иться с нею. Поэтому на Эвересте мы втроем пересели на яхту князей Сонно и с полным комфортом отправились в гости.
На Сонно к нашему визиту уже приготовились. Меня радостно встретила вся семья Берг, Валери обняла особенно нежно, впрочем, шепнув: «Вечером зайду». Вот и прекрасно, подумала я и расслабилась. Главное, чтоб ей не приспичило откровенничать прилюдно, а наедине — сколько угодно. Меня поселили в прежние апартаменты, чему я не удивилась: легенду надо отстраивать так, чтоб никто не придрался, чтобы даже слуги не сболтнули лишнего. А не сболтнуть они могут в одном-единственном случае: если все будет выглядеть правдоподобно.
Наши с Максом апартаменты примыкали друг к другу, и гостиные имели смежную дверь. В период недолгого брака мы с Максом ночевали в его спальне, а моя пустовала. Макс обмолвился, что в будущем мы сделаем из нее новую детскую, потому что ему не нравится семейное обыкновение селить детей, даже совсем грудных, подальше от родителей — чтобы взрослые могли жить в свое удовольствие. Сейчас я, разумеется, расположилась отдельно от Макса.
Мы приехали довольно поздно, поэтому больших торжеств в первый вечер не было. Когда-то меня удивляло, что Берги любой повод используют для балов и праздников. Я видела в этом признак несгибаемого оптимизма и умения радоваться каждой минуте. Тогда мне не было и девятнадцати, я считала себя очень наблюдательной, но совершенно не разбиралась в людях. Макс цинично заявил, что родственники всего лишь бесятся с жиру. Им скучно, но заняться делом, да хоть бы управлением собственного княжества, они считают ниже своего достоинства. Вот поплясать и надраться в стельку по случаю однодневного визита соседской родственницы — это они запросто.
Я едва успела распаковаться, как в мои комнаты проскользнула Валери. В свои шестьдесят три года она выглядела чуть старше сына, а уж со спины сходила за тридцатилетнюю. Морщин почти не было, фигурка стройная, движения легкие, походка танцующая. Несмотря на многолетнее пьянство, кожа оставалась ровной и белой. Свою феноменальную печень Макс явно унаследовал от матери.
Вслед за Валери вошел слуга с подносом. Бутылка темного стекла, два бокала, пепельница — Валери еще и курила как вулкан.
— Валери, я не буду пить, — сказала я.
— Чепуха, — отмахнулась она. — Это легкое вино. Можешь разбавить водой. Надо же нам выпить за встречу. Столько лет прошло.
Ладно, поссориться с ней я всегда успею. Слуга ушел, Валери изящно упала в креслице, дождалась, пока я присяду. Легкое вино оказалось крепленым, но Валери, конечно, оно было что сладкая водичка.
Поначалу разговор складывался довольно тяжело для меня. Валери из тех женщин, у которых всегда виноват кто-то другой. А тут еще я, низкородная и строптивая, не желающая слушать ее мудрых советов. Кое-как я вытерпела, а потом Валери огорошила меня, протянув карточку:
— То, что твой Маккинби просил меня узнать. Есть подозрение, что по Сети сгонять инфу неразумно, поэтому отдаю тебе. Второй вопрос, опять же, что просил Маккинби. Чисто теоретически дешевле арендовать корабли у Рублева, но я бы советовала у Шумова. В любом случае, тот и другой дадут. У Рублева — это я тебе как капитан в отставке говорю — матчасть порядком устарела. Но он, конечно, ближе. И да, учитывая педантизм Маккинби, — все законно. Корабли сняты с боевого дежурства, но еще не списаны, а у Маккинби статус позволяет ставить на них батареи. Чем вы там таким интересным занимаетесь, если Маккинби два тяжелых перехватчика хочет?
Я озадаченно похлопала глазами.
— Честно? Без малейшего понятия, зачем ему перехватчики. Может, вообще не для себя искал.
— Ну да, — согласилась Валери, — вполне. Не, я нормально отношусь к инквизиторам. Они, конечно, из бедноты набираются, но иметь с ними дело можно. В отличие от полицейских или, боже упаси, федералов. Федералы — самые несносные люди. Полицейские хотя бы знают, что они никто и звать никак. Федералы — те же полицейские, только выше ступенькой, и на этом основании они уже считают себя высшей, блин, профессиональной кастой. А чем они высшие-то? Из кого их набирают? Да из тех же свиней, каких сотнями штампует полицейская академия. Ну, лучшие, положим, приходят из армии. Но армейские и держатся достойно… Вот кто особенный, так это инквизиторы. Их как минимум учат на совесть. Хотя, конечно, престиж профессии поднял Маккинби. Как только в профессию приходит знать — работа приобретает респектабельность. Слушай, Дел, а чего его вообще понесло в инквизицию?
— Трудно сказать. Справедливость очень любит. Нравится ему бороться со злом. А может, и вправду талант о себе заявил. Ты же знаешь, талант такая штука, ему наплевать на происхождение, он все равно вылезет и заявит о себе.
— Эт да, — пробормотала Валери. — Чего не пьешь?
— Да у меня такое ощущение, не винный день. Не идет.
— Бывает. У меня, кстати, тоже. — Валери оживилась, с чипа отдала какое-то распоряжение. — Не пей эту гадость. Я знаю, что нам нужно, чтобы взбодриться.
Все. Это Сонно. Ни одного трезвого дня у меня тут не будет. Сегодня же скажу Максу, что работа не терпит, надо срочно лететь на Кангу.
Открылась дверь, слуга поставил на наш столик два бокала с ирландским пуншем. Ну, это еще не самое страшное. Валери хитро улыбнулась:
— Я не позволю тебе напиться. А то ты расслабишься и Максу проболтаешься, что я помогаю Маккинби. Он и так на взводе. Ему ж пришлось с ним дружить, — Валери хихикнула. — Он думает, это подвиг какой. Прямо чистый Прометей, против семьи пошел. Если узнает, что я его опередила, обидится. А он дурной, впрочем, кому я говорю, ты не хуже меня знаешь. Испортит нам праздник.
Я промолчала. По моему мнению, если кто в этой семье и был на всю голову дурным, так не Макс, а его матушка.
— Что они делят-то? — спросила я. — Не надо только в мою сторону кивать. Они собачились, как я поняла, задолго до меня.
— А! — Валери поморщилась, отпила глоточек. — Ну, вот это то, что надо. Дел, хочешь совет? Я знаю, ты впечатлительная. Не обращай внимания. Макс за себя постоять может, Маккинби тоже. До смерти драться они не будут, это им обоим неинтересно. Я вообще считаю, что Максу полезно время от времени получать по морде. Ну не буду ж я его бить! А отец давно самоустранился. Да ну, какой прок с семидесятипятилетнего старика, который всю жизнь на сына глядел с недоумением — это еще кто такой? Вот дедуля у нас был — человек. Человечище! Как он Максика любил! Эх, дедуля, на кого ты меня оставил… — Она приподняла бокал, отдавая салют, и снова отпила. — Ладно, помер и помер, туда ему и дорога. Сволочь он на самом деле был редкостная. Но не могу ж я такого сказать о своем родном отце!.. М-да… В общем, я не возражаю, если Маккинби разочек-другой Макса приложит.
Я попробовала пунш. Слава богу, пропорции верные. От Валери можно ожидать, что она нальет виски и вместо кофе, и вместо сливок.
— А что они собачатся — так это родовая вражда, — беспечно сказала Валери. — Иначе они, может, лучшими друзьями стали бы. Знаешь, как бывает? Жила-была баба, в башке ветер. Сначала вышла замуж за одного, родила сына, потом муж ей разонравился, ушла к другому. Сына ей не отдали, а не фига потому что, и она себе второго родила. Макс — внук старшего ее сына, Маккинби — младшего.
Я опешила. Вот это, однако, новость — что они троюродные братья.
— У нас про эту бабу даже упоминать не принято, имей в виду, — предупредила Валери.
— Ну хорошо, а родовая вражда-то с чего?
— Так у нее первый муж убил второго.
Веселая семейка, только и подумала я.
— Обиделись все. Мы им наприпоминали грехов за триста лет — мы ведь раньше дружили, — они нам тоже. Макс потому и бесится. Опять, блин, жена Берга торчит под крылышком Маккинби!
— Может, это проблема Бергов, а не Маккинби? Чего от них жены-то уходят?
— Жениться не надо на ком попало, вот жены уходить и не будут, — парировала Валери. И тут же добавила: — Мне по фигу. Роди мне внука — все тебе прощу.
Я молча потягивала пунш.
— Вообще-то мне Маккинби нравится, — задумчиво протянула Валери. — Этот, твой. Он посимпатичней своей родни. Боже, когда я увидела, за кого вышла Элен… Ты видела родителей Маккинби?
— Нет, только слышала.
— А-а. У него мать такая, что ненавидеть ее нельзя. Вот при всей вражде, лично я говорю — совершенство. Она сказочная. Она помоложе меня, мы одно время часто виделись, ну, ты понимаешь — родовая вражда как-то подразумевает, что отдельные члены семей будут тайком дружить. Хотя бы назло родителям. А мы с Элен к тому же кузины. И делить нам было нечего. Но когда я увидела, за кого ее выдают замуж… Не поверишь — я плакала полночи. Потому что так нельзя. Я все понимаю, Маккинби мирили две ветви клана, но, Делла, ты бы видела это убожество, Марка Маккинби! Господи, да он же реднек! Свинопас как есть! А Элен, по-моему, даже не целовалась до свадьбы ни с кем. И я как представила, что ее положат в постель к этому животному… — Валери широко распахнула глаза и покачала головой. — И за это я тоже ненавижу Скотта, ее отца. И ты представь, она ведь троих детей от Марка родила. Ну ладно одного — троих! Меня прям коробило от мысли, что этот свин после рождения наследника так и продолжал мучить Элен. Ни стыда ни совести у человека. Как будто не понимает, что Элен выполнила свой семейный долг и не обязана терпеть его похоть.
— Ну, может, она любила его. Бывает же такое — скрытые достоинства у человека, весь мир о них не подозревает, а жена разглядела. Да и вообще, любовь непредсказуемая штука…
— Что б ты в любви понимала. Я тебе говорю — не было там ничего. Он животное, просто вонючее похотливое животное. Такой же, как его бараны. И яйца небось висят, как у барана. Тьфу. Элен, конечно, истинная леди. Она всегда улыбается, ни одной жалобы, и не скажешь, что несчастна. Вот это я понимаю — воспитание. Уж конечно, она никогда и не намекала, что недовольна мужем. Но как же мне жалко ее. Август — ее старший. От отца только сложение взял. Лицом-то он в мать пошел. Мозгами — не знаю в кого, Элен была мудрой, но я бы не сказала, что у нее есть способности к наукам или еще к чему. Она, знаешь, такая — ровная во всем. Удивительно приятная женщина. Отец у Августа — дурак. И животное. Так и не понял, какое сокровище ему досталось. И оба младших ребенка — там еще дочь и сын — характером в папашу уродились. Август — нет, он мамин сын. Ты говоришь, за справедливость он. А что, верю. Элен такая же. Только она, понятно, для борьбы не создана. Но не терпела, чтобы при ней кого-то унижали. Ни-ког-да. А Августа я с детства знаю. С его детства. Он даже тут был, когда Элен приезжала инкогнито. Хорошенький беленький ягненочек, кучерявенький такой. Кто бы мог подумать, что вымахает в натурального медведя. А в два года был, Дел, не поверишь, — как кукла. По лицу не поймешь даже, мальчик или девочка, настолько красив. Глазищи в половину лица, а ресницы — выше бровей достают. Меня аж до слез пробирало. Главное, не сказать чтоб сильно пухленький. Ребенок как ребенок, сытый. Да Макс таким же был, кстати, и на лицо похож, только волосы черные.