, что случилось? Посмотри на меня, не пугай! Опять подрался?



Хотя синяк вроде желтеть начал, второй глаз целый, и других видимых повреждений незаметно. Что же случилось? Я села на кровати, закутавшись в одеяло и поджав босые ноги. Хотя вот-вот наступит лето, но здесь, в горах, ночами ещё весьма прохладно. Кузя вздохнул в останний раз и вновь затянул печальную песнь о своих "подвигах"



— Понимаешь, Люся, я все убрал, чай на место положил, а спать ещё не хочу, решил прогуляться. Даже не знаю, как я пришел в те кусты возле оврага. Ну, я тебе говорил, мы там с брауни Мак-Дональда бились. Так вот, гуляю я там, воздухом дышу…



— Ага, — поддакнула я — в своем дворе не так гуляется, и воздух несвежий и фингалы под глаза никто не отвешивает…



Кузька сурово глянул на меня целым глазом и независимо продолжил.



— Вот, значитца, гуляю я, гуляю и слышу — скулит кто-то, как побитая собачонка. Ну и полез я в кусты. Смотрю, а там брауни Мак-Дональда сидит с узелком и плачет тихонько.



— Это его выгнали за то, что ты его победил, что ли?



— Нет, ты не поняла, это не он, это она! Как ты говоришь, домовичка. Она на кухне у хозяина работала, ой, вкусно готовит! Не то, что наша Кресса! Вот на днях Мак-Дональд домой вернулся, злой до невозможности. На всех накричал, пинал всех, кто попадется на дороге, все и попрятались, кто куда. Потом закричал, чтобы ему ужин несли. А никого нет, все разбежались. Вот Липка и понесла ему еду. А он не есть хотел, а подраться. Вот он и швырнул в Липку чашку тяжёлую, в лицо ей попал, а когда она упала, ещё и пинал ногами, она едва уползла. И вслед крикнул, чтобы убиралась она с его земель. А мы не можем ослушаться прямого приказа хозяина. Взяла свой узелок и кое-как поползла прочь. Лежала на земле в кустах и плакала, идти не могла дальше. Но там уже не его земля, а наша. Мне ее сильно жалко стало. Вот и подумал — а вдруг и ты ее пожалеешь и не выгонишь? А нам и кухарка нужна, ты же сама говорила. А, Люсь? Можно Липке показаться тебе?



Господи, какие страсти кипят в мире домовых! Да я даже не подозревала! К концу повести о печальной судьбе несчастной Липки я чуть сама не всплакнула. Конечно, можно! Найдем и уголок, и кусок хлеба для этого существа. Тем более, нам и в самом деле нужна кухарка. Это моя жаба квакнула.



— Кузя, ты что, сомневался во мне? Фу! Ну конечно, можно! Веди сюда свою подружку, может, ее ещё и лечить надо. Хоть и лекарь из меня никакой, но, может, и помогу чем.



Кузя кивнул головой и что-то прошептал в сторонку от себя. И, о чудо! рядышком с моим домовенком проявилась маленькая, изящная домовичка в чистеньком, но таком ветхом платьице, что, казалось, оно вот-вот расползется от старости. Симпатичную мордашку "украшал" тёмно-синий фингал под глазом. Я едва удержалась от смеха — если Кузя "светил" фонарем под левым глазом, то у домовушки он был под правым и сидя рядышком, они составляли комическую парочку.



— Ты Липа? А я Люся. Но только для вас с Кузей! Для остальных я — леди Мэри Мак-Фергюссон. Если ты сама хочешь, ты можешь остаться в моем доме жить. Тебя здесь никто не обидит, и у нас никто никого не бьёт, не бойся. Вон Кузя подтвердит. Да, сразу хочу сказать, вчера я забыла сказать тебе, Кузя, управляющий Грегор, обладает способностью видеть брауни, но он добрый человек и не боится брауни. Так что не бойтесь его, с ним можно и поздороваться. А теперь, Липа, давай посмотрим, может, тебя лечить надо?



Домовушка стеснительно улыбнулась.



— Благодарствую, хозяюшка! Да вот Кузя поделился со мной своей силой, добрый он у вас, нежадный, так теперь здорова я. Спасибо за приют, я очень рада, не хочу бродяжничать, мы, брауни, без людей дичаем быстро, злыми становимся. А домашние не такие. А кухарю я и вправду неплохо. Чего не знаю — так ты подскажи, я и научусь. Кузя меня угостил вашим чаем и оладьей из творога, вкусные. Ты сама готовила? Расскажешь как? Я на завтрак всем приготовлю и детям кашу на молоке с маслом. Если мясо есть, можно ещё что-то приготовить…



Я даже вздохнула с облегчением. Вот сразу видно прирожденную повариху! Ладно, раз уж проснулась, надо приводить себя в порядок и идти смещать с должности кухарки Крессу. Чтобы ей не было совсем обидно, переведу я ее, пожалуй, в кастелянши, пусть тряпьем заведует. Слуг у нас пока нет, так что должность экономки неактуальна. А Кузей и Липой я не разрешу ей командовать.



Увольнение с должности Крессы прошло вроде бы спокойно, хотя я видела по ее глазам и поджатым губам, что она не слишком довольна этим. Но, узнав, что она остаётся на должности кастелянши, заметно расслабилась и успокоилась — хозяйка ее не выгоняет, просто перемещает на более спокойную должность и менее хлопотную. И я тоже была рада такому исходу дела. Кресса даже не поинтересовалась, а кто будет у нас кухаркой, так торопилась покинуть не самое любимое свое место работы в замке. После ухода Крессы появились и Кузя с Липой. Точнее, они и так все время были здесь, только не проявлялись. Я познакомила домовичку с кухней, посудой, где лежат и хранятся продукты, рассказала рецепт сырников и как правильно заваривать чай. При осмотре кухни увидели небольшой и низенький чуланчик, который Липа сразу же выбрала для проживания. Небольшой топчанчик я видела на чердаке, а небольшой чехол для тюфячка сегодня же сошьет Рини, так же как и постельное белье из старого перешьёт. Я помнила, что нового им нельзя давать, это знак, что хозяин отправляет брауни прочь из дома. Платьице для Липы я сошью из своего старого, есть у меня одно такое. А пока пойду, проведаю, что там у нас во дворе и доме делается, и какие планы на сегодня. Во дворе все было как обычно — бывший возчик, ныне возведенный в ранг главного конюха, кормил и обихаживал лошадей, Грегор о чем-то разговаривал с оставшимися двумя охранниками, Иннис поливала огород, пока солнце не поднялось высоко. Ей помогал Кестер, носил воду из бочек. Юна и Уилли сидели рядышком на скамье и болтали ногами, греясь на теплом солнышке. Все нормально, все хорошо, даже на душе радостно. Подошла к детишкам, чмокнула сына в вихрастую те