Он появился сразу, с печеньем в руке. Ага, значит, чаевничали на кухне у Липы своим семейством брауни. Нафантий, кстати, проснувшись, ворчал вначале на то, что я приняла Ларика, но потом примирился с ним, признав, что от Ларика есть польза в деле выращивания сладкого горошка, до которого дед был большой охотник. А ещё Нафантия вдохновил рассказ Ларика о кончине зловредного соседа, он пробурчал нечто вроде — Собаке-собачья смерть… хотя лично я не понимаю, почему этого человека назвали именем очень полезного и нужного животного, да ещё и умного, не в пример Мак-Дональду. Вот, мысль параллельно пришла — надо узнать, есть ли тут заводчики колли, и купить пару щенков. Вот что я за человек! Начинаю думать об одном, и тут же следом цепляется целая куча сопутствующих мыслей. Итак, Кузя.
— Кузя, хочу поручить вам с Лариком на сегодняшнюю ночь очень ответственное задание. Ты будешь разведчиком, а Ларик охранником. Он пусть охраняет огород и двор от неположенных ночью гуляющих, а ты пройдешь в казарму, послушаешь и посмотришь, кто, чем занят, какое настроение, вообще, с каким настроем люди приехали. Посмотри, какие характеры у женщин, скандальные они или нет, может, у кого есть какие способности. Какие ребятишки, балованные или нет. С мужчинами все и так понятно, меня больше волнуют их жены и дети. Справитесь? А дед пусть приглядит за внешним периметром, вдруг кого из новеньких понесет на стену? А утром мне доложишь. Все, пейте чай и по боевым постам. А Липа пусть отдыхает, может, завтра ей в помощники кого найду.
Глава 36
ГДЕ-ТО В ЭТОМ МИРЕ…
Гленн привстал в стременах, приставив ладонь козырьком ко лбу, пытаясь разглядеть небольших ещё телят в густой, высокой траве. Сегодня ночью неожиданно вырвался из своего загона здоровый бык — производитель и пошел крушить все ограждения из жердей, в том числе и того загона, где отдельно содержались весенние телята. И они, конечно разбежались по пастбищам. А зачинщик всего этого бардака спокойно лежал на травке возле ограды фермы, мирно пощипывая травку, как невинная овечка. Будто он тут не при делах. Но зная поганый нрав этой рогатой скотины, Гленн побоялся даже вытянуть его кнутом с досады. Теперь вот искать надо эту коровью мелочь! С самого рассвета объезжает он ближние пастбища, но трава высокая, а телята мелкие, поди найди их!
Да и волки могут подойти близко, это не взрослые коровы и быки, рогов нет, обороняться им нечем. Часть телят нашли, их погнали домой двое пастухов, ещё двое остались с Гленном. Ещё надо найти с десяток телят. Наконец, вдалеке вроде бы мелькнули черные и рыжие пятна, в зелёной траве их хорошо было видно. Телята у них на ферме были как раз рыжих и черных расцветок, так что наверняка это они. Указав пастухам направление, сказал, что он посидит немного здесь, от долгой скачки опять разболелась грудь после ранения. Это и в самом деле было так, но ещё и просто хотелось побыть одному, подумать. На ферме это не удавалось, постоянно вокруг были люди, рабочие, Линн все время прибегала посмотреть на него, будто проверяла — не сбежал ли он. Спешившись и закинув поводья на голову коню, чтобы он случайно не запутался в них и не повредил ногу, Гленн прилег в высокую, прогретую солнцем траву и бездумно уставился в голубое небо. Неожиданно подумалось.
— А у нас в горах небо синее…
К сожалению, память пока что так и не восстановилась. Иногда только вот проскальзывали такие картинки — мысли, воспоминания будто свои, а будто и чужие. Одно Гленн мог точно сказать — он испытывает отвращение к сельскому труду! Не именно к труду, это как раз его ничуть не тяготило, просто он чувствовал, что это не его занятие. Но коня своего он любил, ухаживал за ним сам, вот даже сейчас, спешившись, он машинально, привычным жестом убрал поводья, заботясь о животном. Выходит, что с конем он всё-таки хорошо знаком и умеет с ним обращаться? Да и сам конь не походил на тех, что были на ферме, скорее, это был боевой, чем сельский труженик.
С работниками общий язык он нашел быстро, он сам не чинился и они охотно с ним общались. Но только на рабочие темы. На все остальное замолкали, отводили глаза и уходили.
Да и другие странности он иногда замечал. Вот старики, пожилые муж с женой, жившие в другой части дома, Линн их называла мама и папа. Но они были тоже малоразговорчивые, угрюмые и вообще, странные какие-то. Когда Линн отворачивалась от них, то Гленн пару раз замечал их ненавидящие взгляды, направленные в спину Линн. Странно, разве родители могут ненавидеть своих детей? Вот он своего Уилли любит… стоп, какой Уилли? Голову прострелила такая резкая боль, что он даже замычал сквозь зубы, вцепившись пальцами в траву и выдирая ее от попытки уменьшить боль. Наконец, он перевел дыхание. Вроде отпустило. Вот ещё один кусочек неизвестного. Кто такой Уилли и почему он его любит? И опять картинка — худенький темноволосый малыш бежит к нему, смешно косолапя, а он ждёт его, раскинув руки, чтобы поймать малыша и подбросить в воздух, слушая, как он заливисто хохочет. А за ним бежит Люся и кричит.
— Миша, только не урони его!
Кажется, он сходит с ума. Что за женщина со странным именем Луся и кто такой Миша? Он же Гленн!! Чувствуя приближающуюся боль, он тут же постарался выкинуть из головы все мысли, расслабиться и успокоиться. И вот так каждый раз. А ещё странная сонливость по вечерам, тяжёлая голова, тяжёлые, с кошмарами сны. И самое сокровенное для любого молодого мужчины — он совсем не желал своей жены!!! Вот никак! Ложился рядом с ней в одну постель, пытался настроиться на желание, да на просто секс, простой, непритязательный, даже совсем без заботы о желании жены — и ничего. Только появлялось чувство грязной измены, непонятно кому именно. Потом он просто отворачивался к стене и погружался в свои кошмары, где была ночь, блестящая от дождя в свете фар дорога, летящая под колеса, резкий поворот, взмывающая вверх на короткое время машина, удар, и поглощающая все боль и темнота.
Наверное, он сам не заметил, как задремал. Очнулся от стука копыт. Увидел что к нему, во весь опор, летит на неоседланной лошади, подоткнув высоко юбки, Линн.
Остановившись рядом, спросила.
— Что с тобой? Пастухи пригнали телят, сказали, что ты тут остался полежать, грудь заболела.
Гленн нехотя ответил.
— Да устал, с раннего утра с коня не слезал, и грудь правда болела, вот и прилёг.
Линн игриво предложила.
— Хочешь, я рядом прилягу?
— Нет! — резче, чем хотелось, ответил Гленн и торопливо сел, потом смягчил свои слова — уже все прошло, ехать надо, ещё заборы, сломанные этим дьяволом чинить. Хорошо, хоть коровы не разбрелись.
Сел на своего коня и направился к ферме. Рядом, как послушная жена, трусила на своей лошадке Линн.
ПОМЕСТЬЕ МАЛИНОВАЯ ПУСТОШЬ
Утро началось с нетерпеливого ерзанья и пыхтения Кузьки в своем кресле. Так ему не терпелось доложить хозяйке об исполнении задания. Зевнув и потянувшись, я полуприсела, опираясь спиной о подушки, наслаждаясь царившей пока ещё тишиной. Теперь у нас это редкое явление. И Кузя действительно сидел в кресле, на личике нетерпение было написано прямо плакатными буквами.
— Кузя, давай доклад!
— Люся, значит, дело так! Вначале по одиноким солдатам, там все хорошо, все мужики нормальные, спокойные. Никто не бузил, заселились, сходили к нашим, посмотрели, как они живут. Сказали, что кровати себе они тоже сами сделают, как и наши, а пока пару дней поспят и на тюфяках. Спросили у Грегора, сегодня ли им заступать на охрану. Грегор предложил им пока отдыхать до утра. Поели, и спать упали. Все. А вот с семейными не все так гладко. Ты же хотела назначить Рэнульфа капитаном стражи? Толковый мужик! И жена у него тоже хорошая тетка, она, оказывается, в дороге и организовывала все, почти все ее слушаются. Трое детей у них, старший сын уже большой, пятнадцать ему, матери помогает, и две дочки помладше. Тоже распределились по своим местам. Ужинали все вместе, так Дэвена заставила всех убрать после ужина и посуду всю вымыть. И почти все семейства такие. Довольны, что доехали, наконец, что есть пока где жить, немного непривычно для них ещё, но привыкнут. У семейных дети есть у всех, разного возраста, ребятишки как ребятишки, любопытные, но не пакостные. Некоторые будут подходящей компанией нашим детям. Женщины обычные, одна, правда, шибко хозяйственная, корову притащила. Но не жадная, молоком от этой коровы вся команда в дороге кормилась. Особых даров нет ни у кого, а, может, я не заметил, торопился. Только у одной есть дар нас видеть. Она меня заметила, когда я к ней в комнату заглядывал, улыбнулась и рукой помахала. Можешь с ней договариваться насчёт работы с Липой. Это было хорошее. А теперь вот плохое. Одна семья в последний момент к ним присоединилась. Мужик нормальный, только издерганный. Двое мальчишек, погодки, одиннадцать и десять лет. А вот жена в этом семействе — с ней точно будут проблемы. Скандальная и завистливая она. Вначале оббежала все комнаты для семейных, решила, что у семьи Рэнульфа комната лучше, потребовала поменяться. Дэвена спорить не стала, устала с дороги, поменялась.
Потом возмущалась, почему их долго не кормят, почему тарелки с едой нельзя унести в комнаты, почему их гонят мыться, они вот на постоялом дворе мылись… и мальчишки у нее нехорошие, везде успели пролезть, хоть их и прогоняли. И на Ларика ты не серчай, он в своем праве был, они сами виноваты. Ну, ты сама все увидишь. И услышишь, наверное.
Совсем тихо добавил домовёнок. Последние слова Кузи очень меня вдохновили на быстрые сборы. Вот не бывает все тихо и мирно. Что-то неладно в Датском королевстве…
Сразу после завтрака, пока не забыла, сказала Грегору, чтобы довел до сведения Рэнульфа и всех охранников, чтобы мачехи Бернис на территории замка и духу не было, и пересказала вчерашнюю историю. Грегор, который тоже благоволил к доброй и исполнительной девочке, обещал в обязательном порядке проследить за этим.