— Кузя, живём! Голод нам не грозит!
Мы с домовенком принялись повторно ужинать. Кузька тоже отказался от блюд в таверне, хотя предлагала ему принести свой ужин. А тут, как по мановению волшебной палочки, появилась Кузина мисочка, и он сам нетерпеливо поглядывал на раскладываемые, на чистой тряпице яства. Вот огромное спасибо Липушке, как только и догадалась! Отужинав и оставив немного на утро, мы с чистой совестью и сытым желудком улеглись спать и мирно проспали до утра, никто нас не потревожил.
ГДЕ-ТО В ЭТОМ МИРЕ…
Он стоял, пошатываясь и держась рукой за косяк двери, жадно вдыхая свежий воздух летнего утра. Ветер доносил запахи разнотравья с полей и близкого леса, запах дыма из кухонного очага, смешивающегося с запахом приготавливаемой пищи, и понимал — как же это здорово быть живым! Он начал самостоятельно вставать с постели ещё вчера, но до двери смог дойти только вот сегодня утром.
Слабость, подкашивающиеся от нее ноги, сильная боль в груди — все это очень мешало его самостоятельности. Заметив снаружи, неподалеку от дверного проема, хлипкую скамеечку, добрел до нее, держась за стену, присел. Босые ноги неприятно кололи мелкие камешки и жёсткая трава. То есть он не приучен ходить босиком? Самое сложное для него сейчас было — это принять самого себя, вспомнить кто он такой. А это получалось плохо, мелькали в голове какие-то обрывочные картинки, иногда совсем ему непонятные, при попытке сосредоточиться на этих картинках голову простреливало такой болью, что первое время он даже терял сознание, сейчас научился терпеть боль. Почему-то для него было важно вспомнить все. А пока он сидел и оглядывал все, что мог увидеть со своего места. Ему никто не мешал, женщина, сказавшая, что она его жена Линн, давно ушла по делам. Судя по всему, это ферма, большая ферма. С жилым хутором в несколько домов. Длинный, приземистый хозяйский дом, к нему сбоку сделана небольшая пристройка, где он лежал все это время, а сейчас сидел на лавочке.
Несколько небольших домиков для работников, какие-то длинные навесы в отдалении, забор из жердей. Там, у навесов и заборов, ходили люди, что-то делали, но к нему не подходили. За забором были видны зелёные поля, вдалеке паслось стадо коров. Местность была ровная, далеко просматриваемая, и только далеко на горизонте, даже не виднелись, а скорее угадывались синеватые силуэты гор. Неожиданно ему захотелось туда, в горы, где воздух пахнет по особому, даже летом — льдом и снегом. Всегда прохладный ветерок, быстрые, холодные реки, каменные дома, лепящиеся к отрогам скал, старые замки с высокими, острыми башнями, скрипучими мостами через рвы у замковых ворот. А здесь ему слишком жарко и душно. Тогда получается, он родом не отсюда, он горец? Неожиданно в сознании мелькнула странная ехидная мысль — Ага, горец, Дункан Мак-Лауд…!
Причем тут Мак-Лауды, он вроде бы не помнит у них никого с именем Дункан? И опять картинка последовала — зеленый склон холма, ведущая к замку узкая дорога, он скачет на коне, без седла, рубаха развевается на нем от быстрой скачки, волосы, не связанные лентой падают на лицо, а у ворот стоит женщина и говорит.
— Ах, Гленн, ты опять взял этого бешеного коня! Отец будет недоволен, ты же ещё слишком мал для него!
Гленн, его зовут Гленн? Значит, та женщина сказала правду, его зовут Гленн Мак-Фергюссон. Но все равно, подспудно Гленн ощущал какую-то то ли неправильность, то ли что-то вроде как не договорили, правда, да не полностью. Над этим он ещё подумает. Рядом раздались быстрые лёгкие шаги, и на скамейку возле него присела Линн.
— О, Гленн, ты уже сам стал ходить понемногу? Молодец какой! Так выздоровление пойдет быстрее. Пока ты болел, дел на ферме много скопилось разных.
Он хрипло откашлялся и сморщился от резкой боли в груди.
— А разве на ферме, кроме меня, работать некому? Вон сколько людей ходит.
— Так это же работники! А ими надо управлять, приказывать им. А я слабая женщина, меня ведь могут и не послушаться! Нужен крепкий мужчина.
Ну да, усмехнулся он про себя. Ещё когда лежал, не вставая, слышал, как эта "слабая женщина" ругала, на чем свет стоит работника, который не доглядел за бычком и тот сломал рог под корень. Мужик только лепетал что-то боязливо. Видимо, Линн не самая добродушная хозяйка. Странно, почему-то он не ощущает в себе никакой тяги к сельскому хозяйству, и вроде ему это даже и не знакомо. Гленн опустил взгляд, разглядывая свои ладони. Ладони, как ладони, с мозолями, но не похоже, чтобы от сохи или от кнута. Скорей он решил бы, что это от оружия, меча, например. Предплечья и плечи, со следами нехилой мускулатуры, сейчас, после болезни, изрядно отощавшей и несколько старых, давно заживших шрамов на руках. Это такое нынче травмоопасное сельское хозяйство? Подумав немного, он осторожно спросил.
— Линн, а как мы с тобой познакомились? И чем я раньше занимался, а то никак не могу вспомнить.
Линн бойко затараторила.
— Так мы познакомились, когда ты с лэрдом Мак-Коннеем и его войском мимо проходили и у нас на ферме провиант закупали. А ты у лэрда тогда служил. А потом приехал один, сказал, что устал воевать, больше не хочешь, а я тебе очень понравилась и место у нас здесь хорошее, вот и остался, а потом мы поженились. А тут случилось, что бык на выгоне на тебя напал, лошадь напугалась и сбросила тебя и копытом по голове ударила, а потом уж и бык подбежал и рогом прямо в грудь. Никто даже не успел его остановить. А потом ты в горячке месяц метался, горячка закончилась, и ты как будто заснул на пару месяцев, просто спал. И вот очнулся. Я так ждала, когда ты проснешься!
Вроде бы и складно она все рассказывала, и слова мелькали, кажется, знакомые, но все равно что-то было не так. Хотя, пусть пока будет так. Пока надо окончательно выздороветь, а потом он со всем разберётся.
Глава 26
Зато утром, только успели спуститься вниз, как ждал меня разнообразный ворох новостей.
Только я присела за стол рядом с Лайоном, который приступал к завтраку, и успела заказать себе яичницу и стакан молока, как к нам шустро подкатился вчерашний дедок — аптекарь. Я пригласила его пока присесть рядом с нами и выпить морсу хоть, чтобы мы позавтракали. Лайона представила охранником, как и было на самом деле. Он кивнул, продолжая, есть, но еда точно была малосоленая, так как тут же достал из кармана небольшой мешочек с солью, который мы взяли себе для приготовления пищи, если придется, и щедро посолил свое блюдо. Мне яичницу тоже пришлось сдабривать этим же минералом. Мешочек мы не убрали, он так и лежал на столе. Ерзавший от нетерпения аптекарь от любопытства сунул туда свой нос и расширил глаза от изумления. Осторожно макнув палец в соль, очень аккуратно лизнул его с краешка.
— Соль? Простите, леди Мэри, это соль? Где вы такую-то купили?
В общем, я его понимала, сколько ранее я встречала здесь соль, то это были крупного помола кристаллы соли серого цвета, с ощущаемым горьковатым привкусом. То есть в этой соли была доля и морской соли. Если поваренная соль это хлорид натрия, то морская — это хлорид калия, и именно он даёт горьковатый привкус. Очевидно, эта соль добывается из месторождения или близко от моря, или где раньше было море и много осадочных морских пород. А наша соль чистая, белого, как ей и положено, цвета, а перемалывали мы ее на кухонной мельничке два раза, поэтому и получился экстра сорт. Вот аптекарь и удивился.
— Да, мастер Грэхем, это именно соль. Но вы ко мне с какими-то известиями пришли?
Но аптекаря уже жгло любопытство на тему соли.
— Скажите, леди Мэри, а не хотели бы вы продать мне этот мешочек соли?
Я удивилась, конечно.
— Этот мешочек? Так он же маленький! Несколько раз посолите пищу и все, он же закончится! Если брать, так надо больше. Сколько вы хотите для себя лично?
Аптекарь аж подался вперёд и понизил голос почти до шёпота.
— Леди, я вчера сообщил о чае кому надо, меня попросили договориться с вами о том, чтобы доставили свой товар ко мне в аптеку и его там сразу же у вас купят. Наверняка и вашу соль тоже купят, если цена будет доступной. Ооо… и такого качества соль очень дорогая!
Ну, в аптеку, так в аптеку. Явно хотят продажи только среди своих, "благородное общество" не должно с плебеями рядом покупать на рынке. Мне тоже проще, не надо стоять на местном базаре, зазывая покупателей. Ладно, сейчас едем с товаром к аптекарю, а потом в мастерскую и все равно на рынок надо заехать, домой нужно кое-что купить и подарки, хоть небольшие, но всем. Особенно детям. Хотя мой малыш мужественно отказался от подарка ради скорейшего возвращения мамы, но я не намерена принимать его отказ.
В аптеке нашего приезда уже ждали. По случаю такого события входная дверь аптеки была закрыта, гости приходили через жилую часть хозяина. Чай разобрали весь сразу, с добавками и без, ещё и с возмущениями типа "вас тут не стояло!". Цену я установила чуть выше той, по какой продала соседу Мак-Гренну, пусть чувствует себя эксклюзивным покупателем. Соль вначале вызвала настороженность, но после подтверждения аптекаря Грэхема, что это, в самом деле, соль высшего сорта, тоже бойко пошла в ход, тем более что цену заламывать не стала, вполне доступно для этого контингента покупателей. Через пару часов я была свободна от товара, но с несколькими кошелями денег. Правда, я оставила один мешочек чая на всякий случай для настоятеля монастыря, если придется встретиться с ним. Кстати, с местным ювелиром, который тоже посетил торжище в аптеке, я договорилась о том, что я могу зайти к нему и купить у него золотой краски. Он давно зачем-то покупал ее, а теперь остатки лежат у него без надобности. Он только рад будет продать ее мне по закупочной цене.
Мастерская от монастыря располагалась на окраине городка, двухэтажное небольшое здание за невысокой оградой. На первом этаже непосредственно живописные мастерские, на втором этаже кельи монахов-художников. Мирским людям вход не возбранялся, так как они тоже покупали различные живописные предметы. Мы, то есть, я, Кузя под прикрытием и Лайон с нашей казной тихо ходили между выставленными в рядок у стены на длинных столах изображениями девы Марии с младенцем Христом, святым Николаем и прочими божественными персонажами. Краски тут были в основном масляные, для керамики такие не годны. Но, собственно, готовые краски мне и не нужны, необходимы пигменты красящие — зеленый, белый, черный, золото, немного кармина. Для керамики эти пигменты разводятся не маслами, а глицерином. Насмотревшись на всю живопись — очень красиво, одухотворенно и талантливо, кстати! Узнала, что все пигменты и масла художники получают у брата — казначея, он сейчас у себя находится, и я могу пройти к нему. Брат — казначей в келье был не один, за столом, заваленном свитками пергамента, сидел ещё один мужчина, благообразного вида, в черной монашеской сутане, но с большим крестом на груди, да и ткань явно была качеством выше, чем у простой монастырской братии. Наверняка, это настоятель монастыря. Пришлось сделать самую любезную физиономию. Поздоровавшись сразу с обоими мужчинами, я обратилась с просьбой продать мне немного пигментов для моих личных нужд.