крыть тем легче, что для подследственного сильно ограничена свобода самовыражения. А в быту не надо даже говорить, и так видно. Я не питала иллюзий — по мне тоже видно. Любому, у кого есть глаза. Потому и не хотела попадаться в поле зрения тех, у кого есть не только глаза, но и мозги.
…Я вернулась в свой закуток, плюхнулась за стол, надела очки и погрузилась в работу. Чертова сводка. Чертово начальство. Чертов комиссар с его замшелыми представлениями, который требовал, чтобы сотрудники работали в очках, а не в линзах. Он, понимаете ли, хотел видеть, что люди вкалывают. Линзы слишком малозаметны. Может, ты спишь с открытыми глазами. Вот очки — да, сразу понятно. А я, например, в очках спать могу за милую душу. Да только где тут.
Я не успела обработать даже треть запросов, когда за перегородкой послышался льстивый голос Летти:
— Вот здесь, вот, пожалуйста…
Начинается. Зуб даю, она тащит ко мне того самого инквизитора.
— Это лучшая наша сотрудница, — болтала Летти. В ее сладком голоске я отчетливо разбирала лживые нотки. — К сожалению, ее досье на обработке, видите ли, Эфили представлена к награде, но вы и сами поймете с первого взгляда, что она именно то, что вы ищете… Талантливая, умная, стаж работы, вежливая, скромная…
Совсем дура она, что ли?
— Благодарю вас, Летти, — послышался мужской голос.
Голос, между прочим, приятный. И произношение чистейшее. Не местный.
— А еще она…
— Летти, спасибо, — повторил мужчина. — Я справлюсь.
Идиотка. Если он действительно инквизитор, то уже понял: Летти задумала какую-то пакость. А иначе зачем ей так липнуть? Не-ет, она хочет поприсутствовать, своими глазами увидеть результат. Похоже, ждет определенного. Наверное, рассчитывает, что я уделаю парня так же, как красавчика Фридриха. Придется разочаровать ее и отшить гостя вежливо.
Он вошел, и я взбесилась.
Дура Летти угодила в точку со своим «сказочным принцем». Посетитель принадлежал к самому ненавидимому мной классу: аристократ. Действительно принц, и ни разу не сказочный. Кто бы чего о нем ни думал — это, девочки, самый что ни на есть натуральный принц.
Уж я-то знаю.
Его звали не «Эгист Мэкеби», а Август-Александер Маккинби. Причем «Август» выговаривалось не в федеральной, а в латинской транскрипции, без сокращения дифтонга, и эти два имени были всего лишь «рабочими», а так за ним числилось шестнадцать. Одевался он не дорого, а очень дорого. Его пальто было куплено не на Большом Йорке, пусть и в самом пафосном бутике, и даже не на Земле — шили на заказ. И шили из такой ткани, какую я в своей жизни видела единственный раз и то на мониторе: натуральная шерсть с натуральным же шелком. Ткали ее строго на Кларионе. Пальто из нее стоило больше, чем годовая аренда квартиры в центре. Кстати, оно было красивым и шло ему — но, конечно, на провинциальный вкус выглядело блекло. Летти может похоронить свои мечты с надеждами: этот парень никогда не увидит в ней женщину. Она не его круга. И спать с ней для него все равно что спать с бараном — тем самым бараном, какой изображен на его фамильном гербе.
Я вспомнила, как в последнюю нашу встречу он посмотрел сквозь меня. Он единственный не пришел на наш выпускной — вся его группа была, а он счел ниже своего достоинства. На втором курсе он притворялся свойским парнем, но на третьем ему надоели эти игры, и он демонстративно отдалился. Черт побери, он брезговал нами после того, как мы спасли ему жизнь. Без шуток спасли. А теперь он явился в управление полиции, потому что захотел оперативницу с длинными волосами. Лично у меня не было вопросов, зачем она ему: секретарша с минимальным представлением о профиле его работы. Никакой оперативки там не будет в помине, задача девушки — ворковать с клиентурой. А длинные волосы нужны затем, чтобы ему приятно было смотреть на сотрудницу. Ему нравились такие девушки.
Я сразу захотела убить его. Медленно, мучительно и маргинально. Он возвышался надо мной как башня. Башня держала руки в карманах своего квадратного пальто, склонив прилизанную голову набок, покачивалась с пятки на мысок и рассматривала меня, как энтомолог самку клопа. Я репетировала речь, в которой не должно было встречаться более одного цензурного слова на пять нецензурных. Я мечтала, что после моего спича башня извлечет из бездонного кармана шелковый платочек, приложит к бледным пресыщенным губкам и скажет «фи, какая невоспитанность». А я гомерически расхохочусь, потому что ни семья, ни Военный Университет, ни армия не пополнили моих знаний так основательно, как бывший благоверный. Князь, на минуточку, в двадцать седьмом поколении.
— Вы — Эфили Уодебек? — осведомилась башня.
У башни дрогнули ровно те мускулы лица, какие требовались для извлечения звуков из глотки. На меня пялились пустые, сонные серые глаза, пялились без всякого выражения и даже намека, что такое когда-нибудь появится.
Эфили, ха-ха, Уодебек. Летти нарочно не показала ему мое досье. Ну понятно, у меня там из всего опыта работы получалось пять лет стажа в качестве домохозяйки. Даже круглый идиот не поверит, что такая девица хоть капельку смыслит в оперативке. Но вот получилось бы весело, если бы у нее не хватило мозгов схитрить!
Сейчас я мысленно поблагодарила и Летти, спрятавшую мое досье, и даже комиссара Пешку, который заставлял сотрудников пользоваться очками вместо линз. Потому что узнать меня в здоровенных затемненных очках и мое имя в йорском произношении не смог бы даже Макс. Вот и превосходно. Пусть он даже не поймет, кто именно ему нахамит.
— Н-ну, — выплюнула я, отъехала вместе с креслом к стене, задрала ноги на стол и вульгарно закурила. — В чем проблема, красавчик?
Он подошел к моему столу и без запинки назвал все свои шестнадцать имен вместе с фамилией. Он представился с таким идеальным произношением, что меня замутило.
— Я инквизитор первого класса. — Башня неуловимо быстрым жестом извлекла правую руку из кармана. Между пальцев она держала карточку. — Мне нужен оперативник. Ваши коллеги утверждают, что имеет смысл побеседовать с вами.
Башня говорила и тупо пялилась на мою грудь. Прямо-таки неприлично откровенно пялилась. Правда, по лицу башни никак нельзя было сказать, что она понимает — это женская грудь. Такое ощущение, что она гадала: зачем тут это архитектурное излишество?
Я посмотрела на карточку, широко улыбнулась и доверительно сообщила:
— Увы, красавчик, сегодня я занята. И завтра тоже. Ну ты понял, да?
— Нет, — без смущения ответила башня, — не понял.
— А еще инквизитор, — пожурила я и очень ласково добавила: — Парниша, таких, как ты, за мной ходит стадо. Все сулят золотые горы и пялятся на мои титьки. Только меня есть кому трахать и без вашего худосочного племени. Я в полицию не затем пришла, чтоб помогать инквизиторам избавляться от тяжести в яйцах. Так понятней? Нет? Зенки бесстыжие пяль на что-нибудь другое, покуда я тебе челюсть не вправила так, что открываться она будет в другую сторону. Теперь дошло? Свободен.
Из-за тонкой перегородки донесся сдавленный смешок. Ну еще бы. Небось весь отдел подслушивает.
Башня внезапно перекинула взгляд на мой талисман. Я усмехнулась, подтянула к себе Мэри Энн, покатала ее по столу — взад-вперед.
— Можно посмотреть? — заинтересовалась башня.
— Валяй.
Башня подхватила машинку двумя пальцами, поставила на ладонь. И тут я поняла, что сделала серьезную ошибку.
— Локхид Альбатрос Т5 Эволюшен, — изрекла башня. — Точная копия машины специальной курьерской службы Объединенных Вооруженных Сил Земли, ручная работа. Как персональный транспорт, «тэ-пятая Эво» обогнала свое время минимум на век, и в той эпохе ей попросту не нашлось достойного места… — Следующие пять минут башня читала лекцию по истории конкретно этой модели конкретно этой марки. Башня упомянула все модификации, все награды, все достоинства и недостатки. Абсолютно монотонным голосом, нежно поглаживая Мэри Энн по крыше. — Сколько вы за нее хотите?
— Не продается, — я произнесла это с таким презрением, что башня должна была осыпаться от священного негодования.
— Почему? — искренне удивилась башня.
— Это моя лучшая подруга.
Башня очень бережно поставила машинку на стол. Упрятала руки в карманы, еще два раза качнулась взад-вперед, глядя не на меня — на модельку. Потом вынула руку из кармана и двумя пальцами коснулась себя где-то в области сердца. Хотя откуда там сердце, так, имитация.
— К вопросу о том, что интересного я нашел на вашей груди.
Я чуть скосила глаза на себя. На кармане у меня по-прежнему висел значок выпускника — пара малюсеньких меховых тапочек на булавке. Тот самый значок, который я шутливо называла символом секты. Здесь никто не знал, что это такое. Истинные хоббиты даже в пограничных армейских контингентах — огромная редкость. Такая же редкость, как инквизитор первого класса на Большом Йорке.
Встретились, блин, два одиночества.
— Вы мне подходите, — сообщила башня. — Здесь, — она бросила на стол визитку, — есть карта. Но лучше возьмите такси, оплата за мой счет. Я жду вас завтра в десять утра.
— Вы ничего не забыли, мистер Август-Александер Пол Николас и еще двенадцать имен, не считая фамилии? Кажется, я не соглашалась!
— Я могу дать вам тридцать минут на размышление, — башня пошла на уступки. — Но не больше. Подробности можете узнать у Пешки.
Я выругалась. Башня сочла инцидент исчерпанным, а вопрос решенным, повернулась и зашагала к двери.
— Подругу не забудьте, она будет скучать без вас, — напомнила башня на прощание.
И степенно удалилась.
Несколько секунд я сидела, плотно зажмурившись и сжав кулаки, чтоб не вспылить. Внутри все кипело. Наконец я выдохнула. В мой закуток ввалились коллеги. Девки ржали — эк я уделала его! А я молчала и скрипела зубами. Дуры. Это он меня уделал. Тем, что пропустил мимо ушей все шпильки. Летти, которую он отмел почти не глядя, обиделась и решила подсунуть его мне — известной грубиянке и, с точки зрения местных, уродине. Сейчас она неприязненно и ревниво разглядывала меня.