Макс наконец заметил меня. Хищно прищурился и решительно направился на перехват. Вместе со спутницей.
— Делла, — сказал Макс светским тоном, — это Эмбер Мелроуз. Эмбер, это Делла Берг…
— О, очень приятно! — Девушка протянула мне руку и расцвела в совершенно искренней улыбке. Она готова была любить всех, кому симпатизировал Макс, и неважно, женщина это или мужчина.
— …моя жена, — добавил Макс.
Эмбер потеряла дар речи. Она растерялась, не зная, что делать дальше и что из возможного будет прилично. Я пожалела ее. А на самом деле — себя.
— Бывшая, Макс. — Я ослепительно улыбнулась. — Вот поэтому я и подала на развод — потому что твои шутки стали злыми. Эмбер, не беспокойтесь, я не выйду за него замуж второй раз. Ну если только мне предварительно сделают лоботомию. Мы совершенно несовместимы.
Сценку учуял Август, бесшумно подкрался сзади и вырос за моим плечом, огромный, как блуждающий донжон. Августа, однако, интересовали не перипетии моего брака, а Эмбер.
— Эмбер, это Август-Александер Пол Николас…
Тут я, к ужасу своему, сообразила, что не помню, какое имя у него пятое: Валентиниан или Константин?
— И еще двенадцать имен, — невозмутимо продолжил Август. — Маккинби.
— Эмбер Мелроуз, — я представила даму боссу, подождала, пока они обменяются рукопожатием. Эмбер ответила уверенно, значит, привыкла, что мужчины часто проявляют к ней деловой, а не личный интерес. — Август, а с Максимиллианом вы…
— Мы знакомы, — ледяным тоном перебил Макс, сверля глазами Августа.
Ох, как его задело, что я поставила Августа выше его! Я, конечно, понимаю, что это мелкая шпилька, но как по мне — Макс заслужил шлепок по самолюбию.
— Позвольте угостить вашу даму шампанским? — как ни в чем не бывало, спросил Август и тут же, не дожидаясь ответа, увел обомлевшую Эмбер. Мы с Максом остались вдвоем посреди зала, как два полосатых столба в чистом поле.
— Что вы не поделили?
— Тебе совершенно незачем это знать, — процедил Макс с ненавистью, глядя в широкую спину Августа.
Очень интересно. Я ведь помнила другое. Еще будучи студентом, Маккинби очень серьезно выручил Берга, о чем тот узнал уже постфактум. А затем Макс в трудную минуту помог Августу, тоже на расстоянии и не афишируя свой поступок. Какая кошка между ними пробежала? Наверняка поссорились из-за полной ерунды. На что способны эти два красавца, я примерно догадывалась.
— А-а, — ухмыльнулась я понимающе, — поединок. И ты огреб по морде.
— С чего ты взяла?
— С того, что если бы ты победил, то лучился бы великодушием по отношению к бывшему противнику.
Макс резко перевел взгляд на меня:
— Отлично выглядишь. Но чего-то не хватает.
— Не надо только говорить, что того самого бриллиантового гарнитура.
— Совершенно верно. Тебе идет носить платья.
— А ты и не знал, — я хохотнула. — Кстати, Август считает, что без платья я выглядела бы еще лучше.
Макс помолчал:
— И у кого тут шутки злые…
— Ты про Августа? Окстись, милый. У Августа нет чувства юмора, и он никогда не шутит.
— Ах вот оно в чем дело. И часто он видит тебя без платья?
— Каждое утро, в тренажерном зале.
— Ха, — фыркнул Макс.
— Совсем без ничего тоже видел. Как и я его.
— О как. И что скажешь?
— Сложен он, конечно, роскошно. Древние греки обрыдались бы от зависти. Пропорции изумительные.
У Макса заиграли желваки под высокими скулами.
— Дело было в полицейской душевой, — интригующе уточнила я. — Нам пришлось мыться в одной кабинке.
Макс изобразил улыбку. Улыбка была похожа на оскал.
— Какая романтика, черт подери.
— Милый, если тебя окунуть в канализационный коллектор — тебе будет ну абсолютно наплевать на всю романтику. Ты будешь мечтать только об одном: смыть с себя эту дрянь. И условия помывки тебя заинтересуют в последнюю очередь. Да хоть посреди казармы. А если вода горячая — хоть посреди улицы.
— Это где такое было?
— На Люктоне, год назад. Что меня убило — в полиции мне с гордостью сказали, мол, у нас тут цивилизация, все как на Большом Йорке, и нормы воды те же — пятнадцать литров в сутки на голову.
— Кошмар, — согласился Макс. — На корабле двадцать пять. А если пятнадцать, да отмывать химию — это только вдвоем. Иначе никак. Тридцать литров — еще куда ни шло.
На полсекунды повисла неприятная пауза. Чтобы заполнить ее, я вежливо спросила:
— Надолго в наши края? Или уедешь вместе с Эмбер?
Макс задумался:
— Насчет Эмбер точно не скажу. Она обмолвилась, что у ее матери немного барахлят почки, врачи советовали попить воды из какого-то местного источника. Так что мамаша Мелроуз ругалась-ругалась, но поехала сюда, в это невыносимо скучное место. А я просто хочу отдохнуть. Хотя бы месяц. Последний год был сплошным кошмаром. Я под конец уже ловил себя на мысли — скорей бы дед помер.
— Ты ж любишь его.
Макс покачал головой:
— Дел, я любил его. Пока он год назад не допился до инсульта. Потом начался дурдом. Они из-за какой-то ерунды поругались с матерью, дед ушел к себе, заперся, выжрал бутылку водки — в дополнение к той, которую уговорил за ужином, и неизвестно, сколько было днем, а сколько еще было каждый день в течение пары лет до этого… Его хватил удар, он упал и пролежал так шестнадцать часов. Когда он не вышел к завтраку, никто и не почесался. Но когда его не было на обеде, мать послала слугу разбудить деда. Еще через час решили сломать дверь. Нашли его. Вызвали меня. С Земли, ага. Причину не назвали, я и не торопился. Прилетел через три дня. Он даже в себя не приходил. Врачи сказали — только импланты. Вместо половины мозга компьютер… Мать в шоке, как же так, благородный человек станет каким-то киборгом. Я сказал — оперируйте. И лучше бы я послушал мать. Иногда она дельные вещи говорит. Деда прооперировали, отпустили домой. Держался живчиком. Врачи запретили алкоголь настрого. А дед прекрасно себя чувствует — нет повода не выпить. Тайком добыл бутылку — и оторвался так, что у него в голове половина цепей просто сгорела. Вторую операцию можно было сделать не раньше чем через год. И весь этот год я был надсмотрщиком в дурдоме. Потому что мать сочла, что забота о ее отце — мой священный долг. А мне деваться некуда. Если бы я не контролировал буквально каждый шаг всей родни и всех слуг — деда упустили бы. Я хотел довести его до второй операции. Но все чаще думал, что благородный человек обязан умирать сразу. Упал — умер. Или надо законом разрешить добивание аристократов, превратившихся в овощи. Это оскорбление человеческого достоинства, а не жизнь. И ты представь себе, каков подлец? Год я с ним мучился. До операции оставалась неделя. А он взял и помер. Тихо и спокойно. Просто не проснулся утром. Я прямо с похорон сюда улетел. Сказал, мне нужен курорт, кто дернет — убью к чертовой матери.
— Сочувствую.
Макс коротко поморщился:
— Не стоит. Уже все кончилось. Шампанского хочешь?
— Ты собираешься угощать шампанским бывшую жену? Макс, это пошло.
— Да мне плевать. Надеюсь, ты научилась танцевать.
— Представь себе, и неплохо.
— Отлично. Раз ты умеешь танцевать, почему бы мне не угостить шампанским бывшую жену?
Мы выпили по бокалу и пошли танцевать. И буквально в первую минуту я испытала горькое разочарование. Увы, при всей своей хищной грации Макс танцевал очень и очень средне. Подобно многим мужчинам, Макс не чувствовал дистанцию и не оставлял партнерше пространства для движения. Я моментально запуталась в ногах и сбилась с такта — и все потому, что там, куда я собиралась поставить ногу, уже был Макс. Я отодвинулась, но Макс немедленно сократил расстояние. Так было и раньше, я помнила. Просто я не понимала этого, поскольку сама двигалась не лучше колоды.
— Если это называется «научилась, и неплохо», то я — шанхайский император.
О, ну конечно, приберечь свое бесценное мнение для себя любимого — это не про Макса. Ему не жалко, у него еще есть, наслаждайся, дорогая.
— Макс, — прошипела я, — твой учитель танцев никогда не говорил, что в танце еще и партнерша есть?
— В смысле?
— В смысле, что это ты танцевать не умеешь!
— Делла, — снисходительно заметил Макс, — не с твоим уровнем судить о моем умении. Ты первая, кто жалуется. У остальных почему-то получалось. Не знаешь, почему?
— Танцуй с другими, какие проблемы? — Я бросила его посреди площадки и быстро пошла прочь.
Меня перехватил непонятно откуда взявшийся Август. Вернул на площадку; Макса там уже не было. Мелодия кончилась, началась другая, быстрая. Никаких трудностей я не испытывала и несколько расслабилась. Вот ведь загадка: Август на пятнадцать килограммов тяжелее Макса, заметно шире и сложен как шкаф. Пока стоит, изящества в нем столько же, сколько в том шкафу. А едва шевельнется — откуда что берется.
— Ты уже наговорился с Эмбер?
— Что ты. Я увидел, что вы с Максом собрались прилюдно поссориться, и поспешил сюда.
Я пожаловалась ему.
— Макс никогда не умел танцевать, — согласился Август. — Но кто же ему скажет? Если только ты. Тебе ведь не нужно завоевывать его расположение. Делла, ты совершенно не обязана терпеть его общество. Можешь присоединиться к нам. Или поехать домой.
Разумеется, я не стала присоединяться к нему и Эмбер. Чего это я буду им мешать? Я поболтала с хозяйкой, Брендой Тэгги, рослой блондинкой скандинавского типа, потом еще с кем-то, и еще… А потом рядом материализовался Макс, подав мне бокал шампанского с таким видом, словно отлучался именно за ним. Я отпила глоток, Макс предложил проветриться, мы вышли в сад, там было еще больше народу, чем в доме. Потом он, заметив, что Август все еще вешает лапшу на уши доверчивой Эмбер, предложил рискнуть и попробовать коктейль по семейному рецепту Тэгги. Говорят, очень вкусная штука. В конце концов, мы оба потомственные военные, нас так просто не свалишь с ног. Кажется, после коктейля мы опять танцевали. Мне было уже глубоко фиолетово, насколько хорошо танцует Макс, и танцует ли вообще. И вроде бы я выпила еще один коктейль. Наверняка скажу лишь, что в роскошном номере гостиницы, где остановился Макс, мы пили сонский портвейн, предмет княжеской гордости. И это было совершенно лишнее, потому что у меня, несмотря на происхождение, офицерская печень, а не солдатская.